Читать книгу Земля теней - Генри Райдер Хаггард - Страница 9

Вернувшись домой, Эллен сразу прошла в комнату матери, а Эдуард – в библиотеку, где ему сообщили, что сэр Реджинальд скоро придет. Леди Грейвз приняла известие о помолвке дочери равнодушно – со дня смерти ее сына, казалось, ничто больше не трогало ее сердца. Сэр Реджинальд повел себя более экспансивно. Когда Эдуард сообщил ему о помолвке, он схватил его за руку и горячо пожал – не то, чтобы он испытывал к молодому человеку особую привязанность, ибо тон и манеры мистера Милуорда не совпадали со старомодными представлениями сэра Реджинальда о том, как должен вести себя джентльмен, но зато он знал о богатстве жениха и радовался перспективе союза, способного укрепить шаткое положение их семьи.

Эдуард Милуорд немного побаивался сэра Реджинальда, чья величественная и немного высокомерная вежливость угнетала его, и это помогло старому лорду сохранить все свое достоинство. Более того, он даже намекнул, что Эллен может унаследовать доход, равный примерно десяти тысячам в год, а потом, решив ковать железо, пока горячо, с ловкостью перевел разговор на аренду поселений.

Эдуард упомянул довольно удовлетворительную сумму, но сэр Реджинальд, погруженный в радостные мысли, так долго мычал и тянул с ответом, что перепуганный будущий зять немедленно добавил к этой сумме условие, по которому в случае его смерти арендная плата за принадлежавшую ему недвижимость переходила к Эллен.

– Да-да, мой дорогой! – закивал сэр Реджинальд. – Это очень правильно… и очень щедро, я полагаю. Но, увы, я не деловой человек – будь я им, дела сейчас обстояли совсем иначе – у меня очень плохо с цифрами, поэтому, если вы не возражаете, может быть, нам записать все, что вы сейчас предложили? Я бы обдумал это на досуге, посоветовался с адвокатами… И не будете ли вы столь любезны найти Эллен? Я хотел бы поздравить ее.

– Так я пойду, поищу ее? – встрепенулся Милуорд, питавший инстинктивное отвращение к перу и чернилам. – А записать мы можем позже.

– Нет-нет! – встревожился старый лорд. – Эти денежные вопросы так утомительны (чистая правда!), я хочу покончить с ними поскорее.

Эдуард покорился, а затем откланялся, испытывая смутные сомнения в том, что поступает правильно…

Выражение лица его адвоката, когда он изложил ему финансовые условия заключения брака с Эллен Грейвз, вполне подтвердило его сомнения.

– О, нет! – воскликнул добрый служитель закона. – Они должны сами разбираться со своими делами! Однако теперь ничего не поделаешь, ведь вы подписали документы и не можете отказаться от своих обещаний. Надеюсь, в следующий раз, когда вы захотите сделать предложение леди, у которой за душой ни гроша, вы для начала посоветуетесь со мной!

– Эти денежные вопросы так утомительны…

В тот вечер в холодной столовой Рошем Холл царило куда более праздничное настроение, чем несколько дней назад. Все пили шампанское, джентльмены произносили пространные тосты – за исключением Генри, который ограничился тем, что пожелал жениху и невесте здоровья и счастья.

– Вот видите! – улучив момент, шепнул ему мистер Левинджер. – Я хорошо сделал, предложив вам быть терпеливее в отношении недостатков вашего будущего зятя. Я был недалек от истины, хотя в тот момент вы могли счесть это дерзостью.

Генри в ответ лишь молча пожал плечами.

После обеда леди Грейвз удалилась к себе, сэр Реджинальд и мистер Левинджер ушли в библиотеку, а Генри, некоторое время неприкаянно бродивший по гостиной, в углу которой ворковали жених с невестой, отправился в музыкальный салон. Здесь он случайно встретил Эмму.

Этим вечером она надела белое платье, ее тонкую шейку обвивала нитка жемчуга. Она сидела на скамейке в луче лунного света – другого освещения в салоне не было – и походила более на бесплотный дух, чем на живую девушку. Для Генри, не ожидавшего ее здесь увидеть, необычность облика Эммы была значительно усилена любопытным случайным контрастом: сразу за скамьей, на которой сидела девушка, находилась мраморная копия в натуральную величину одной из самых красивых античных статуй. Над бледной и безмолвной девушкой высилась богиня любви Афродита, торжествующая в своей совершенной наготе.

