Читать книгу Священный Цветок. Суд фараонов - Генри Хаггард - Страница 5

Как раз в этот самый момент я увидел около себя плотного джентльмена с четырехугольной бородой и красивым, но сердитым лицом. Он, по-видимому, был здесь в первый раз и кого-то искал.

– Не можете ли сказать мне, сэр, – обратился он ко мне, – здесь ли джентльмен, которого зовут мистер Соммерс? Я немного близорук, а здесь слишком много народа.

– Да, он здесь, – ответил я, – он только что купил замечательную орхидею, так называемую Odontoglossum Pavo.

– В самом деле? Вот как! А не знаете ли вы, сколько он заплатил за нее?

– Огромную сумму, – ответил я. – Сначала я думал, что две тысячи триста шиллингов, а оказалось, что две тысячи триста фунтов.

Полный джентльмен так побагровел, что я боялся, как бы с ним не случился припадок. Некоторое время он тяжело дышал.

«Соперник-коллекционер», – подумал я и начал рассказывать ему историю покупки, которая, как мне казалось, чрезвычайно интересовала его.

– Видите ли, молодой человек был вызван к своему отцу. Я слышал, как он, уходя, приказал своему садовнику Вуддену купить растение, сколько бы оно ни стоило…

– Сколько бы оно ни стоило! Великолепно! Продолжайте, сэр. Это очень интересно!

– Садовник купил это растение после бешеного торга. Теперь он завертывает его, видите, вон там. Не думаю, что его хозяин предложил бы за цветок такую большую сумму, если бы сам присутствовал при аукционе. А вот и он. Если вы знаете его…

Молодой мистер Соммерс, выглядевший несколько бледным, направлялся ко мне, очевидно с целью переговорить со мною. Его руки были в карманах, во рту он держал незажженную сигару. При виде пожилого джентльмена он сложил губы, будто хотел издать свист, и выронил сигару.

– Ба, отец! – сказал он своим приятным голосом. – Мне передавали, что ты ищешь меня, но я никогда не думал найти тебя здесь. Ведь орхидеи тебя мало интересуют, не правда ли?

– Да, – с негодованием ответил отец Соммерса, – меня мало интересует весь этот сор, – он указал зонтиком на красивые цветы. – Но с тобой, Стивен, дело, кажется, обстоит иначе. Этот маленький джентльмен говорит, будто ты только что купил очень редкий экземпляр.

– Я должен извиниться перед вами, – вмешался я, обращаясь к мистеру Соммерсу. – Я совсем не знал, что этот… толстый джентльмен, – (тут Соммерс-сын слегка улыбнулся), – ваш отец.

– О, это пустяки, мистер Квотермейн. К чему вам было бы скрывать то, что будет опубликовано в газетах? Да, отец. Я купил очень редкий экземпляр – собственно, не я, а Вудден, но это, впрочем, не меняет дела, так как он действовал от моего имени.

– И сколько ты заплатил за этот цветок? Мне назвали сумму, но я думаю, что тут должна быть какая-то ошибка.

– Я не знаю, что тебе передавали, отец, но цветок достался мне за две тысячи триста фунтов. Это значительно больше того, чем я располагаю, и потому я хотел просить тебя одолжить мне эти деньги. Но мы можем поговорить об этом потом.

– Конечно, Стивен, мы могли бы поговорить об этом потом. Но, по-моему, сейчас самое подходящее время для этого. Поедем ко мне в контору. И вас, сэр, – обратился он ко мне, – я прошу отправиться с нами, так как вам, кажется, известны обстоятельства дела. И вы, пентюх, тоже идите с нами. – Последние слова относились к Вуддену, который подошел к нам с растением в руках.

Конечно, я мог бы отказаться от приглашения, выраженного в такой форме. Но я не сделал этого. Мне хотелось посмотреть, чем все кончится, и, кроме того, если представится случай, замолвить слово за молодого Соммерса. Мы вышли из аукционного зала, сопровождаемые хихиканьем той публики, которая слышала вышеприведенный разговор.

На улице стояла великолепная карета, запряженная парой лошадей. Напудренный лакей открыл дверцу. Сэр Александр свирепым жестом пригласил меня войти, что я и сделал, заняв заднее сиденье, где было больше места для моего жестяного ящика. Потом вошел мистер Стивен, потом Вудден, державший драгоценное растение перед собой, словно это был жезл должностного лица, и, наконец, после всех – сэр Александр.

