Читать книгу Классические мифы Греции и Рима - Генрих Штолль - Страница 30

Орфей, знаменитейший певец мифической древности, родом из Фракии, был сыном речного бога Эагра и музы Каллиопы. Женой его была прелестная дриада Эвридика, нимфа Пенейской долины.

Едва лишь совершилась свадьба Орфея с нежно-любимой Эвридикой, как смерть уже похитила у него милую. Однажды весной рвала она с подругами цветы на лугу; увидел ее полубог Аристей и стал ее преследовать. Убегая от него, наступила она на ядовитую змею, скрывавшуюся в высокой траве, и умерла от ее укуса. Спутницы Эвридики, нимфы, громко оплакивали ее, и воплями своими оглашали долы и горы фракийской земли. Сам Орфей со своей лирой сидел на пустынном берегу реки, с утра до позднего вечера и с вечера до утра и изливал глубокую скорбь свою в таких дивных, грустных песнях, что вся природа с сочувствием внимала ему – деревья и скалы, птицы и звери, Наконец, решился он снизойти в царство теней. «Не сжалится ли, – думал он, надо мною властитель мертвых, – не возвратит ли мне милую?» Тенарской пропастью спускался Орфей в подземный мир и безбоязненно проходил мимо толпящихся теней.

Подойдя к трону подземного властителя, заиграл он на своей лире и молвил:

– Боги подземного царства! Пришел я сюда не за тем, чтоб осмотреть мрачный Тартар, не для того, чтобы сковать змееобвитое чудовище Цербера, – пришел я ради супруги, лишенной жизни жалом змеи. Я пытался перенести это горе, но не могу. Не в силах я превозмочь любви моей: вас самих, если старинное преданье не ложно, соединила любовь.

Так говорил он и в то же время ударял по струнам лиры, – и бескровные тени, полные сострадания к нему, заливались горькими слезами. Тантал забыл о своей жгучей жажде; как очарованное, остановилось колесо Иксилна, и Сизиф, забыв о своих страданиях, стал прислушиваться к сладким звукам и остановился, опершись на свой роковой камень. Тронуты были даже – и это в первый раз – богини мщения Эвмениды: и они прослезились; Персефона с мрачным своим супругом не могла отказать певцу в его просьбе. Призвали они Эвридику и позволили ей возвратиться с супругом на землю, но лишь с условием, чтобы Орфей во все время пути в область света не оглядывался назад, не обращался к Эвридика, – иначе милость подземных богов ни к чему для него не послужит.

Любящие супруги отправились в длинный путь по крутой пустынной тропинке. Молча шел Орфей, в глубоком молчании следовала за ним Эвридика. Уже приближались они к царству света, как Орфей вздумал обернуться назад, – любовь и забота о милой пересилили его; но Эвридика тот же час удалилась, напрасно простирая к милому руки, и, умирая во второй раз, едва внятным голосом сказала она ему свое последнее «прости». Безутешный, поспешил Орфей за исчезающей во мраке супругой; но Харон, не взирая на его просьбы и жалобы, не перевез его на другой берег. Семь дней без пищи и питья сидел Орфей на берегу Ахеронта и лишь в слезах находил отраду. Наконец, сетуя на жестокость Эреба, возвратился он в безлюдные долины Фракийских гор. Здесь прожил он еще три года, далекий от мира, в печали и скорби. Единственным утешением ему была песнь. Ей чаровал он леса, скалы и зверей пустыни.

Однажды сидел он на зеленеющем, освещенном солнцем холме и пел свои грустные песни. Деревья, привлекаемые силой пленительных звуков, толпились вокруг певца и давали ему тень и прохладу. Очарованные скалы теснились к нему; птицы лесные оставляли чащу, а звери – свои чащобы, и тихо и кротко внимали сладким песням. Увидали тут Орфея фракиянки, шумно праздновавшие Диониса в горах.

Давно уже гневались они на певца за то, что, потеряв супругу, не хотел он полюбить другую женщину. Неистово бросились они на Орфея.

– Посмотрите, вот кто презирает нас! – воскликнула первая, приблизившаяся к певцу и бросила ему в лицо свой тирс. Листья, которыми тирс был увит до острия, защищают певца, не дают его ранить. Другая вакханка бросила в него камень; но очарованный звуками голоса и лиры, камень падает к ногам Орфея, как бы моля о прощении. Волнение однако растет. Крики и вопли, оглушительные звуки флейт и рожков, гром литавров – все это вместе заглушает звуки его лиры, и камни свободно сыпятся на певца и обагряют его кровью. Неистовые, бросаются на него менады, как стая яростных собак на издыхающего оленя, бьют его своими тирсами, сучьями и камнями, не щадят и тех уст, что трогали скалы, укрощали диких зверей, – и отлетел дух Орфея.

О смерти его пожалели птицы и звери; твердые скалы, так часто внимавшие его песням, проливают слезы; деревья от печали лишаются листьев; дриады и наяды, в темных одеждах, с плачем рвут на себе волосы. Тело несчастного певца разорвано в клочки и разбросано. Голову его и лиру бросают вакханки в реку Гебр, и – диво! – в то время, как волны уносят их, лира издает тихие, грустные звуки, язык лепечет едва внятные жалобы, и берега отвечают тихими, печальными отзвуками. Так плывут голова и лира по реке в море, морем к берегу острова Лесбоса, того острова певцов, где впоследствии пел Алкей и прославленная Сафо, где соловьи поют нежнее, чем где-нибудь на земле. Но тень певца сошла в царство смерти, стала искать и нашла свою Эвридику, заключила ее в свои объятия и никогда больше с нею не разлучалась.