– Я прожил свою жизнь, Левинджер, я ее исчерпал…

Генри переводил взгляд с одной женщины на другую, размышляя, кто из них прекраснее. «Предположим, – думал он, – человеку нужно сделать выбор между ними… Что же он выберет? Что принесет ему счастье – дух или плоть? И что бы выбрал я сам? Эти двое должны объединиться, чтобы получилась идеальная женщина…»

Улыбаясь своим мыслям, он шагнул вперед, даже не догадываясь, что очень скоро выбор будет ему навязан…

– Надеюсь, я не потревожил вас, мисс Левинджер? Честно говоря, я сбежал – гостиную оккупировали жених с невестой.

Эмма вздрогнула сначала, но узнав Генри, успокоилась.

– Да, я тоже искала уединения, потому и ушла сюда. Полагаю, вы очень довольны, капитан Грейвз?

– Что по нраву остальным, нравится и мне, – довольно мрачно ответил он. – Не мне же предстоит вступить в брак с мистером Милуордом.

– Почему он вам не нравится?

– Я не говорил, что он мне не нравится. Я не сомневаюсь, что он достаточно хорош, просто он не из тех людей, с кем я привык общаться, вот и все.

– Полагаю, я не должна так говорить, но я тоже не в восторге от него. Не потому, что он был груб со мной вчера вечером, а потому, что он слишком бесцеремонен по натуре. Мне не нравятся бесцеремонность и грубость.

– Да? Жизнь и сама по себе достаточно груба, и мне кажется, некоторое количество бесцеремонности просто необходимо для гармонии в мире. В конце концов, в нем правит плоть, а не дух, – тут он снова посмотрел на мраморную Афродиту, а затем перевел взгляд на Эмму. – Мы рождены из плоти, мы сами плоть, и все наши чувства и инстинкты принадлежат плоти.

– Я не согласна с вами, – отвечала Эмма с некоторой теплотой в голосе. – Рождены мы от духа, реален лишь он, плоть – это случайность, случайная оболочка. Когда же мы позволяем ей владеть нами – начинаются все наши беды.

– Возможно, но для многих из нас это довольно… распространенная случайность, не находите? В любом случае, мир наш состоит из плоти, никуда от нее не деться. И даже самые изысканные и возвышенные натуры должны подчиняться ее законам – в большей или меньшей степени. Возможно, когда-нибудь это и изменится – тогда изменятся и наши желания и стремления – но не здесь и не сейчас. Всему свое время, мисс Левинджер. Бесполезно пытаться убежать от жизни – так или иначе, она нас настигнет. Очень мало тех, кто способен бросить вызов своей природе.

Эмма не ответила, хотя на лице ее явно читалось сомнение. Какое-то время оба молчали.

– Отец сказал, вы навестите нас, – сказала она, наконец.

– Да, он был так любезен, что пригласил меня. Вы будете рады меня видеть?

– Конечно! – легкий румянец окрасил ее щеки. – Будет весьма удивительно видеть гостя в Монкс Лодж. Но я боюсь, вы найдете наш дом очень скучным: мы живем совсем одни, а прогулки в это время года довольно неинтересны – если только вы не любитель птиц. Вокруг дома гнездится множество диких птиц, и у меня довольно хорошая коллекция яиц.

– О, я не сомневаюсь, что мне будет интересно! Однако не пора ли нам вернуться к остальным? Должно быть, жених с невестой уже наговорились.

Не ответив, Эмма встала и направилась к дверям. Уже на пороге она внезапно обернулась, посмотрела Генри прямо в глаза и спросила:

– Вы действительно хотите приехать в Монкс Лодж, капитан Грейвз?

– Если вы этого хотите, – тихо ответил он.

– Я уже сказала, что буду рада.

После этого она повернулась и направилась в гостиную.

Тем временем в библиотеке состоялся другой разговор – его вели сэр Реджинальд и мистер Левинджер.

– Полагаю, вас нужно поздравить с этой помолвкой, Грейвз. Конечно, молодой человек не совершенен: у него есть недостатки, притом вполне очевидные. Однако ваша дочь знает, что делает – и насквозь видит своего избранника, так что в целом, учитывая нынешнее положение вещей, все складывается очень удачно.

– Не для меня, мой друг, не для меня! – грустно откликнулся сэр Реджинальд. – Кажется, у меня не осталось ни интересов, ни энергии… меня буквально ничего не волнует. Я прожил свою жизнь, Левинджер, я ее исчерпал и сейчас угасаю. Последний удар – смерть бедного Реджинальда – совершенно убил меня, да и зачем я не умер сразу! Единственным моим земным желанием остается обеспечить, если это еще возможно, благосостояние моей семьи. Во имя этой цели сегодня днем я опустился до того, чтобы буквально вытащить подачки из молодого Милуорда. Двадцать лет назад мне было бы стыдно так поступать – но возраст и нужда закалили меня. Кроме того, я знаю этого человека. Сегодня он горяч и страстен, через месяц остыл – и бабушка надвое сказала, будут ли они с Эллен счастливы в семейной жизни, а мне нечего ей оставить. Я должен быть уверен, что она в любом случае будет должным образом обеспечена. Кстати, говорили ли вы с Генри об этих кредитах?

