Читать книгу Возвращение - Геннадий Владимирович Ищенко - Страница 5

При нашем появлении все замерли, но тут же опять занялись своими делами. Я сел за парту, раскрыл портфель и быстро выложил всё необходимое к уроку русского языка.

– Здравствуй! – закончив приготовления, поздоровался я с Леной.

– Здравствуй, – отозвалась она. – Начинаешь новую жизнь с опоздания?

– Нет учителя – нет и опоздания, – ответил я и крикнул классу: – Тихо, вы, Ирина идёт!

Шум моментально стих, и в наступившей тишине стал хорошо слышен приближающийся стук каблуков женских туфель. Вошла классная, и все встали. Она поздоровалась, мы ответили и сели.

– Ещё раз поздравляю вас с началом учебного года, – сказала Ирина Михайловна. – Сегодня у нас не будет ничего нового. Хочу посмотреть, что вы запомнили из программы шестого класса. Повторение – мать учения. Кулешов иди к доске и не забудь дневник.

Игорь пробыл у доски минут пять. Он записывал диктуемые предложения, а потом объяснял, почему написано так, а не иначе. Слушать его было неинтересно, поэтому я рассматривал своих одноклассников и старался делать это не слишком явно, но Ирина заметила.

– Ищенко, не верти головой, ты у нас следующий. Садись, Кулешов. Ответил на твёрдую тройку, но в первый день занятий поставлю четвёрку с минусом.

Довольный Игорь сел на своё место, а я, не дожидаясь повторного приглашения, взял дневник и вышел к доске. Задание было то же самое: написать и объяснить, что я и делал. Не могу сказать, что в конце своей жизни писал совсем без ошибок. По моему мнению, в русском языке ошибок не делают только отдельные грамотеи: очень уж он сложный. Но в том, что мне диктовали, не было никаких сложностей, а правила помнил дословно, поэтому не сделал ни одной ошибки, несмотря на то что отвечал вдвое дольше Кулешова.

– Ну что же, – подвела итог Ирина, – удивил и обрадовал. Не ожидала от тебя такого ответа. Молодец, отлично!

Мой дневник украсила первая пятёрка, а по классу пронеслась волна перешёптывания.

– Тишина! – навела порядок классная. – Продолжаем работать. Остроумов к доске!

– Ирина Михайловна! – сказал Владимир, идя к доске, как на эшафот. – А почему вызывают одних мальчишек? Где справедливость?

– Когда сядешь за этот стол, тогда и будешь решать, кого вызывать, – сказала она. – Что ты так вцепился в дневник? Положи его и бери мел.

Ирина вызывала учеников одного за другим, а я, чтобы не терять даром время, начал обдумывать, что напишу сегодня в тетради. Прозвенел звонок, и мы вопросительно уставились на классную.

– Нового я вам не давала, – сказала она, – поэтому не будет и домашнего задания. Можете идти на перемену.

Я сидел возле двери и первый выскочил из класса, как только его покинула учительница. Она шла по коридору, поэтому я, стараясь не срываться в бег, быстро пошёл к лестнице. Пока было тепло и сверху не сыпались осадки, мы проводили перемены в школьном дворе. Обувь никто не менял, но руководство школы закрывало на это глаза. Какая грязь на сухом и чистом асфальте? На лестнице меня догнал Сергей.

– Здорово отвечал! – хлопнул он меня по плечу. – Надо было спорить с Сашкой не на итоговые оценки, а на щелбан за каждую твою пятёрку, а то слишком долго ждать результатов. Что ты так сорвался? От славы не убежишь!

В этом я смог убедиться, когда начали окружать одноклассники.

– Ты всё лето занимался русским? – спросила Ирка. – Две пятёрки за урок, и одна из них твоя! Я вообще не помню, когда ты получал пятёрки по русскому!

– Ребята, она ведёт учёт моим оценкам! – сказал я, вызвав смех. – Что-то здесь не так!

– Ну тебя! – сказала покрасневшая Ира. – Я хотела похвалить, а ты…

– Это была шутка, – ответил я. – Извини, если обидел.

– Извиняю, – успокоилась она. – У меня к тебе просьба. Ты пел вчера хорошую песню, но мы запомнили не все слова. Запишешь?

– Запишу. Завтра принесу текст.

– Это правда, что ты вчера пел для Зиминой? – спросил Ромка Довнар – самый низкий из ребят нашего класса.

