Читать книгу Древний Аллан. Дитя из слоновой кости - Генри Райдер Хаггард - Страница 8
Дитя из слоновой кости
Глава VI
«Золотопромышленная Компания Доброго Доверия»
ОглавлениеПрошло целых два года с тех пор, как я расстался с лордом Регноллом и мисс Холмс. В этот промежуток времени я дважды имел о них известия. Один раз я получил от Скрупа письмо, в котором тот сообщал мне об их бракосочетании. Это была самая фешенебельная свадьба всего лондонского сезона. К письму была приложена вырезка из газеты с описанием всех подробностей до платья невесты включительно.
Все это было чуждо мне, однако одно замечание вызвало у меня сильный интерес. Привожу его целиком:
«…Большие толки вызвало то обстоятельство, что на невесте не было никаких драгоценностей, кроме рубинового ожерелья с маленьким, тоже рубиновым, изображением египетского бога, хотя фамильные бриллианты Регноллов, уже давно не видевшие света, известны как одни из самых изящных и ценных во всей стране. Следует заметить, что это украшение было удивительно к лицу невесте. На вопрос одного из друзей о причине такого выбора, леди Регнолл ответила, что это ожерелье должно принести ей счастье…»
Второе известие я получил год спустя при посредстве старого номера газеты «Таймс», где была заметка о рождении у лорда и леди Регнолл сына и наследника.
Что касается меня, я много испытал за эти два года. Участвуя в экспедиции в Страну Понго, я не раз испытывал искушение пройти на север от этой области в место, указанное Харутом и Марутом, обещавшими проводить меня туда, где живет гигантский слон, которого, по их словам, мне суждено убить.
Однако я удержался от этого и, вернувшись в Дурбан, пришел к решению больше никогда не участвовать в рискованных экспедициях. Благодаря удачно сложившимся обстоятельствам я сделался обладателем небольшого капитала, который дал мне возможность бросить охотничьи скитания в диких областях Африки. Вскоре мне представился случай поместить свой капитал в торговое предприятие.
Один еврей по имени Джейкоб предложил мне половину прав на владение золотой копью, открытой им на границе Земли Зулу, если я внесу капитал, необходимый для разработки предприятия. Вместе с Джейкобом и его приятелем я отправился осмотреть это место.
Взятый для испытания кварц обнаружил богатое содержание золота, и в конце концов образовалась акционерная компания для разработки золотого «Рудника Доброго Доверия» с Алланом Квотермейном, эсквайром, во главе.
Ох, эта компания!
До сих пор я помню о ней. Наш основной капитал был невелик – десять тысяч фунтов, из которых Джейкоб и его приятели взяли себе половину как покупную стоимость их прав. Впоследствии выяснилось, что эти права были приобретены всего за три дюжины джина, сломанную повозку, четыре старые коровы и пять фунтов деньгами.
Лично я, прежде чем принять председательство в правлении с жалованьем сто фунтов в год (которого я никогда не получал), купил на тысячу фунтов акций за наличные деньги.
Был установлен баланс в четыре тысячи фунтов, и работа началась. Мы принялись промывать один песчаный участок. Сразу после этого обнаружился такой блестящий результат, что наши акции поднялись сразу на целых десять шиллингов, причем Джейкоб и его приятели воспользовались случаем продать половину своих, уверив меня, что это необходимо для расширения дела. Через весьма короткое время песчаный участок оказался никуда не годным; было решено приобрести машину для дробления кварца, в котором предполагалось богатое содержание золота. Мы сговорились с одной машиностроительной фирмой.
Тем временем наши акции упали сперва до своей номинальной стоимости (до одного фунта), потом до пятнадцати шиллингов, потом до десяти.
Джейкоб, бывший одним из директоров правления, указал, что на мне как на председателе лежит обязанность поддерживать престиж нашей компании. Я снова накупил акций на свои последние пятьсот фунтов.
Но как была потрясена моя вера в людей, когда я узнал, что тысяча акций, купленных мною на последние пятьсот фунтов, была собственностью Джейкоба, продавшего их мне при посредстве подставных лиц. Наконец наступил кризис. Прежде чем дробильная машина была нам доставлена, все наши фонды были исчерпаны, и поднялся вопрос о ликвидации компании. Было созвано общее собрание акционеров, и после нескольких бессонных ночей я занял в нем свое председательское место.
Каково же было мое удивление, когда я увидел, что из пяти директоров кроме меня явился только один честный старик, отставной морской капитан, купивший триста акций.
Джейкоб и его два приятеля рано утром уплыли на пароходе в Кейптаун.
Собрание вначале было довольно бурным.
