Читать книгу Беседы с учениками. Часть 2 (03.09 – 22.10.2015) - Георгий Л. Богословский - Страница 3

Учитель: Успехи? Радости? Открытия?

Ученик: Георгий Леонидович, очень гуляет сознание во время Сурьи. Как ни стараешься, оно всё равно фоном что-то отслеживает, отслеживает.

Учитель: Это естественное состояние, потому что сознание ещё не привыкло. Конечно, оно боится, оно ищет, дёргается. Поэтому лишь постепенно, при определённой работе, оно потихонечку, потихонечку придёт к нормальному состоянию. Главное – осознать, что мысль, тело, эмоция – всё это составляет одно целое. Какие мысли, такое и тело. Причём, надо учитывать, что это совокупность разных состояний. За долгое время существования, переходя от тела к телу, мы накопили много мыслей. Всё, что накапливалось в нашем сознании, в наших мыслях, всё это отложилось. Всё наложило отпечаток на наш сегодняшний характер. Мы говорим о силе мысли, ещё о чём-то, но всё равно мы автоматически ищем опору в чём-то другом. Мы говорим о позитивном настрое. Для того, чтобы настрой был позитивным, всё время фиксируем сознание на Янтре, фиксируем мысль на Янтре. Чуть она ушла – опять фиксируем на Янтре. Независимо ни от чего.

Но даже такое лёгкое, на первый взгляд, действие оказывается довольно страшным. Мы боимся потерять способность мыслить, способность чувствовать, слышать. Это значит, что нет доверия, нет открытости. Со всеми вытекающими следствиями. В Сурье вообще легко, делать ничего не надо. Даже Янтру визуализировать не надо, одно солнышко – и всё. Вообще действий минимум, визуализируем солнышко и всё. И легко, удобно, комфортно. Ан нет, страх шагает впереди. Хотя, с другой стороны, если мы задумаемся, мы всё время переходим из тела в тело, то есть тело не является чем-то таким сокровенным, это некоторое временное жилище.

Скажем, вы живёте в какой-то квартире, потом решили её продать, переехать в новую. Благосостояние ваше улучшилось, и решили переехать в новую. Потом её сменили, опять переехали в новую. Потом решили уехать из страны, переехали в другую, потом из другой переехали в третью, и так далее. Вы человек мира. Но, как мы понимаем, эти элементы, даже такие социальные как переезд из квартиры в квартиру, оказываются болезненными. Потому что в этой квартире вы детство провели. У вас было такое хорошее детство, розовое: мама вас так любила, детки знакомые были в садике. Переехали в другую квартиру, а там свои воспоминания: там первая любовь, там вы первый раз любимому отдались, это было так страшно и так хорошо, прекрасно, всё было замечательно.

Да? Уезжать тоже сложно было. Ну и так далее, и так далее. А в третьей квартире у вас дети появились. И вы их там воспитывали. А в четвёртой вы от мужа ушли и с детьми остались один на один. У вас тоже была определённая близость. И так далее. И отовсюду было жалко уходить.

А, с другой стороны, удобно не привязываться к этим внешним формам. Скажем, к телу, к квартире, к стране, к городу. Это всё такое временное жилище. Тело – временное жилище. Сознание, дух ваш перемещается. Вы же перемещаетесь из квартиры в квартиру, скажем. Вы переместились из квартиры в квартиру. Из той квартиры, где вы были маленькой, вы переместились в квартиру, где вы стали чуть-чуть побольше, потом переместились в третью. Но это же всё вы: ваши состояния, ваши впечатления, ваши эмоции. Да, все они были там. Не то тело, в котором вы были, первое, как палочка сухая. Во втором вы забеременели. А в третьем уже после беременности серьёзная матрона. Но это же совершенно разные тела, совершенно разные по своей сути. А внутри вы всё равно остались той девочкой или мальчиком, которые в первый раз в садик пошли. И ничего не изменилось. Все ощущения примерно всё те же. Так и здесь. Поэтому надо прийти, мы говорим об этом, к освобождению. Подразумевая, что изначально было чистое полотно. Никакого следа, ничего у вас там не было. Оно было чистым. Или, как иначе говорится, пустотная сущность ума. То есть там когда-то было пусто – в каменном веке, а, может, ещё раньше. А потом стало накапливаться, накапливаться, как в квартире.

