Читать книгу Размышления о богослужении - Георгий Чистяков - Страница 5

В прошлый раз мы условились с вами говорить о богослужении. И мы говорили о том, что за те двадцать веков, которые прошли со времен апостольских, оно не осталось неизменным. Каждый век вносил в богослужебный чин что-то новое, а что-то, наоборот, уходило, оставаясь в богослужебных книгах прошлых времен, но переставая быть нужным нам в нашей личной молитве каждый день. Так, я сказал вам о том, что за последнее время в богослужение вошли такие моменты, от которых теперь нам отказаться очень трудно и даже невозможно. Во-первых, чтение записок с именами людей, о которых мы молимся во время литургии, и, во-вторых, совершение Пассий в воскресные вечера Великого поста, этих удивительных служб Страстям Христовым.

Я говорил и о том, что в 1920-е годы в Киеве монахи Киево-Печерской лавры начали совершать евхаристические вечерни. По вечерам они собирались и во время вечерни, которая положена в это время по уставу и которая совершается во всех без исключения православных храмах мира, читали акафист ко Причащению Святых [Христовых] Таин. Этот акафист иногда используется в приходской практике для того, чтобы читать его в конце литургии, пока священник готовит Святые Дары в алтаре, а литургия уже завершилась, и люди молятся, ожидая, когда распахнутся Царские врата и выйдет священник со Святой Чашей для того, чтобы начать Причащение. Вот в этот момент иногда читается этот акафист, а отцы из Киево-Печерской лавры начали читать его по вечерам вне связи с таинством Евхаристии, но как бы приглашая тех, кто по тем или иным причинам не смог прийти в храм утром, чтобы участвовать в литургии, пережить молитвенное воспоминание о таинстве Евхаристии. И оказалось, что эта практика удивительна, потому что многие из тех, кто никогда не бывал на литургии (потому что на литургию надо рано вставать, не у всех это получается, особенно у тех, кто работает в будние дни), но один или два раза побывал на евхаристической вечерне, молясь за этим акафистом, начинали чувствовать, что участие в литургии для них просто необходимо. Таким образом, это нововведение удивительным путем открыло многим чудо Евхаристии, обратило очень многих людей того времени к живой церковной жизни, сделало их из пассивных христиан активными участниками благодатной жизни Церкви. Может быть, действительно, то новое, на что благословляет нас Господь в богослужении, – это не менее драгоценное сокровище, чем то, что передается из века в век. Тем более что всё это новое не рождается на пустом месте. Это новое связано с нашей благодатной жизнью в Церкви. Это очень важно понять и запомнить.

Каждый день заходит солнце, темнеет, наступает ночь. Каждый день наступает сначала полночь, а потом приближается рассвет, солнце восходит, начинается день и так далее. Вот уже тысячи и тысячи лет встречает человек закаты и восходы. И не первую уже тысячу лет богослужение вписано в суточный круг: от заката через полночь, восход и полдень до нового заката. И так каждый день: годы, десятилетия, века, тысячелетия.

Суточный церковный круг начинается с вечера, с вечерни, с той молитвы, которую евреи во времена Спасителя называли «мааръв» и на которую они непременно собирались вместе. По образцу синагоги собирались и апостолы, первые христиане, а затем их ученики, и так в течение двух тысяч лет, до сих пор, и мы собираемся вместе на вечернюю молитву, которую так и называют – вечерня. Вечерня включает в себя пение 140-го псалма «Господи, воззвах к Тебе, услыши мя! Услыши мя, Господи!.. Да исправится молитва моя, яко кадило пред Тобою, воздеяние руку моею – жертва вечерняя. Услы-ши мя, Господи!» После псалма поется древний гимн: Φῶς ἱλαρὸν ἁγίας δόξης ἀθανάτου Πατρός οὐρανίου – «Свете тихий святыя славы безсмертнаго Отца Небеснаго». И затем читается молитва при наступлении вечера: «Сподоби, Господи, в вечер сей без греха сохранитися нам. Благословен еси, Господи, Боже отец наших».

