Читать книгу Одиссей. Владычица Зари (сборник) - Генри Райдер Хаггард - Страница 8

Вести о необыкновенных происшествиях разлетаются быстрее ветра, и очень скоро фараон Менепта, прибывший недавно со своим двором в отстроенный заново Танис, узнал, что в Кемет приплыл богоподобный воин в золотых доспехах, приплыл один, на корабле мертвых.

В те времена на Египет часто нападали белые варвары с моря и с островов, опустошали поля, грабили, захватывали в плен женщин и исчезали на своих кораблях. Но чтобы хоть один воин аквайюша (так египтяне называли греков) дерзнул заплыть в полном боевом облачении в Сихор, да еще сойти на берег в городе фараонов! Такого еще никогда не случалось! Известие чрезвычайно взволновало фараона, а когда он узнал, что незнакомцу предложили гостеприимство в храме Геракла, он тотчас же послал за своим верховным советником. То был старый жрец Реи, его главный зодчий, а это очень высокий титул в стране. Он служил отцу нынешнего фараона, божественному Рамзесу Второму, все его долгое царствование. Реи любили и почитали и Менепта, и его супруга, царица Мериамун. Фараон повелел ему ехать в храм Геракла и привезти к нему чужестранца. Жрецу оседлали мула, и он поехал в храм Геракла, который находился за городской стеной.

Там его встретил жрец и проводил в покой, где воин ел белый египетский хлеб и пил вино из виноградников дельты Сихора. Он встал при виде Реи – все еще в своем золотом облачении, потому что переодеться ему было не во что. Рядом с ним на бронзовом треножнике лежал его шлем – греческий двурогий шлем с бронзовым наконечником копья в золотом навершии.

Взгляд Реи упал на шлем, и вдруг его глаза впились в него с таким изумлением, что он едва ли услышал приветствие Скитальца. Потом все же любезно ответил ему, но не мог оторвать взгляд от шлема.

– Это твой шлем, сын мой? – спросил он дрожащим голосом и взял шлем в руки.

– Да, мой, – ответил Скиталец, – хотя наконечник копья в нем появился недавно, в ответ на стрелы и несколько ударов мечом.

И он улыбнулся.

Старый жрец велел служителям храма удалиться, они повиновались и, уходя, услышали, что Реи шепчет молитву.

– Мертвые сказали правду, – тихо проговорил он, глядя то на шлем, который он по-прежнему держал в руках, то на Скитальца. – Да, мертвые говорят редко, но никогда не лгут.

– Сын мой, ты утолил голод и жажду, – обратился к Скитальцу Реи, верховный жрец и главный зодчий Кемета, – позволь же старому человеку спросить тебя, откуда ты родом, где твоя родина и кто твои родители?

– Родом я из Алибаса, – начал придумывать Скиталец, ведь его имя было слишком хорошо известно во всем мире, к тому же он любил морочить собеседников. – Да, я родом из Алибаса, сын Афейдаса и внук Полипемона, имя мое Эперит.

– Зачем ты приплыл сюда один, на корабле, полном мертвецов, с грузом несметных сокровищ?

– Эти сокровища добыли сидонские купцы и за них же заплатили жизнью, – ответил Скиталец. – Они плавали за ними на край света, много времени потратили и сил, а потом вмиг все потеряли. Им показалось мало того, что они уже захватили, они еще напали на меня, спящего, и взяли в плен, это было на Крите. Но боги дали мне силы победить их, и я привез сюда в дар вашему фараону их кормчего, много белого металла, мечи, кубки, прекрасные ткани. Окажи мне честь, выбери подарок и для себя. Пойдем!

И он повел старого жреца в сокровищницу храма, где хранились богатые дары путешественников – золото, бирюза, благовония из Синая и Пунта, покрытые тончайшей резьбой огромные слоновые бивни из неведомых стран, которые находятся где-то на юге и на востоке; серебряные вазы и чаши, изготовленные дружественным Египту племенем хеттов. Среди всего этого богатства дары Скитальца выделялись особенной роскошью, и при виде их глаза старого жреца заблестели.