В квартире сначала вы были маленьким ребёночком, пошли в садик, там воспитательница ваша первая, которая вам запомнилась. Вот уже отпечаток в картинке. Потом любовь первая, романтичная – второй отпечаток в картинке. Потом беременность первая – раз, третий отпечаток в картинке. Потом ребёнок умер – четвёртый отпечаток в картинке. Потом мама умерла – пятый отпечаток. И так далее. И так далее. И оно всё накладывалось, накладывалось, накладывалось…

В результате мы имеем сегодняшний день – сложно представить, что это полотно было некогда чистым, даже сложно вообразить. Поэтому вы говорите, что в Сурье сложно образ солнца удерживать, потому что мысли мечутся. А чего они мечутся-то? А со страху. Со страху мечутся. Потому что ой, а вдруг тело не справится? Вдруг суставы заклинит, ещё что-нибудь? А вдруг дыхания не хватит, и я умру? С другой стороны, ну не хватит и не хватит, и хорошо. И на взлёте, на отданности солнцу, под лучами солнца, вы оставите это тело, как ящерица или змея, между камней. Чтоб шкурку свою снять, вылезти, и обрасти новой шкуркой. Но как страшно шкурку терять! А вдруг новая не вырастет?

Мы базируемся в нашей системе веры на том, что мы живём не одну жизнь и, сменив эту шкурку, входим в новую. Но гарантии никакой нет, что будет новая. Может, не будет. Всё в соответствии с вашей силой мысли. Насколько верите, настолько и будет. У христиан вот насколько веришь, настолько тебе и воздастся. Веришь на сто процентов, и Всевышний не оставит. Веришь на пять процентов, вот тебе Всевышний на пять и отстегнёт свои пять тысяч рублей. Всё.

Ученик: То есть там будет ровно то, на что мы настроены здесь?

Учитель: Ровно то, на что настроились. Ровно это же самое.

Ученик: Значит сейчас у нас то, что мы настроили в предыдущей жизни?

Учитель: То, что вы настраиваете сейчас. Вы же всё время создаёте себе сейчас. Что вам мешает даже в эту холодную пору обнажённой выйти на улицу и пройтись по Тверской и прийти в «ЭкоТочку»? Что мешает? А, если плакатик себе возьмёте: «Свободу!»? Может, милиция и пропустит! Ан нет, страх сидит! Может, даже никто не заметит, все заняты своими делами и даже не поймут, что такое мелькнуло светленькое. И даже никому ничего в голову-то не придёт. Да? А нам в голову приходит! Нам. Что вот сейчас обнажённая пойду, и все смотрят. На самом деле никто не смотрит. И вам ещё станет обидно, что в кои-то веки вы поднялись на такое действо, а никто не смотрит. Потому что все бегут на работу, у всех свои заботы. Кто опаздывает, кто ещё чего. У людей масса забот. Ни до чего абсолютно. Даже, если что-то мелькнуло, он сразу: «А!» И пока дойдёт, что он увидел, уже он в метро будет. А мы же говорим: «Ах! Они же все смотрят! Вся улица смотрит, стоит, застыла как памятник». Нет, не смотрит.

Мы себе сами всё создаём, сами всё выдумываем, сами музыку пишем, сами исполняем, сами себе аплодируем, сами пишем статью критическую. Всё собственными руками. А никому особо дела нет. И поэтому всё это наше сознание. Мы говорили с вами, что всё вокруг иллюзия. Это иллюзия, что сейчас люди будут смотреть и ждать, когда вы обнажённая выйдете. Никто не ждёт, никто у подъезда не стоит, даже представить не может, что вы сейчас выйдете обнажённая. Когда вы идёте обнажённая, люди застигнуты врасплох. У них совершенно свои мысли, свои идеи. Поэтому им абсолютно безразлично, чего и как вы делаете и зачем.