Вечер. Мало-помалу спадает жара, розовеет небо, кончается рабочий день. И для усталого человека наступает момент остановиться, посмотреть вокруг себя и увидеть мир, который расстилается перед глазами. Пока еще видны и поля, и горы, и леса, пока еще не стемнело и видно всё очень хорошо, вплоть до самого горизонта: сёла, реки, ручьи, горы или овраги. Скот, который пасется, еще возвращается только домой, а если лето, может быть, еще и не возвращается в это время. И вот наступает пора взглянуть вокруг и почувствовать, что весь этот мир – Божий, что весь этот мир Богом сотворен, вызван Им из небытия и отдан нам. Сотворил Господь мир, небо и землю, и вручил человеку со словами: Вот, Я даю вам… Смотришь на это, вчитываешься в эти строчки из книги Бытия и понимаешь: этот мир не только Богом создан, этот мир не только отдан Богом нам, но это мир, за который мы в ответе. Это мир, который Бог отдал нам для того, чтобы мы за него отвечали. Это мир, который мы вольны превратить в цветущий сад или, наоборот, в безжизненную пустыню. Вот такие, наверное, мысли возникают в эти часы у каждого человека – верующего и неверующего. Только верующий думает в этот момент о Боге, а неверующий – о природе, в этом вся разница. Но даже, наверное, у тех людей, которые по тем или иным причинам не привыкли думать о Боге, в этот момент просыпается чувство Бога. В этот момент перед наступлением вечера действительно трудно или почти невозможно не почувствовать Его, Божие, присутствие в мире.

И не случайно поэтому вечерня начинается с чтения 103-го псалма. Я специально в начале нашего сегодняшнего разговора о вечерне указал вам на три важнейших в ней момента. 140-й псалом («Господи, воззвах к Тебе, услыши мя!»), песнь «Свете тихий» и молитву «Сподоби, Господи, в вечер сей». Эти три молитвы – ядро, вокруг которого вырастает всё остальное. А начинается вечерня со 103-го псалма.

«Благослови, душа моя, Господа! Господи, Боже мой, дивно Ты возвеличился. Ты, одевающийся светом, как ризою, Ты, Который устраиваешь небеса и горы под небесами. Ты, Который посылаешь с этих гор ручьи, которые превращаются в потоки для того, чтобы на их берегах вырастали травы и деревья. Травами питаются олени, а в ветвях деревьев поселяются птицы, поселяются и поют. Выше всех – гнездо аиста. Ручьи стекают с гор, превращаются в потоки. Животные прибегают утолять жажду из этих потоков. Дикие ослы, а рядом скалы, среди этих скал роют для себя норы кролики. Спускается ночь, темнеет. Солнце уходит на запад. Выходят на охоту дикие звери и бродят по этим горам до рассвета. Но вот солнце вновь появляется на небе, и они устраиваются спать в своих логовах. Но зато в этот момент на дело свое и на делание свое до вечера выходит человек. Господь растит травы для скотов и растит хлеб для человека, хлеб, который укрепляет наше сердце. Как же великолепны Твои дела, о Господи! Ты всё сотворил премудростью. Но мало того, что Ты сотворил эту землю с горами и потоками, травами и деревьями, с оленями, которые бегают по горам, и ослами, которые пьют воду из этих рек, с птицами, которые скрываются в ветвях деревьев, и кроликами, которые живут в норах среди камней, – Ты сотворил и море. Море, полное животных: малых и великих. Море, в котором плещутся дельфины, изгибая свои, как будто змеиные, спины, выпрыгивая из воды и играя в ней. Море, по которому плывут корабли. Все ждут, что Ты дашь им пищу, и Ты посылаешь им эту пищу. Ты отверзаешь Свою руку, и все насыщаются благами. Да будет слава Господу во веки! Да веселится Господь о делах Своих. А я буду петь Богу моему, пока я жив, буду веселиться о Господе, Которого благословляет моя душа…»[3]

