Читать книгу След черной рыбы - Георгий Вайнер - Страница 2

Восточнокаспийск – небольшой городок на берегу моря – уже спал. Тускло освещенный, провинциальный. Обращенный к акватории.

Замкнувшая город цепь не особо высоких гор вдали выглядела землистой, в щербинках, как скорлупа грецкого ореха.

Улицы были безлюдны и тихи. Как и дворы.

Двор Рыбинспекции не был исключением – с воротами, с деревянным одноэтажным домиком в глубине под деревьями, с вывеской у входа:

«ВОСТОЧНОКАСПИЙСКАЯ МОРСКАЯ

ИНСПЕКЦИЯ РЫБООХРАНЫ»

На площадке перед инспекцией лежало несколько конфискованных огромных браконьерских лодок. Сбоку темнел припаркованный «жигуль».

Все замерло тут в ожидании утра. Только в одном из помещений горел свет.

Сквозь убранное решеткой окно внутри виден был кабинет, с настольной лампой и телефоном, с бумагами на тумбочке, и дежурный инспектор Рыбнадзора. Инспектор спал на узкой железной кровати у стены.

Иногда свет лампы мешал спящему, и он, не просыпаясь, подтягивал ближе к себе одеяло, закрывая лицо. Книга, которую дежурный читал с вечера, лежала на полу, рядом с кроватью.

Город тоже спал, и только светофоры-мигалки на перекрестках размеренно хлопали желтыми пустыми глазами.

Шум внезапно появившейся машины разрушил тишину. Это была «Волга», притормозившая у самых ворот Рыбинспекции.

Водитель убрал свет, но мотор не выключил.

В темноте стукнула дверца машины. Через минуту водитель появился в калитке, в руке у него была канистра с бензином.

Дальнейшие события разворачивались молниеносно, как в плохом детективе. Неизвестный с канистрой быстро пересек двор, подбежал к окну.

Рыбинспектор спал, по-прежнему завернув голову одеялом.

Неизвестный подскочил к двери, осторожно потянул на себя. Дверь была не заперта – тихо скрипнула, открываясь. Человек с канистрой проник в здание. Еще через несколько секунд он показался в окне, рядом со спящим.

Он открыл канистру и несколько раз обильно плеснул на пол, а потом и сбоку на кровать, где лежал инспектор.

Вскоре неизвестный появился снова – теперь уже на крыльце.

Действия его были продуманны. Он еще плеснул из канистры, на этот раз на дверь и крыльцо.

Сбоку, на стене, висел противопожарный щит с инструментами. Неизвестный сорвал со щита багор и снаружи подпер им дверь.

Дорожка расплескиваемого бензина протянулась за ним через двор. Здесь неизвестный вылил из канистры остатки бензина и побежал назад, к машине.

Мотор «Волги» все еще продолжал работать.

У калитки неизвестный обернулся, вытащил из кармана ракетницу и выстрелил в глубь двора.

Высокий столб огня прорезал темноту.

Одновременно раздался шум отъезжающей машины.

«Волга» развернулась и, не включая фар, быстро исчезла в лабиринте улиц.

Сухое здание Рыбинспекции вспыхнуло разом, как факел.

Пожарные выезжали по тревоге. Машины неслись сквозь ночь.

Несмотря на ночь, люди с окрестных улиц сбегались смотреть на пожар.

Мощные струи из нескольких стволов били по огню, но пламя не сдавалось. Оно словно даже набирало силу. Огненные искры разлетались в разные стороны, стреляя, превращаясь в языки пламени. Уже горело соседнее строение.

Пожарные и добровольцы откатили дальше от горящего здания припаркованный во дворе «жигуль».

Все вокруг трещало от огня.

Внезапно раздался глухой удар, в небо взметнулись тысячи искр – крыша здания рухнула…

На рассвете пожарные растаскивали по двору обгорелые бревна. Фундамент еще дымился.

Толпа любопытствующих поодаль следила за происходящим.

За дело принялись люди в милицейской – серой и зеленой – форме. Они осматривали пожарище, искали улики.

Тут же находился и полковник Агаев – начальник областного управления внутренних дел – высокий, немногословный, уверенный в себе.

К нему то и дело обращались сотрудники, докладывали.

– Они мою машину увидели, товарищ полковник! – Приблизившийся крепыш с побитым оспой лицом кивнул на «жигуль», ночевавший во дворе Рыбнадзора. – Вот и подумали, что начальник Рыбинспекции Кадыров спит у себя в кабинете… Ну… и можно его замочить…

Агаев серьезно взглянул на Кадырова, ничего не сказал. В ту же секунду один из милицейских, осматривавших пожарище, его окликнул:

– Товарищ начальник! Замминистра приехал! Генерал Амиров!

Амиров – тоже высокий, породистый, в очках с тонкой металлической оправой, в костюме с иголочки, – уже выходил из припарковавшейся у пепелища белой новенькой «Волги».

– Поджог? – спросил генерал, здороваясь.

Агаев кивнул, что-то крикнул кому-то из подчиненных. Тот сноровисто подскочил.

– Вот, товарищ генерал!

В руке у него лежала пробка от канистры.

– За преступником уже поехали, товарищ генерал.

Генерал Амиров осторожно подержал пробку в руке. Вернул сотруднику – тот сразу отскочил.

– Как тебе удалось так быстро его установить? – спросил Амиров.

