Читать книгу Клинки Ойкумены - Генри Лайон Олди - Страница 3

I

На ходу Диего вновь набрал номер Мигеля: пустое занятие. Контрабандист не отвечал. Вокруг котлом на адской жаровне кипела Эскалона. Огонь мятежа разогревал человеческое варево неравномерно: где-то уже вовсю булькало, где-то едва начало идти пузырями, а в большинстве мест царила сонная одурь болота. Впрочем, и в болоте следовало держать ухо востро. Тут водились разные твари: от скользких пиявок-кровососов до ядовитых гадюк с зубами из острой стали.

Эскалону называли городом контрастов. В смутное время это качество резко усилилось. Со стороны могло показаться, что город охвачен эпидемией безумия. Возникнет из ниоткуда орущая толпа, прокатится мутным валом по улице – и сгинет за углом, как не бывало. Вновь – мертвая тишина и запустение. Лишь боязливо дрогнет в окне мансарды кружевная занавеска, да кот пройдет по краю забора, распушив хвост. Грянет вдоль проспекта эскадрон улан: лазурь и багрянец, молнии клинков, гром копыт. Ударят вслед редкие выстрелы из подворотен. А рядом харчевня – накачиваются дрянным пивом торговцы зерном, вслух прикидывая, сильно ли вырастут к осени цены на овес и пшеницу. Спешат на помощь мятежникам буйные сорвиголовы; троица проходимцев прижала к стене и потрошит зазевавшегося бунтаря. Хорошо еще, если кошелек вывернут, а кишки в брюхе оставят. Повезло дураку…

«Не повезло,» – отметил Диего Пераль.

Он шел мимо трупа, скорчившегося на пороге запертой лавки. В ответ труп тихо, но отчетливо застонал. Диего замедлил шаг – и мысленно проклял себя за излишнюю чувствительность. Любопытство? Сострадание? Маэстро и сам до конца не знал, что двигало им в тот момент. У ног его, зажав ладонью окровавленный бок, скорчился гематр – ровесник Диего, в уродливой инопланетной одежде.

Господи, воззвал Диего. Ну что Тебе стоило отвести мне глаза? Меня ждут Энкарна и челнок – Мигель объявится, его слово дороже золота! – а время утекает, просыпается песком сквозь пальцы. Стон раненого слился для Диего с песчаным шелестом секунд. Время гематра уходило еще быстрее, вытекало из тела, сочилось меж пальцев в прямом смысле слова – темной, густой кровью…

В который раз за этот нескончаемый, выматывающий день маэстро оказался перед выбором. «Любая задача имеет решение, – утверждал мар Яффе, школьный учитель Диего, тоже гематр. – Просто решений бывает больше одного.» Малыши не на шутку пугались, впервые увидев мар Яффе, учителя логики и математики. Бледное, лишенное страстей лицо; скупые, механически выверенные жесты. По мнению детей, учитель походил на мертвеца, восставшего из могилы. Мар Яффе не повышал голос. Не прибегал к розгам, считая телесные наказания «бесполезным варварством». При всем гуманизме учителя, на уроках мар Яффе царила гробовая тишина, в которой звучал лишь ровный монолог гематра. Случалось, учитель умолкал, выдерживая точно рассчитанную паузу – и продолжал объяснения: сухо, четко, бесцветно.

Над его зубодробительными задачами школьники корпели ночами. Скрипя зубами, Диего грыз гранит чуждой науки, ибо знал: сдавать придется в любом случае. Пять, десять, двадцать раз – пока не найдешь ответ. Мар Яффе всегда добивался нужного ему результата – и требовал от учеников аналогичного упорства. Годы спустя до маэстро дошло: то, от чего дымились мозги эскалонских школьников, для гематра считалось набором простейших азов. На родине учителя такое, наверное, проходили в ясельной группе детского сада. Вся без исключения Эскалона, от уличного мальчишки до короля, должна была представляться учителю сборищем тупых дикарей. Между ними и соотечественниками мар Яффе лежала пропасть размером с необъятную Ойкумену.

И тем не менее год за годом мар Яффе методично вдалбливал в бестолковые головы юных эскалонцев азы инопланетных премудростей. Зачем он это делал? Почему избрал стезю школьного учителя? Неудачник, не сумевший найти лучшего заработка? Или это был итог непостижимого для простых смертных гематрийского расчета? В конце концов, святой Исидор тоже двенадцать лет провел среди дикарей, претерпевая лишения и неся заблудшим душам свет истинной веры.

Сравнение безбожника-гематра со святым Исидором попахивало ересью.

Каждая задача имеет решение, думал Диего. Но когда решений больше одного, приходится делать выбор. А я не гематр, чтобы просчитать все возможные последствия. Гематров называют «живой математикой Бытия». Чушь! Бытие есть воплощение замысла Создателя, и математика бессильна перед божественной волей. Не знаешь, как поступать? Забудь о расчетах и резонах! Поступай так, как велит тебе сердце. Слова святого Исидора, Второе Послание к островитянам, глава третья, стих седьмой.

Странное дело: слова эти, по большому счету, нисколько не противоречили высказыванию мар Яффе. Снова ересь?

Диего Пераль шагнул к лавке. Присел на корточки рядом с раненым. Убедился, что гематр в сознании и смотрит на него – без всякого выражения, как и его соотечественники.

– Идти сможете?

Гематр закрыл глаза:

– Сам – нет.

На миг лицо раненого исказила страдальческая гримаса, и оно сделалось похожим на человеческое. Боль – великий уравнитель. Хорошо держится, оценил Пераль. Силы экономит: лишнего не шевелится, слов произносит минимум. Гематрийская расчетливость была сейчас кстати.

– Я помогу. Отсюда недалеко до вашего квартала.

– Полкилометра по прямой.

Случилось чудо: гематр улыбнулся. Улыбка инопланетянина выглядела жутко, сделанно – так скверный актер выстраивает мимические мышцы, словно солдат-новобранцев, в шаткий строй, готовый пасть под атакой в первый же миг. Впрочем, кошмарная улыбка сразу сменилась прежней гримасой боли. Гематр со свистом втянул воздух сквозь стиснутые зубы:

– Перетяните рану. Режьте штанину. Ткань непромокаемая.