Вот с этой картины – удивительно яркой, только нарисованной не красками, а словами, – начинается вечерня. Не случайно картина эта, столь нам дорогая, удивительная и яркая, так нарисована именно в Библии, а не где-нибудь в другой книге: не в гомеровской «Илиаде» или «Одиссее», не у индийских поэтов и не у средневековых европейских или российских книжников, а именно в Библии. Потому что народ Библии, народ Божий не знал живописи, не знал скульптуры, и всё то, что другие народы вкладывали в изобразительное искусство, вложил в искусство слова и сумел словами, которые переведены на сотни других языков, так потрясающе ярко и безупречно нарисовать нам картину земли, на которой мы живем, на которую мы иногда все-таки смотрим по вечерам для того, чтобы понять, что она прекрасна и что она дана нам. И в нашей воле эту красоту уничтожить или, наоборот, приумножить.

Вот с этих размышлений начинается вечерня. Мы благодарим Бога за этот мир и просим у Него помощи для того, чтобы этот мир сохранить, для того, чтобы этот мир не разрушить, для того, чтобы не превратить этот мир в выжженную пустыню, для того, чтобы не превратить этот мир в отвратительное болото, как превращено в болото Верхнее Поволжье, там, где некогда был монастырь преподобного Макария Калязинского. Одна только разрушающаяся колокольня торчит из воды некогда водохранилища, а теперь самого настоящего болота. Мы не хотели «ждать милостей от природы». Мы решили взять от нее эти милости сами. В результате мы леса и поля Верхнего Поволжья в болото превратили. Мы уничтожили всё, что только могли уничтожить, и, наверное, не потому, что XX век – это век технического прогресса, но потому, что мы забыли о Боге. Карл Маркс говорит где-то о том, что философы до сих пор пытались объяснить мир, а дело заключается в том, чтобы его переделать[4]. Вот мы и начали переделывать Божье творение без Бога, и переделывать начали только по одной причине: потому что мы забыли об ответственности, к которой Бог нас призывает, о той ответственности за мир, которая лежит в основе самого существования рода человеческого. Мы в ответе за этот мир. Я всегда думаю об этом, когда вслушиваюсь в слова 103-го псалма или когда читаю его сам вечерами по книжке или по памяти.

Прочитан псалом, начинается пение 140-го псалма «Господи, воззвах к Тебе, услыши мя!» после ектении, которую священник произносит перед Царскими вратами. И во время этого псалма совершается каждение. Как дым, который некогда поднимался от лица земли, только что сотворенной Богом, поднимается к небесам кадильный дым – как пар, восходящий от лица земли. Мы всё еще вспоминаем о первых страницах книги Бытия, мы всё еще вспоминаем о той первой странице истории человечества, когда юный еще человек глядел на этот мир. Вспоминаем и просим у Господа сил, и просим у Господа мудрости, и терпения, и смирения. И, наверное, именно с этими чувствами писал некогда либо священномученик Афиноген, которому иногда приписывается эта песнь, либо кто-то другой, неизвестный нам по имени святой или мученик, песнь «Свете тихий святыя славы безсмертнаго Отца Небеснаго».

Я только хочу вам напомнить, если вы об этом знаете, и рассказать, если вы не знаете об этом, что на самом деле этот свет не тихий, а радостный: ἱλαρуν – это значит «радостный». Радостный свет святой славы бессмертного Отца Небесного. Тот свет, который нам открывает Христос, – действительно радостный свет. И невозможно не радоваться, когда в эти предвечерние часы смотришь на землю, открывающуюся перед твоими глазами.