– Умар Кулиев – личность на Берегу достаточно известная… – Агаев был обстоятелен. – Хотя и молод. Нигде не работал, занимался браконьерством. Сейчас вы его увидите…

– Подонок. Человеческую жизнь погубил. А кто тот? – Он кивнул на пепелище.

– Молодой парень. «Афганец»… Воин-интернационалист… Недавно с курсов…

На носилках под простыней пронесли в закрытую машину останки погибшего. Офицеры сняли фуражки.

Внезапно толпа зашевелилась. Из подъехавшей патрульной машины показалось несколько людей в форме. Они со всех сторон окружали парня в наручниках, который шел в середине.

Старший группы вместе с арестованным и конвоем прошел к тому месту, где стояли генерал и начальник милиции.

– Вот он, – просто сказал Агаев, показывая на парня. – Умар Кулиев.

Конвой расступился, давая Амирову рассмотреть арестованного.

– Твоя работа? – спросил генерал.

Тот молча кивнул.

Это был крепкий черноволосый парень лет двадцати пяти.

– А задумал давно?

– Месяца два назад…

– Готовился?

Кулиев пожал плечами.

Милиционеры переглядывались.

– Почему вчера решился? – допытывался Амиров.

– Пьяный был.

– На машине приехал?

– Да.

– А машина?

– Моя.

– Где она?

– Дома стоит.

Генерал посмотрел на Агаева, тот тут же шепнул что-то одному из помощников. Сотрудник бегом побежал к патрульной машине.

– Сколько канистр бензина вылил? – спросил Амиров.

– Одну.

– Потом?

– Потом от ворот поджег… – Кулиев показал на начало выгоревшей дорожки.

С улицы послышался неистовый женский плач, это приехали мать и отец, сестры погибшего.

Толпа пришла в движение.

Кулиев поежился, дернул головой. Толпа надвигалась.

– Увозите… – приказал Агаев старшему конвоя.

Закрывая Кулиева от обозленных людей, конвой начал отступать к машине. Возмущенная толпа наседала. Пару раз конвоирам пришлось применить дубинки, чтобы отогнать наиболее настырных.

– Отходи! Назад! Суд разберется…

Генерал заканчивал разговор с Агаевым в машине, полковник провожал его, стоя у незакрытой дверцы.

– Так и живем… – развел руками Агаев. – Начальника водной милиции второй год нет…

– Кого предлагаешь? – спросил замминистра.

– Туру Саматова из Мубека. Я его знаю. Вместе учились в Москве, в «вышке»[1]. Классный специалист…

– Его – что, освободили?

– Не сегодня завтра вопрос решится. Мне звонили… Генеральный прокурор внес протест. Решен вопрос о его восстановлении в органах…

– Что же, он так сразу и приедет?

– Нет, конечно. Но мы год ждали. Еще пару месяцев подождем.

Откуда-то из глубины тюрьмы кого-то вели. Гулкие шаги арестованного и его конвоира, мерно шагавших сквозь лабиринт коридоров, оформляли звонкую тишину современного узилища.

Арестованным, покидавшим тюрьму в то утро, был Тура Саматов.

В канцелярии Туру вписали в какие-то книги. Дали расписаться. Незапоминающаяся личность – работник тюремного отдела глухо зачитал постановление. В нем разбирались две строчки:

– …«За отсутствием состава преступления… Из-под стражи освободить…»

Непохожим на себя – коротко остриженным, в телогрейке и немыслимых ботинках – шагнул он в ворота под традиционным девизом отечественной тюрьмы: «На свободу – с чистой совестью!»

За воротами Туру ждали. Офицер милиции поднялся со стоявшего у стены разбитого ящика.

– «…Я вышел зол и непреклонен, свободен, словно вор в законе, который вышел из тюрьмы!»[2]

Это был Силов.

На мгновение они коснулись друг друга лбом, щеками и тут же бегом бросились прочь от страшного этого здания.

За тюрьмой по широкой магистрали сверху от площади катил на светофор неудержимый вал машин, Силов и Тура в его немыслимом для столицы обличье подбежали к краю тротуара. Силач успел крикнуть на бегу:

– МВД отвело нам номер в своих апартаментах… Тут недалеко… Я перевез туда кое-какие твои вещи…

– А нельзя сразу домой?

– Нет! Завтра тебя ждут в министерстве… Форма должна быть соблюдена! Тебе вернут статус сотрудника МВД и звание…

Первый же притормозивший частник, с которым Силову удалось пошептаться, согласился их отвезти.

– Ну вот! Товарищ мечтает подвезти тебя, Тура, – торжественно провозгласил Силов, открывая перед Саматовым дверцу. – Ты окажешь честь, если прямо с казенных нар пересядешь в поролоновый рай моего нового друга…

В гостинице МВД было тоже много людей, как и в обычной гостинице. Ее отличало разве только то, что больший процент постояльцев был в форменных одеяниях МВД и милиции. Обгоняя офицеров, Силов и Саматов побежали вверх по лестнице к окошку администрации. На бегу Силов кивнул Type на офицера в форме, тащившего свернутый в рулон ковер, и его жену, в каждой руке которой было по автомобильной покрышке:

– Ай да майор! Едет в отпуск при погонах… Смотришь, в магазинах что-нибудь и выпросит… И жену приспособил!

Силов здесь тоже был уже своим, знаемым, любимым: администраторша о чем-то предупредила его. Ключ не дала, показала наверх.

Тура начал с душа, потом перешел к бритью. На двери ванной висел его форменный мундир. Человек военный, Тура переходил из одного состояния в другое, подчиняясь приказу.