Мы себе сами свой мир создали, полный своими же страхами, сложностями, радостями, горестями. Сами чего-то ждём. Сами. Да? Скорость действий постепенно замедляется даже в рамках этой жизни. Если сначала вы ещё подросток, и на глупости какие-то вас было легко поднять. Вы – раз, и какую-нибудь глупость сделаете. А сейчас даже умные вещи с трудом. Потому что инерции уже столько в ногах и на руках висит. Думаешь: «Делать – не делать, делать – не делать. Может, сегодня? Нет, наверное, лучше завтра». Завтра опять то же самое: «Чего, может, сегодня? Нет, лучше послезавтра». И так далее. Так и идём. И время проходит, а мы так и идём. Потому что уже инерция настолько сильна, что тяжело ногами передвигать, уже всё тяжело. А соответственно и весь мир реагирует. Видит, что им ногами передвигать тяжело. Тогда, может быть, пошлём им слоновую болезнь? Ноги опухают, здоровые, толстые, и передвигаются в соответствии с ходом мысли. И так далее.

Разум уже медленно работает. Уже мысль, пока поймаешь, когда она летит, думаешь, может, перекусить? Перекусил, хочешь её снова поймать, а в сон тянет: «Может, вздремнуть?» Уже вздремнул, проснулся, чего-то пытаешься вспомнить: «О чём-то я хотел подумать? Нет, может быть, опять перекусить?» Так и проходит время. Вот уже и мысль не ловится и действия не идут. Уже, если только внешняя сила не сдвинет каким-то образом. Скажем, жена обратилась в суд, что разводиться надо, достал уже. Плюс ещё выставила счёт огромный за то, за то, за то, за то и так далее. И тут ты начинаешь думать, что напрасно тянул время. Надо было раньше делать какие-то действия. То есть опять же в иллюзорности всего того, что есть.

А Крис, как всегда, скажет, что что-то тяжёлое опускается иногда. Это опять же наша выдумка. Тяжёлого ничего нет. Оно всё просто нам кажется тяжёлым. Тяжёлым кажется лишь потому, что облекается разными сопутствующими обстоятельствами. Потому что мы помним, что первая тяжесть была, когда я узнала, что муж мне изменяет. Вторая тяжесть была, когда я узнала, что мой ребёнок зачал ребёнка. И так далее. Поэтому тяжесть и опускается вдруг вместе с этими обвившими со всех сторон мужем, детьми, работой, ещё чем-то. Это можно всё одним махом – раз, и с себя скинуть. И пойти обнажённой по миру и наплевать на всё остальное, на всё вокруг. Легко, комфортно и радостно.

Но Элина скажет: «Кто будет зарплату мне платить, пока я обнажённая-то иду? Мне ж надо что-то кушать, даже пока я обнажённая!» А, когда ты идёшь уже обнажённая, тебе каждый кушать подаст! Вам зарплату платить не надо. Оно решается другим образом. И не просто кушать подаст, а ещё и накроет, укроет и спать положит. Потому что скажет: «Ну, раз обнажённая, значит, уже совсем человеку плохо!» А укроют и подадут лишь потому, что не хотят, чтоб вы выделялись. Они хотят, чтоб вы были такие же. Спали под одеялом, ходили в одежде, хоть в какой-нибудь. А, если вы ходите обнажённая, то они сразу начинают думать: «Чего я не обнажённая?» И радуются: «Фу-х, хорошо, что я не обнажённая!» А если жаркая погода: «О, как плохо, что я не обнажённая!» Да? И как плохо, что не хватает сил вот сейчас майку снять и пойти. Всё ж условность. Вас, в принципе, ничего не держит. Ничего не держит абсолютно.