– Куда прикажете, сэр? – спросил слуга.

– В контору, – буркнул сэр Александр, и мы покатили. Четыре разочарованных родственника, возвращающиеся с похорон, не могли бы быть более молчаливыми, чем были мы. Наши чувства, казалось, были слишком глубокими для слов. Однако сэр Александр сделал одно замечание. Оно относилось ко мне.

– Я буду очень благодарен вам, сэр, если вы перестанете жать меня вашим проклятым ящиком.

– Извините, – сказал я и при попытке переменить положение ящика уронил его прямо на ноги сэру Александру. Я не стану повторять его второго замечания. Но я должен заметить, что он, по-видимому, страдал подагрой.

Маленькое происшествие чрезвычайно развеселило его сына. Он потихоньку толкнул меня в бок и едва удерживался от хохота. Я сидел как на иголках, ибо не знаю, что случилось бы, если бы он расхохотался. К счастью, в этот момент карета остановилась у весьма красивого дома. Не дожидаясь, пока слуга откроет дверцу, сэр Стивен выскочил из кареты и скрылся в доме – я полагаю, чтобы высмеяться на свободе, потом вышел я со своим жестяным ящиком, потом Вудден с цветком и, наконец, сэр Александр.

– Ждите меня, – сказал он кучеру, – я пробуду здесь недолго. Будьте добры последовать за мною, мистер… не знаю, как вас зовут, и вы, мистер садовник.

Мы последовали за ним и очутились в большой, роскошно обставленной комнате. Надо сказать, что сэр Александр был владельцем очень крупной меняльной конторы. Пришедший сюда раньше нас мистер Стивен сидел на подоконнике, заложив ногу на ногу.

– Ну-с, вот мы и одни, – саркастически сказал сэр Александр. Он обернулся к Вуддену, стоявшему около двери и все еще державшему перед собою завернутый в бумагу цветок.

– Говори, пентюх, – закричал он, – зачем ты купил этот цветок?

Последний ничего не ответил, только переступил с ноги на ногу.

Сэр Александр повторил свое приказание. Тогда Вудден поставил свое растение на стол и сказал:

– Если вы обращаетесь ко мне, сэр, то меня зовут совсем не так, как вы назвали. А если вы еще раз назовете меня так, то я разобью вам голову. – С этими словами он начал засучивать рукава своей куртки.

– Послушай, отец, – сказал Стивен, выступая вперед, – что толку из всего этого. Все совершенно ясно. Я приказал Вуддену во что бы то ни стало купить этот цветок. Больше того, я выдал ему доверенность. Правда, я думал заплатить за цветок не более трехсот фунтов. Но Вудден только исполнил мое приказание. За это его нельзя бранить.

– Вот это называется господин, достойный своего слуги, – вставил свое замечание Вудден.

– Прекрасно, мой милый, – сказал сэр Александр, – ты купил этот цветок. Но будь добр, скажи мне, чем ты заплатишь за него?

– Я полагаю, отец, что ты дашь мне на это денег, – быстро ответил мистер Стивен. – Две тысячи триста фунтов или в десять раз больше того – для тебя одинаково мало значат. Но если ты откажешь мне в этом, что весьма возможно, то я сам сумею расплатиться. Как тебе известно, моя мать оставила мне по завещанию некоторую сумму денег, которая находится в твоем пожизненном владении. Я так или иначе достану денег под обеспечение этой суммы.

Если сэр Александр был раньше крайне раздражен, то теперь он стал похож на бешеного быка в лавке фарфоровых изделий.

Он в ярости метался по комнате, изрыгая отборную брань, от которой такому почтенному джентльмену следовало бы воздержаться, короче говоря, делал то, чего в его положении не следовало бы делать. Утомившись, он подбежал к письменному столу, подписал чек на предъявителя на сумму в две тысячи триста фунтов, вырвал его из книжки, смял и бросил его чуть не в лицо своему сыну.