– Неправда, – ответил я. – Я пел для многих, просто из её комнаты. Гитары пока нет, да и не умею я на ней играть, а пианино с собой не потаскаешь.

– Сашка говорил, что ты рассказывал анекдоты. Расскажи и нам.

– Я не юморист, – недовольно сказал я. – Сейчас закончится перемена. Ладно, один анекдот успею. Сидел дома, было грустно… Пришёл друг и сказал, мол, не грусти, сейчас спою. И ведь споил, сволочь! Всё, пошли, а то не успеем.

Звонок прозвенел, когда мы толпой поднимались по лестнице. Вторым уроком была зоология. Все предметы, кроме физкультуры и труда, у нас преподавали женщины. Учительницу зоологии звали Екатериной Дмитриевной. Зоология была легка в изучении, и Катерина не зверствовала, поэтому этот урок был у нас одним из любимых. Она вошла в класс, едва мы успели рассесться по своим местам, поздоровалась и сразу же начала объяснять новую тему. Слушать известные вещи было неинтересно, поэтому я опять углубился в семьдесят четвёртый год. Дошёл до военного переворота в Нигере, когда толкнула Лена. Да больно, чёрт!

– О чём ты так задумался, Ищенко? – спросила стоявшая рядом с нашей партой Катерина. – Ты так хорошо знаешь зоологию? Может, тогда сам расскажешь о многообразии современных пресмыкающихся?

Вчера я прочитал этот параграф, поэтому без запинки стал его пересказывать:

– Большинство пресмыкающихся – типичные наземные животные. В отличие от земноводных, у них хорошо развиты лёгкие, нет кожного дыхания, и поэтому они не нуждаются в регулярном смачивании кожи. Размножаются…

– Молодец, – остановила она меня, – ставлю отлично. Но лучше не изучать материал самому, а делать это на уроках. Давай дневник и садись.

До конца урока я тренировался делать одновременно две вещи: следить глазами за учительницей и мысленно составлять текст следующей записи в тетрадь. Катерина редко нас задерживала, не сделала она это и сейчас. Посмотрев на часы, закончила урок на несколько минут раньше, встала и ушла. Поэтому по звонку многие рванулись к двери и бегом помчались по коридору, стремясь быстрее очутиться на улице.

– А ты почему никуда не побежал? – спросила Лена, которая тоже осталась за партой.

– Толку-то, – ответил я. – Пока пробежишься туда и обратно, пройдёт половина перемены. Я лучше погуляю на большой. А к тебе будет просьба в следующий раз не так сильно толкаться коленями, они у тебя острые.

– Я толкнула локтем! – возмутилась она. – Ты меня напугал! Уставился в угол класса, и глаза были какие-то стеклянные!

– Хорошо, когда за тебя боятся лучшие девочки класса! – обрадованно сказал я. – Ладно, я тебя прощаю!

– Я не за тебя, я тебя испугалась, – ответила она и обернулась к начавшим собираться вокруг нашей парты одноклассникам. – Вам здесь мёдом намазано? Или на улице идёт дождь?

– Расскажи анекдот, – попросил Валерка, не обращая на неё внимания. – Давай хоть один, время ещё есть.

– Только один, – согласился я. – Восьмилетний Егорка был удивлён, когда на дне рождения подвыпивший отец пожелал ему прожить ещё столько же.

В открытую дверь заглянули привлечённые смехом восьмиклассники.

– Здесь рассказывают анекдоты? – спросил один из них.

– Какие анекдоты? – возмутился я. – Уже конец перемены!

Зазвенел звонок, и класс начал быстро наполняться учениками. Следующим уроком была химия. Мы не изучали её в шестом классе, поэтому вошедшая учительница представилась, а потом познакомилась с нами. Она сказала, что часть уроков будет проводить в химическом кабинете.

– Буду предупреждать об этом заранее, а сегодня у нас вводный урок. Мы поговорим…

Химию тоже просмотрел, поэтому занялся своими делами. Я знал этот предмет не так хорошо, как другие, и собирался уделить ему больше внимания, но не сейчас, когда излагают самые общие вопросы. Перед тем как закончился урок, полностью определился с тем, что стану писать в тетрадь. На большую перемену, как и все, пошёл на улицу. На лестнице обогнал Люсю.

– Ты меня сторонишься, – сказал я, замедлив шаг, чтобы идти рядом с ней. – Это из-за меня или из-за того, что ты поссорилась с Леной?