– Прошу тебя, выбери себе что-нибудь, – сказал Скиталец. – Разделим добычу врагов между друзьями.

Жрец отказывался, но Скиталец заметил, с каким восхищением он рассматривал привезенную с берегов далекого северного моря чашу из прозрачного янтаря с вырезанными на ней забавными фигурками людей, богов и огромных рыб, какие не водятся в Средиземном море. Скиталец протянул чашу жрецу.

– Ты должен ее взять, – сказал он, – пей из нее и вспоминай друга и гостя, когда меня здесь не будет.

Реи взял чашу, поблагодарив Скитальца, и поднес к свету, чтобы полюбоваться ее золотистым цветом.

– Мы до самой смерти остаемся детьми, – сказал он, грустно улыбаясь. – Ты видишь перед собой старого ребенка, который радуется подаренной игрушке. Но всему свое время: фараон велит тебе предстать перед ним, и я пришел за тобой. И если ты хочешь порадовать меня еще больше, чем порадовал бы самым дорогим подарком, то прошу тебя, сын мой, вынь из своего шлема наконечник копья прежде, чем явиться пред очами царицы.

– Прости меня, отец, – ответил Скиталец. – Если я вырву наконечник силой, то испорчу свой шлем, а кузнечных инструментов у меня нет. К тому же он подтвердит, что мой рассказ – чистая правда, так что придется наконечнику еще дня два торчать в моем шлеме.

Реи со вздохом склонил голову, сложил руки и стал молиться своему богу Амону:

– О Амон, в твоей деснице начало и конец всего сущего, облегчи бремя постигших нас скорбей, не допусти, чтобы явленное во сне видение воплотилось. Молю тебя, о Амон, да не ляжет твоя десница всей тяжестью на дочь твою Мериамун, царицу Кемета!

Помолившись, жрец вывел Скитальца из его покоя и велел служителям храма подать им колесницу. На этой колеснице они и поехали во дворец Менепта. За ними ехали жрецы с дарами, которые Скиталец выбрал для фараона и его супруги из награбленных сидонскими купцами сокровищ. Сзади влачился привязанный к колеснице кормчий. Провожаемые любопытными взглядами толпы, они вошли во дворец и проследовали в зал приемов, где между высокими колоннами сидел на золотом троне фараон. Подле него, по правую руку, сидела прекрасная царица Мериамун. Она рассеянно, со скукой поглядела на жрецов. Подойдя к трону, они поклонились, стукнувшись лбом об пол. Потом воины представили пред очи фараона кормчего сидонца, которого привез ему в дар Скиталец, и фараон благосклонно улыбнулся, приняв раба.

Потом стали подносить другие дары – золотые чаши и кубки в виде головы льва или быка, мечи, на клинках которых были выгравированы и выложены цветным золотом сцены войны и охоты, янтарные ожерелья из северных стран, которые Скиталец выбрал для царицы и фараона. Были здесь и шелка, расшитые золотом, и искусные вышивки сидонских мастериц. Царица Мериамун прикоснулась к дарам в знак того, что принимает их, и улыбнулась благосклонно и рассеянно. Алчный сидонец застонал, увидев, что случилось с его богатством, с сокровищами, которые он добывал, плавая по неведомым морям и не зная, вернется живым или нет. И наконец фараон приказал привести Скитальца, и Скиталец предстал перед ним без шлема, во всем великолепии своей мужественной красоты, такого героя страна Кемет, наверное, никогда еще не видела. Ростом он был невысок, но могучего сложения и необычайно силен, по лицу видно, что мало кто на свете столько повидал и столько пережил, как он. Его не озаряла радостная надежда молодости, зато было мужество воина, привыкшего побеждать и на море, и на суше, в глазах сверкала непобедимая отвага. Не было на свете женщины, которая, увидев его, не пожелала бы стать его возлюбленной.