Ткань оказалась еще и эластичной. Теперь главное, отметил Диего, добраться до квартала гематров и сдать раненого землякам. Там его быстро поставят на ноги – при их-то медицине! Он забросил левую руку гематра себе на плечо и осторожно поднялся, придерживая беднягу за спину. Постоял, давая раненому привыкнуть к вертикальному положению.

– Ну что, идем?

– Да.

Пробный шаг удался. Гематр висел на Диего мешком, но ноги все-таки не волочил, а переставлял.

– Какова у нас вероятность, – Пераль вспомнил о талантах гематров, – благополучно добраться до вашего квартала?

Гематр молчал секунд десять.

– Слишком много неизвестных мне факторов. Я не могу произвести точный расчет, – он подумал и добавил: – Извините.

Утешил, вздохнул Диего.

Этот район города маэстро знал плохо. Поначалу держать направление, указанное гематром, получалось легко – улица, по которой они двигались, вела в нужную сторону. Увы, впереди образовалась толпа, увлеченная грабежом платяной лавки – издержки мятежей от сотворения мира до дня сегодняшнего. Грабителей благополучно обошли дворами, но, петляя по закоулкам, Диего потерял всякие ориентиры – и теперь с трудом представлял, куда двигаться дальше. Спросить у гематра, в чьей голове, похоже, имелся встроенный компас, не удалось: раненый впал в полубессознательное состояние. Влекомый Диего, он механически шевелил ногами, но взгляд его отблескивал мутным бутылочным стеклом. От бедняги остро, как от загнанного коня, несло по́том, и это без видимых оснований раздражало маэстро. Казалось, если Господь лишил свое творение чувств, присущих человеку, то Он должен был лишить его и способности потеть, испражняться, терять кровь. Лучше бы лишил! Следовало торопиться, если Пераль хотел дотащить бедолагу живым.

Диего попытался сориентироваться по солнцу. Стремясь достичь квартала гематров, они брели на запад. Солнце, перевалив за полдень, поджаривало правую щеку. Нам туда, определился маэстро. Для верности он подбородком указал в глубину вонючего проулка. Имелся ли там выход, Диего понятия не имел. В крайнем случае, придется вернуться и поискать другой путь. Даже самому себе он не признался бы, что просто тянет время. Бегство в Сан-Федрате, спасение гематра – что угодно, лишь бы не маяться в четырех стенах! В глубине души тлела надежда, что Мигель перезвонит. Они встретятся у космопорта, заберут Карни…

Все будет хорошо.

Последнюю фразу Диего старался не произносить даже мысленно – чтоб не сглазить. О нет, маэстро, всей душой полагаясь на Господа, не был суеверен! Но, понимаете ли, есть такие вещи…

Ну, вы понимаете.

Дольше тянуть было нельзя: гематр мог в любой момент откинуть копыта. Нельзя же сказать «отдать Богу душу» по отношению к инопланетному безбожнику?! Диего решительно двинулся вперед. Проход в конце проулка, к счастью, отыскался – узкий, как дверь в рай. Вдвоем они едва протиснулись – и оказались на утоптанном земляном пятачке, от которого расходились три кривые улочки. Ни одна из них не вела в нужном направлении. Поверх ветхого дощатого забора и ветвей серебристых олив, припорошенных пылью, виднелись сверкающие на солнце купола и параллелепипеды жилых башен гематрийского квартала. Рукой подать, но как туда добраться? Словно отвечая на невысказанный вопрос, в заборе с душераздирающим скрипом отворилась калитка. На Диего с боязливым любопытством глядела молодая женщина в чепце.

– Его ранили?

В голосе женщины тревога мешалась с восторгом. Еще бы! Сидишь тут, нос на улицу высунуть боязно, а хочется – аж невтерпеж! И вдруг, хвала Создателю, тебе прямо к порогу притаскивают истекающего кровью чужака. Соседкам рассказать – помрут от зависти!

– Как нам дойти до гематрийского квартала, сеньора?

– Да вот же, через наш двор! – всплеснула руками женщина. – Давайте, я вас проведу. За флигелем в переулочек… Идемте!

Она отступила в сторону, приглашая гостей во двор. Диего медлил, глядя на здания инопланетного квартала. Женщина говорила правду: путь через ее двор представлялся кратчайшим.

– Благодарю вас, сеньора.

Взвизгнув, калитка захлопнулась за спиной Диего. С проворством болонки, почуявшей лакомство, хозяйка направилась вперед, лавируя меж масличных деревьев. На ходу она оборачивалась, повторяя, как заведенная:

– За мной сеньоры! За мной!

Поспевать за ней стоило труда: отягощен раненым, Диего двигался со скоростью беговой черепахи. В очередной раз махнув сеньорам рукой, женщина скрылась за домом. Маэстро последовал за ней, свернул за угол – и остановился.

Хозяйственный двор. Глухая стена жилища. Три кособоких сарая. Колода для колки дров. Поленница под навесом. Приоткрытая дверь в конюшню. Хозяйка исчезла. Посреди двора, шагах в десяти от Диего, стояли трое мужчин, увешанных оружием. В отличие от геройски погибших завсегдатаев «Трех бочонков», эта троица не слишком походила на бандитов, а значит, была опасна вдвойне. Нагрудники из буйволиной кожи в два слоя, чашки шпаг – в царапинах и вмятинах. Кинжалы с потертыми, ухватистыми рукоятями готовились выпорхнуть из ножен в любое мгновение.

Поодаль ждал четвертый, нюхая надушенный платок.

– Утомились, дон Фернан? – спросил Диего Пераль. – Еще бы, сегодня такая жара…

– Вы правы, – согласился наследник маркиза де Кастельбро. Лицо его выражало самое искреннее огорчение. – Я бы предпочел сейчас вино с ледника и кресло в тени. Увы, приходится хлопотать, бить ноги. Задержитесь на минутку, дон Диего. Эти господа хотят взять у вас урок. За мой, разумеется, счет.

II

Колесницы судьбы

(не так давно)

– Я хочу нанять вас, дон Диего.

– Зовите меня сеньором Пералем, ваше сиятельство.