Тура брился, смотрел в зеркало. С каждым взмахом бритвы лицо его становилось все более узнаваемым, преж-ним, жестким. Лицо мента… Вот он провел по щекам кремом, растер его. Застегнул милицейскую сорочку. Поправил галстук-регату. Теперь это снова был подполковник милиции Саматов, он ничем не напоминал человека, который несколько часов назад освободился из тюрьмы.

Силов возился с бутылками, с закуской. Номер был двухкомнатный, на тумбочке у кровати Туры стояла привезенная Силовым большая фотография.

Погибшие жена и сын и с ними он, Тура, взявшись за руки, бегут по тропинке между деревьями…

Тура поднес фотографию к губам.

– Все готово! – выглянул Силов из другой комнаты. – Прошу…

Тура поставил фотографию на место, вышел к столу.

– Помянем! – Силов показал головой в сторону тумбочки с фотографией. – Пусть земля будет им пухом!

Они выпили, не чокаясь.

Силов рассказывал:

– …В прокуратуре полная неразбериха. Прикомандированные следователи наломали дров. Потом разъехались… Свердловчане, ульяновские. С Украины… Лучших следователей никто не даст… Так что можешь представить. Местных обычаев никто не знал. Короче: нам крупно повезло.

– Да. Нам очень крупно повезло… – грустно заметил Тура.

Силов поправился:

– Прости. Я неточно выразился. Я хотел напомнить, что ты на свободе…

– Понимаю.

– Мы ходили к Генеральному, но Рекунков нас не принял. У него есть дела поважнее, чем вытаскивать посаженных в тюрьму честных ментов…

– Тогда как же я здесь?

– Расположение звезд… Вот так же у одного бродяги по пьянке в поезде сняли туфли… А он возьми и напиши Щелокову… Тысячи людей пишут жалобы, и ни одна не доходит. А здесь – для смеху, что ли! – дали министру… Тот резолюцию: «Разыскать! Доложить!» Милиция с ног сбилась… Туфли ищут! Наконец какой-то умник догадался. Притащил рваные штиблеты… «Пожалуйста!» Ему, конечно, благодарность! Премия. А дальше – полный отпад! Некому вручить. Бродяга уже сидит, а от штиблет амбре такое – хоть беги…

– Это ты так считаешь. – Тура мудро улыбнулся.

– А ты – нет?

Тура покачал головой.

– Это Хамидулла. Наш местный Аль Капоне. Я виделся с ним в тюрьме, и он мне обещал… Да ладно! – Он прервал себя. – Ты-то как?

– А что я? – Силов улыбнулся. – Зажило, как на собаке. Три перелома и вывих. Правда, при ходьбе хрустит что-то в колене. Как в протезе. Да Бог с ним!

Силов наполнил рюмки, подумал. Заткнул бутылку, убрал в холодильник.

– Пожалуй, больше ни грамма. Остальное – у себя!

– Во сколько нас ждут в министерстве? – спросил Тура.

– С утра. В четырнадцать у нас самолет. Вечером мы уже дома. В Мубеке…

Тура незаметно опьянел. Он сидел на террасе за столом, уставленным бутылками, жалкий, состарившийся, в будничном синем халате-чапане. Взгляд Туры сквозь раскрытые двери блуждал по жилищу, где он столько лет прожил с женой и сыном.

Он видел дорогие его сердцу приметы той, прежней, жизни – зонтик жены, сандалии сына, мячик, книжку, торчащую из-под дивана.

– Шесть лет вычеркнуто из жизни, Валек… – Язык его заплетался. – За что? За что погибли Надя и Улугбек? Даже если бы Аллах хотел меня наказать, он не выбрал бы такой жестокой казни! За что, Валек?

Силов в комнате включил телевизор.

Был час комментаторов за «круглым столом». На экране появились знакомые лица специалистов-международников: Сейфуль-Мулюков, Зорин, Боровик.

– …Своим мнением с телезрителями поделятся также Олег Беляев, Алексей Медведко…

– Я не могу видеть их лиц… – Тура стукнул кулаком по столу.

Бутылки перед ним задребезжали.

Силов поискал по каналам – передавали съездовскую программу.

– Выключи ты эту херню! Я не могу ее больше слушать… – Тура по-блатному скрипнул зубами.

Силов выключил телевизор, вернулся на террасу, смотрел на Туру: таким своего друга он никогда не видел.

Тура продолжал безнадежно:

– …Я ничего больше не понимаю. Не знаю, как дальше жить. Ясно, что в Мубеке мне нельзя находиться. Кончится тем, что я не выдержу – отправлю кого-то на тот свет… И тогда снова сяду, но уже за дело. Может, уволиться?

– А что ты умеешь еще хорошо делать, кроме как ловить преступников? – Силов мягко попытался его успокоить. – Может, я чего-то не знаю?

Тура промолчал.

– То-то…

Силов наполнил рюмки.

– Я думаю, ты должен принять предложение Агаева и поехать на Каспий. В водную милицию. Агаев – твой друг. А после того как ты спас его девочку на канале в Санзаре, он и его жена в тебе вообще души не чают… Поедешь, отдохнешь… А там, смотришь, и я подъеду… Чего мне тут одному?

От слов, а больше под влиянием голоса единственного оставшегося близкого ему человека Тура постепенно оттаивал. Выражение лица его смягчилось.