– Да, в субботу вечером я обрисовал ему положение дел. Кажется, он сильно расстроился.

– Я совершенно не удивлен. Вы ведь были очень добры к нам, Левинджер. Будь на вашем месте кто-то другой, мы все уже очутились бы в работном доме. Но, честно сказать, я не вижу решения этого вопроса. Деньги не ваши – это наследство вашей дочери, по крайней мере, большая его часть – и вы не можете продолжать быть таким щедрым за счет чужих средств, а стоимость недвижимости падает с каждым днем. Наша старая дружба и ваша благодарность – это прекрасно. Возможно, вы и в самом деле должны быть благодарны мне, ведь я, без сомнения, вытащил вас из некоторых неприятностей в былые времена, когда вы еще были достопочтенным…

– Не упоминайте этого имени, Грейвз! – Левинджер почти с яростью ударил тростью об пол. – Тот человек мертв, никогда не упоминайте его имени ни при мне, ни при ком-либо еще.

– Как пожелаете! – улыбнулся сэр Реджинальд. – Я только хотел еще раз повторить, что вы не можете продолжать быть благодарным за счет средств своей дочери, но если вы перестанете нам помогать, Рошем пойдет с молотка – и это после того, как поколения нашей семьи жили в нем! Я, конечно, умру раньше, чем это случится, но даже мысль об этом разбивает мне сердце.

С этими словами старик прикрыл лицо тонкой слабой рукой и застонал.

– Не отчаивайтесь, Грейвз! – мягко отвечал мистер Левинджер. – Я уже намекал вам, что есть возможный выход…

– Вы имеете в виду, что Генри мог бы полюбить вашу дочь, а она ответила бы ему взаимностью?

– Да, именно это, почему бы и нет? Что касается Эммы, то дело уже сделано, я в этом убежден. Она была сильно увлечена вашим сыном еще без малого два года назад и с тех пор часто заводила разговор о нем. У Эммы нет от меня секретов, и ее душа чиста, как хрусталь. Легко прочитать, что в ней происходит. Я не говорю, что она хочет выйти за него замуж, но она увлечена им, он ей нравится, ее восхищают его ум и характер – и это говорит в пользу ее разума, поскольку он действительно хороший парень, он куда лучше, чем считает любой из вас. Что до него, то почему бы ему и не жениться на ней? Верно, происхождение ее матери было довольно скромным – хоть она и была куда более утонченной женщиной, чем многие думали, – а я, ее отец, почти изгой, и заслуженно, но… Что из этого? Мать ее давно мертва, да и я, увы, уже слаб и стар, так что очень скоро о ее родителях можно будет забыть. В остальном – она состоятельная наследница, она получит не менее 15 тысяч чистого дохода, не считая ипотеки и недвижимости. Она по-своему – на мой взгляд, по крайней мере – красива, и я не знаю более чистой и нежной, почти святой девушки. Если бы ваш сын женился на ней, то в течение года после свадьбы он научился бы поклоняться земле, по которой она ходит. Так почему бы этому браку не состояться?

– Я не знаю, друг мой, за исключением того, что жизнь переменчива, и даже самые очевидные и незыблемые истины могут потерпеть крах. Ваша дочь Эмма именно такова, как вы и говорите, хотя, возможно, в ней слишком много… неземного. Она кажется мне иногда похожей на бесплотный дух – но это потому, что я невольно сравниваю ее с девицами времен моей молодости, сейчас мода иная. Однако главное препятствие, которого я опасаюсь сильнее всего – это сам Генри, мой сын! Он очень непростой человек, упрямый – и если он узнает, что этот брак может нас спасти, то может отказаться от него.

– Я прожил свою жизнь, Левинджер, я ее исчерпал…

– Ради него самого я надеюсь, что такого не случится, – отвечал мистер Левинджер несколько взволнованно. – Ибо скажу вам честно: я позволю вещам идти своим чередом. Эмма вступит во владение Рошемом либо в качестве леди Грейвз, либо – как мисс Левинджер, и вашему сыну придется выбирать, что он предпочтет.