– Гордыня, – кивнул маркиз, думая о чем-то своем. – Понимаю…

Поднявшись из кресла, он встал у окна кабинета: тень на фоне солнца. Диего, которому не предложили сесть, ждал продолжения. Утром, получив со слугой приглашение в особняк де Кастельбро, он долго ломал голову, зачем маркизу могли понадобиться таланты скромного маэстро. Особенно такого маэстро, который носит фамилию Пераль.

– Я буду звать вас доном Диего, – подвел итог маркиз. Прямой, как флагшток, в вышитой бисером домашней шапочке, скрывавшей обширную лысину, он напоминал судью, выносящего приговор. – Учтите, это не есть знак какого-то особого уважения к вам. Я имею в виду, лично к вам.

Насмешка, предположил Диего.

– Нет, – ответил маркиз.

Лицо гостя, при всей его малоподвижности, было для хозяина особняка открытой книгой. Маркиз, искушенный в интригах царедворец, не нуждался в словах или гримасах, чтобы понять, о чем думает сын Луиса Пераля.

– И не насмешка гранда Эскалоны над скороспелым идальго. Это уважение к воле его величества, пожаловавшего вашего отца дворянством. Наследственным, замечу, дворянством. Это поклон в сторону трона. Лично вы здесь совершенно ни при чем. Такой вариант вас устроит?

Диего молчал.

– Что еще? – поднял брови маркиз.

Старый ворон, он был во всем черном. С годами де Кастельбро высох, темная одежда лишь подчеркивала его худобу. Из подбитых ватой штанов, похожих в бедрах на шары, смешно торчали ноги в чулках. Камзол тесно обтянул торс. Манжеты рукавов подчеркивали узость запястий. Голова лежала на туго накрахмаленной фрезе воротника, как на блюде.

– Нанять, – сказал Диего. – Мне не нравится это слово.

– Но вы же служили в армии?

– В солдаты вербуют. А нанимают, ваше сиятельство, наемников.

– Вы видите разницу?

– И преотчетливую.

Он ждал, что его сейчас выгонят взашей. Он ошибся.

– По-моему, наш разговор складывается не самым удачным образом, – маркиз сухо улыбнулся. Казалось, упрямство собеседника забавляет гранда Эскалоны. – Начнем сначала. Дон Диего, я хочу прибегнуть к вашим услугам. К вашим, если угодно, профессиональным услугам.

– Вам требуется учитель фехтования?

Скрыть изумление стоило большого труда. Воображение, не слишком живое в обычные дни, вдруг разыгралось. Диего ясно представил себе зал, манекены, шпаги в стойках – и престарелого маркиза де Кастельбро без камзола, в одной сорочке, выслушивающего указания маэстро Пераля: «Встать в меру! Финт, ангаже! Руку тверже!..»

Пятеро, подумал он. С палками. Болван, они придут к тебе после первого же урока. Ты их убьешь, и тогда придут шестеро с мушкетами.

– Мне? – удивился маркиз. – Спасибо, не надо.

– Тогда я не понимаю…

– Я могу положиться на вашу скромность, дон Диего? Мне говорили, вы не из болтливых. Это, пожалуй, важнейшая из причин, по которым я обратился именно к вам.

– Разумеется, ваше сиятельство.

– Учитель фехтования требуется моей дочери.

– У нее намечена дуэль? – спросил Диего прежде, чем проклял себя за глупость.

– В определенном смысле.

– С кем?

– Этот вопрос еще не решен.

– Где? Когда?

– Это принципиально?

– Конечно! Я обязан знать, какое время для подготовки есть у меня в распоряжении. Если же я буду знать противника, я сумею избрать наилучший способ ему противостоять.

Ситуация отчетливо попахивала безумием – или оскорбительным розыгрышем. Маркиз долго не отвечал, глядя, как внизу вываживают белоснежную, совсем молодую кобылицу. Лошадь заржала, выгнув точеную шею, и гранд опять кивнул в такт своим мыслям.

– Где? – Диего начал терять терпение. – Когда?

– В моем пригородном имении. На сцене. Спустя десять дней.

– На сцене?

– А где прикажете играть комедии вашего отца? В конюшне?!

– Комедии?

– «Девица-гусар». В третьем акте у нее дуэль с Транмонтеном. Комические куплеты, ссора и дуэль. Слушайте, почему у персонажей дона Луиса такие невозможные имена? Транмонтен… Что за ерунда!

– Вопрос не решен, – в полном обалдении сказал Диего. – Вы сказали: вопрос с противником еще не решен.

– Транмонтена вызвался играть молодой д'Эрио. Надеюсь, вам ясно, что это не публичный спектакль, не потеха для черни?! Это домашняя постановка для избранного круга. Забава молодежи при попустительстве…

Он пожевал бледными губами.

– Скажем иначе: при согласии родителей. Так вот, граф д'Эрио против участия сына в «Девице-гусаре». Если его удастся уговорить, исполнитель роли Транмонтена известен. Если нет, с моей взбалмошной дочерью будет дуэлировать кто-то другой. Впрочем, вас не должен заботить ее противник. Всю сцену дуэли, от начала до конца, я попрошу выстроить вас, и только вас. Для этого я предоставлю вам, дон Диего, максимальную полноту власти над молодежью. Надеюсь, вы понимаете, что меня в первую очередь интересует безопасность доньи Энкарны? Безопасность абсолютная, не омрачаемая никакими случайностями.

– Если я соглашусь на ваше предложение…

Диего с удовольствием отметил, что маркизу не понравилось слово «предложение». Кастельбро предпочел бы другие слова: «Если я возьмусь за эту работу…»

– …я также приму на себя все обязательства по обеспечению безопасности доньи Энкарны. Это вне сомнений, ваше сиятельство. Никто и ничто не повредит юной донье, пока я смогу предотвращать угрозу.

По спине маэстро пробежал холодок. Такое бывает, когда кто-то пройдет по месту твоей могилы. «С чего бы? – удивился Диего Пераль. – Что я такого сказал?»

– Но я еще не дал согласия, – завершил он.

Маркиз повернулся к упрямцу:

– Гонорар? Он вас не разочарует.