– Ты недостойный молодой негодяй! – ревел он. – Я взял тебя в эту контору, чтобы ты мог приучиться к делу и со временем унаследовать от меня крупное предприятие. Ты не питал ни малейшего интереса к этому делу и остался таким же невеждой, каким был раньше. Ты не тратил своих, или, вернее, моих денег на скачки, карты и прочее, как это делают все джентльмены. Нет, ты покупал цветы, жалкие цветы, которые только клерки разводят на задних дворах!

– Древний, аркадийский вкус, – вставил я. – Полагают, что Адам жил в саду…

– Быть может, ты попросишь своего приятеля со щетинистыми волосами немного помолчать, – прохрипел сэр Александр. – Довольно с меня твоих долгов! Я лишаю тебя наследства и оформляю это до четырех часов – до закрытия нотариальных контор. Кроме того, я увольняю тебя со службы. Можешь, если хочешь, зарабатывать себе на хлеб поисками орхидей!

Он остановился, чтобы перевести дух.

– Это все, отец? – спросил мистер Стивен, вынимая из кармана сигару.

– Нет, молодой бесчувственный негодяй! Дом, который ты занимаешь в Туикенхэме, принадлежит мне. Будь любезен немедленно очистить его.

– По закону я как квартирант имею право прожить в нем еще целую неделю, – сказал мистер Стивен, закуривая сигару. – Если ты откажешь мне в этом, я потребую от тебя судебного постановления о выселении. Прежде чем покинуть квартиру, мне надо устроить свои дела.

– О негодяй! – прохрипел разъяренный отец. Вдруг его осенила какая-то мысль.

– Мерзкий цветок для тебя дороже отца? Хорошо! Я положу этому конец!

Он бросился к цветку, стоявшему на столе, с явным намерением уничтожить его. Но это не укрылось от бдительного Вуддена. Он быстро стал между сэром Александром и предметом его гнева.

– Только троньте Pavo, и я сшибу вас с ног, – с расстановкой сказал Вудден.

Сэр Александр посмотрел на Odontoglossum Pavo, потом на огромные кулаки Вуддена и… отказался от своего намерения.

– Черт побери ваш Pavo и всех вас! – крикнул он и быстро выбежал из комнаты, сильно хлопнув дверью.

– Кончено, – спокойно сказал мистер Стивен, обмахиваясь носовым платком. – Все это очень неприятно, но что поделать. Теперь, мистер Квотермейн, что вы скажете относительно завтрака? Ресторан Нима здесь рядом, а там превосходный стол. Только, я думаю, надо заехать в банк и получить по этому чеку. В гневе мой отец способен на все. Он может передумать и распорядиться не выдавать денег по этому чеку. Вы, Вудден, отвезете Pavo в Туикенхэм. Держите цветок в тепле и немного полейте его теплой водой, но осторожно, не касаясь стебля. Наймите кеб, закройте в нем окна и не курите. Я вернусь домой к обеду.

Вудден взял горшок с цветком в левую руку и вышел с поднятым кулаком правой – я полагаю, на случай, если сэр Александр подкарауливает его где-нибудь за углом. Мы же с Соммерсом заехали в банк и получили по чеку, потом позавтракали в переполненном публикой ресторане, где невозможно было поговорить.

– Мистер Квотермейн, – сказал Соммерс, – ясно, что здесь мы не можем разговаривать и, еще меньше того, рассмотреть вашу орхидею, которую я хотел бы изучить на досуге. Я буду располагать своей квартирой по крайней мере еще целую неделю. Хотите погостить у меня пару дней? Я мало знаю вас, а обо мне вам известно только то, что я лишенный наследства сын, не сумевший угодить своему отцу. Однако мы сможем провести несколько приятных часов в разговоре о цветах и прочем. Примите мое приглашение, если располагаете свободным временем.

– Я совершенно свободен, – ответил я, – я простой путешественник из Южной Африки, остановившийся в отеле. Если вы позволите захватить мне свой саквояж, я с удовольствием переночую у вас.

Мы прибыли в Туикенхэм в экипаже Соммерса, взятом из городской конюшни. Был уже почти вечер. Небольшой дом, называвшийся «Вербена-Лодж», был построен из красного кирпича, в стиле начала царствования Георга. Примыкавший к нему сад, площадь которого занимала почти целый акр, был, вероятно, чрезвычайно красив в летнее время. В оранжереи мы не заходили, так как для осмотра цветов было слишком поздно. Едва мы вошли в дом, хозяин вместе с Вудденом отправились водворять на новое место Odontoglossum Pavo. Потом мы прекрасно пообедали. Несмотря на ссору с отцом и вытекающие из нее последствия, мистер Стивен был в превосходном настроении духа. Очевидно, он решил пользоваться, пока возможно, всем, что принадлежало ему раньше. Вино, подававшееся за обедом, было превосходного качества.