Я, как мог, обрисовал положение, и, когда кончил, со всех сторон посыпались вопросы, на которые ни я, ни кто-либо другой не мог дать удовлетворительного ответа.
Тогда один явно нетрезвый джентльмен, владелец десяти акций, напрямик объявил, что я обманул акционеров.
Я в ярости вскочил и, хотя он был вдвое больше меня, предложил ему поговорить со мной об этом вне стен этого дома.
Он поспешно удалился.
После этого инцидента, закончившегося общим смехом, вся правда всплыла наружу.
Один «цветной» человек рассказал, что Джейкоб нанял его «посолить» почву, подсыпав золота в песок, который мы промывали вначале.
Все стало ясно.
Я в бессилии опустился в свое кресло.
Тогда один добрый человек, сам потерявший деньги в этом деле, поднялся и произнес короткую речь, которой было достаточно, чтобы восстановить утерянную мной веру в людей. Он говорил, что Аллан Квотермейн, работавший, как лошадь, для пользы акционеров, сам наравне с другими разорен этим вором Джейкобом, и в заключение предложил прокричать троекратное «ура» «в честь нашего честного друга и товарища по несчастью Аллана Квотермейна». К моему удивлению, все собрание исполнило это весьма охотно.
Я поднялся и со слезами на глазах благодарил всех, говоря, что рад оставить эту комнату таким же бедным, каким был всегда, но с незапятнанной репутацией честного человека. Пожав рука джентльмену, выручившему меня из неприятного положения, я с легким сердцем отправился домой. Правда, я потерял все свои деньги, но честь моя была спасена, а что такое деньги в сравнении с честью! Я перебрался на другую сторону грязной улицы и шел, держась молодой заросли, идущей вдоль нее.
Улица была почти пуста.
Единственная кроме меня пара людей привлекла мое внимание. В одном из них я узнал полупьяного субъекта, обвинявшего меня в обмане; другим был морщинистый готтентот, напомнивший мне некоего Ханса.
Этот Ханс, я должен сказать, был сначала слугой моего отца, миссионера в Капской колонии, а потом моим компаньоном во многих приключениях. Это был храбрый, испытанный человек, единственной слабостью которого было пристрастие к алкоголю. Он питал ко мне самую горячую привязанность.
Сколотив немного денег, он приобрел небольшую ферму недалеко от Дурбана, где проживал, пользуясь большим уважением за свои былые подвиги.
Белый и готтентот переругивались между собой по-голландски.
– Грязный готтентот, – кричал белый, – что ты пристал ко мне, как шакал?
– Сын белой жирной свиньи, – отвечал Ханс (то был он), – ты осмелился назвать бааса вором? Ты, не стоящий ногтя бааса, чья честь светлее солнца, чье сердце чище белого песка в море!
– Он присвоил себе мои деньги.
– А зачем, свинья, ты убежал от него, когда он хотел говорить с тобой?
– Я тебе покажу «убежал», желтая собака! – закричал белый, замахиваясь палкой.
– Ты хочешь драться? – спросил Ханс, с необыкновенным проворством отпрыгивая назад. – Так получай.
Он низко нагнул голову и, как буйвол бросившись вперед, ударил белого головой в живот, так что тот опрокинулся назад и полетел в канаву, наполненную грязной водой. После этого Ханс спокойно повернулся и исчез за углом.
К моему облегчению, через минуту белый вылез из канавы, весь покрытый грязью, и, держась за место, называемое на медицинском языке диафрагмой, медленно пошел вдоль улицы.
«Какими преданными могут быть готтентоты, которых считают самыми низшими существами человеческого рода», – подумал я.
Придя домой, я уселся в расшатанное тростниковое кресло на веранде, закурил трубку и задумался, что мне предпринять, имея всего на триста фунтов имущества и хороший запас оружия.
Коммерцию во всех ее видах я навсегда отверг.
Оставалась только моя старая профессия охотника.
Слоны – вот единственно выгодная в смысле заработка дичь.
Но ближайшие места охоты уже давно опустошены. Кроме того, пришлось бы соперничать с молодыми профессионалами из буров.
Если уж решиться заняться охотой на слонов, придется идти в отдаленные места. Размышляя о преимуществах и недостатках различных мест для охоты, я услышал из-за большого куста гардении козлиное покашливание. Однако я знал, что эти звуки производит человеческое горло, так как не раз они служили мне сигналом в опасную минуту.
– Ханс, иди сюда, – позвал я, и вслед за этим из кустов алоэ показалась фигура старого готтентота. Я не понимал, почему он выбрал такой путь для своего визита, но это вполне согласовалось с его скрытностью, унаследованной от предков. Он уселся на корточки передо мной как коршун, поглядывая на спускавшееся к западу солнце.