– Я уверен в вашей щедрости, ваше сиятельство. Нет, вопрос не в гонораре. Скажите, почему молодой д'Эрио сам не поставит руку донье Энкарне? Не отрепетирует сценическую дуэль? Полагаю, он безукоризненно владеет шпагой. Если же вы не доверяете ему, среди вашего окружения найдется много прекрасных и опытных фехтовальщиков. Скромность? Хорошо, пусть уроки донье Энкарне даст ее старший брат. Какие могут быть неловкости в кругу семьи? Зачем вам приглашать учителя фехтования со стороны?

Открылась дверь, ведущая в комнату, соседствующую с кабинетом. На пороге стоял дон Фернан, с улыбкой глядя на Диего. Так рассматривают забавную, но глуповатую зверушку. В отличие от отца, граф Эль-Карракес разоделся павлином. Талию камзола обозначал ряд цветных бантов, отложной воротничок завязывался посредине золоченым шнурком с кистями. Панталоны были настолько широки, что собирались в многочисленные складки, доходя до икр, изящных как у девушки, и там прихватывались атласными лентами. Святой Господь! Даже голенища сапог графа в три слоя обшивались кружевом. Чувствовалось, что грация дона Фернана со временем превратится в худобу его отца, но этот день еще не настал.

– Действительно, – кивнул дон Фернан. – Отчего бы мне не дать уроки владения шпагой родной сестре? Что этому мешает?

– Сын мой! – воскликнул маркиз, раздражаясь. – Я же просил вас не вмешиваться!

– Умоляю простить меня, отец. Просто я считаю необходимым разъяснить ситуацию дону Диего. Разъяснить так, чтобы вопросов больше не осталось. Во-первых, мои уроки дорого стоят, – руки графа Эль-Карракес сделали жест, столь же округлый, сколь и ассиметричный. Складывалось впечатление, что граф начал делать церемонный поклон, да раздумал на полпути. – Очень дорого. Настолько, что семья Кастельбро вряд ли сможет оплатить мои услуги…

– Прекратите! Я требую!

– Простите, отец, но я закончу.

– Сын мой!

– Хорошо, я закончу со всем сыновним почтением. Во-вторых, давать уроки – неприлично для семьи Кастельбро. Даже если они даются, простите за каламбур, в кругу этой семьи. По той же причине мы не обратились к молодому д'Эрио или иным господам из высшего света. И наконец, вас выбрала Карни. Моей сестре показалось забавным, что её для выступления в пьесе Луиса Пераля будет готовить Диего Пераль. Вас не смущают эти два оборота, дон Диего: «неприлично для семьи Кастельбро» и «показалось забавным»?

Диего пожал плечами:

– Ни в малейшей степени.

– Это, надо полагать, отказ?

– Нет, это согласие.

– Я же говорил вам, отец! – дон Фернан непринужденно рассмеялся, поднося к лицу платок, вымоченный в духах. – Маэстро горд, как сотня чертей, но это гордыня особого свойства. Хорошенько заденьте дона Диего, подцепите его крюком за ребро, и он прыгнет в самый ад!

– Сын мой! – в третий раз вскричал маркиз.

– Я не в обиде, ваше сиятельство, – успокоил его Диего. – В конце концов, ваш сын прав. У вас есть текст «Девицы-гусара»? Я бы хотел ознакомиться с пьесой до начала занятий.

– Вы не знакомы с пьесой дона Луиса? – изумился граф.

– Мой отец написал уйму пьес. Читай я все, я бы испортил глаза.

III

– Этот человек здесь ни при чем.

– Нисколько не сомневаюсь в ваших словах, – дон Фернан улыбнулся со всей возможной приятностью. – К тому же он тяжело ранен. Усадите гематра в сторонке, и его никто не тронет, даю вам слово. Но с вас – ответная любезность, сеньор Пераль. Вы обратили внимание, что я зову вас не доном Диего, а сеньором Пералем, как вы обычно просите? Теперь ваша очередь пойти мне навстречу. Прошу вас, положите рядом с раненым свой пистолет. Я давно хотел посмотреть, так ли хорошо вы владеете клинком, как об этом болтают. Стыдно портить благородное искусство фехтования пошлой стрельбой. Вы согласны со мной, маэстро?

Диего не ответил. Он аккуратно сгрузил гематра на землю, прислонил спиной к колоде. Раненый слабо застонал. По крайней мере, жив, оценил Диего. Под пристальными взглядами наемников он с демонстративной медлительностью, двумя пальцами, вытащил из-за пояса пистолет и бросил оружие на землю рядом с гематром.

Наемники ждали.

Пожав плечами, Диего отошел от колоды на пару шагов.

– Ангард, сеньоры, – махнул платком дон Фернан. – К бою!

Нет, Диего не переоценивал себя. Вряд ли маркиз де Кастельбро нанял для расправы над ним безрукую шваль. Да и троица головорезов не производила впечатления новичков в деле великой любви к ближнему своему. Что ж, теперь все в руке Божьей.

Как, собственно, и всегда.

Вольты, репризы, кварты и терции – ушло, забылось, рухнуло в тартарары. Остались действия без слов, решения без названий, поступки без медлительного одобрения калеки-рассудка. Однажды дон Леон, мир его праху, разглядел в мрачном, неприветливом мастер-сержанте Перале что-то, что оставалось тайной для самого Диего – и на краю могилы, обучая горстку избранных, кому не мог отказать, престарелый маэстро нарушил обет не брать подмастерьев. Диего мыл зал, чистил оружие, штопал манекены, а по вечерам впитывал науку дона Леона, словно губка – воду. «Что ты делаешь?» – спрашивал маэстро. Провоцирую соперника к нападению, отвечал Диего. Вызываю на удар. «Это называется аппель,» – кивал маэстро. Аппель, повторял Диего. «Или темп, – уточнял маэстро. – А что ты делаешь сейчас?» Колю после парирования, отвечал Диего. «Это называется рипост. А сейчас?» Пытаюсь выбить у вас шпагу, объяснял Диего, потный и злой. «Как именно?» Вскользь, пыхтел Диего. Быстрым ударом по слабой части вашего клинка, гори он в аду. «Это называется круазе. И выполняется это так…» Круазе, запоминал Диего, отправляясь в дальний угол зала за улетевшей рапирой. Запястье ломило, мозги пухли. Аппель, он же темп; рипост, круазе… Полтора года спустя, когда термины разлеглись по полочкам, маэстро велел: «Теперь учись забывать. Что ты делаешь?» Аппель, разъяснял Диего. «К чертям аппель! Забудь! Не называй, а делай! Что это?!» Рипост, откликался Диего. «В пекло рипост! Парируй и коли! Забыл? Молодец! Что именно ты забыл сейчас?!» Круазе, растерянно отвечал Диего, глядя, как шпага маэстро катится в знакомый угол. Я забыл круазе…

Тогда он впервые увидел слезу на щеке дона Леона.

