Читать книгу Райский сад дьявола - Георгий Вайнер - Страница 25
Райский сад дьявола
23. Нью-Йорк. Стивен Полк. Много неясного…
Оглавление– Нет, нет, дорогой мистер Лаксман! Обстановка в полицейском управлении не располагает к доверительным разговорам… – сказал Стивен Полк.
– А вы, простите, кто будете? – вежливо поинтересовался Сенька Дрист.
Полк с любопытством рассматривал Дриста – маленькая меховая голова с круглыми черными глазами, воспаленные веки, оттопыренные прозрачные уши, смазанный подбородок в мохнатой плесени небритости. Вылитый детеныш шимпанзе.
– Кем я буду – пока не знаю. А сейчас меня зовут Стивен Полк, я руковожу подразделением С-24 Нью-Йоркского отделения ФБР…
– Елки-моталки! – выпучил красные глаза Сенька. – Это еще что такое?
– Я занимаюсь русской организованной преступностью, – эпически поведал Полк. – Конечно, я мог бы взять вас для беседы к себе в офис на Федерал-плаза. Но боюсь, и там у нас не выйдет душевного разговора…
– Тогда, может, просто разойдемся? – доброжелательно предложил Дрист.
– Э-э, нет, дорогой мой! – покачал головой Полк. – Мы с вами просто так разойтись не можем… Наши судьбы связал ваш безвременно ушедший дружок бандит Витя Лекарь…
– А я-то какое отношение к нему имею? – возмутился детеныш шимпанзе. – Не друзья мы с ним, не соседи, не подельники… У меня от душещипательных разговоров о нем уже вся душа в синяках от вопросов…
– Может быть, может быть, – согласился Полк. – А вы к нему хорошо относились? Уважали его? Боялись? Выполняли какие-то поручения?
– Я? – задумался Дрист.
– Ну не я же! Конечно – вы!
Дрист внимательно смотрел на Полка, юное шимпанзе долго прикидывало, и с лица его не сходило выражение местечкового агрессора: «Я не дам плевать себе в кашу!» Потом предложило:
– Дайте сигарету…
Полк протянул пачку, Дрист вытащил две – одну закурил, другую ловко вставил за оттопыренное ухо. Полк опасался, что сигарета выпадет из этих торчащих в стороны лопухов и Дристу нечего будет курить, ибо этот тип курильщиков отличается устойчивостью вкусов: они курят сигареты одного сорта – чужие.
– Я Витю знаю давно. Но плохо. Я бы, может, и стал с ним дружить, да он ни с кем не дружит… Если по чести сказать, он человек, конечно, выдающий… Но очень сильно плохой…
– Понятно, – кивнул Полк. – Поэтому мы с вами сейчас пойдем, погуляем и непринужденно поболтаем… Здесь на вашу искренность плохо влияют полицейские стены…
– С чего это вы взяли? – насторожился Дрист.
– С того, что вы морочите голову копам, которым вы «поете». Вы, готов голову заложить, нормальный полицейский «кенарь». Но полицейские, в свою очередь, делают передо мной вид, что вы не имеете к ним отношения…
– А им-то это зачем? – горько усмехнулся Дрист. – Стесняются?
– Нет, они ребята не стеснительные. Но сами пока не знают, как обернется дело… Может быть, им придется вас предъявлять суду как свидетеля, – спокойно объяснял Полк. – А закон гласит – свидетелем не может быть агент-осведомитель по этому делу. Поэтому собирайтесь, и мы пойдем куда-нибудь. В поля, в моря – в общем, на волю. Поговорим о том о сем, познакомимся поближе… И там нас не будут слушать копы, и не увидят нас ваши дружки с Брайтона. Вам ведь это ни к чему?
– Да уж наверное… Только за разговоры с вами мне кирдык могут сделать…
Они спустились в вестибюль – мрачное сооружение храмового типа с громадными мемориальными досками в память погибших полицейских по стенам и с бронзовым рослым идолом посредине, изображающим, надо полагать, бессмертного стража правопорядка. Наверное, тоже погибшего.
Полк предъявил офицерам охраны удостоверение и записал в книге регистрации посетителей, что свидетеля Лаксмана забирает с собой.
На улице Дрист облегченно глубоко вздохнул:
– Епонский бог! Тут у вас, в ментовке, ужасное атмосферное давление… Уши болят…
– Кислородную маску хочешь? – вежливо спросил Полк.
– Лучше бы пожрать чего-нибудь…
Не спеша они спустились к Бруклинскому мосту, прошли под эстакадой, вышли к Семнадцатому причалу – живописно-просторной развлекательной площадке. Здесь были ошвартованы большие океанские парусники – самые настоящие, только никогда и никуда не плавающие. Ностальгический аттракцион – памятник ушедшим временам, развеселым разбойным романтическим походам пиратов. Полк подумал, что через век современный бандитизм тоже будет выглядеть романтично.