– Видите ли, мистер Квотермейн, – сказал хозяин, – сегодня вы были свидетелем моего разрыва с отцом – разрыва, который уже давно назревал. Мой почтенный отец, составивший огромное состояние, думает, что я должен продолжать его дело. Я же смотрю на это иначе. Я очень люблю цветы и терпеть не могу финансовых операций. В Лондоне для меня самые приятные места – это аукционный зал, где мы с вами встретились, и ботанические сады.

– Все это так, – ответил я, – но мне кажется, что дело обстоит весьма серьезно. Ваш отец, по-видимому, не изменит своего решения. А как вы проживете без всего этого? – Я указал на дорогое серебро и вино.

– Не думайте, что это сколько-нибудь меня тревожит. Перемена для меня будет приятная. Кроме того, дело обстоит не так уж плохо, если даже отец не изменит своего решения, хотя он очень любит меня, так как я похож на мать. Она оставила мне шесть или семь тысяч фунтов. Я продам Pavo сэру Треголду – тому самому длиннобородому джентльмену, который, как вы рассказывали, начал набавлять цену с тысячи восьмисот фунтов, – или кому-нибудь другому. Я напишу ему сегодня же. Долгов у меня нет. На службе у отца я получал три тысячи фунтов в год и если тратил деньги, то только на цветы. Черт побери прошлое, и да здравствует будущее!

С этими словами он залпом выпил стакан вина и весело засмеялся. Действительно, это был весьма симпатичный молодой человек, правда, немного легкомысленный, но легкомыслие и молодость связаны друг с другом, как бренди с содовой водой.

Я повторил его тост и выпил свое вино. Я люблю выпить стакан хорошего вина, как и всякий, кому приходится целыми месяцами пить скверную воду, хотя допускаю, что последняя для меня полезнее вина.

– Теперь, мистер Квотермейн, – продолжал Соммерс, – закуривайте вашу трубку. Мы перейдем в другую комнату и хорошенько рассмотрим вашу Cypripedium. Я не смогу уснуть, пока снова не увижу ее. Постойте минуту, подождем этого пентюха Вуддена.

– Вудден, – сказал его хозяин, когда садовник вошел в комнату, – этот джентльмен, мистер Квотермейн, хочет показать вам орхидею, которая в десять раз красивее, чем Pavo.

– Извините, сэр, – ответил Вудден, – но если мистер Квотермейн утверждает это, то он говорит неправду. Во всем свете нет орхидеи красивее Pavo.

Я открыл ящик и вынул из него золотистую Cypripedium. Вудден посмотрел на нее и отшатнулся. Потом снова посмотрел на нее и ощупал свою голову, будто желая убедиться, на плечах ли она. Потом воскликнул:

– Какой чудесный цветок, если только это не подделка! Я умер бы от счастья, если бы увидел растение, на котором он расцвел.

– Сядьте, Вудден, и помолчите, – сказал его хозяин. – Теперь мистер Квотермейн расскажет нам от начала до конца историю этой орхидеи. Конечно, не надо точно указывать место, где растет этот цветок, так как было бы нечестно с нашей стороны выпытывать такую тайну. Но во всяком случае, Вудден и я сумеем держать язык за зубами.

Я заметил, что вполне доверяю им, и в течение получаса рассказывал им историю орхидеи. Потом объявил, что ищу лицо, которое согласилось бы финансировать экспедицию на поиски этого замечательного растения, и выразил уверенность, что во всем свете существует только один экземпляр такой орхидеи.

– А сколько надо для этой экспедиции? – спросил мистер Соммерс.

– Тысячи две фунтов, – ответил я. – Нам понадобится много людей, ружей, припасов и различных вещей для подарков.

– Но предположим, что экспедиция будет удачной и вы добудете растение. Что вы с ним сделаете?

– Я полагаю, что брат Джон, открывший это растение, получит треть суммы, вырученной от его продажи, треть получу я как начальник и организатор экспедиции, а остальную часть получит тот, кто даст денег на организацию этого предприятия.