Я вспоминаю сейчас, как этим летом мне довелось побывать в городе Зарайске. По дороге на Рязань есть такой древний город, в котором особо почитается святитель Николай. Так и называют его местные и окрестные жители здесь: не Мирликийским, а Зарайским. Кремль стоит посредине города, и от кремля спускается вниз, к реке Осётр, улица. Выходишь на берег реки и видишь поля, за полями – леса, какую-то деревеньку, холмы. Поворачиваешь голову – мост через реку, а выше – город, кремль, собор и улицы, улицы, улицы с маленькими домами. И в каждом доме – своя жизнь, и около каждого дома – двор, а во дворе – куры, гуси, утки. Собаки лают. Коровы… Жизнь. И очень хорошо понимаешь, когда смотришь на эту жизнь, что это Божий мир, который создан для нас и нам отдан. Не так хорошо это понимаешь, когда идешь по каменным улицам Москвы. Не так хорошо это чувствуешь среди наших многоэтажных домов на раскаленных летом или на холодных, замерзших зимой улицах Москвы. В таком маленьком городе, как Зарайск, это чувствуется гораздо лучше, это поражает нас гораздо глубже. Поэтому, наверное, иногда надо вырываться из каменных городов, уезжать из Москвы хотя бы на два, на три дня для того, чтобы почувствовать реальность мира, сотворенного Богом, а не каменность мира, выстроенного нами. Потому что очень часто в этом мире, в котором мы живем – в городах, вообще ничего живого не остается. Одни только каменные дома и мы, люди: иногда окаменевшие, иногда озверевшие, иногда уставшие настолько, что перестаем воспринимать что бы то ни было.

Свете тихий… А на самом деле – Свете радостный. Действительно, радость охватывает нас, когда видишь этот мир, когда всматриваешься в него, когда вслушиваешься в его вечернее молчание. Дальше мы читаем молитву перед наступлением вечера и просим у Господа [помощи, чтобы нам] «сохранитися в вечер сей без греха». Просим у Господа тех сил, которых нам так не хватает в этой жизни. Так бывает каждый день.

А в праздничные дни примерно в это время, к концу вечерни, совершается лития, когда священник вместе с диаконом выходит на середину храма. В древности же в это время духовенство выходило не на середину храма, а через западные двери выходило из храма на площадь, для того чтобы молиться вместе со всем городом, для того чтобы в этот вечерний час хотя бы пять-семь минут посвятил молитве не только тот, кто пришел в храм, но и тот, кто по каким-то причинам в храм не пришел, тот, кто остался на улице, или тот, кто сидит дома. И вот на площади возглашаются одно за другим прошения. И люди: верующие, и маловерующие, и просто неверующие, – все вместе оказываются перед Богом. И кто-то молится, а кто-то вслушивается в слова молитвы, а кто-то, не вслушиваясь даже, просто слышит эти слова и, может быть, улавливает отдельные прошения, если не умом, так сердцем. Наступает момент, когда молится весь город, когда Церковь молится за всех, не только за верующих, но и за неверующих, не только за тех, кто уже пришел в Церковь, но и за тех, кто еще пока не пришел.

Мне кажется, что этот момент праздничной вечерни очень важен и в высшей степени необходим всем нам особенно сейчас, когда в нашем мире так немного христиан, но так много людей, которые остро чувствуют, что им нужна вера. Вот для них как раз и была устроена некогда лития: для тех, кто еще не открыл Бога, для тех, кто ищет и не находит. Потому что Бога невозможно найти, читая книги и размышляя. Бога можно встретить, только если молишься. Бога можно почувствовать только через молитву. Иногда эта молитва пробуждается в сердце сама, но, как правило, это бывает не в городах. Как правило, это бывает в тех местах, о которых мы сегодня с вами вспоминали, когда окружающая нас природа сама нам рассказывает о том, чту написано на первых страницах книги Бытия. В такой летний вечер на берегу реки, когда открывается перед глазами горизонт, и Библия уже не нужна, потому что всё, что написано на ее первых страницах, так же ясно написано на куполе неба, на этих травах, на этих деревьях, на воде этой реки. Но в городе так ясно Бог не чувствуется. В городе чувствуется наша самость. И духовенство выходит из храма для того, чтобы к своей молитве присоединить молитвы тех, кто еще не в Церкви; для того, чтобы помочь тем людям, которые живут среди нас, почувствовать Бога, почувствовать Его присутствие в этом мире.