– Ты так выглядишь, Ханс, – сказал я, – будто только что дрался. Шляпа у тебя измята, весь ты обрызган грязью.
– Да, баас. Баас прав, как всегда. Я поссорился с одним человеком из-за шести шиллингов, которые он мне должен, и ударил его головой, позабыв снять сперва шляпу. Мне жаль, это хорошая шляпа. Она почти новая. Два года назад баас подарил мне ее, когда мы вернулись из Страны Понго.
– Зачем ты лжешь? – спросил я. – Ты дрался с белым человеком вовсе не из-за шести шиллингов. Ты столкнул его в канаву и забрызгался грязью.
– Да, баас. Это так. Я дрался с белым не из-за шести шиллингов. Я дрался с ним за преданность, которая стоит меньше или ничего не стоит. Я пришел к баасу одолжить фунт. Белый человек пожалуется в суд. Меня заставят заплатить фунт или сидеть в сундуке[8] четырнадцать дней. Белый ударил меня первым, но судья не поверит бедному готтентоту, а у меня нет свидетелей. Скажут: Ханс был пьян, Ханс лжет. Плати, Ханс, плати фунт и десять шиллингов или иди в сундук на четырнадцать дней плести корзины для великой королевы. Баас! У меня есть деньги заплатить за правосудие, которое стоит десять шиллингов, а мне нужен еще фунт.
– Я думаю, Ханс, что скорее ты мне мог бы одолжить фунт, чем я тебе. Мой кошелек пуст.
– Это ничего, баас. Если необходимо, я могу четырнадцать дней делать корзины и циновки для великой белой королевы. Пусть она вытирает о мои циновки ноги. Сундук вовсе не плохое место, баас.
– Зачем же тебе идти в тюрьму, когда ты богат и можешь заплатить штраф хоть в сотню фунтов?
– Месяц или два назад я был богат, баас, а теперь я беден. У меня ничего нет, кроме десяти шиллингов.
– Ханс, – строго сказал я, – ты опять пьянствовал и играл на деньги. Ты продал ферму и скот, чтобы заплатить проигрыш и купить джину?
– Да, баас. Только я не пил и не играл. Я продал землю и скот за шестьсот пятьдесят фунтов и купил другое.
– Что же ты купил? – поинтересовался я.
Ханс полез сначала в один карман, потом в другой и наконец извлек оттуда грязный измятый листок бумаги, похожий на банковский билет.
Я взял его в руки, взглянул и едва не лишился чувств. Этот листок удостоверял, что Ханс являлся владельцем акций «Компании Доброго Доверия» на сумму в шестьсот пятьдесят фунтов, той самой компании, в которой я был злополучным председателем!
– Ханс, – слабым голосом сказал я, – у кого ты купил это?
– У бааса, у которого нос крючком, баас. Его зовут Джейкоб, так же как и того великого человека из Библии, который дал своему брату похлебку, когда тот вернулся с охоты, и получил за это ферму и скот, а потом пошел на небо по лестнице[9]. Так рассказывал нам ваш отец, баас.
– А кто тебе сказал купить их, Ханс?
– Самми, баас, тот Самми, который был вашим поваром, когда мы ходили в Землю Понго. Джейкоб жил в отеле Самми и сказал ему, что, если он не купит этих бумаг, бааса посадят в сундук. Самми купил их несколько, но у него было мало денег. Джейкоб платил Самми за все, что ел и пил, этими бумагами. Самми пришел ко мне и напомнил, что покойный отец бааса оставил его на наше попечение. Я продал ферму и скот другу Джейкоба, очень дешево продал. Вот и вся история, баас.
Я слушал это и, сказать правду, почти плакал, думая, какую жертву принес для меня этот старый готтентот по наущению мошенника.
– Ханс! – сказал я. – Когда ты поймал работорговцев в ими же расставленную ловушку, умирающий вождь зулусов назвал тебя «Светом Во Мраке». Он верно назвал тебя, ибо ты, как свет во мраке, засиял в темноте моего сердца. Я считал себя мудрым, но оказался глупцом и был, как и ты, и Самми, обманут обыкновенным мошенником. Но этот мошенник, показав, насколько низким может быть человек, заставил тебя показать, насколько может быть человек благородным. Свет Во Мраке! Ты дал мне больше, чем все золото в мире. Я постараюсь заплатить тебе за это своей вечной любовью!
Ханс взял мою протянутую руку и приложил ее к своему лбу.
