Читать книгу Вот и все, Владимир - Геннадий Веретельников - Страница 7

Самая первая необычная женщина – это, конечно, Бабушка Нюра. В прошлой жизни, до Революции и эмиграции, была Княжна Анна. На единственной картине, которая сохранилась после пожара в бабушкином доме, Княгиня Анна была обворожительна. На вороном жеребце, с натянутым луком в руках, в одежде охотницы, Колчан со стрелами, очень необычный Колчан, вернее, Колчан обычный, а очень необычная серебряная с золотыми вензелями роспись…, но о нем, Колчане, позже. Бабушка Нюра запомнилась мне, своему единственному внуку, добротой и жесткостью руководителя генерального штаба во время боевых действий, переходившей в жестокость, если её команды мгновенно не выполнялись. И жестокость эта выражалась в боевом дружеском подзатыльнике. Это было так чудно переплетено в её характере. Сочетание великолепного образования, голубой крови, замешанной на железной воле и несгибаемости русских предков, давало то, что в итоге получалась наша бабушка Нюра, которая твердокаменной волей своей воспитывала своего единственного внука, приговаривая, что если ребенок нервный, надо, прежде всего, лечить его родителей. Цитата эта, вообще-то, принадлежит перу Агнии Барто, но, как поговаривала бабуля Нюра, не у всех людей на планете есть подружки, каких можно цитировать. И та же моя бабуля, которая долгими вечерами, почему-то, плакала, глядя на меня, приговаривая, что нам, подразумевая меня и мое поколение, предстоит пережить «конец света»…, кормила вкусными пирожками с разнообразными начинками, шанежками и расчудесными пельменями. Или, глядя на маму, позирующую перед фотографом, часто говорила, что ты пытаешься встать так, чтобы выглядеть худее, но на самом деле, чтобы выглядеть худее, нужно похудеть. По-моему, это и сейчас актуально. Или после того, как меня наказывали родители за какую-нибудь шалость, приходила ко мне и, успокаивая, обязательно вставляла свою любимую фразу, что, если напроказничал, а чувство вины не пришло даже после подзатыльника, значит всё, внучок, ты сделал правильно!

Рассказывала разные интересные истории о своих соседях Головиных и их чудесных похождениях. От неё я узнал, что прабабушка Александра Пушкина, Евдокия Ивановна Головина, была родной сестрой прабабушки Льва Толстого Ольги Ивановны Головиной. И многое-многое другое. Пути Господни, прям, ну точно, неисповедимы. До недавнего времени я еще не понимал, что именно она имела ввиду, рассказывая мне о «конце света» и о том, что проблема придет от безмозглых наших соседей с Запада.

Голос Элен, что-то быстро и торопливо говорящий в трубке телефона на таком родном и давно не слышимом мной французском языке вернул меня в тревожную ночь:

– Владими… Владими… милый, я не могу долго говорить, не перебивай и слушай меня внимательно! Только что я случайно подслушала разговор своего отца, вам всем в Москве грозит смертельная опасность…

– Элен, я не понимаю, – сказал я резко охрипшим голосом. Внутри меня всё противно съёжилось и опустилось куда-то в район мгновенно одеревеневших ног.

– Владими… милый, спасибо за букеты цветов, которые стали частью меня, но ты должен немедленно покинуть Москву, ты слышишь меня!? – последнюю фразу Элен уже почти выкрикивала…