Как мы с вами уже отмечали, это в старом мире держит, когда мама является основой жизни – Царь и Бог. А в другом мире она не мама. Поэтому основная задача – снятие с себя этих оков, в которых мы закованы так серьёзно, основательно. Но ничто не мешает нам их снять. И поэтому, когда мы с вами говорим о том, что мысль наша уходит куда-то, надо просто её всё время возвращать. Скажем, если в Сурье должно быть солнце, то всегда сознание к солнышку возвращается. Раз – опять к солнышку, раз – опять к солнышку, раз – опять к солнышку. То есть это усилие всё равно надо делать. Оно не такое сложное. Раз – опять о солнышке подумали, раз – опять солнышко вспомнили. И так далее. Всё легко и комфортно. Всё просто и легко на самом деле. Какие сложности?

Ученик: А как уходить вот тогда?

Учитель: От чего?

Ученик: От того, что всё время прилетает вот это? Визуализировать Янтру? Или как?

Учитель: На Янтру – раз, и Янтру вспомнили, и всё. Больше ничего. И не придумываем разные глупости. У нас же ум изворотлив, сразу думает: «О! И чего же я всё время Янтру-то эксплуатирую? Как же нехорошо я себя веду. Надо самой уже энергию держать, а я всё время Янтру, Янтру. Что ж я эксплуатирую Школу?» Глупости не надо выдумывать. Это разум ищет нам глупости разные, оправдания. Надо Янтру не эксплуатировать, а визуализировать, и больше ничего делать не надо. И не вдаваться ни в какие изыски сознания, которое начинает выдумывать и обыгрывать нас всё время.

Разум наш лукав, начинает: «А как мне Янтру визуализировать? Справа или слева? Или внутрь войти или ещё чего?» Не надо никуда входить, не надо быть справа или слева, надо просто визуализировать её. Даже не думая, с какой стороны я её визуализирую. С любой.

Скажем, иногда мы не выдерживаем каких-то действий. Скажем, в лагерь идём и вдруг не выдерживаем там, в лагере, и со страху спускаемся вниз. А чего спускаемся-то? А просто начинаем надумывать себе разные глупости. Начинаем думать ни о чём. Представляете какие-то ситуации, которых просто не было. Вдруг мышка у вас появилась ни с того ни с сего. У вас сразу мысли: «Откуда мышка?» Сразу начинаете вспоминать разные условности. Если мышка в доме появилась, значит, воры где-то рядом. Это значит, дома кто-то ворует. Или сын врёт. Или жена изменяет. Или ещё что-нибудь. А, с другой стороны, приходит здравый смысл в голову: «А если мышка, значит, она подтравленная? Значит, её кто-то подтравил, она спасалась. А вдруг она не одна? А вдруг семья? А вдруг не одна семья? А несколько?» Вдруг из-за каждой занавески мышка на вас смотрит? Вдруг вы сейчас ляжете спать, а под подушкой мышка. Утром встанете, а в маечке мышка, в ботинках мышка. И так довести себя можно до чёрт знает чего. Что потом уже и домой начнёте заходить с опаской. Дверку открываете: «Мышка есть? Нет? Вроде нет». Аккуратно, тихонечко раз-раз-раз. То есть всё это выдумываем мы себе сами. Сами себе создаём всё что угодно.

Это же самое и в семейной жизни. Вы, ну так сложилось, изменили мужу. Ну изменили с кем-то, увлеклись. Ну измена. И что? Вы же всегда всё в семью, для дома. Ну уже к дому подходите, говорите: «Это же всё опыт. Я всё домой несу, всё домой. Опыт новый накопила. Всё хорошо, радостно». К дому подходите: «А вдруг он уже знает? А вдруг на мне написано всё?» Уже входите, дверь открываете, уже с извиняющимся видом с мужем здороваетесь. Извиняющийся тон здесь может быть по-разному выражен. Либо скромно, девственно, как в первый раз, либо: «Ты чего не приготовил ужин, гад?» А примерно одно и то же, суть примерно одна и та же – со страху. Что в первом случае, что во втором. И сами думаете: «Ну всё, уже точно по моим глазам видно. Всё уже знает, всё уже понял». А он абсолютно ни в одном глазу. Ему даже, если позвонят и скажут: «Слушай, да у тебя Маша…Ты знаешь, она с Петькой была?». «Чего? Моя Машка да с Петькой? Да никогда в жизни Петька-то на Машку не кинется! Да я-то из последних сил, собрав волю в кулак, как-то напрыгиваю. А чтоб Петька, да просто так? Да никогда в жизни!» Его придется убеждать ещё долго, фотографии ему показывать. Он скажет: «Это монтаж. Это точно. Да не может такого быть». Потому что сам о себе тоже думает, что он в это время с Ленкой всё в семью нёс.

И получается, что каждый себе что-то выдумал и лежит затаившись. Лежат под одеялом бок о бок, затаились, не дышат. Он не дышит, потому что думает: «Вдруг она сейчас захочет, а от меня Ленкой пахнет». Она лежит, тоже думает: «Вдруг он сейчас захочет, а от меня Петькой пахнет. Дай-ка, может, отодвинусь». Да? Отодвигаются, лежат в тишине. На утро слегка обиженные друг на друга: «Ты чего от меня отодвигался?» «Да я просто тебя стеснялся беспокоить». «А чего это ты вдруг стеснялся беспокоить? Взял бы и напрыгнул. А я ждала». И так далее.

То есть обыгрываемый сценарий просто фантастический. Всё сами делаем. И сами себя выдаём чаще всего. Поэтому лучше ничего не надумывать, а ход мыслей должен быть позитивным. Янтру визуализируем и больше ничего. Больше ничего не надо. Даже, если опыт с Петькой внесли в семью, визуализируем Янтру, и всё нормально будет. И всё будет хорошо. А, с другой стороны, по большому счету измены то нет никакой. Ну ничего, что он с Ленкой, а вы с Петькой, какая разница? Всё равно для общего дела. Разве это измена – накопление дополнительного опыта? Разве это измена? Вы накапливаете опыт, да? У вас опыт вот такой. Как всегда, у мужиков опыт не очень изысканный. В каком-то фильме обыгрывалось: «Это только мужчина может из кучи носков грязных выбрать те, которые меньше пахнут, и одеть». А, с другой стороны, это и нормально и правильно. И мужик думает: «Конечно, и что ж я стирать всё время их буду? Когда будут в углу стоять все, тогда да. А, если ещё некоторые не стоят в углу, а лежат, то их можно одеть. Вполне можно одеть и нормально». А про женщин будет думать: «Ну что я должен помнить день рождения собачки, собачки племянника, племянницы, племянницы племянницы, бабушки, дедушки? Это что ж – я должен помнить? А она ещё говорит – и восьмое марта! И восьмое марта? Что ж я буду помнить все праздники эти? Да? Нельзя все праздники помнить!»

Ученик: Мне кажется, сейчас всё меняется уже.

Учитель: Сейчас матриархат. Сейчас, естественно, опять же обыгрывается это. Тоже в одном фильме видел. Виртуально занимаются любовью. Он и она на компьютерах. Он ей пишет, она ему пишет. Он ей пишет, она ему пишет. Потом встретились. А он за компьютером ей пишет: «И вот вздымаются белые холмы!» Она его спрашивает: «Что? Что? Где ты холмы видел?» «Холмики!» «Какие холмики? Белые? Это потому, что я не была в отпуске? И потом, ну это разве холмики?» «Ну не дыни же!» И так далее. И потом обыгрывается, что в конце концов она на него верхом села и сделала всё что хотела. И потом: «Ой, как хорошо!»

Вот. Это к тому, что всё меняется. Естественно, теперь она из кучи лифчиков вытаскивает один, который меньше пахнет. А он хочет, чтобы она помнила все праздники – у мамы рождение, у собачки мамы рождение.

Ученик: Они уже всё помнят!

Учитель: Так оно и идёт естественно. Всё это нормальное развитие, естественный ход событий, неизбежный. Поэтому вернёмся опять к нашим баранам. Мы говорим о том, и всё время это обыгрываем, что мысль – это сила. Причём, любая мысль – это сила, не какая-то специальная сокровенная мысль – это сила, а любая. Поэтому и накапливается так много, что на полотне нашего сознания нет чистого места. Потому что любая мысль оставляет свой след. Лю-ба-я! Хотим мы этого или не хотим. Самая, казалось бы, нереальная, оставляет свой след. Допустим, Ева сидела, сидела и подумала, что умрёт в две тысячи четырнадцатом году. Ну он уже прошёл, правда. Она ещё не умерла, к сожалению.

Ученик: Почему к сожалению?

Учитель: Подумала, что в две тысячи четырнадцатом умрёт, а было это, допустим, в две тысячи восьмом. Да? Подумала: «Какая ересь пришла в голову!» Всё забыла. Но по мере приближения две тысячи четырнадцатого года ей всё чаще приходит в голову мысль: «Слушай, а уже две тысячи четырнадцатый. Уже, наверное, я скоро умру? Уже, наверное, надо что-то делать?» И так далее. Мысль-то работает. Какая бы она ни была еретическая или абсолютно фантастическая, она всё равно своё дело делает и оставляет отпечаток. И если Ева не умерла в две тысячи четырнадцатом году, это означает – Всевышний дал ей шанс. И сейчас Ева работает во имя и вопреки для того, чтобы оставить обычный след в истории. И Ева каждый день вспоминает с благодарностью и свои усилия направляет всё активнее, интенсивнее, потому что понимает: «А вдруг Всевышний скажет – ну всё, надоела». То есть любой образ всегда свой след на картинке нашей оставит. И, конечно, надо это полотно очищать. А очищение полотна – вещь, в принципе, элементарная, лёгенькая, с одной стороны.

А с другой… Скажем, вы своему любимому много изменяли. Ну с Петей накапливали опыт, с Володей, с Джоном, Иваном. Всё в семью несли, всё нормально. И тут настало время осознания вдруг, и вы решили наконец-то освободить свою душу ото всего, что накопилось. И уже набрали воздух, только задумались, а с чего начать? И понимаете, что картина такая запутанная. Вы начинали своё накопление в семью, когда ещё он вам первый раз сказал: «Люблю». И вы после этого сразу пошли с Джоном накапливать опыт для будущей совместной жизни со своим супругом. А он-то розовый ещё, ничего не понимал, не знал, вас встречал: «Ах!» С цветочками. Весь задыхался от волнения. Недавно мне женщина сказала: «Мужики странные какие-то». Говорю: «Что странного-то?» «Знакомиться стесняются». «Да не может быть?!» Говорит: «Да, стесняются». «А чего стесняются?» Говорит: «Да я не знаю. Чего-то стесняются». Вам странно. Хотя, чего там, подошёл, познакомился. На самом деле, как знакомиться – это беда. Он волнуется – и потеет, и краснеет, и зеленеет, собирается с мыслями день, два, месяц, год, чтоб подойти и сказать: «Аа! Как тебя зовут?» Сам вспотеет сто раз, пока скажет. Они такие нежные.

И, когда в какой-то момент вы решили свою душу очистить, а уже не знаете, с чего начать. Настолько картина запутанна. Вы сами вдруг начинаете осматривать взором своим… Ой! Лучше не начинать! Потому что, если одно скажешь, там же зацепится за другое, за третье, за пятое, за двадцатое. И, когда вы ему открыто, честно, глядя в глаза, говорили, что у вас никого нет, он у вас первый. Вы-то имели в виду лишь одно: вот этот, с такими ушами – первый. И действительно не обманули, первый. У остальных другие уши-то были у всех. Да? Вы же не лукавили. Но он же, наивный, не поймёт. Ему же не объяснишь, что вам интересно было, как вот с такими ушами работает? А с другими ушами как? А подход какой? А как возьмёт? Сразу возьмёт или нет? Или сначала слова какие-то скажет? Или ещё что-то? Любопытно же, как оно вообще всё развивается. Глубокая исследовательская работа.

Ну объясни ему, что это глубокая исследовательская работа. И вы уже было вздохнули сказать, и он уже: «Ну, скажи, скажи!» А тут подумали: «Нет, не могу. Столько надо всего раскрыть, столько во всём сознаться». Но, с другой стороны, с его. Он вас взял из жалости: «Ну такая несуразная. Ну кому ещё, да? Вот только я с характером своим спокойным, терпеливым, ладно уже. Ну жалко оставлять одну-то, брошенную, никчёмную, никому не нужную-то. Да? Ну что уж. Возьму, ладно, как-нибудь. Научу жизни. Попутно, конечно, буду накапливать свой опыт, вести свою жизнь, ещё одну. Нет проблем!» И то же самое, когда вдруг ему захочется свою душу-то очистить, он понимает, что надо с начала очищать, с самого-самого. А самого-самого она не выдержит! Сразу разрыв сердца хватит, однозначно. Потому что: «Ох! Что, и тогда? И с самого первого, с самого первого вздоха „люблю“, ты просто…» О! Это ЧП! Это бездна! Всё! Это нереально! И так у каждого, столько всего!

Виктория сидит, на меня смотрит, а сама про себя: «О боже! Лучше не вспоминать». Лучше не вспоминать. Столько всего было. И так у каждого. Поэтому на нашем полотне столько всего. И это в рамках одной жизни, а в рамках энного количества жизней сколько нанизано уже!

Поэтому, во-первых, конечно, надо нам принять, что всё, что вокруг, всё иллюзия. Внутри-то мы чисты и девственны, и непорочны. Принять это как данность. Тогда легко будет удерживать образ солнца. Потому что, если мы девственны, непорочны, нам оглядываться не на что. Но мы всегда оглядываемся, а вдруг кто-нибудь заметит, вдруг я в короткой юбке вышла, подняла ногу чуть выше, чем положено. Кем положено? Градус поднятия ноги написан, измерен? Это с транспортиром ходить надо всё время, измерять. Подняли выше чуть-чуть и что? Что можно увидеть более интересного там, между ног? Ничего нового. Небольшие гендерные различия. Всё. И то иногда прикольно посмотреть, как оно устроено. Примерно одно и то же, но чуть-чуть отличается. Шире, больше, длиннее, там ещё что-нибудь. Прикольно!

А мы оглядываемся – а вдруг увидят? И не просто оглядываемся, а смотрим, кто увидел. Чтобы потом подойти и уточнить, что ты там увидел? То есть обыгрывание идёт сразу на многих уровнях. Хотя, если спросят, ты что увидел: «Да нет, я просто так. Чтобы там ни на кого не наступить». Настолько уже мы запутанны. Настолько всё смешалось. Настолько непросто даются самые элементарные вещи.

Вернёмся к медитации. Солнечный комплекс, в принципе, тоже можно отнести к динамической медитации на образе солнца, а всё, что выделывает тело – это вторично. А первично – образ солнца. Но Крис почему-то отмечает, что ноги у неё работают по-разному. Одна тянется, вторая нет. Это означает, что сознание у Крис направлено не на солнце, а на себя. Как и у каждого, оно смотрит на себя. Как я там, не устал ли уже на четвёртом разе, выполняя Солнечный комплекс? И понимаете: «Ещё пару раз смогу!» И так всё время. Хотя задача – визуализировать образ солнца. Всё. Больше ничего делать не надо. Не сопоставлять и соизмерять, сколько у меня ещё сил, хватит ли меня ещё на то, чтобы сто восемь раз сделать. Да? Или как Крис говорит иногда, что: «Ой, я уже пятьдесят четыре сделала. Пора уже останавливаться». Почему? «А потому что трудно». Что трудно? Образ солнца удерживать? «Нет, болит тело». А при чём здесь тело? «Не знаю, болит». А надо образ солнца удерживать. И на тело никакого внимания не обращать.