Работу с учениками ему доверили не сразу. Сперва пришлось каленым железом выжечь солдатскую грубость – ученики в зале дона Леона были не из тех, кто спустит хотя бы намек на оскорбление. Тут пришлось потрудиться даже больше, чем с клинком в руке. Сам того не замечая, Диего вырос дважды грубияном. Грубость первую он заработал в армейском быту; вторую взлелеял от большого ума, стараясь не отличаться от остальных солдат. Это значило вытравить из себя школу, мар Яффе, умение пользоваться столовыми приборами, сморкаться в платок; а главное, вытравить из себя отца. Стоило на минуту расслабиться, как отец, великий «el Monstruo de Naturaleza», лез из сына наружу: гладкой речью, меткой цитатой, сложным словесным оборотом. Борясь с этой напастью, Диего хамил напропалую, предпочитая драться, рисковать, стоять под плетьми – все, что угодно, лишь бы не прослыть «кружевным солдатиком». Когда дон Леон наконец понял, что можно выгнать Диего Пераля из армии, но нельзя выгнать армию из Диего Пераля, он изобрел метод – неожиданный и действенный, как все находки старика. Он взрастил в подмастерье два качества: суровость и лаконичность. За этой броней грубость вначале спряталась от окружающих, а там и зачахла, как деревце без солнца.

Похоронив учителя, Диего узнал важную истину: как ни вытравливай отца из сыновней души, всего не вытравишь. Вдова дона Леона, хлебнув на поминках лишку, проговорилась, что именно Луис Пераль обратился к ее мужу с просьбой обратить внимание на сына драматурга. Большой поклонник таланта Пераля-старшего, дон Леон согласился оказать услугу «гордости Эскалоны». У Диего хватило ума не устраивать отцу запоздалый скандал за оскорбительную протекцию. Воистину, наука покойного дона Леона пошла Пералю-младшему впрок, и не только по части защит с выпадами.

– Сеньоры, я жду. Или дон Фернан вам не указ?

Первого головореза маэстро встретил стремительным выпадом в горло. Тот едва успел парировать, замешкавшись с ответом – и дал Диего время качнуться в сторону, оставляя противника между собой и набегающим товарищем забияки. Третий гадюкой скользнул вдоль стены дома, обходя маэстро сбоку. Его шпагу Пераль принял на кинжал. Клинок скрежетнул по гарде, задержавшись на миг сверх должного.

От ответного секущего удара гадюку спас нагрудник.

Двигаться. Все время двигаться. Не давать троице атаковать слаженно. Пусть мешают друг другу. В этом – надежда. В этом – спасение. Двигаться…

Они закружились по двору в убийственном танце, под аккомпанемент лязга металла, в вихре тусклых молний. У танца был единственный, зато благодарный зритель. Дон Фернан следил за поединком едва ли не с бо́льшим увлечением, чем за пьесой Пераля-старшего на сцене Королевского театра. К досаде графа Эль-Карракес, сражение вскоре переместилось с хозяйственного двора в сад. Оливы, яблони и гранаты мешали дону Фернану сполна насладиться зрелищем. А подойти ближе, подобно любопытствующему зеваке, граф счел ниже своего достоинства.

Или просто осторожничал.

Левый рукав колета быстро пропитывался липкой кровью. Диего почти не чувствовал пореза на плече. Боль придет позже; если он, конечно, переживет этот бой. Сейчас сад был его единственным союзником. Без устали отражая и нанося удары, Пераль нырял под низко нависшие ветви олив, скрывался за стволами деревьев, возникая то справа, то слева, разя и уклоняясь. Красное винцо обагрило куртки двоих наемников; увы, раны были легкие – немногим опаснее рассеченного плеча маэстро.

Корявый ствол столетней оливы он ощутил спиной. Меняя позицию, чтобы укрыться за стволом, Диего успел выбить подпорку из-под могучей ветви, отягощенной сотнями зеленых оливок. Ветвь обрушилась на голову наседавшему противнику, скрыв убийцу под роскошной завесой: шелестящей, серебристо-зеленой. Слева оливу уже огибал второй наемник; третий, как обычно, норовил зайти сбоку, а лучше, сзади. По счастью, маэстро удалось трижды вспороть острием рапиры лиственную кисею. Услыхав хриплую брань, он понял, что все выпады достигли цели.

– Браво! – крикнул дон Фернан.

Мертвец упал сперва на оливу, а там и на землю.

Двое лучше троих. Но эта пара, Господь прокляни обоих, приноровилась к маневрам Пераля. Теперь оба атаковали с пониманием, не перекрывая друг друга. Кружа и отступая, Диего устал; рука, сжимавшая тяжелую рапиру, налилась свинцом. Вскоре наемники вытеснили его из-под спасительных деревьев обратно во двор. Долго не продержусь, оценил Пераль. Единственное спасение он видел в приоткрытой двери конюшни.

«Проем узкий, вдвоем не протиснуться…»

Огибая колоду для рубки дров, он оступился. Подошва сапога поехала на конском яблоке; стараясь не рухнуть на бесчувственного гематра, маэстро потерял равновесие – и один из головорезов, на шаг опередив своего менее расторопного товарища, воспользовался подарком судьбы. Парировать выпад в полной мере Диего не сумел. Кинжал лишь сбил чужой клинок на пядь ниже, и шпага вместо того, чтобы пропороть живот, рассекла ляжку маэстро. Падая на колено, Диего все силы вложил в ответный удар. Рапира с глухим хряском пробила нагрудник, на четверть выйдя между лопаток наемника.

– Браво! – прозвучало снова. – Брависсимо!