Когда он вошел, в зале раздались приглушенные возгласы изумления, все взгляды устремились на него – все, кроме рассеянно блуждающих глаз скучающей царицы Мериамун. Но вот она устало повернула голову и взглянула на него, и те, кому интересно наблюдать за выражением лиц царственных особ, могли бы заметить, что она побледнела, как смерть. Даже фараон это заметил, хотя особой внимательностью не отличался, и спросил ее, что с ней, но она ответила:

– Нет, ничего, просто здесь очень жарко и слишком густо накурили благовониями. Приветствуй же гостя.

Однако ее скрытые складками мантии пальцы судорожно впились в золотой подлокотник трона.

– Добро пожаловать, странник! – воскликнул фараон своим глубоким, низким голосом. – Приветствуем тебя. Как твое имя, где живет твой народ, где твоя родина?

Низко поклонившись фараону, Скиталец назвал свое придуманное имя – Эперит, сын Афейдаса, родом из Алибаса, и повторил все то, что рассказывал жрецу Реи: как его захватили в плен сидонцы, как он сражался с ними в море и победил их. И в подтверждение показал шлем с вонзившимся в него наконечником копья. Увидев шлем, Мериамун поднялась с трона, словно хотела уйти, но тут же рухнула на него, как подкошенная, без кровинки в лице.

– Царица… помогите, царице дурно! – закричал жрец Реи, который все это время не спускал с нее глаз. Одна из прислужниц царицы, очень красивая девушка, подбежала к ней, опустилась на колени и стала растирать кисти ее рук, пока та не пришла в себя.

– Довольно! Оставьте меня! – сердито сказала она, садясь. – Сто палок по пяткам рабу, который разжег здесь столько курений! Я не уйду в свои покои, я останусь здесь. Оставьте меня!

Прислужница в страхе попятилась.

Фараон приказал увести сидонца и казнить предателя на рыночной площади, но сидонец, которого звали Курри, бросился к ногам Скитальца, моля пощадить его. Скиталец не знал пощады только в пылу битвы, когда кровь его кипела, и сейчас он сжалился над сидонцем.

– Будь милосерден, о фараон Менепта! – воскликнул он. – Пощади этого человека. Он спас мне жизнь, когда матросы хотели выбросить меня за борт. Позволь мне заплатить ему свой долг.

– Раз ты этого желаешь, я его пощажу, – ответил фараон, – но помни: злобная месть всегда крадется по пятам простодушного милосердия и взыскивает долги задолго до срока.

Вот как случилось, что Курри отдали царице, он стал ее ювелиром и начал делать для нее украшения из золота и серебра. Скитальцу отвели покои в королевском дворце – фараон решил поставить его во главе своих телохранителей, ему нравилось, что он так красив и силен.

Когда Скиталец покидал тронный зал вместе с Реи, царица Мериамун снова посмотрела на него и на этот раз долго не отводила глаз, ее бледное, цвета слоновой кости лицо зарделось тем алым цветом, каким сидонцы покрывают украшения из слоновой кости для сбруи царских лошадей. Скиталец заметил и неожиданное смятение царицы Мериамун, и ярко вспыхнувший румянец, и хоть она была очень хороша собой, ему все это очень не понравилось, в сердце закралось недоброе предчувствие. И потому, оставшись наедине с Реи, он заговорил о царице и попросил старого жреца объяснить, что означает ее поведение.

– Мне показалось, что царице словно бы знакомо мое лицо, как будто она видела меня раньше, и даже испугалась, – сказал он, – но я никогда не видел ее, сколько ни странствовал. Да, она красавица, и все же… но нет, нельзя обсуждать царей и цариц, когда ты находишься в их царстве.

Реи в ответ на слова Скитальца только улыбнулся. Однако Скиталец почувствовал, что он встревожен, и, вспомнив, как горячо Реи просил его вынуть из шлема наконечник копья, стал его настойчиво расспрашивать. И в конце концов Реи сдался, ему очень нравился чужеземец, а тайна, которую он хранил, слишком долго жгла его сердце, и потому он отвел Скитальца в свои собственные покои во дворце и стал рассказывать историю царицы Мериамун.