– Представляешь оперативную обстановку на Берегу… – Силов, как мог, поднимал настроение. – Шесть преступлений… За год! Тишина вокруг… Зеленое море. Красная рыба. Черная икра… А там, смотришь, я подъеду… – Силов поднял рюмку: – За это!..

На море стоял полный штиль. Изумрудно-зеленая вода была полна водорослей, вырванных ночным штормом. Далеко у горизонта виднелся белоснежный морской паром – высокий, с обрезанной напрочь кормой, с круглыми дырочками иллюминаторов по бокам, похожий на гигантский старый утюг, заправленный древесным углем.

С берега за ним наблюдали.

– «Советская Нахичевань»… – сказал кто-то.

Несколько человек поглядывали на море и на машины, стоявшие поодаль. Среди легкового автотранспорта – «Волг» и «Жигулей» – выделялся могучий «КРАЗ», с кузовом, закрытым брезентом.

Человеком, от которого зависели все эти собравшиеся на берегу люди, был Садык Баларгимов, руководитель браконьерской мафии.

Невысокий, поджарый, лет сорока, он держался жестко-независимо, в руке у него была двустволка.

По пятам за Баларгимовым повсюду следовал крохотный, переваливающийся на коротких ножках, уродливый, с толстыми усами карлик – Бокасса, то ли шут, то ли советчик.

– Вахидов хорош… – заметил мафиози. – Теперь уже «КРАЗом» рыбу возит! Белым днем…

– Ты тоже хорош, Садык… – на правах шута грубо польстил Бокасса. – Раньше на двух лодках начинал! А теперь – целая флотилия! Весь Берег кормишь! Все у тебя в кулаке!

Место для выгрузки рыбы было выбрано пустынное – забытый согражданами и властями кусок земли. Шоссе, петляющее между барханами. Одинокое здание метеостанции и отнесенные на почтительное расстояние друг от друга сараи-«козлятники».

Баларгимов вел себя как владетельный князь здешних мест.

Вот его взгляд вырвал из кучки стоявших плешивого толстоватого мужика в плаще.

– Тебе сегодня рыбы не будет… – Он показал ему рукой. – Вали отсюда! Чтоб через минуту тебя не видел…

Лысый не обиделся, развел руками, улыбнулся, быстро побежал к машине.

– И тебе!

Баларгимов отправил еще одного, тот держался с оскорбленным достоинством, но возразить не пытался.

Внезапно мафиози прислушался. Далеко на море слышался звук моторов.

Баларгимов поднял двустволку. Выстрелил. Звук отдался двойным эхом. Баларгимов перезарядил ружье.

Второй раз стрелять не пришлось.

С моря раздался сильнейший гул, казалось, там готовятся к взлету реактивные лайнеры. Это ревели соединенные по четыре-пять на каждой лодке мощные лодочные моторы. Почти одновременно показались и сами лодки; они выходили в залив, высоко, почти вертикально, задрав к небу носы. Лодки были гружены рыбой.

У «козлятников» на берегу залаяли собаки.

Лодки не подошли к берегу – работяги Баларгимова в резиновых сапогах принялись разгружать их на плаву. Рыбу переносили на берег.

Здесь уже появились весы.

Рыба была без головы. Ездоки в лодках и носильщики были перепачканы кровью и слизью. Всюду виднелась чешуя.

Покупатели держались по-прежнему поодаль у машин, зная крутой нрав мафиози. Время от времени Баларгимов показывал кому-то рукой, и тот почти бегом бежал к весам. Только к одному из покупателей Баларгимов подошел сам, пожал руку, здороваясь. Перед ним был Вахидов, снабженец Сажевого комбината. Поодаль, за Вахидовым, следовал молодой водитель могучего «КРАЗа».

– Подожди немного, – Баларгимов явно благоволил к снабженцу, – может, будет что-то поприличнее… – Он был явно поддатый и ни на минуту не расставался со своим винторезом.

– Садык! – окликнул его карлик Бокасса. Добавил тихо: – Там Сейфуллин что-то… воду мутит…

Баларгимов подошел к одной из лодок.

– Шеф! – Высокий молодой рыбак в брезентовой робе, в сапогах спрыгнул с лодки, подошел к Баларгимову. – Все! – сказал рыбак. – Больше я у тебя, Садык, не работаю… Конец!

– А не передумаешь, Сейфуллин? – спросил мафиози.

– А чего мне передумывать? Как было дело, так и надо говорить… Чтоб все по-честному!

– Я лучше знаю, как надо!

– «Я», «я»…

– Я предупредил тебя!

– А кто ты мне? Жена? Теща?

– Я тебе объясню, кто я!.. – Баларгимов поднял ружье, направил в лицо Сейфуллину. – Понял?

Рыбак смотрел снисходительно, он знал все фокусы своего неуравновешенного хозяина.

– Пошел ты… Знаешь куда?

Грохнул выстрел. Сейфуллин упал.

Все вокруг молчали. Торговля прекратилась.

Еще через минуту все находившиеся на берегу бросились к машинам. Разъезжались до неприличия быстро.

Баларгимов подозвал двоих – огромного поддатого Адыла и крохотного старичка карлика Бокасса – они были среди тех, кто подносил рыбу к весам.

– Тащите его в лодку. – Он показал на Сейфуллина. Адыл попробовал было возразить, но Баларгимов угрожающе поднял ружье.

Адыл и Бокасса взяли Сейфуллина за ноги, волоком потащили к лодке. Там Адыл отстранил карлика, сам втащил труп в лодку, сел на весла. Бокасса пристроился на руле, сзади. Лодка отплыла.