Они уселись в кафе «Збарро» напротив клипера «Йорктаун». Суетливая команда киношников снимала там какой-то клип. Вокруг сновала, ротозейничала, веселилась праздная толпа, сверкали вспышки фотоаппаратов в руках бесчисленных туристов, большинство из которых все-таки составляли разновозрастные японки на своих коротеньких извилистых ножках. Прозрачная туманная дымка стелилась над заливом, в голубовато-серой глубине была ясно видна на Эллис-айленде позеленевшая от старости леди Либерти. Не верилось, что в такой светлый солнечный бездельный день кто-то кого-то убивает, грабит, травит, рвет из пасти зубы.
Полк велел официанту принести две большие неаполитанские пиццы и пива.
Тогда Дрист осторожно спросил:
– На кой хрен я вам сдался? Я ничего не знаю… А знал бы, не сказал…
– А удовольствие от общения? – засмеялся Полк.
Рядом с ними – за огромным витринным стеклом кафе – толстопузый усатый пекарь на мраморном столе готовил тесто для пиццы. Это было завораживающее зрелище: кусок теста размером с футбольный мяч он бросал в воздух, тестяной пузырь с тугим тяжелым шлепком падал на каменную плиту, превращаясь в здоровый каравай. Тогда пекарь принимался лупить его кулаками всмятку, пока мяч не превращался в тощую длинную подушку, а истязатель, шевеля хищно усами, складывал ее в несколько раз и обрушивал серию ударов ребром ладони – Чак Норрис умер бы от зависти! Потом пекарь отрывал кусок избитого до беспамятства теста, сминал в цилиндр и принимался раскручивать его в воздухе, и белоснежный сдобный ремень будто вырастал из его ладони, превращаясь в лассо, неотвратимую гастрономическую петлю, миновать которой не сможет никто, увидев, как это вершится.
– Я ведь не собираюсь разрушать вашу местечковую омерту, – сказал Полк. – Раз ты дал страшную клятву молчания – это святое! Я искушать тебя не стану. А прояснить кое-какие вопросы тебе придется.
– И что вам от этой ясности? – ощерился Дрист. – Это как в той истории о еврее, подавшем на паперти слепому кусок мацы. Тот ощупал дырчатый тонкий кусок мацы и грустно сказал: слова замечательные, но много неясного…
Полк ухмыльнулся:
– Молодец, Лаксман! Главное, что смысл замечательный. Ты знаешь, что в России называют «крышей»?
– А то!
– Вот и прекрасно! Тебе повезло, что ты встретился со мной…
На лице шимпанзе было написано сомнение в таком неслыханном везении. Но официант принес огнедышащие пиццы и зеленые сталагмитики «Хейнекен», которые дымились ледяным паром. Дрист сразу же откусил ломтище, залил раскаленное месиво сыра, овощей и теста протяжным глотком холодного пива и кивал непрерывно головой при этом – да! да! да! – мне очень повезло встретиться с пиццей и пивом, и вежливым федом в придачу, в погожий солнечный день на Семнадцатом причале.
Заглотив наконец невломенный кус, Дрист деликатно рыгнул, прикрывая щербатый рот ладошкой, и проникновенно сказал:
– Уважаемый гражданин начальник из ФБР! Или из ФСБ! Или из ЦРУ! Или какой-нибудь еще бейсашхиты![3] Спасибо за доброту и вкусный завтрак! Но мне «крыша» – силовое прикрытие – совершенно без надобности… Я человек маленький, безвредный – вон как эти животные!.. – Дрист показал на белоснежных чаек, подбирающих на настиле корки хлеба. – Ведь они тоже вроде эмигрантов. Им надо над морем реять, а они тут ходят побираются. Животное, а ума хватает – черт с ним, с морем, на берегу сытнее. Вот и я – если кто там чего бросил ненужное, я подобрать могу. А чтобы самому взять, без спроса, значит, то есть спереть, или, не дай бог, силой отнять – это никогда в жизни! Да ни за что!
Полк засмеялся:
– Ай-яй-яй, Лаксман! Вы легкомысленно отталкиваете протянутую вам руку дружбы и сотрудничества… Я ведь вас не вербую, мне такие агенты не нужны…
– А чего вы делаете? Приглашаете в Ротари-клуб? – уставился на него Дрист своими круглыми глазками ученой обезьяны.
– У вас, Лаксман, мания величия… Я из-за такого агента, как вы, могу в два счета со службы вылететь! Нет, в агенты я вас не возьму. – Полк снова засмеялся и с удовольствием выпил бокал прохладного пива.
Дрист подумал, что люди здесь в ментовке, вообще-то, неплохие. И вежливые, конечно. Но недалекие.
Мятый, грязный Дрист, будто ночевавший на помойке, горестно покачал рыжеватой меховой головой:
– Это ваше дело! Но если вы намекаете на интимные отношения, то я вас предупреждаю – я завзятый твердый гетеросексуал…
Полк, похожий на хлыщеватого парня с рекламы Ральфа Лорена, искренне захохотал:
– Ну и ну! Не грубите мне, Лаксман, иначе я вас очень строго накажу…
– Что же вы предлагаете? – осторожно спросил Дрист.
– Прикрыть вас от моих коллег – копов. И от ваших дружков – гангстеров… Мне кажется, что у вас дела – швах…
– А шо такое? – прикинулся дурачком Дрист.