– Не надо говорить так, баас. Это делает меня печальным, когда я так счастлив. Сколько раз баас не наказывал меня, когда я поступал нехорошо, когда я пил, и за другое? Баас не наказывал меня даже тогда, когда я украл порох, чтобы продать его и купить себе джину. Правда, порох никуда не годился.
– Но почему ты теперь счастлив? – спросил я.
– О, баас! – ответил Ханс, и глаза его заблестели. – Разве баас не догадывается почему? Теперь у бааса нет денег и у меня нет. Ясно, что мы пойдем искать заработка. Я так рад, баас. Мне надоело сидеть на ферме и доить коров. Великий Небесный Отец знал, что делал, послав Джейкоба на наш путь!
– Ты прав, Ханс, – сказал я, – но куда мы пойдем? Нам нужны слоны.
Ханс назвал целый ряд различных мест и, окончив их перечень, сел на корточки передо мной и, пожевывая табак, вопросительно поглядывал на меня, склонив голову набок, как старая пытливая птица.
– Ханс, – спросил я, – ты помнишь историю, которую я рассказывал тебе год или более тому назад, историю о народе кенда, в стране которых, говорят, находится кладбище слонов, которые из всех стран идут туда умирать? Эта страна лежит где-то на северо-востоке от того озера, у которого живут понго. Ты говорил, что ничего не слышал о народе кенда?
– Нет, баас, я много слышал о них.
– Почему же ты раньше ничего не говорил мне?
– Зачем было говорить? Баас тогда искал золото, а не слоновую кость. Когда мы были в городе Безу, я разговаривал со всеми, с кем стоило поговорить. Там жила одна старая женщина. Муж и дети у нее умерли, и она была всегда одна; все боялись ее, потому что она была мудрая, умела гадать и знала лечебные травы. Я рассказывал ей о понго и об их боге-горилле. Она говорила, что это ничто по сравнению с другим богом, которого она видела, когда была очень молодой. Она говорила так: далеко на северо-востоке живет народ кенда, которым правит султан. Это великий народ, населяющий плодородную землю. Вокруг их страны лежит пустыня, где никто не может жить. Никто ничего не знает о кенда. Кто перейдет через пустыню в их землю, тот никогда не возвратится, потому что его убьют. Она говорила мне, что происходит из этого народа, но убежала от них, когда султан хотел поместить ее в свой гарем. Она счастливо перешла через пустыню и попала к мазиту, искавшим страусовые перья. Она ничего не говорила им о своей стране, потому что боялась наказания своего бога.
– А что она тебе говорила о народе кенда и их боге?
– Она говорила, что у кенда не один бог, а два; не один правитель, а два. Они имеют доброго бога-дитя, которое говорит устами женщины-оракула. Если женщина умирает, бог не говорит до тех пор, пока не найдут другую женщину, отмеченную знаком бога. Перед смертью женщина-оракул говорит, в какой стране живет та, которая заменит ее. Священники отправляются в ту страну на поиски. Иногда они долго не могут найти новую женщину; тогда дитя теряет язык и народ становится добычей другого бога, который никогда не умирает. Тот бог – большой злой слон, которому приносят в жертву людей. Султан и большая часть народа, все черные кенда поклоняются тому слону. Имя его Джана. Много лет назад, когда мир был еще молодым, с севера туда пришел другой, светлый, народ, поклонявшийся дитяти, которого принес с собой. Этот народ поселился рядом с черным народом. Дитя – добрый бог, слон – злой. Дитя посылает дождь и хорошую погоду и исцеляет болезни. Джана посылает злые дары: войну и жестокость. Вот что рассказывала мне старуха, баас.
– Почему же ты тогда ничего не сказал мне об этом?
– Потому что я боялся, что баас пойдет искать этот народ, а мне тогда надоело путешествовать и хотелось вернуться в Наталь на отдых. Кроме того, все мазиту говорили, что эта женщина – большая лгунья.
– Она не лгала, – сказал я и поведал Хансу о Харуте и Маруте и об их просьбе, о виденном мною кладбище слонов и о Джане.
Ханс невозмутимо выслушал это: его трудно было чем-нибудь удивить.
– Да, баас, старуха не была лгуньей. Когда же мы отправимся забирать эту слоновую кость и каким путем пойдем? Через Килву или через Землю Зулу? Надо торопиться, пока не наступили дожди.
После этого мы долго беседовали. Карманы наши были пусты, и разрешить задачу, как пуститься в путешествие, было весьма трудно, если не вовсе не возможно.
8
То есть в тюрьме.
9
Английское имя Джейкоб соответствует библейскому Иаков.