– Милиция! – крикнул кто-то.

На шоссе появилась милицейская машина. Она быстро двигалась в направлении метеостанции. Немногочисленные оставшиеся покупатели и грузчики молча следили за ней.

Машина припарковалась. Это был «газик», из него появился милицейский лейтенант – Веденеев, дежурный, веснушчатый долговязый русак. С ним было еще несколько молодых людей в милицейской форме и штатском.

Баларгимов пошел им навстречу.

Лодка с мертвым Сейфуллиным, с Бокассой на руле и Адылом на веслах была уже довольно далеко.

– Привет…

– Привет…

Баларгимов махнул рукой кому-то из своих людей. Один из рыбаков с трудом подхватил две осетровые туши, потащил их к машине.

– Как дела, Мириш? – Баларгимов потрепал по плечу молодого милиционера – заносчивого, без фуражки, с пышной копной черных волос.

– Порядок, отец.

Откуда-то появилась бутылка коньяка, стаканы. Стаканы наполнили на радиаторе милицейской машины.

– Давай, Садык… – Веденеев чокнулся с Баларгимовым стаканами.

Лодка с Адылом, Бокассой и трупом Сейфуллина была тем временем уже на середине залива. Адыл подтащил тело к борту, лодка перегнулась, готовая опрокинуться. Труп скользнул за борт.

Кривая грязная улочка спускалась в сторону порта. С нее начинался «Нахалстрой» – жилые кварталы, созданные из выброшенных за ненадобностью, списанных и украденных с производства пиломатериалов, битого кирпича, самана и ржавых труб.

Тура Саматов смотрел на город, в котором ему теперь предстояло обитать.

С крыльца небольшого домика далеко, в бухте, виднелось море.

– Вот здесь вы и будете временно жить, товарищ подполковник. – Лейтенант Хаджинур Орезов, высокий красивый парень в кожаной куртке, обвел рукой вокруг. – У нас здесь обычно проверяющие живут, командированные…

Саматов кивнул, занятый своими мыслями, Орезов это заметил.

– Счастливо обживаться, товарищ подполковник. – Он сошел с крыльца, направился к машине.

– Спасибо. До завтра!

Тура вошел в дом, с минуту оглядывал новое свое жилье.

Убогое барачного типа прибежище для командированных офицеров. Софа с кирпичами вместо ножек, колченогий стол, кресло, раскладушка с наваленными на нее матрасами, вытертый ковер под ногами.

Тура поставил чемодан на кресло, но оно не выдержало тяжести – развалилось. Когда Тура нагнулся, он лучше увидел грязные пятна на софе, немытый пол.

Внезапно он почувствовал, что за ним следят, осторожно обернулся к окну. Совсем молодая женщина в черном платье, не видя сидящего на корточках Туру, смотрела в комнату. Заметив Туру, она сразу отпрянула.

В этот момент в углу он заметил крысу. Большая серая крыса лениво шевелила влажно-розовым длинным хвостом. Черными бусинками глаз выжидательно смотрела на Туру, крыса словно хотела понять, пойдет ли Тура на нее или отступит. Несколько секунд Саматов следил за ней, ничего не предпринимая.

Вдоволь налюбовавшись его растерянностью, крыса не спеша скользнула в дыру под стеной.

Тура шел по улице.

По городу сновали небольшие автобусы с черными полосами, какие обычно используют во время похорон. В них сидели и стояли люди.

Тура неторопливо шел по городу, приглядываясь к нему. Городок был полуазиатский, небольшой, скученный. Пустые витрины магазинов. Пустые полки. Очереди у прилавков приема пустой посуды.

Рубеж «Нахалстроя» обозначался двумя домами, знавшими лучшие времена. В одном помещался роддом, в другом приют для престарелых. Выгоревший на солнце призыв – «Сделаем Восточнокаспийск образцовым коммунистическим городом!» – соединял оба фасада.

На торце ближайшего дома белой краской было выведено крупно:

«СМЕРТЬ УМАРУ КУЛИЕВУ – УБИЙЦЕ

РЫБИНСПЕКТОРА САТТАРА АББАСОВА!»

Центр кривой неряшливой площади занимал белый глинобитный домик, украшенный самодельной, в примитивном жанре, вывеской «Парикмахерская Гарегина».

Утро выдалось не особо жарким.

Тура шел на работу. Идти было недалеко.

Водная милиция размещалась в подъезде жилого дома, внутри пыльного большого двора, где играли дети и сушилось белье. Рядом с угловым подъездом стояло несколько машин.

Тура поздоровался с дежурным, поднялся по лестнице к себе в небольшую канцелярию.

Его секретарь Гезель – молодая женщина, готовящаяся уйти в декретный отпуск, сидела за машинкой.

Рядом стояли подчиненные Туры – тяжелый, с брюшком, майор Бураков и лейтенант Орезов. С ними спорил и выступал молодой, среднего роста крепыш с побитым оспой лицом, начальник Рыбинспекции Кадыров. Голос, который еще входя услышал Тура, принадлежал ему:

– Сидят передо мной в автобусе в обнимку и целуются…

Они не видели Туру. Бураков спросил флегматично:

– Ну и что такого?

– Как что такого? – возмутился тот. – Неприлично это! Порядочная девушка не даст себя целовать в автобусе! Да еще взасос! Аятоллу бы сюда! Он бы им показал!..