– Тебе это важно знать? – спросила она, искоса посмотрев на меня. – Зачем?

– Я всегда хорошо к тебе относился, – сказал я правду. – И дружить хотел, только стеснялся. И если обидел своей болтовней, то прости, пожалуйста! Я этого не хотел. И меня огорчает ваша ссора. Дружба – слишком большая ценность, чтобы ею бросаться. Кто из вас виноват?

– Обе, – ответила она, – но первой начала я.

– Ты же умница! – сказал я. – Первая начала, первой и подойди попросить прощения. Что смотришь? Знаешь, как неприятно, когда из-за тебя плохо другим людям?

– Я подойду, – сказала Люся. – Спасибо.

И быстро вышла из вестибюля на улицу. Меня остановили ребята из класса сестры.

– Говорят, что ты знаешь много анекдотов, – сказал один из них.

Я не горел желанием рассказывать им свои байки, но не хотелось и ссориться. И из-за сестры, и из-за того, что многие из них мне нравились.

– У меня нет желания убивать на вас перемену, – откровенно сказал я. – Один анекдот – и всё.

– Давай один, – согласился Витька Платонов.

– Красота и ум могут быть параллельны, но, как и всё параллельное, они не пересекаются. Я побежал.

Пока они врубались в смысл сказанной фразы, я уже был на улице.

– Чего они от тебя хотели? – спросил подошедший Сергей.

– Хотели, чтобы я их посмешил. Пошли к нашим, пока они не вышли из школы.

– Сергей, отойди, пожалуйста! – попросила подошедшая Зимина. – Гена, извини, что всё так получилось. Я не хотела плакать, так вышло. Я рассказала родителям, что позвала тебя сыграть, а то могли всякое наболтать. Отец хотел с тобой познакомиться.

Прекрасно! Чтобы никто не наболтал, она взяла и наболтала сама! Если в классе узнают, что дело дошло до знакомства с родителями… От необходимости что-то отвечать избавили подошедшие одноклассники.

– Не убей Сашку, когда будешь отвешивать ему щелбаны, – пошутил Валерка.

– Подумаешь, две пятёрки! – пренебрежительно сказал Широчин. – Пусть попробует получить у Ирины пятёрку по английскому. Могу поспорить на рубль, фиг получится!

Я разозлился и решил его проучить. Видимо, эти злость и несдержанность были вызваны у моей детской половины.

– Ловлю на слове, – сказал я. – Если сегодня получу пятёрку по английскому, ты завтра принесёшь две общие тетради.

Чёрт, вот что я делаю? С другой стороны, неохота заниматься конспирацией на каждом уроке английского. Бахнуть один раз Ирине по голове своими знаниями, а потом можно расслабиться. Ну и что она сделает?

– Расскажи анекдот, – пристал Валерка.

– На сегодня всё! – отрезал я. – Хватит, достали уже с этими анекдотами!

– Как достали? – не понял он. – Кого? Тебе жалко?

– Смешат комики на эстраде! – сказал я ему. – У людей такая работа. А я не нанимался вас смешить. Если есть настроение и желание сделать вам приятное, я и сам пошучу, если ничего этого нет, не стоит и просить. А то скоро вся школа будет ходить следом и выпрашивать: «Дай анекдотик!» Уже ходят.

Подошли девчонки.

– Ищенко, это правда, что ты подружился с Зиминой? – спросила Смирнова.

– В своём классе я буду отзываться на фамилию только учителям, – ответил я, поворачиваясь к ним спиной. – Не знаешь имени – проходи мимо.

– Подумаешь! – фыркнула она. – Тоже мне, жених и невеста!

– Никто не ограждён от возможности сказать глупость. Беда, когда её высказывают обдуманно, – сказал я ей вслед когда-то вычитанную фразу. – Пошли, ребята, сейчас закончится перемена.

Обычно урок английского наша классная вела на английском. Только когда ей попадались те, кто не понимал самых простых фраз, Ирина ругала их по-русски. Она поздоровалась на английском, выслушала наши ответы и перешла на русский:

– На лето было задание составить простой рассказ о том, как вы его провели. Кто-нибудь желает выйти к доске? Никого нет? Странно. Ну тогда я вызову сама. Ищенко, я слышала, что ты хочешь выбиться в отличники? Даже с кем-то на это поспорил.

Интересно, кто ей меня заложил?