Убийца – вернее, убитый – судорожно икнул. Изо рта его вылетел сгусток темной крови; казалось, он харкнул Диего в лицо, желая оскорбить напоследок. Медленно, будто во сне, головорез начал заваливаться вперед, прямо на маэстро, который как ни старался, не мог выдернуть застрявшую в теле рапиру. Умирающий все глубже насаживался на клинок. Фигура его раздвоилась – так бывает в бреду – и перед Пералем возник последний из троицы. По тому, как он держал шпагу, Диего уже знал, куда войдет хищное острие: в горло.

Ни защититься, ни уклониться.

У судьбы сложное чувство юмора, подумал Диего. Ударом в горло бой начался, им же и закончится. Интересно, услышу ли я третье «браво!» дона Фернана?

Наемник качнулся, перенося вес с ноги на ногу – и по двору оглушительно раскатился выстрел. Впору было поверить, что в пятку башмака вшили пороховой заряд, в носок – фитиль, и вот фитиль догорел. Меж ребер головореза возникла дыра, плеснув красным. Выпустив рукоять рапиры, Пераль упал на спину и торопливо откатился прочь. Мигом позже шпага сраженного пулей наемника глубоко вонзилась в землю в том месте, где только что находился маэстро, а сам наемник рухнул рядом, содрогаясь в агонии.

Раненый гематр сидел, привалясь спиной к колоде. Морщась, он мял пальцами левой руки правое плечо. В правой руке гематр сжимал дымящийся пистолет Диего, пуля из которого спасла маэстро жизнь. Пороха Диего не пожалел, засыпав в длинный ствол своего «Релампаго» полуторный заряд.

– Отличный выстрел, – поздравил гематра Диего.

– Отдача, – пожаловался инопланетянин. – Очень сильная.

Поднявшись на ноги, Диего выдернул рапиру из тела убитого. Не сговариваясь, они с гематром повернулись, ища взглядами дона Фернана. Откуда бы ни наблюдал граф за схваткой, сейчас во дворе не было ни души. Диего пожал плечами; гематр, как обычно, остался бесстрастен.

– Вы меня не донесете, – сказал он.

– Не донесу, – согласился маэстро.

– Нужно вызвать помощь. Может, у кого-то из этих бандитов найдется коммуникатор? Мой забрали грабители.

– У меня есть коммуникатор.

Гематр уставился на маэстро снизу вверх. Вгляд его ничего не выражал. Наверное, это означало удивление.

– Дайте.

Диего протянул ему серебристую коробочку. Пальцы гематра легко и уверенно забегали по вирт-сенсорам – с той же легкостью минуту назад во дворе и в саду порхали смертоносные клинки.

– Перетяните бедро, – велел раненый.

– Что?

– У вас кровь идет.

Гематр указал на свою искромсанную кинжалом штанину: режьте еще, не жалко. Диего внял дельному совету. Заодно маэстро перевязал плечо, затянув узел рукой и зубами. Потом он сел на колоду и стал глядеть в небо, где таяли едва различимые белые облака, похожие на клубки далеких разрывов.

Пришел отклик по уникому. Активировав сферу видеосвязи, гематр быстро заговорил на языке, которого Диего не знал.

– Через семь минут здесь будет медицинский аэромоб, – свернув сферу, он протянул коммуникатор Диего.

– Они нас отыщут?

– Отыщут.

– Как?

– Я включил на вашем уникоме систему автопеленга.

Маэстро понятия не имел, что в подарке Энкарны имеется такая система.

– Когда они прибудут, покажете, как ее отключить?

– Разумеется. Вы опасаетесь слежки?

Диего сделал неопределенный жест рукой.

– У вас проблемы, – констатировал гематр. Он выглядел бодрее, чем раньше. Наверное, бой пошел инопланетнику на пользу. – Я могу чем-то помочь?

– Вряд ли.

– Вы куда-то направлялись. Когда меня доставят в больницу, аэромоб может отвезти вас в это место.

– Мне нужно в космопорт.

– Вам окажут первую помощь и доставят туда. Моя раса знает, что такое благодарность. Вы хотите покинуть планету?

– Хочу, – вздохнул Диего. – Но вряд ли получится.

– У вас нет денег?

– У меня нет открытой секторальной визы. Но я все-таки попытаюсь.

На сей раз гематр молчал долго.

– Меня зовут Гиль Фриш, – вдруг сказал он, когда Диего уже решил, что инопланетник заснул или потерял сознание. – Позвольте ваш коммуникатор.

– Диего Пераль. Вы хотите еще раз позвонить?

– Нет. Я внесу свой номер в ваш уником.

– Но ведь ваш коммуникатор забрали грабители?

– Ерунда. Полиция его дистанционно заблокирует, а я переоформлю номер на новое устройство. Вот, держите. Если вам не удастся улететь, свяжитесь со мной.

– Когда?

– Через два дня. К этому времени меня поставят на ноги. Ничего не обещаю, но попробую помочь. Я у вас в долгу: вы спасли мне жизнь.

– Вы мне тоже, мар Фриш.

– Вам известно, как мы обращаемся друг к другу?

– Меня в школе учил гематр.

Кажется, Фриш хотел спросить еще что-то, но уником в руке Пераля разразился трелью вызова.

– Мигель! – выдохнул Диего, увидев высветившийся номер. – Мигель! Это ты?!

Шорох, похожий на стон. Или стон, похожий на шорох.

– Мигель! Отзовись! Где ты?

Пераль еще кричал в немое устройство, когда над двором завис серебристый аэромоб с красным знаком медслужбы на борту.

– Мигель!..

IV

Колесницы судьбы

(не так давно)

Зал ему определенно не нравился.

Просторная комната, которая раньше служила для светских приемов, а сейчас была наскоро переоборудована под зал для фехтования, почти в точности напоминала собственный зал Диего. Не ткаными шпалерами на стенах, не потолком с лепниной по краям – о, маэстро мог позволить себе такую роскошь разве что в мечтах. Но размещение стоек с оружием, сам подбор клинков, манекены, развешанные кругом пособия: выпады, защиты, вольты… Большинство изображений Диего знал наизусть. Их оригиналы достались ему в наследство от сеньора Дильгоа, после того как апоплексический удар свел учителя в могилу. По счастью, сеньор Дильгоа успел подписать диплом молодому подмастерью – и позаботился о том, чтобы коллеги приняли дона Диего в свой круг, как полагается. Диего подозревал, что любезным приемом коллег он частично обязан имени собственного отца, но Луис Пераль, старый хитрец, лишь отшучивался, когда сын напрямик спрашивал его об этом.