Гезель, поглаживая свой большой живот и тихо усмехаясь, заметила:

– У вас, Шавкат Камалович, не очень современные взгляды. Кому они мешают, если целуются в автобусе?

– Как кому мешают? Подумай, что ты говоришь? – заорал Кадыров. – Он почти в трусы ей залез! Это мыслимо ли раньше было?

Бураков со смехом отметил:

– А откуда ты знаешь, как раньше-то было?

Кадыров не успел ответить, потому что заметил в дверях Саматова, махнул на своих оппонентов рукой и сказал Type сочувствующе:

– Ох, тяжело вам будет, товарищ подполковник, с таким штатом работать! – Он представился: – Кадыров Шавкат Камалович, начальник Рыбинспекции Восточнокаспийской зоны… Люди уже в автобусах целуются, а им «ну и что!». Даже мусульманка не видит в этом ничего плохого!.. Ну, ладно… – Он посмотрел на часы. – Мне надо идти… На суд. Подонок-браконьер Умар Кулиев – вы еще услышите эту фамилию – пытался сжечь меня вместе с Рыбинспекцией. А сжег другого человека. Воина-«афганца»… – Он махнул рукой.

Вслед за ним спохватились и ушли Бураков и Орезов.

– Почты много? – спросил Тура у секретаря.

– Совсем мало. – Она подала ему папку.

– На контроле что-нибудь есть?

– Две бумаги до двадцатого. Я за этим слежу. И одна у Буракова…

Тура вошел в кабинет, положил папку на стол, подошел к окну. Внизу он увидел Кадырова, садившегося в машину. Когда тот отъехал, в углу двора показался уже знакомый Type рыжий мужчина в зеленой брезентовой робе, на которого он едва не налетел накануне.

– Гезель! – позвал Тура. – Посмотри в окно… Ты не знаешь этого человека? В робе, рыжий… Видишь?

– Это Пухов Сергей! – Гезель, не вставая, бросила взгляд во двор. – Рыбинспектор… Наверное, к Буракову пришел. По браконьерским делам… Он редко у нас бывает. Позвать?

– Да нет. Не надо!

– Участок у него самый браконьерский! Метеостанция… А это судмедэксперт – Анна Мурадова…

По двору шла женщина, не спеша и мило размахивая сумкой на длинном ремне. На ней был традиционный туркменский наряд – платье «куйнек». Этакое среднеазиатское макси. Во всем облике Мурадовой было какое-то удивительное плавно-ленивое изящество.

Тура вернулся к бумагам. Он весь ушел в чтение, когда Гезель вдруг сказала:

– Начальник областного управления приехал… Полковник Агаев.

Тура взглянул в окно, но увидел только машину – черную «Волгу» со шторками, доставившую высокого гостя. Он взглянул и в дальний угол двора, где был до этого рыжий рыбинспектор. Того уже не было.

В коридоре послышались шаги, чей-то добрый знакомый голос произнес:

– Здравствуйте, Гезель… Где же он? Почему не встречает гостя? Не показывается?

Тура поднялся, пошел навстречу.

– Только не через порог… – Агаев уже входил в кабинет. Улыбающийся, красивый в своих полковничьих погонах на щегольски пошитой форме. Они обнялись. – Typa! Салам! Как я рад! Сколько мы не виделись?

– Сто лет прошло!.. – Тура улыбнулся.

– Слышал я про твои беды. – Агаев потрепал его по плечу. – Ну что можно сделать?! Что мы в силах!

– Я знаю: ты ходатайствовал за меня! Писал! В МВД показали твое письмо Генеральному…

– Главное – ты здесь!

– Как Лора? Как девочка?

– Все в порядке! Я надеюсь, ты вечером их увидишь…

Открылась дверь, на пороге появилась Гезель:

– Товарищ полковник! Уже по вашу душу звонят… Как они узнали, что вы здесь?!

Агаев вышел в приемную, взял трубку. Голос был спокойный.

– …Ну, ничего-ничего… Я сейчас подъеду… – Он положил трубку, обернулся к Type, вышедшему в приемную. – Митрохин разыскивает. Первый. Ты еще не был в обкоме?

– Нет.

– Он вызовет. Может, даже сегодня. Обстоятельный мужик. Знакомится с каждым… Значит, до вечера? Так, Тура?

– Может, завтра? Я ведь только появился. Не знаю ни обстановки, ни людей…

– Как тебе удобно… Мы на все согласны. – Агаев любил Туру, это было заметно. – Что же касается обстановки, Тура, то она тут… если честно, сложная. Общий заговор молчания. Система браконьерской мафии. Подпольная рыбозаготовительная индустрия. Ты приедешь, и я введу тебя в курс дел…

Тура шел по новому для него городу – все привлекало к себе его внимание.

И якорные цепи, подвешенные вдоль тротуара в качестве ограждения, и маленькие автобусы, похожие на похоронные, с черной полосой вдоль кузова.

И этот призыв краской на кирпичной стене, который он уже видел:

«СМЕРТЬ УМАРУ КУЛИЕВУ – УБИЙЦЕ…»

Под призывом, рядом с парикмахерской, сложа на груди руки, стоял пожилой человек в белом халате, седой и величественный, как артист-трагик.

Когда Тура подошел, парикмахер сказал ему радостно, словно старому знакомому:

– Пора! Пора ко мне! Мимо моего заведения никак не пройти, товарищ подполковник…

Тура улыбнулся и спросил:

– А откуда вы знаете, кто я?