– Мне кажется, скоро здесь будет такая свалка, что вам уж точно не сносить головы…
Полк понял, что напугал Дриста, – тот занервничал так, что забылся и вытащил собственную сигарету из пачки в кармане. Сигареты той марки, что никогда не вынимают наружу, их достают в кармане, и от этого у них такой же вид, как у хозяина, – жалобный, тертый, пользованный.
Дрист оправился, поморгал красными веками, вздохнул:
– Боюсь, что вы меня не за того принимаете…
– Не пугайте меня, Лаксман! Неужели я обознался? По-моему, я принимаю вас именно за того… Милого общительного джентльмена, нацеленного у кого-то всегда что-то съесть, выпить, попросить, получить, взять без отдачи… У ваших земляков это называется «прожить на дурыку»… Но ваш ресурс исчерпан. Кроме меня, вам больше никто ничего не даст…
– А что вы мне дадите? Дырку от бублика?
– Я вам дам возможность слинять потихоньку… Пока пыль уляжется…
– Верится с трудом…
– Знаете, Лаксман, когда я учился в академии ФБР в Куантико, мне повторили тысячу раз первую заповедь оперативника: допрашиваемого надо убедить, что информация не пойдет ему во вред…
– Как же вы меня можете в этом убедить? – с сомнением прищурил Дрист круглые глаза примата.
– Как? – удивился Полк. – Да очень просто! Если бы я хотел вам зла, я бы сейчас отвел вас обратно в полицейское управление, оформил задержание и отправил в тюрьму…
– За что? – от души возмутился Дрист, на всякий случай обтирая корочкой пиццы тарелку – неизвестно, как и когда закончится их душевный разговор.
Полк пожал плечами:
– Я велел подослать мне из Службы эмиграции ваше личное дело. Прочитал с интересом и уважением к вам. Там сказано, что вы дважды сидели в СССР по политическим мотивам… За это вам в восьмидесятом году, перед Олимпиадой, без разговоров дали въезд как политическому беженцу…
– Ну?..
– Какое тут может быть «ну»? Я знаю множество русских, которые, готовясь к эмиграции в США, подготовили себе легенду не хуже профессиональных шпионов. И повторяют ее столько раз, что в конце концов сами верят в нее. И очень обижаются, когда им говорят, что вся их биография – сплошной «булшит»…
– Какое же бычачье дерьмо вы нашли в моей трагической жизни? – горестно вопросил Дрист.
– Я еще ничего не искал. Но знаю заранее, что вы грубо обманули американские эмиграционные власти. Вы такой же диссидент, как я любавичский ребе…
Дрист гордо воздел ввысь стесанный подбородок:
– Этими словами вы меня ударили прямо в сердце, как кинжальным ножом… Вы хотите сказать, что я не идейный эмигрант, а экономический переселенец?
Полк похлопал его по плечу:
– Не морочьте мне голову, Лаксман. Вы не очень похожи на академика Сахарова. Но если хотите, я запрошу Москву прямо сегодня, и через пару дней у меня на руках будут приговоры по вашим делам. А там – эмиграционный суд, и прошу пожаловать в аэропорт Кеннеди – на депортацию… Вы хотите на родину?
– Ага! Моя родина – на другом глобусе…
– Ну и прекрасно! – кивнул Полк. – Поэтому соберитесь и внятно ответьте мне на некоторые вопросы. Например, Эмма Драпкина была в курсе дел Лекаря?
Дрист удивился:
– Эмма? Тушка у нее, конечно, ничего, хорошо бы отодрать до костей… Но к делам ее Витя навряд привлекал. Нужды не было…
– А что связывало Лекаря с Бастаняном?
Дрист откинулся на спинку, задумчиво ковырял во рту зубочисткой. Медленно спросил:
– Вы знаете, что у вас в полиции «течь»? Там «капает» информация…
Полк вздохнул:
– Я это уверенно предполагаю. Поэтому и хотел поговорить на стороне. Все, что скажете, останется только у меня…
Дрист, отвернувшись, глядя на серую, взморщенную ветром воду залива, глухо сказал:
– Бастанян гоняет через себя ворованный антик и очень дорогие полотна… Витя на подхвате был… Я всегда думал, что когда-нибудь он обязательно пришьет Левона…
– Почему?
– Бастанян очень неплохой мужик, нормальный… А Витя… Дайте сигарету…
Полк протянул пачку, чиркнул зажигалкой, Дрист глубоко затянулся.
– Наш праотец Иаков одного из двенадцати своих сыновей назвал Гадом. Колено его рассеялось в веках… – Дрист с ненавистью сказал: – Но не без следа – полно его детишек расплодилось на земле. А Витя и был его самым прямым потомком – такого Гада свет не видел!..
Дрист говорил долго.
Потом Полк достал сотенную купюру и протянул ему:
– Пишите расписку… Да берите! Вы же мне раз пять сегодня повторили, что деньги не пахнут…
– Ага! – угрюмо кивнул Дрист. – Они не пахнут, когда их нет…
3
Бейсашхита (др.-евр.) – бойня.