– Великолепно! Так и решим!

– Что? – спросил я.

– Разделим стоимость орхидеи на три равные части. Только я ставлю условие получить свою часть, так сказать, натурой. Вы должны дать мне исключительное право на покупку остальных двух третей цветка.

– Вы хотите сказать этим, мистер Соммерс, что дадите две тысячи фунтов на экспедицию и сами примете в ней участие?

– Ну да. Я думал, что вам ясно это. Вы, ваш полубезумный друг и я будем искать этот золотой цветок и найдем его. Это решено!

На следующий день мы составили подробный договор и оба подписали его. Но перед этим я настоял, чтобы мистер Соммерс повидался с моим бывшим компаньоном Чарли Скрупом и расспросил его обо мне. Судя по тому, как стал относиться ко мне мистер Соммерс после этого свидания, я думаю, что Скруп дал мне самый лестный отзыв. Кроме того, я считал своим долгом указать Соммерсу в присутствии Скрупа (в качестве свидетеля) на опасности нашего предприятия. Я прямо сказал ему, что он может погибнуть от голода или лихорадки, попасть в руки дикарей или в когти дикого зверя, между тем как успех предприятия весьма сомнителен.

– Но ведь вы тоже подвергаетесь риску, – сказал он.

– Да, – ответил я, – но опасность является неотделимой принадлежностью моей профессии охотника и исследователя. Кроме того, я немолод и уже пережил много опасностей и лишений, которых не переживали вы. Это заставляет меня мало ценить свою жизнь. Мне совершенно безразлично, умру ли я или проживу несколько лишних лет. Наконец, приключения сделались моею потребностью. Не думаю, что я смог бы долго прожить в Англии. Кроме того, я фаталист. Я убежден, что погибну тогда, когда мне это предопределено. Вы – другое дело… Вы еще молоды. Если вы останетесь здесь, я убежден, что со временем вы помиритесь с отцом. Стоит ли отказываться от такой перспективы и подвергать себя опасности в поисках редкого цветка? То, что я говорю, для меня невыгодно, так как мне трудно будет найти другое лицо, которое согласилось бы внести две тысячи фунтов в сомнительное предприятие. Но я настоятельно прошу вас обдумать все то, что я вам сказал.

Молодой Соммерс некоторое время смотрел на меня, потом весело рассмеялся и воскликнул:

– Кто бы вы ни были, мистер Аллан Квотермейн, вы джентльмен! Редко кто станет говорить против своей собственной выгоды.

– Благодарю вас, – сказал я.

– Мне надоела Англия, – продолжал он. – Я хочу посмотреть свет. Не золотистой Cypripedium ищу я (хотя я не прочь найти ее). Она только символ. Я ищу приключений. Кроме того, я, как и вы, фаталист. Судьбе было угодно, чтобы мы встретились. Пусть будет, что будет.

– Хорошо, мистер Соммерс, – торжественно сказал я. – В Африке вы найдете много приключений. Либо найдете безвестную могилу в каком-нибудь малярийном болоте. Итак, вы сделали выбор.

Однако я так мало был удовлетворен этой сделкой, что за неделю до нашего отъезда, после долгого размышления, написал письмо сэру Александру Соммерсу, в котором, сколь возможно ясно, изложил все дело, не умолчав об опасностях нашего предприятия. В заключение я спрашивал его, находит ли он разумным допустить своего единственного сына участвовать в такой экспедиции из-за незначительной ссоры, происшедшей между ними.

Ответ не приходил, и я занялся приготовлением к отъезду. Денег у нас было более чем достаточно. Pavo была продана с некоторым убытком сэру Джошуа Треголду, что дало мне возможность с легким сердцем покупать все необходимое. Никогда у меня не было такого снаряжения, какое я теперь заблаговременно отправил на пароходе.

Наконец наступил день отъезда. Мы стояли на платформе в Паддингтоне, ожидая отхода поезда в Дартмут, так как в те времена почтовые пароходы, шедшие в Африку, отходили из этого порта. Минуты за две до отхода поезда, когда мы собирались войти в вагон, я заметил человека, лицо которого показалось мне знакомым. Он, по-видимому, искал кого-то в толпе. Это был мистер Бриггс, клерк сэра Александра, которого я видел в аукционном зале.