Он хмыкнул:

– У нас город маленький, новостей мало. Вы – новый начальник водной милиции. Так?

– Ну так.

– Позвольте представиться… Гарегин Согомонович Мкртчан, последний оплот капитализма в этом городе.

– А почему капитализма?

– Потому что я единственный на всем восточном побережье кустарь. Я – капиталист. Эксплуататор. Вот держу эту парикмахерскую и борюсь седьмой год с фининспектором. Он считает, что я оскорбляю своей парикмахерской общественное сознание…

– А кого же вы эксплуатируете на своем капиталистическом оплоте? – серьезно спросил Тура.

– Себя! Свой талант! Я мог бы пойти работать в обычную парикмахерскую и зарабатывать не меньше, потому что я – мастер! Отбросьте свои сомнения, тем более что у вас нет на них времени. Вы же наверняка поедете сегодня представляться в обком!

Туру поразила осведомленность капиталиста-парикмахера:

– Почему вы решили?

– Вы приехали вчера. Секретаря обкома не было. Вернувшись, он ездил на Сажевый комбинат, потом на плотину. Ему наверняка было не до вас. Неизвестно, сможете ли вы сегодня выкроить еще хоть минуту для себя… Только присядьте на минуту… – Он все-таки увлек Туру, заставил сесть в кресло. Не закрывая рта, быстро накинул на него пеньюар и принялся намыливать ему щеки.

Тура смотрел в окно. На площади, против окон остановилась милицейская машина, набитая молодыми людьми. В машине кончилось горючее, и вся компания вывалилась на тротуар. Двое из них были в милицейской форме, в том числе молодой, с пышной копной волос, которого мафиози на берегу назвал Миришем.

Тура с интересом наблюдал.

– …Потому что только от неуважения к людям можно поверить, что парикмахер – это массовый работник бытового обслуживания. Парикмахер – это художник. Это, если хотите, – маэстро! Композитор или писатель может работать в цеху? На конвейере?.. – Голос Гарегина уютно журчал над ухом Саматова.

Он тоже заинтересовался происходящим на площади. Мириш пересек дорогу одному из автобусов-катафалков, поднял руку. Водитель автобуса затормозил. Обе машины загородили проезжую часть, но никто из проезжавших водителей не сделал им замечания, не нажал на клаксон. Автотранспорт объезжал их по тротуару.

По знаку Мириша водитель автобуса достал шланг, принялся сливать бензин.

Милицейская компания на тротуаре смеялась, пассажиры ждали.

– Золотая молодежь. Наша надежда и будущее… – то ли с насмешкой, то ли серьезно заметил Гарегин.

Тура внимательно следил за происходящим.

– Не связывайтесь, – посоветовал Гарегин. – Вы без формы. Вас никто не знает… Ничего не докажете…

– Слушайте, – спросил Тура, – а отчего тут так много хоронят? Одни похоронные автобусы? Что-нибудь случилось? Эпидемия?

Согомоныч недоуменно посмотрел на него, проследил направление его взгляда, потом засмеялся:

– Просто фондов не хватило на нормальные автобусы, нам и спустили пятьдесят штук, предназначенных для похоронного обслуживания… Да вы не удивляйтесь – наш город вообще странный… Все наоборот…

Мириш заправил машину, и вся компания уехала. Шофер крикнул в салон:

– Керосина нет! Автобус дальше не пойдет…

Из автобуса на панель покорно полезли неудачливые пассажиры.

Гарегин бросил Туре на лицо раскаленную салфетку, начал прижимать ее ладонями, быстро гладить, потом сорвал раскаленное покрывало, быстро скрутил в жгут и начал со скоростью вентилятора обдувать прохладными струйками распаренную поверхность.

– Вот и все! Неизвестно, когда вас примет Первый. Но вы всегда будете выглядеть я обкоме как огурчик!..

Парикмахер грациозно сдернул с Туры пеньюар.

Тура достал деньги.

– Нет-нет! – всполошился тот. – Ни в коем случае. Вы – начальство. Я предлагаю вам бриться и стричься у меня бесплатно. Реклама – двигатель торговли. Это знают даже школьники.

Тура положил на столик деньги, поблагодарил Согомоныча и твердо пресек его попытки обратно переселить купюру назад – ему в карман:

– Иначе эта сегодняшняя реклама – единственная и последняя…

Парикмахер убрал деньги.

– В нашем городе – слава Богу! – жить можно! Если язык не распускать… Не лезть, куда тебе не положено… Даже милиционеру! И поменьше бывать на берегу. Особенно в районе метеостанции…

– А почему метеостанции?

Согомоныч замялся.

– Так считается. Просто милиция у нас не любит ездить в ту сторону.

Тура сидел в машине рядом с Орезовым, они ехали по городу. Хаджинур спокойно крутил баранку.

– Что здесь? – Тура показал на толпу у двухэтажного, явно административного здания.

– Браконьера судят, Умара Кулиева, – объяснил Хаджинур. – Народ добился своего… После первого суда все как озверели! Шесть лет за человека… Чуть суд не разнесли. Теперь ему должны вломить на всю катушку. Почему вы решили поехать на Берег, товарищ подполковник? – Он с любопытством посмотрел на Туру.

– Хочу немного прокатиться. Взглянуть на окрестности.

– А куда конкретно?

– В сторону метеостанции…

Трасса шла вдоль берега, покрытого ракушечником. Встречного движения не было вовсе.