– Знать бы, кто, – вслух сказал Диего.

Изменник, продолжил он про себя. В интерьере зала крылся душок предательства. Кто-то из учеников маэстро, не раз посещавший зал на улице Масарредо, в подробностях описал интерьер помещения маркизу де Кастельбро – или, что вернее, одному из доверенных слуг маркиза. Описал для того, чтобы здесь, на втором этаже особняка, возникло подобие, двойник, копия раковины, из которой маэстро выбрался совсем недавно. За деньги сделал это изменник, или просто желая оказать услугу его сиятельству – в его поступке не было ничего противозаконного или аморального. Но Диего не мог избавиться от ощущения, что его предали, продали с потрохами.

Он дрался с раздражением на дуэли, и противник одолевал.

За окном послышался цокот копыт. Встав у подоконника, наборного панно из редких сортов дерева, Диего увидел, как по каштановой аллее ко входу в особняк едет донья Энкарна. Под дочерью маркиза шла белая кобылица, памятная маэстро по его первому визиту в дом Кастельбро. Сидя боком, в дамском седле, донья Энкарна о чем-то весело болтала с молодой камеристкой – та трусила рядом на длинногривом пони. Юная донья подняла голову, взгляд ее скользнул по лицу Диего – и маэстро быстро отступил назад. Он не знал, заметила ли его новая ученица, но ему без видимой причины это было неприятно. Такое впечатление, подумал он, что я пропустил случайный выпад, и теперь надо наверстывать. Ты дурак, приятель, ты загнал себя в угол, а теперь громоздишь ерунду на чепуху. Расслабься, тебе выпала забавная и непыльная работенка. Главное – безопасность причудницы. Она сразу должна понять, кто здесь хозяин. Пройдет неделя, другая, и ты не вспомнишь ни этот зал, ни девчонку, возомнившую себя гусаром, верней, звездой сцены…

– Вы позволите, дон Диего?

Наверное, она поднималась по лестнице бегом. Ничем иным нельзя было объяснить столь быстрое появление доньи Энкарны в зале. Раскрасневшаяся, запыхавшаяся, она смотрела на Диего глазами, блестящими от возбуждения.

Из-за плеча дочери маркиза выглядывала камеристка.

– Прошу вас, – Диего вежливо поклонился.

– Благодарю вас, дон Диего.

– Впредь называйте меня маэстро.

– Так полагается?

– Да.

– Только здесь? Или при любой встрече?

– Только здесь.

– Хорошо, маэстро.

Черт возьми, подумал он. Этот бесенок – само послушание.

– Приступим? – спросила она.

Черт возьми, повторил он. Это была моя реплика. Она сняла ее у меня буквально с языка. Туше́, хитрая девчонка. Второй удар за тобой. Теперь моя очередь.

– Как вам будет угодно, – он еще раз поклонился.

Его миролюбие – верней, ответ, достойный слуги или поклонника, но никак не сурового маэстро – достигло цели. Во взгляде доньи Энкарны мелькнуло сомнение; впрочем, оно быстро сменилось прежним блеском.

– Одну минутку, маэстро. Я сейчас буду готова.

Она нырнула за ширмы, которыми был отгорожен дальний угол зала. Камеристка, подобрав юбки, последовала за хозяйкой. Прежде чем скрыться, камеристка обернулась и подмигнула Диего – так, словно сговорилась с маэстро заранее, и сейчас их заговор близился к успешному завершению.

За ширмами возник шорох одежды. Плохо понимая, что происходит, Диего уставился на ширмы – укрепленные на рамах атласные полотнища, расписанные в восточном стиле: черти с высунутыми языками, голые по пояс, с увлечением били в барабаны. В просвете между ширмами мелькнуло голое плечо, и маэстро отвернулся быстрей, чем следовало бы отставному мастер-сержанту, имевшему обширные знакомства среди обозных шлюх.

Он встал к ширмам спиной.

– Все, маэстро. Я готова.

Перед ним стоял молоденький гусарский корнет. Лосины из белоснежной замши плотно облегали стройные ноги. Диего не сомневался, что лосины натянули еще влажными, и сейчас они высыхали прямо у него на глазах, превращаясь во вторую кожу. Красный доломан – короткий, до пояса – был украшен пятнадцатью рядами шнуровых петель с золочеными пуговицами. На левое плечо гусар накинул ментик, обшитый понизу и по краям бортов черным бобром. Голову корнета венчал фетровый кивер с султаном из заячьего меха.

Лишь сейчас Диего сообразил, что разглядывает донью Энкарну, как последний мерзавец – снизу доверху. Он видел женщин в разных нарядах, видел без нарядов – и даже без ночных сорочек – но женщину в мужском костюме он видел впервые. Зрелище потрясло Диего больше, чем он мог предположить. Похоже, это стало ясней ясного не только для маэстро – камеристка отчетливо хихикнула. Смешок нахалки вернул Диего самообладание. Ничто так не отрезвляет актера и бойца, говаривал Луис Пераль, как чужая насмешка. А если отрезвления не произошло, значит, братец, ты вряд ли боец и уж точно не актер.

Диего мысленно поблагодарил отца за науку.

– Лосины, – сказал он. – Ни в коем случае.

– Вам не нравится? – донья Энкарна сделала круглые глаза. – В этом костюме я буду играть «Девицу-гусара».

– Не будете, – возразил Диего.

– Отчего же, маэстро?

– Вы раньше примеряли гусарскую форму?

– Нет. Это важно?

– Во время занятия лосины высохнут. Позже вам придется их снимать. Вы когда-нибудь снимали подсохшие гусарские лосины? Извините за смелые подробности, но от них остаются жуткие потертости. После парадов кое-кто из моих знакомых кавалеристов по три дня сидел дома, не в силах дойти до туалета.

– Господи! – испугалась донья Энкарна. – Какой ужас!

Она сделала непроизвольное движение, как если бы хотела сбросить лосины прямо сейчас – и замерла, не зная, как поступить.