Поэтому жалко, что мы сегодня, совершая литию, не выходим за двери храма. Жалко вообще, что мы только на Пасху и в дни престольных праздников совершаем крестный ход, выходя за двери храма. Наверное, это нужно для человека сегодняшнего дня, особенно летом, когда не холодно, когда люди не бегут по улице, боясь замерзнуть, а ходят не спеша, особенно в это время, в 7 часов вечера, когда совершается вечерня. Наверное, будет хорошо, если мы попытаемся восстановить этот древний обычай: выходить на литию из западных дверей храма на улицу. Между прочим, так делается в монастырях. Лития в Троице-Сергиевой лавре в большом храме так и совершается. Духовенство выходит из храма на улицу и совершает эту молитву вместе со всеми, кто не сумел поместиться внутри храма.

В прошлый раз, отвечая на вопрос о почитании икон, вы сравнили икону с фотографией. Но ведь вы не будете отрицать, что иконы обладают собственной энергетикой…

Разумеется, я понимаю, что икона – это не только фотография. Разумеется, я понимаю, что через икону Господь нам дает знак Своего присутствия среди нас: не простой, а пронзительный и пронзающий нас до глубины наших сердец.

В известном смысле 103-й псалом, который мы с вами сегодня толковали, – это тоже икона. Потому что это написанный не красками, а словами пронзительный знак Его присутствия среди нас. Это, если хотите, ключ, которым открывается вселенная. Через слова этого псалма, прочитав их один, другой, третий раз, мы вдруг начинаем видеть мир. Как близорукий человек: пока он не надел очки, он почти ничего вокруг себя не видит. Но вот он надевает очки и через стёкла вдруг начинает видеть те самые дали, ту самую реку, поля, леса и озера, о которых мы сегодня вспоминали. 103-й псалом для каждого из нас выполняет роль таких очков, надевая которые, мы вдруг начинаем видеть мир по-другому, начинаем в мире открывать то, чего до сих пор не замечали, и прежде всего то, что этот мир действительно создан Богом как нечто единое, как нечто целое, как нечто абсолютно совершенное. И мы начинаем понимать, что между человеком и миром существует связь и что этот мир – не просто красивая вселенная, а отданная нам, за которую в ответе мы и за которую в ответе конкретно я. Когда меня спрашивают: а зачем Христос пришел на землю? а почему Бог не мог сказать людям всё, чту Он хотел сказать в Евангелии, как-то по-другому? – мне всё больше и больше приходит на ум и в сердце именно это слово – ответственность. Христос пришел нам напомнить о нашей ответственности за этот мир, о нашей ответственности за всё, что в нем творится.

У матери Марии [Скобцовой] есть воспоминания, которые издал в Париже Никита Алексеевич Струве в «YMCA Press». В этих воспоминаниях она рассказывает о том, что Константин Петрович Победоносцев, обер-прокурор Святейшего Синода, человек очень сложный, говорил ей, когда она была девочкой: «Важно, чтобы каждый делал свое малое дело. И если каждый будет делать свое малое дело, тогда некоторым не придется совершать подвигов». Вот ответственность за свое малое дело – это то, к чему нас зовет Господь.

Кончается наше время в эфире. Мне кажется, что самым лучшим будет для всех нас, если мы возьмем с вами Библию, откроем ее на 103-м псалме и прочитаем его внимательно. И поймем, читая его, насколько прекрасен этот мир, любить который нас учил святой Франциск, итальянский святой, память которого завтра празднуют христиане Запада. Мне было очень приятно несколько лет назад в книге Софьи Сергеевны Куломзиной, адресованной американским православным детям, прочитать о том, что православный человек не может не считать святым Франциска из Ассизи. Этого удивительного маленького человека, который раскрыл для нас ту тему евангельской проповеди Спасителя, на которую до него, быть может, далеко не все обращали внимание. Он привлек нас к красоте того мира, который открывается вокруг нас. Заставил нас, христиан, вслушаться в пение птиц и понять, что птицы возвещают нам Благую Весть; взглянуть на небо, увидеть солнце и понять, что солнце нам тоже возвещает Благую Весть о Солнце правды – о Христе Иисусе, пришедшем в этот мир его освятить и пришедшем к нам для того, чтобы нас объединить в Свою Церковь, для того, чтобы нас призвать вечерним часом в храм для совершения вечерни, о которой мы с вами сегодня говорили.