– У меня было очень скучное лето, – по-английски сказал я, встав из-за парты. – Мотался один по лесу и скучал дома. Друзья разъехались, а книги в библиотеке перечитал по второму разу. От нечего делать занялся английским. Изучил, а теперь думаю, стоило этим заниматься или нет. Придётся скучать на ваших уроках. Даже не знаю, о чём ещё рассказать, разве что о грибах и ягодах, но это неинтересно.

Из всего класса, кроме самой Ирины, мой рассказ более или менее поняли только Люся с Леной и Сашка, который неплохо знал английский. Остальные вытаращились на меня, не понимая, что происходит. Да и троица наших знатоков выглядела не намного лучше остальных.

– Я не знаю, как это может быть, – сказала Ирина, – но язык ты знаешь лучше всех в классе! И это после троек в течение двух лет!

– Скрытые способности, – сказал я, честно глядя ей в глаза. – И потом я смущался, когда отвечал, а волнение мешает. Сразу всё забывается.

– В последней фразе ты взял не тот глагол, – по-русски сказала она.

– Вот видите! – я тоже перешёл на русский. – Мне ещё нужно над собой работать. Я могу сесть?

Дальше урок прошёл кое-как. Класс взволнованно шушукался, а выбитая из колеи Ирина никому не сделала замечания, быстро опросила самых лучших учеников и ушла на пять минут раньше звонка, чего никогда прежде не делала.

– Ты её добил! – сказал Валерка. – Не расскажешь, как можно выучить язык за три месяца? Дам пять рублей! Точно дам, у меня есть деньги.

– Сашка, – сказал я спорщику. – Две тетради за тобой. Завтра жду.

– А что она тебе поставила? – спросил он.

– Сейчас посмотрю. – Я и взял свой дневник со стола. – Пять с плюсом.

– Это не ты! – сказала Лена. – Ребята, это не он! Я не знаю, может, ты брат или двойник, но не тот Ищенко, который был раньше! Нельзя так измениться за лето!

Все замерли, ожидая, что я отвечу.

– Родных братьев у меня нет, – сказал я. – Двойники, наверное, есть, но кому нужно вас разыгрывать? Родители не заметили бы подмены? И потом это легко проверить. Многие из вас могут вспомнить что-то такое, что знаю я и не может знать никакой двойник. Нельзя в подробностях передать кому-нибудь знание своей жизни. Вспомните, и я отвечу.

– Над тобой не делали опытов? – спросил Ромка.

– Точно! – сказал я ему. – Отловили пришельцы из космоса, раскрыли способности и стёрли память о своём эксперименте…

– Я скоро поверю и в пришельцев! – сказала Лена.

– А какая для вас разница, из-за чего я изменился? – спросил я класс. – Я перестал быть самим собой? Вам плохо от моих изменений? Хотите, чтобы я опять превратился в не очень умного фантазёра с посредственной успеваемостью? Или просто терзает любопытство?

– Меня ты устраиваешь, – сказал Сергей. – Не хочешь говорить, что произошло, так это твоё право. Мало ли кому любопытно, перебьются!

Зазвенел звонок, и я первый вышел из класса. Почему-то навалилась усталость, и не хотелось никого видеть. Если бы была такая возможность, отпросился бы с последнего урока. Почему-то больше никто из класса не вышел во двор. Постояв несколько минут на ступеньках, я вернулся в школу. В вестибюле встретил Сергея.

– Не скажешь, почему нет никого из наших? – спросил я.

– За это тебе надо благодарить Люську, – ответил он. – Когда ты ушёл, она встала в дверях и такое сказала… Она, наверное, в тебя втюрилась, как и Зимина. Сказала, что тебе сейчас плохо, и чтобы никто не лез с дурацкими вопросами и просьбами, не говоря уже о каких-то проверках. Тебе надо было слышать, как она это говорила.

– Пошли, – устало сказал я. – Сейчас будет звонок.

Звонок прозвенел, когда мы были на подходе к классу. Вбежав в него, я, ни на кого не глядя, сел на своё место. Через минуту вошла учительница физики и начался урок. Опросов не было, нам рассказали новый материал и дали задание на дом. Звонок подвёл чёрту под моим первым учебным днём. Забрав портфель и поменяв обувь, я в компании Сергея с Игорем отправился в свой городок. Из нашего класса в нём больше никто не жил. Дома меня ждал разговор с мамой, которую мать Игоря просветила по поводу моего вчерашнего пения.