– Надеюсь, что мы обойдемся без ужасов. Тем более, без пикантных ужасов. У нас не парад, вам не придется сидеть в седле. Первое занятие я сделаю кратким. На втором занятии, если вам так уж хочется опробовать сценический костюм, я жду вас в чакчирах.

– Что это?

– Штаны. Прямой крой, внизу штрипки.

– Какая пошлость! Меня освистают!

– Зато чакчиры удобны и безопасны для вашей чувствительной кожи. Спросите знакомых офицеров, они подскажут, чем украсить чакчиры. И хватит об этом. Я – не ваша модистка, у меня другие задачи.

– Я спрошу у дона Васко, – девушка в раздумьях закусила нижнюю губку. – Вы знакомы с доном Васко? Это мой жених. Он – капитан артиллерии, но, думаю, он знает толк и в приличных гусарских штанах. Начнем, маэстро?

Со всех ног она кинулась к ближайшей стойке с оружием – и, выхватив саблю, отсалютовала Диего.

– Поставьте на место, – велел Диего.

– Почему? Это же гусарская сабля!

– Вы будете использовать шпагу. Легкую граненую шпагу.

– Невозможно! Гусары дуэлируют на саблях.

– Гусары – да.

– Так написано в пьесе вашего отца!

– Мой отец скверно разбирается в фехтовании. Он знает, что гусары дуэлируют на саблях. Но гусары – мужчины, им хватает силы для таких поединков. Для вас сабля тяжеловата.

– Откуда вы знаете? – обиделась донья Энкарна. – Я сильная!

– Я видел, как вы салютуете. Поставьте саблю, я сам подберу вам клинок.

С видимым огорчением дочь маркиза приняла из рук маэстро шпагу – короткую, шестигранную, с ажурной гардой, похожей на ювелирное украшение. Судя по лицу доньи Энкарны, такая шпага унижала ее достоинство.

– Встаньте в меру, – велел Диего, обнажая рапиру.

– Куда?

– Встаньте на таком расстоянии от меня, чтобы концом своего клинка достать мой клинок. Это и будет значить «встать в меру». Я жду!

Со вздохом она подчинилась.

Это будет труднее, чем я полагал, сказал себе Диего Пераль.

– Мой брат, – заметила донья Энкарна. Клинок в ее руке едва заметно покачивался, звякая о рапиру Диего. – Он предупредил меня, что вы невыносимы. В его устах, маэстро, это комплимент.

– Если так, – Диего легонько ударил рапирой о шпагу ученицы, желая проверить крепость запястья доньи Энкарны. Результат его удовлетворил, – почему он сам не взялся учить вас? Уверен, дон Фернан стократ обходительней такого грубияна, как я. Манеры графа – предмет всеобщей зависти.

Девушка пожала плечами:

– Он не хочет. Его уроки слишком дорого стоят.

V

– Мар Фриш сказал, что вы торопитесь. Это так?

– Да.

– Когда вам нужно быть в космопорте?

Диего достал серебряный хронометр, щелкнул крышкой. Врач-гематр ждал. Он походил на дьявола, вырядившегося ангелом. Сияющий девственной белизной халат. Бледное лицо, горбатый нос, жесткие смоляные кудри; блеск глаз-льдинок из-под кустистых бровей. Не хватало только рогов и маскировочного нимба.

В Сан-Федрате, подумал Диего, мне нужно быть не позднее половины четвертого. Мигель перезвонит! Что-то со связью, будь она неладна… Ибарра говорил: «Успеем». Челнок должен сесть недалеко от космопорта.

На всякий случай он набросил еще десять минут.

– В двадцать минут четвертого.

– Аэромоб доставит вас за десять минут. У нас есть время на экспресс-терапию. Раздевайтесь.

Зная пунктуальность гематров, Пераль не стал корчить из себя героя. Раз врач сказал: время есть – значит, есть. Отказаться от бесплатной медицинской помощи высшего уровня – это надо быть круглым идиотом!

Взглядом он поискал, куда положить пыльный, измазанный кровью колет. Кругом все сияло стерильной чистотой; одежда и ее хозяин, грязней грязного, смотрелись здесь чужеродными элементами. Врач толкнул к Диего миниатюрную антиграв-платформу, и та, подплыв к маэстро, зависла в воздухе. От брошенного поверх нее колета платформа даже не шелохнулась.

С нательной рубахой довелось повозиться. В месте пореза края ткани присохли к ране – отдирая их, Пераль скрипел зубами. Врач не вмешивался, наблюдал молча. Помочь снять сапоги он и не подумал. Когда дело дошло до штанов, понадобилось сначала развязать жгут, наложенный выше раны. По бедру заструилась кровь, капая на светло-кремовый пластик пола.

– Ложитесь.

Кушетка зашевелилась, принимая форму тела пациента. Помещение заполнил неяркий рассеянный свет. Теней он не давал, позволяя врачу рассмотреть раны во всех подробностях.

– Другой одежды у вас нет?

– Нет.

– Вы получите свою одежду чистой и целой.

– Спасибо.

Повинуясь команде врача, платформа выплыла из палаты. Еле слышно загудели приводы блестящих суставчатых манипуляторов, похожих на лапы металлического паука. По телу Диего заскользили влажные губки, пропитанные дезинфицирующим раствором. В руках гематра возник инъектор.

– Солдатский коктейль?

Ему уже кололи такой. Восемь лет назад, после взятия Дровяного бастиона, о чем Мигель вспоминал по поводу и без. Инопланетное средство ценилось на вес золота, но в бою Диего отличился. Палаш сартахенца лишь на волос не достал до печени, а тут как раз подоспела гуманитарная помощь Лиги… В общем, на «коктейль для героя» расщедрились.

– Модифицированный. Коагулянт, антисептик, анестезин, стимуляторы. Лежите спокойно. Препарат начнет действовать через пять минут.

Комариный укус инъектора. По порции регенерирующего биоклея в обе раны. Диего устало прикрыл веки. Хотелось спать. Спать было нельзя.

– Можете вставать. Аэромоб ждет.

– Моя одежда?

– Она готова.

Контрапункт

Из пьесы Луиса Пераля «Колесницы судьбы»

Живоглот:

Мордокрут:

Ухорез:

Маркиз: