Читать книгу Дело о Медвежьем посохе - Георгий Персиков - Страница 7

Мерно покачиваясь в такт хода поезда, Родин вдумчиво изучал содержимое свежего выпуска «Военно-медицинского журнала». Нехитрое убранство купе его нисколько не смущало. Для комфорта этому опытному путешественнику и аскету мало что нужно, разве что горячий черный чай да сухая чистая постель – и то и другое в поезде было представлено в лучшем виде. А занять свой ум Георгий всегда умел.

Осень уже вступила в свои права, около семи темнело, и лишь бездонная ночь с редкими светлячками фонарей царствовала за окном. Зато днем можно было любоваться красотами природы замечательной поры. Вагоны равнодушно проплывали мимо багряных рощиц, еловых чащоб, бесконечных и бескрайних аккуратных лоскутков полей. Под ними бурлили величественные реки, безмолвной гладью чернели глазницы озер, а в небе вереницы птиц мигрировали по своим птичьим тропам. Не склонный к рефлексии, Георгий все же немного хандрил из-за разлуки с Ириной, а набирающая силу осень вторила ему картинками рыжей печали и туманными далями. Впрочем, лучшее средство от хандры – путешествие, и с каждым километром наш герой все более исцелялся от этой русской болезни. Вот уже и красавец Урал остался позади, а впереди были еще сотни и сотни километров пути, и среди них суровые, жестокие и печально известные края каторжных тюрем-централов – мест последнего пристанища многих ссыльных и поселенцев.

– Тобольск, подъезжаем к Тобольску! – растягивая буквы и отчаянно окая, известил пассажиров важный обер-кондуктор.

Георгий отложил в сторону журнал и засобирался, приводя в порядок костюм. Ему захотелось глотнуть свежего воздуха и немного размяться на станции, однако планы его претерпели существенные изменения.

Поезд Родина качнулся и остановился у перрона вокзала, поравнявшись с каким-то скорым составом на соседних путях. У лестницы вагона стояли два младших офицера и всматривались в лица выходящих пассажиров. Увидев Родина, военные приветствовали его и пригласили проследовать в вагон скорого поезда, многозначительно добавив полушепотом:

– Дело государственной важности!

Стоянка в Тобольске обещала быть долгой, и Георгий без колебаний принял таинственное приглашение.

В плохо освещенном купе скорого, спиной ко входу, стоял военный и разглядывал пестрый люд перрона. Офицеры, сопровождающие Родина, четко рапортовали:

– Ваше высокоблагородие, господин Родин доставлен! – И вышли вон.

Полковник повернулся, и в нем Родин узнал своего брата Бориса. Красивый и статный, с молодцеватыми усами; форма на ладной фигуре сидела превосходно. Крепко обнявшись, по приглашению Бориса братья уселись на диване.

– Еня, а ты молодцом, приятно посмотреть, каким бравым ты стал. Мне Всеволод писал. Не зря, не зря, видать, я тобой занимался и ковал из тебя мужчину. Сделал из тебя человека!

Борис дружески хлопнул брата по плечу и с искренним удовольствием посмотрел на Георгия.

Минутой позже он вдруг посерьезнел и перешел к делу:

– Нам с тобой раскачиваться времени нет. Вот материалы по делу, ради которого ты проделал весь этот путь, и верю, не остановишься на полдороге.

Борис передал брату пухлую зеленую папку с золотым тиснением:

– Здесь все, что есть. Расскажу кратко предысторию, а ты мотай на ус. – Борис закинул ногу на ногу и начал повествовать: – Как ты, наверное, знаешь, политика ныне не простая – Япония готовит кампанию против России. Скажу больше: разведка и контрразведка японцев настолько сильны, что мы не успеем противопоставить им ничего серьезного. Скорее всего, они нас уничтожат стремительным ударом, – тут Борис сделал паузу и торжественно посмотрел на брата, многозначительно покручивая ус.

Георгий с шумом выдохнул и развел руками.

– Ну если ты это говоришь – остается только… не знаю что. И каков план? А что говорит разведка, почему проморгала? Мы же Россия! История, сила… Глыба! – Георгий упрямо мотнул головой.

Борис, задумчиво наблюдая за горячностью младшего брата, продолжил:

– Наша разведка сработала отлично. Увы, Еня, Россия и правда глыба, и часто это неповоротливая глыба. А у государя много наушников и «советчиков». В общем, все это довольно сложно устроено, как-нибудь потом расскажу, – навел тумана Борис. – Скажу только, что моя группа как раз занималась разработкой и воплощением этой операции. Подразделение это абсолютно засекреченное, без званий, чинов и настоящих имен. Мы его называем просто клубом. Русским клубом. Операция настолько тонкая и засекреченная, что я не могу о ней говорить никому, даже государю.

При этих словах брови Родина-младшего медленно поползли вверх от удивления.

– Всех деталей не знают даже участники клуба. Тебе я расскажу все, так нужно для дела, – важно подытожил полковник. – Японцы – испокон века мистики и язычники. В семнадцатом веке христианство и вовсе было под запретом на островах. Их язычество, синто, имеет сходные черты с нашими древними верованиями и чем-то напоминает тот культ, который справляли наши предки еще до Владимира Святого. У японцев тысячи духов и богов, именуемых ками. На каждый предмет утвари, на каждый уголок земли, воды и воздуха есть свой специальный дух. Отношение к ним японцев настолько трепетное и серьезное, что выходят эти духи очень живыми и куда реальнее наших святых. Сам император считает себя потомком Аматэрасу – богини-солнца, одного из главенствующих божеств японского пантеона синто. Согласно синтоистским верованиям, Аматэрасу есть прародительница японского императорского рода. Когда микадо Муцухито, нынешний император Японии, семь лет назад посещал дзингу Сухидаини-но ками – святилище Богини Осаждающегося Песка, он впал в состояние мистического транса, во время которого ему привиделось, что он вступил с богиней в связь. – Тут Борис позволил себе слабо усмехнуться и продолжил повествование: – Как нам это удалось, говорить не буду. Есть, знаешь ли, у нас свои методы и средства. Суть в том, что через девять месяцев в святилище родился мальчик, дитя императорской крови, а если точно следовать нашей легенде – сын микадо и великой ками.

Здесь Георгий, на время рассказа брата затаивший дыхание, не выдержал и громко расхохотался в голос:

– Что за бред!

– Позволь, братец, я закончу, – остановил его невозмутимым жестом Борис, – осталось немного. Так вот, этот мальчик, родись он в России, назывался бы святым или даже пророком. У японцев такой человек называется камикагари. Переводится очень красиво – божественная одержимость духами ками. Что-то вроде наших юродивых. Тонкость в том, что этот мальчик может остановить грядущую войну. Может – когда найдется. Если тебе удастся его возвратить.

– Как возвратить? – опешил Георгий. – Выходит, мальчик все время был у нас?

– Да, верно, – кивнул Борис, – обо всем этом ты прочитаешь в подробном отчете. Мальчик был доставлен нашими лучшими агентами на Сахалин. Оттуда он должен был начать свои божественные проповеди. Согласно древнему пророчеству, великий камикагари придет с Карафуто открыться людям как сын императора и великой богини и остановить войну. Незадача в том, мой милый братец, что мальчишка бесследно пропал. Кто-то его выкрал.

– Погоди, как это выкрал? А что же твои агенты?

– Их и след простыл. В таких случаях это означает, что их либо убили, либо перевербовали. Можно, конечно, продолжать работать в условиях первого варианта, но рисковать так мы не можем. Если принять первый вариант и послать на поиски наших людей, в случае сработавшего варианта с перевербовкой их могут узнать и выдать. Да и… – полковник замялся. – Есть там еще ряд сложностей, посвящать в них тебя не имею права. Провалить операцию смерти подобно, потому я пригласил тебя.

Тут Борис встал, и его примеру последовал и младший брат.

– Друг мой, дело это благородное и благовидное. Мы не ждем от тебя подвигов: не надо ни убивать, ни взрывать и прочее. Просто найди мальчика и приведи его на центральную площадь Александровска двадцать седьмого ноября. Легенда для тебя сложилась идеальная: в каторге случилась, как нельзя кстати, вспышка тифа. Тебя как известного всей России эскулапа командируют в местный лазарет личным указом руководителя медицинского департамента при МВД империи.

Георгий попытался протестовать, но поезд уже дал протяжный гудок.

– Верю в тебя! Удачи!

Борис крепко обнял брата и проводил его до дверей вагона.