– Я понимаю, что не было ничего плохого, – выговаривала она мне, – но ты же знаешь людей и их языки! Я не против того, чтобы у тебя были подруги, наоборот, только обрадуюсь. Но ходить к ним нужно днём, а не ночью, и чтобы об этом знали их родители.

– Это была не ночь, – ответил я, – а родителям она потом сказала. Так получилось, больше я не собираюсь ни к кому ходить. Вот мой дневник, а я пойду к себе. Устал и хочу отдохнуть.

Я подождал, пока мама посмотрит дневник и выскажет радость моими успехами, а после чего, несмотря на усталость, стал выполнять всё, что обычно делал в это время. Последними были медитация и тетрадь. Когда со службы пришёл отец, ему сразу же продемонстрировали мои пятёрки.

– Молодец! – сказал он, радостно улыбаясь. – Не ожидал, что у тебя так быстро начнёт получаться. Я узнал насчёт гитар у одного из наших офицеров. Они не так уж дорого стоят. Послезавтра продадим пианино и в ближайшие выходные купим тебе гитару.

– Спасибо, папа, – вяло поблагодарил я. – К ней нужен самоучитель.

– Ты сильно устал, – заметил он. – Уроков не задали? Вот и хорошо. Бросай свои дела и ложись в кровать.

Я решил последовать его совету. По моим прикидкам, на заполнение тетрадей нужно было четыре месяца, а у меня их до отпуска отца ещё десять. Почему бы не отдохнуть, если плохо?

Утром от вчерашней хандры не осталось и следа. Надо было делать выводы из случившегося и спокойнее относиться к заморочкам в школе, иначе за год просто рехнусь. В конце концов, они дети, а я… Я не додумал мысль и сел обратно в кровать. Было непонятно, что со мной происходит, но я уже не чувствовал себя взрослым и много прожившим человеком. Память никуда не делась, но прожитая жизнь воспринималась, как много раз просмотренный и хорошо знакомый кинофильм. Я знал, что психика зависит от состояния тела, но не могло же так случиться, что сознание мальчишки и его молодое тело так на меня повлияли! Или могло? Ольга говорила, что влияние будет, но я не думал, что и в душе стану пусть не мальчиком, но уже и не взрослым человеком. Хотя чего я паникую? Ум сохранил и по-прежнему знаю много такого, до чего теперешнему человечеству ещё расти и расти. Потянуло к сверстникам и возникло желание выпендриваться? Значит, буду с этим бороться. Ума и опыта достаточно, а с девчонками как-нибудь разберусь. Это через год с этим будет сложнее, а пока они ещё соплячки! Я прислушался к себе и понял, что не согласен насчёт соплячек. Вот чёрт! Ладно, с этим как-нибудь разберусь позднее.

Я занялся медитацией, потом пробежал туда и обратно половину дороги до станции и выполнил упражнения. Асаны делал вечером. Результаты уже были, несмотря на то что занимался только десять дней. Двадцать раз уже отжимался, что было для этого тела большим прогрессом. Мог бы и больше, но боялся потянуть мышцы и надолго завалить тренировки. Лучше всё делать постепенно. Первый урок начинался в восемь, так что я успел включить допотопную газовую колонку, покупаться и съесть приготовленный мамой завтрак. В школу опять пришлось бежать. Сегодня первым уроком была история. Я примчался за несколько минут до прихода учительницы, поэтому не осталось времени на разговоры. История СССР была интересным предметом, но всё портила необходимость запоминать огромное число дат. Запомнить их для одного урока было не очень сложно, но уже через несколько дней всё заученное благополучно забывалось. Теперь с этим не было сложностей. Вторым уроком была математика, которую вела классная, и мой дневник украсила ещё одна пятёрка. Кстати, завтра будет литература, и я совершенно случайно обнаружил подлянку в виде нескольких непрочитанных книг из обязательного летнего списка. Троечнику было необязательно читать всё, мне же теперь нужно было после уроков бежать в библиотеку. Третьим уроком была география СССР, а на большой перемене ко мне подошла Ира и попросила текст песни. Так я сделал второе неприятное открытие за сегодняшний день. Оказывается, можно прекрасно помнить то, что было сорок лет назад и забыть о данном вчера обещании. Пришлось достать блокнот и срочно записывать нужный текст. С анекдотами больше не приставали, чему я был только рад. Я и впоследствии неоднократно их рассказывал, но только тогда, когда это было нужно мне, а не всем остальным. Девчонки, как сговорились, и никто из них не делал попыток к сближению. Я убедил себя в том, что это только к лучшему, но остался неприятный осадок. Я быстро врастал в свой класс. Никто не вспоминал событий первого дня учёбы, чему я был только рад. Перед последним уроком, которым было пение, ко мне подошёл Сашка и положил на парту две общие тетради. Знал бы он, что проигранный им рубль пошёл на спасение человечества!