Тело – это лишь временное вместилище. Всё. Если в процессе выполнения Солнечного комплекса придётся, как змее, из тела выйти, ничего страшного. Значит, выйдем. Значит, оставим эту шкурку временную. Собратья отнесут. Чтоб не было шума, тайком. И куда-нибудь в канаву сточную спустят где-нибудь. И всё. Сейчас подумать обидно. В сточную канаву! Ваше тело, которое вы нежили и холили. Да? Как-то нехорошо. Нет, прикольно, когда с почестями, с музыкой, с оркестром пронесут по всему Новинскому бульвару. Вот как-то оно прикольнее, как-то звучит. А, когда тайком, тихонько, в мешковину засунут, в багажник машины, чтоб потом где-то невзначай выкинуть в сточной канаве без опознавательных знаков. Никто не поставит даже палочку с надписью, что это Иван Иванович Петров. Да? Обидно как-то. А, с другой стороны, какое вам дело? Ваш Дух уже освобождённый полетит дальше к новым открытиям, к новым свершениям. И вы освободитесь от этого тела счастливые и довольные с надеждой, что вот в следующий раз вы-таки сможете очистить это полотно хотя бы процентов на тридцать. И уже будете яснее. Как в камине со стеклянной дверкой. Стекло закоптилось, надо его очистить. Оно очищается с трудом. Оно не хочет очищаться. Так же вот и сознание наше с трудом очищается. Скажем, когда вдруг начинает не хватать воздуха, сердце чего-то там заклинило, сразу хочется чего-нибудь такое выпить, чтобы прошло. Находя себе объяснения: «Ну для того, чтобы потом больше никогда не пользоваться помощью этих противных врачей! Или этих химиков, которые создали противные лекарства, вредные и ненужные. Только бы дыхание восстановить! И всё, больше ничего не нужно. Больше никогда даже и не подойду!» А тут сломали ногу – бац! И к хирургу надо идти. А он вам ещё антибиотики вкалывает! Ну только вот ради ноги. Для того, чтобы встать, пойти, опираясь на две ноги, очищать своё сознание. И так до бесконечности.

Постепенно мы приходим к тому, что сознание наше изначально чистое было. В процессе жизни мы его затемнили разными окрасками, оттенками каких угодно цветов. А теперь наша задача потихонечку его освободить, очистить и вернуть к исходному чистому и незапятнанному состоянию. К непредвзятому – ни вправо, ни влево, ни вверх, ни вниз. Конечно, извращённый разум неочищенного состояния вам скажет: «Что, значит, теперь отдаюсь, кому хочу? Хочу Пете, хочу Жану? Хочу белому, хочу цветному? Раз не привязана ни к кому и ни к чему. И пускай муж не злится. Я освободила своё сознание. Я чиста. И теперь тому, кто попросит, не откажу. В просьбе не отказывают». Да? Так что ли? Или иначе как-то? Тяжёлый философский вопрос, да? Сразу отдаваться или нет? Стоит ли нищему на улице милостыню давать или нет? Этот нищий весь Новинский обойдёт и за целый день столько наработает, сколько вы не получаете. А вы ему ещё будете подавать.

Ученик: Но вы же сказали, что задача уходить от шаблонов и действовать на ощущении! Значит, какой первый пришёл позыв, так и делать, тогда и будут ослабевать связи? Да?

Учитель: Не знаю, не знаю. Здесь вот и основная сложность. С одной стороны, первый порыв – дать, а с другой – а, может, он вовсе и не нищий. Может, он здесь постоит, там постоит, и так весь рабочий день. И каждый из проходящих мимо по сто рублей ему даст. Это десять человек в одном месте по сто рублей – уже тысяча. И таких мест десять, пятнадцать. Смотришь, уже пятнадцать тысяч он имеет в день. В десять дней он уже имеет сто пятьдесят тысяч, которые вы не имеете. А в двадцать дней он имеет под триста тысяч. А в тридцать дней – четыреста пятьдесят. Полмиллиона! Которые вы не имеете, вкладывая свой интеллект, свою физическую силу, всё, что можете, для того чтобы в итоге каких-нибудь жалких семьдесят-восемьдесят тысяч, если наскребёте. А он полмиллиона, не фига делать, просто так. Хотя, с другой стороны, никто не мешает вам тоже прикинуться нищим, да? Ничего не мешает вроде бы. Раз – постояли, и всё. Хороший способ! Главное – форму выдерживать от момента выхода на улицу до момента ухода с неё. А не забывшись – раз, и пошли, пошли. Главное ж – войти в образ.