– Да-да, все это я понимаю… Чего я не понимаю, Левинджер, это того, почему вы так отчаянно печетесь об этом браке? У Эммы могут быть куда более удачные избранники, чем мой Генри. Мы ведь старые друзья, и я должен сказать, что не сомневаюсь в вас, но… у вас есть какая-то тайная причина желать этого брака. Мне кажется – я знаю, вы простите меня за мое предположение, – что все ваши поступки и мысли имеют некое двойное дно. Вы никогда не были кем-то одним полностью, всегда присутствовала какая-то… оговорка. Когда вы казались совершенно дурным человеком – в вас сохранялась искра добра, теперь же, когда вы кажетесь едва ли не самым праведным в округе – в вас чувствуется какая-то тайна, что-то темное…

Мистер Левинджер улыбнулся и пожал плечами, нисколько не обидевшись на эти слова. То, что он воздержался от возражений, показало, насколько близки были эти двое стариков, насколько давно и хорошо они знали друг друга.

– У большинства людей есть куда больше причин желать чего-то, нежели те, о которых они заявляют открыто, Грейвз. Однако я понимаю, почему вы ищете мои скрытые мотивы – их так много, что они едва ли не очевидны. У меня в этом мире всего один друг – естественно, я хотел бы, чтобы моя дочь вышла за вашего сына, и по той же причине я желаю, чтобы ваша семья, в течение сотен лет жившая на этой земле, была спасена от разорения. Кроме того, Генри мне понравился более любого молодого человека, которого я встречал за долгие годы, и я знаю, что его Эмма полюбит и будет с ним счастлива – но выйди она замуж за кого-то другого, с ее непростым характером она может быть очень несчастна. Кроме того, этот выбор действительно был бы очень хорош. Ваш сын не разбогател – но зато преуспел в своей профессии, он наследник древнего имени и станет баронетом. Как вы знаете, моя карьера была полностью разрушена. Вероятнее всего, моя родная дочь никогда не узнает, кто я на самом деле, и то, что она внучка трактирщика из Брэдмута, всем только на руку. Я больше всего хочу полного забвения, и оно будет достигнуто, благодаря этому выгодному со всех сторон браку. Мной нужно пренебречь – и начать жизнь заново; Эмма должна занять такое положение, чтобы высоко и гордо держать голову, как и любая из окрестных дам, и я не думаю, что подобное желание можно назвать моими непомерными амбициями или чем-то неестественным. Да пусть это просто – мое заветное желание, и я хочу дожить до того часа, когда оно исполнится. Я назвал вам достаточно причин?

– Более чем, и все они вполне удовлетворительны. Но я все же думаю, что вы что-то скрываете. Что ж, это ваше дело, я же со своей стороны буду только рад, если ваше желание осуществится. Это был бы хороший брак, а недостатки можно найти во всем, это не беда. Ваша дочь – милая девушка, Левинджер, и очень хорошенькая, несмотря на то, что ее дедом был старый Уилл Джонсон. Теперь мне нужно идти – следует подбодрить моего будущего зятя.

Поднявшись с некоторым усилием, сэр Реджинальд вышел из библиотеки. Мистер Левинджер глядел ему вслед своими пронзительными темными глазами.

«Грейвз сдает, но он все еще проницателен, – думал он. – Как обычно, он затронул самое больное место. Интересно, что бы он сделал, если бы знал последнюю и главную причину, по которой я хочу, чтобы Эмма вышла замуж за его сына? Пожал бы плечами и промолчал, полагаю. У нищих нет выбора, банкротам не приходится быть особенно разборчивыми. Бедный старый друг! Мне искренне жаль его. Что ж, последние свои дни он проведет в мире, если у меня все получится – вернее, если Генри не выставит себя упрямым дураком, на что он, кажется, вполне способен…»

На следующее утро мистер Левинджер с дочерью отбыли к себе в Монкс Лодж, договорившись на прощанье, что Генри посетит их три недели спустя, 10 июня, поскольку эта дата устраивала все заинтересованные стороны.

Во вторник Генри уехал в Лондон на неделю, чтобы выхлопотать небольшую пенсию, на которую он имел право, и решить некоторые другие вопросы. Эта поездка не улучшила его настроения, поскольку во время визита в Адмиралтейство он впервые узнал, на каком хорошем счету он был, и какие надежды возлагались на его карьеру.

– Жаль, что вы решили оставить флот, капитан Грейвз, очень жаль! – сказал ему один из высших чинов. – Я всегда полагал, что однажды увижу вас адмиралом, если доживу до этого дня. У меня сохранилось несколько отличных отзывов напротив вашего имени. Однако теперь уж поздно говорить об этом, и я даже замечу, что в качестве баронета с приличным состоянием вам будет жить куда лучше, нежели болтаться по морям в железной посудине, ежедневно рискуя быть застреленным или утопленным. Впрочем, вы слишком хороши, чтобы вычеркивать вас из списков: вы должны баллотироваться в парламент и попытаться оказать флоту содействие в новом качестве.

