Читать книгу Тирмен - Андрей Валентинов, Генри Лайон Олди - Страница 13
Мишень вторая
Гонки на кроватях
Год Красной крысы
2
Оглавление– Я не собираюсь травить вашу собаку, Петр Леонидович.
Госпожа Калинецкая вздохнула с явным сожалением. Правда, к чему оно относилось, понять сложно: то ли к безвинному другу человека, то ли к неосуществленному намерению. Очень хотелось, видать!
– У меня нет собаки, – равнодушно откликнулся старик. Его ладонь с медлительностью, присущей пожилым людям, опустилась в карман пиджака: нового, надетого третий раз в жизни. Опустилась, повозилась самую малость, успокоилась.
Впервые пиджак (серый, чуть приталенный) был водружен на плечи во время примерки, второй раз – меньше недели назад, на честно отпразднованный Новый год. Первоначально задумывался костюм, но в последний момент Петр Леонидович отказался от двусмысленной идеи. Новый костюм в его возрасте – словно намек. Мол, последний, мол, в нем меня и…
Не дождетесь! Во всяком случае, не сегодня.
– Про собаку я не в прямом смысле.
«Буденновские усы» в очередной раз помогли – скрыли уголки губ, дрогнувшие в усмешке. Учитесь держать паузу, мадам Кали!
– В Италии – в Неаполе, например, – местная Коза Ностра…
– Коза Ностра не в Неаполе, Любовь Васильевна. – Пальцы наконец-то нащупали искомое, ухватили, потащили наружу. – Так именуется преступное сообщество на Сицилии, а заодно в Соединенных Штатах Америки. Аналогичная структура в Неаполе называется «Каморра».
На белую скатерть с легким стуком легло чудо техники – затянутый в серебристо-черную кожу органайзер «Kyoshi». Госпожа Калинецкая невольно отпрянула, закусила губу. Не иначе ожидала чего иного. Гранату «РПГ-5», например.
– Мне нужно уточнить свое расписание на сегодня, – светским тоном продолжил старик. – Не возражаете?
«Расписание на сегодня» – выражение, услышанное в американском боевике, – ему чрезвычайно нравилось. В том числе истинным демократизмом. Скажем, у бомжа тоже имеется таковое: осмотреть первую помойку, затем – вторую…
Мадам Кали терпеливо ждала, вертя в руках ложечку, которой до того размешивала сахар в чашке с «эспрессо».
Палец лег на нужную кнопку, но Петр Леонидович не стал изучать засветившийся зеленым экран. Жаловаться на память пока не приходилось. Экспромт с органайзером предназначался исключительно для собеседницы. Электронную записную книжку презентовал «глубокоуважаемому господину Кондратьеву» пребывающий ныне «в нетях» Боба – Борис Григорьевич Зинченко – в присутствии ушастой подруги. Укатил бородатый по своим злодейским делам сразу после новогодней гулянки, а «хомячка» бегом на свиданку намылилась – если на современном арго формулировать.
«Свиданку» устроили в парке, в пустом по полуденному времени кафе. За плохо вымытыми стеклами окон белели неубранные сугробы, печальная елка свесила вниз успевшие запылиться гирлянды. Над головой дремала тяжелая бронзовая люстра с острыми шипами-шандалами.
– Все расписано. – Старик виновато развел широкими ладонями. – Ваш заказ на сегодня – вне графика. Опять же инфляционные ожидания в связи с грядущим внедрением гривны приводят к неоправданным побочным расходам.
Петр Леонидович давно заметил, как коробят ушастую его витиеватые выражения – посему и злоупотреблял ими в беседах с Калинецкой. Сама она говорила просто, словно дрова рубила.
– Не надо шутить, господин Кондратьев! – Маленький кулачок взметнулся вверх, завис над скатертью. – И намекать не надо. Да, Боба не в курсе нашего с вами разговора. Но это не ваше дело. Есть клиент, есть заказ.
Не ударила. Кулак разжался, ладонь легла на скатерть.
– Выслушать меня, по крайней мере, можете?
Петр Леонидович без особой нужды поглядел на дремлющую люстру, задумчиво перевел взгляд на циферблат древних часов «Победа». С черепашьей скоростью спрятал органайзер. Можем и выслушать. Утро он честно отработал, вновь откроется после обеда, о чем с парковым начальством говорено и договорено. Все остальное… Остальное – тоже после обеда. А «после» – понятие растяжимое.
– Вот!
На стол с легким шелестом легла газета «Спорт-экспресс» за двенадцатое октября прошлого, 1995 года. Экая древность!
– Фото на первой странице.
Теперь следовало бы удивиться. Самая обычная фотография, во всяком случае для «Спорт-экспресса». Футбольный клуб: команда, капитан с воздетым к небу кубком, руководство довольно улыбается…
– В центре. В светлом пиджаке.
Спрашивать, кто именно, старик не стал. Президента и хозяина победоносного клуба не знать было грешно, даже тому, кто никогда не интересовался футболом. Владелец заводов, газет, пароходов…
Вязкую тишину прервал радостный крик магнитофона:
– В Москве гулял когда-то Ленька Пантелеев,
Всегда с улыбочкой и выпивши слегка…
Не иначе местная обслуга спешила потешить эстетические чувства госпожи Калинецкой. Не вовремя. Ушастая резко обернулась, махнула ладонью.