Пение тоже вела классная. В школе не было ни одного музыкального инструмента, не было даже проигрывателя и дисков с музыкой по программе, поэтому мы занимались теорией и иногда пели, выходя к доске по нескольку человек.

– Я узнала, что в вашем классе появился певец, – сказала Ирина, начиная первый в этом году урок. – Это хорошо, а то музыкантов половина класса, а петь некому.

Половина не половина, а треть класса умела играть на чём-то ещё, кроме нервов своих родителей. Сашка играл на баяне, Валерка увлекался барабаном, а семь девчонок учились игре на пианино, и почти у всех были свои инструменты. На уроке пения дисциплина ослабевала, поэтому я счёл возможным внести пояснение:

– Ирина Михайловна, если вы имеете в виду меня, то зря. Голос – это единственное во мне, что ещё далеко от совершенства. Тем более я не смогу петь без аккомпанемента. Но обещаю в самом ближайшем будущем заняться голосом, а через неделю должны купить гитару. Когда я буду готов, обязательно спою и сыграю. Дайте хоть два месяца!

– Ты от скромности не умрёшь! – сказала она под смех класса. – Ладно, я запомнила, так что два месяца у тебя есть.

Пятница прошла так же, как и четверг, за исключением того, что последним уроком у нас был труд, который вёл Брыкалов – отец Любы, сидевшей в нашем классе за одной партой с Люсей. Этот урок я не любил из-за собственной слабости и бесполезности тяжёлого физического труда. Токарный станок у нас был только один, и работать на нём учили старшеклассников, а мы слесарничали, обтачивая стальные заготовки напильниками со сбитой насечкой. Водянки при этом обеспечивались автоматически. Выше тройки я по труду не поднимался. На этот раз даже не стал пробовать, а сразу же подошёл к учителю и протянул напильник.

– Василий Павлович, этот инструмент не годен к работе, тем более по железу. Прошу выдать нормальный напильник!

– Ишь ты! – Он с любопытством на меня посмотрел. – Ты прав: напильник дрянь. А где я возьму другие? С этим инструментом работает полсотни человек, а мне его меняют в лучшем случае раз в три года.

– Тогда давайте мы не будем сейчас уродовать руки, а я в понедельник принесу шесть-семь хороших напильников. Я думаю, что наш полк поможет с инструментом. За два раза заменим их все. Могу заняться этим прямо сейчас.

Результатом этого разговора было то, что меня освободили от занятий. Я оставил дома портфель и побежал в штаб. Летом часто околачивался на территории полка и даже обедал в солдатской столовой, чтобы не возвращаться домой, поэтому меня знали и через вертушку проходной пропустили без разговора, услышав стандартное «к отцу». В штабе тоже не возникло сложностей. Кабинет отца был на втором этаже, куда я поднялся мимо поста у знамени полка.

– Тебя чего принесло? – спросил отец. – Почему не позвонил?

Я объяснил ему ситуацию и стал ждать. Отец сходил к начальнику штаба, и через десять минут из автохозяйства принесли десяток новеньких напильников. На следующий день они очутились в школьной мастерской, а мой дневник украсила очередная пятёрка, на этот раз по труду. Пятницу я не заметил, так быстро она прошла. В субботу у нас был первый в этом году урок физкультуры. Пока не похолодало и не пошли дожди, мы занимались на пустыре за школой, где на дорожках и площадке для прыжков в длину был насыпан песок. Этот урок у нас традиционно был последним в расписании. Проводил его наш физрук – крепкий молодой мужчина, на которого засматривались старшеклассницы. Мы сделали разминку, побегали и разошлись по домам. Занятия в зале нравились больше, но их время ещё не наступило. Итак, я отучился свою первую школьную неделю. Пианино продали, но купить гитару на выходные не получилось. Надо было ехать в Минск, и сделать это отец хотел сам. Всю субботу он не вылезал со службы, а по воскресеньям работали только некоторые продовольственные магазины.

– Не огорчайся! – сказал он мне. – Во вторник я должен ехать в штаб округа, заодно зайду куда надо по твоему вопросу.