– Мистер Бриггс, – сказал я, когда он проходил мимо меня, – вы, вероятно, ищите мистера Соммерса? Он здесь.

Клерк вскочил в вагон и вручил мистеру Соммерсу письмо. Потом вышел из вагона и ждал около него. Соммерс прочитал письмо и, оторвав от него чистый клочок бумаги, поспешно написал несколько слов. Потом попросил меня передать этот клочок Бриггсу. Я не мог не прочесть написанное. Вот его содержание:

Слишком поздно. Храни тебя Провидение, дорогой отец.

Надеюсь, что мы снова увидимся. Если же не придется, то не поминай лихом своего безрассудного сына Стивена.

Через минуту поезд тронулся.

– Между прочим, – сказал Соммерс, когда мы отъехали от станции, – отец просил передать вам это письмо.

Я вскрыл конверт, надписанный смелым размашистым почерком, хорошо характеризовавшим обладателя, и прочел следующее:

Милостивый Государь!

Я высоко ценю мотивы, побудившие Вас написать мне, и сердечно благодарю Вас за письмо, которое свидетельствует о том, что Вы честный и сердечный человек. Вы пишете, что мой сын собирается принять участие в очень рискованной экспедиции. Вы были свидетелем происшедшего между нами. Конечно, я должен извиниться перед Вами за то, что вовлек Вас в неприятную семейную историю. Ваше письмо попало ко мне в руки только сегодня, так как было переслано в деревню из конторы. Я хотел сразу же вернуться в город, но сильный приступ подагры лишает меня возможности пошевелиться. Поэтому единственное, что я могу сделать, это написать своему сыну, в надежде, что письмо, посланное с клерком, вовремя попадет в его руки и, быть может, заставит его изменить свое решение участвовать в этой экспедиции. Я должен прибавить, что, хотя я во многом не схожусь со своим сыном, все же я горячо люблю его и желаю ему добра. Если с ним что-нибудь случится – я не переживу этого. Я понимаю, что изменение им планов может причинить Вам серьезные убытки и принести неприятности. Прошу Вас передать ему, что я охотно приму на себя расход в 2000 фунтов, которые, насколько я понял, он внес в Ваше предприятие. Однако весьма возможно, что мой сын, будучи в отношении упрямства очень похожим на меня, откажется изменить свое намерение. В таком случае прошу Вас взять его под свое покровительство и присматривать за ним, как за своим родным сыном. Скажите ему, пусть он при случае напишет мне. Быть может, напишете мне и Вы. Кроме того, передайте ему, что я буду присматривать за его цветами, оставленными в Туикенхэме, хотя и ненавижу их.

Ваш покорный слуга Александр Соммерс

Это письмо глубоко тронуло меня. Не говоря ни слова, я передал его своему компаньону, который внимательно прочел его.

– Хорошо, что он обещает присматривать за моими орхидеями, – сказал он. – Мой отец хоть и вспыльчив, но обладает очень добрым сердцем.

– Что же думаете делать? – спросил я.

– Конечно, продолжать путешествие. Я ни за что не вернусь обратно. Поэтому не пробуйте убеждать меня. Все равно это бесполезно.

Некоторое время молодой Соммерс был в сравнительно грустном настроении, что бывало с ним весьма редко. По крайней мере, он ничего не говорил и смотрел из окна вагона на расстилавшийся перед ним зимний пейзаж. Однако он мало-помалу оправился, и когда мы приехали в Дартмут, он был весел, как всегда, – настроение, которого я не разделял. Перед отходом парохода я написал сэру Александру письмо, в котором подробно описал положение дел. Я думаю, что его сын сделал то же самое, хотя и не показал мне письма.

В Дурбане, когда мы уже собирались отправиться дальше, я получил от сэра Александра ответ, посланный с первым пароходом, отошедшим вслед за нами. Что бы ни случилось, – писал сэр Александр, – он всегда будет питать ко мне самые дружеские чувства. Он просил меня написать ему в случае денежных затруднений и сообщил, что снесся по этому поводу с Африканским банком. В конце письма он прибавил, что его сын по крайней мере проявил твердость, за которую он уважает его.

Теперь мы надолго простимся с сэром Александром и всем, что относится к Англии.