– Среди налетчиков он первым был злодеем —
Его боялись даже люди Губчека…
Обрезало. Любовь Васильевна без особой нужды поглядела на снимок в газете, почесала нос маникюрным коготком.
– Да… Ненавижу, когда перебивают!.. Охрана образцовая, не подойдешь и не подкупишь. Трех заместителей убрали, но с боссом не срастается. Говорят, построил себе бункер в старой угольной шахте – вроде вашего подземелья. Бобе… Борису Григорьевичу он не по зубам. А если не мы его, значит, он – нас. Доступно?
Суетное желание разозлить ушастую возникло давно. До недавнего времени старик честно ему противился.
– Любовь Васильевна, – как можно мягче начал он. – Вы заблуждаетесь, причем очень сильно. Не меньше, чем госпожа Цыганова, чья песня зазвучала так не вовремя. Помянутый ею Пантелеев не совершил ни одного преступления в Белокаменной. Он там даже никогда не был, насколько мне известно. Я, в свою очередь, не являюсь шефом подразделения наемных убийц, именуемых в просторечии «киллерами». Вы обратились не по адресу, заявляю со всей определенностью. Вам нужен некто вроде… Пантелеева. И не надо травить мою собаку!
Их взгляды встретились, и Петр Леонидович вновь, в который раз, ощутил странную, пугающую пустоту. Бесконечное пространство, время, текущее вспять, – и слова, еле различимые, похожие на шелест ветра:
«Ты знаешь, кто я? Я – твой друг…»
Виду не подал – приучился. Ушастая не знает: не может, не должна. Наглая не по чину дамочка, «хомячка», желающая стать тигрицей. Ничего особенного. И незачем бояться.
– Вы себя недооцениваете. И нас – тоже.
Последние слова оказались лишними. Жутковатое очарование сгинуло без следа.
Старик рассмеялся:
– В ГПУ, часом, не служили, сударыня? У них, уверяю, ловчее получалось. Скажите еще: «Мы знаем о вас все!»
– Я знаю о вас все!
– И на здоровье!
Настроение улучшилось. Петр Леонидович поднес к лицу руку с часами, как если бы был близорук. Кажется, успеваем. Сначала выезд, затем в Киевский райотдел – выручать нашкодившего в очередной раз Не-Короля Артура. Потом…
– Напрасно смеетесь! – Ушастая подалась вперед, скривила ярко накрашенный рот. – Ваше досье я купила год назад. Недорого запросили, той конторе вы давно неинтересны!..
Старик механически отметил новомодное слово «досье». Карамышев, да будет ему сковорода теплой, говорил просто «папка».
– Ваше романтическое детство, Петр Леонидович, мне до лампочки. Доносы о том, что вы троцкист, тайный белогвардеец и внутренний эмигрант, – увы, неактуальны. Военная биография – уже любопытнее…
Смотреть на госпожу Кали в этот миг было не слишком приятно. Вспомнилась сцена из очередного «мыльного» сериала: героиня пред всем честным народом обличает соблазнившего ее усатого мачо. Усы у негодяя были, впрочем, так себе – не маршальские.
– Но я не служу в ГПУ. Мне вполне хватит сведений о ваших родственниках. Вы вдовец, но ваш сын, ваша невестка, их дети…
– Не надо, – тихо попросил старик.
Он опять, в который раз, посмотрел вверх, на бесполезную люстру. Взгляд укололся об острую бронзу канделябров.
– Не надо, Любовь Васильевна.
– Заказ! – Ладонь ударила по газетной фотографии. – В недельный срок. Что вы ерепенитесь, ей-богу? Вы и ваша… каморра занимаетесь этим минимум полвека. Сделаете, получите деньги – и все забудем. Да! Бобе ни слова, иначе наш уговор…
Петр Леонидович глубоко вздохнул. Подумал о Не-Короле. Плох стал бывший сержант, от рук отбился. Не помощник. Уволить – жалко, не уволить…
Старик закрыл глаза. Нет, только один глаз – левый, словно собрался выстрелить.
Встал, поправил пиджак.
Шаг назад…
Когда шум утих, когда перестала кричать ополоумевшая официантка, Петр Леонидович легким движением ладони стряхнул с рукава невидимые пылинки и поглядел на люстру. Смотреть наверх больше не пришлось – бронзовое чудище покоилось посреди стола. Острия шандалов пробили непрочный пластик, одна из чашек чудом уцелела, попав между креплений, второй повезло меньше.
Любовь Васильевна Калинецкая сидела белая, недвижная, упираясь застывшим взглядом в стену, недавно покрашенную веселенькой, яичного колера, краской. Кофе из разбитой чашки капал на дорогое, «от кутюр», платье. Не только старик приоделся ради полуденной «свиданки».
– Не надо травить мою собаку, – очень внятно произнес Кондратьев. – Не надо. Собака – друг человека.
Уже за порогом, застегивая старый, не подходящий к новому пиджаку, полушубок, он принял решение. С Артуром придется расстаться без промедлений. С какого возраста по закону разрешают зачислять на работу, пусть не на полный день? Не важно. В любом правиле бывают исключения. Тирмен живет согласно алгоритму «и аз воздам» – тихо, незаметно, подставляя щеку за щекой. Но упомянутые исключения все-таки случаются. Как сегодня, например.
Травить собаку опасно. Будить ее, спящую, тем более.