– Клянусь вам, сэр, – с жаром отвечал Генри, – я предпочел бы быть капитаном канонерки, нежели баронетом с 20 тысячами дохода, хотя на последнее у меня все равно нет ни малейшего шанса. Однако мы не всегда вольны в своих желаниях – такова жизнь. До свидания!

Резко повернувшись на каблуках, он покинул кабинет, а высший чин с сожалением посмотрел ему вслед.

«Интересно, почему он уволился? Этот молодой человек был отличным моряком и действительно мог бы достичь высот. Семейные дела, я полагаю. Ну, с этим ничего не поделаешь – а на его место найдутся другие».

Генри вернулся в Рошем в подавленном настроении, и домашние дела не способствовали его улучшению. Помимо сожалений об оставлении военно-морского флота, на него навалились очередные финансовые проблемы, достигшие острой стадии, поскольку денег не хватало даже на повседневное содержание дома. Угнетало Генри и горестное выражение лица его матери, которая постоянно оплакивала покойного брата, переживала насчет грядущего банкротства семьи, а также беспокоилась за пошатнувшееся здоровье отца.

Кроме того – хотя здесь Генри знал, что он не совсем прав, – чрезвычайно раздражало его постоянное присутствие Эдуарда Милуорда, раздражало до такой степени, что он уже не мог его скрывать. Напрасно он пытался полюбить этого молодого человека или хотя бы сделать вид, что он ему приятен – все его усилия потерпели неудачу, и Генри чувствовал, что Эллен, отношения с которой остались хорошими, но перестали быть сердечными, возмущена его поведением. Со своей стороны, он возмущался не меньше – тем, как Эллен под разными предлогами, при помощи отговорок, полуправды и откровенной лжи скрывает от жениха истинное состояние дел в Рошеме.

– Жаль, что вы решили оставить флот, капитан Грейвз

Эти уловки ранили гордость Генри, делая жизнь невыносимой, и Эллен прекрасно об этом знала – но не собиралась отказываться от своей линии поведения, ибо хорошо знала и вульгарную природу своего избранника, а потому боялась – возможно, и не без причины – что он, узнав правду о том, как катастрофично их положение, разорвет помолвку, чтобы не связываться с обанкротившейся и обесчещенной семьей.

В этих переживаниях тянулось время, пока, наконец, не настал тот день, когда Генри должен был отправиться с визитом в Монкс Лодж. Он уже получил записку от Эммы Левинджер, написанную от имени ее отца, в которой ему напоминали о его обещании. Записка была написана нежной рукой в самых изысканных выражениях, и Генри ответил на нее, сообщив, что отправит свой багаж экипажем, а сам поедет верхом и будет в Монкс Лодж к обеду.

Честно говоря, Генри не слишком много думал об Эмме в течение прошедших дней, а если и думал, то лишь как о части неприятной проблемы, нависшей над их семьей. У него не было времени, чтобы позволить своему разуму вспомнить очарование этой милой девушки, и сейчас он был совершенно не в настроении рассматривать этот визит с романтической точки зрения. Несмотря на это, Генри был рад возможности сбежать хоть на время из Рошема, и потому с радостью готовился к визиту.

Они с Эллен больше не разговаривали об Эмме. Их примирение, вернее, перемирие предполагало, что ни один из них не станет вмешиваться в личные дела другого. Однако отец все же сказал ему несколько слов, когда Генри зашел с ним попрощаться. Сэр Реджинальд чувствовал слабость и оставался в постели до обеда.

– До свидания, мой мальчик. Значит, едешь в Монкс Лодж? Что ж, это будет приятная поездка, ты немного развеешься. Старый Левинджер – странная птица, и ему не стоит доверять до конца… в некоторых отношениях, по крайней мере. Но я знаю его много лет, и в нем много хорошего, а дочь его, на мой взгляд, совершенно очаровательна. Ах, Генри! Мне бы так хотелось, чтобы ты полюбил эту девушку. Больше я не произнесу ни слова, но ты знаешь, что я имею в виду.

– Я знаю, отец! – отвечал Генри. – Знаю и сделаю все возможное, чтобы вы остались довольны. Но какой бы очаровательной она ни была, меня тяготит эта необходимость.

С этими словами Генри Грейвз покинул отчий дом и направил своего коня к руинам аббатства Рамборо…