– Бензина выписывают на два часа в день, – ворчал Хаджинур, он словно врос в руль. – А что такое два часа? По этой дороге день поездишь, три дня на приколе. Как за ними гоняться?

В одном месте Орезов неожиданно резко затормозил. Они вышли из машины. Он долго смотрел в бинокль, потом передал его Type.

– Машины…

Саматов покрутил бинокль.

– Видите?

– Вижу.

– Ну, они-то нас наверняка еще раньше заметили. У них человек с биноклем следит за дорогой.

– Кто там может быть?

– Это перекупщики. Приезжали за рыбой. Знали, куда причалят браконьерские лодки. Теперь начнут разбегаться.

– По трассе?

– Как выйдет. Могут и песком махнуть.

Несколько точек быстро перемещалось в линзе бинокля.

– Как они обычно объясняют свое присутствие здесь?

– Как? – спросил Хаджинур. – А никак. Приехали подышать морским воздухом. Йода в организме не хватает. Или проверяли ходовые части…

– Надо переписать номера машин.

Хаджинур серьезно сказал:

– Да я их так знаю. Вот подъедут ближе – я их вам всех назову.

Теперь уже и без бинокля был виден ползший вдоль берега легковой транспорт. Машин было не менее шести, часть их направилась в сторону барханов, в пески. Две повернули в их сторону.

Впереди шла «Волга» бежевого цвета. Вскоре послышалась усиленная мощным стереофоническим усилителем мелодия модного шлягера.

– Ну-ка останови! – приказал Тура.

Хаджинур вышел на середину, поднял руку.

«Волга» замедлила ход. Затем встала. Хаджинура знали.

– Начальник отделения водной милиции подполковник Саматов, – представился Тура, подходя к кабине. – С кем я говорю?

Водитель «Волги» – приземистый толстяк вырубил магнитофон, высунулся из машины.

Словно не доверяя Type, он обратил взор на старшего опера.

– Это наш новый начальник… – подтвердил Хаджинур.

– Ваша фамилия? Кто вы? – спросил Тура. – Куда ездили?

– Вы новый человек здесь, – рассудительно констатировал толстяк. – Вы не в курсе… Я – Вахидов, а работаю в отделе снабжения Сажевого комбината… Он меня знает! – Вахидов показал на Орезова. – Я здесь по указанию Кудреватых.

Тура не спросил, кто такой Кудреватых.

– Все согласовано… – заверил Вахидов.

Водители других машин, ехавшие сзади, поняв, что произошло, съехали с шоссе – объезжали пустыню по бездорожью.

Тура увидел среди легковых мощный «КРАЗ», крытый брезентом. Он быстро удалялся в направлении города.

– Вы наших дел не знаете… – Вахидов с сочувствием посмотрел на Туру. – Условия работы на комбинате очень трудные, поставлена задача дать людям прибавку к столу… – Он пригладил усы. – Витамины! Человек, ежедневно употребляющий в пищу рыбу, имеет меньше шансов получить такие болезни, как стенокардия, язва желудка, остеохондроз…

– Объясните мне механизм добывания витаминов… – попросил Саматов.

– Разве вам не звонили из горисполкома? Шалаев?

– Нет.

Показное терпение Вахидова лопнуло, снабженец «показал зубы»:

– Значит, он не считает вас тем человеком, до сведения которого это следует довести! – Вахидов снова сел за руль, включил магнитофон.

Послышались звуки того же модного шлягера.

– Уберите звук! – сказал Тура.

– А зачем? Мне нравится. – Вахидов прибавил звук.

– Выйдите из машины!

Вахидов улыбался.

Ни слова не говоря, Саматов рванул снабженца из машины и его же спиной закрыл за ним дверцу.

– Я сам. Сейчас… – Вахидов струсил. Нагнулся, выключил магнитофон.

– Откройте багажник!

– Пожалуйста, смотрите!

– Нет, я уж попрошу тебя самого все показать… – Саматов незаметно для себя перешел на ты.

– Санкция прокурора у вас есть?

– В срочных случаях обходятся без санкции…

– Не открою. Ломайте.

Тура усмехнулся, с силой стукнул кулаком по багажнику.

Замок сработал. Крышка раскрыла нехитрую вахидовскую тайну. В багажнике лежало несколько осетровых. Нежная белая рыба, которую называют красной.

– Откуда это у вас?

– Пожалуйста! – Он снова полез в машину. – Вот накладная…

– У вас накладная без даты!

– Эта рыба была изъята у браконьеров, ее реализовали через столовую… Народ надо кормить! На то мы и организация, ведающая рабочим снабжением. – Вахидов включил зажигание. – Обидно! Проверяете как жулика! А моя фотография, между прочим, на городской Доске почета! Я – коммунист!

– Везите рыбу на Морской вокзал, в ресторан. Лейтенант Орезов приедет туда и организует сдачу…

– Хорошо… – Вахидов пожал плечами, полез в кабину.

– Ну и дела! – заметил Хаджинур, когда Вахидов отъехал. – Теперь пойдут разговоры…

– Кто такой Кудреватых, на которого он сослался?

– Это крупная фигура… – Они вернулись в машину. – Герой Соцтруда, депутат Верховного Совета. Директор Сажевого комбината… Он, конечно, вступится за своего снабженца… – Монолог старшего опера растянулся на несколько километров. – Дело не в этом. Случай с этим Вахидовым поставил вас на какую-то позицию… Понимаете? Теперь все его враги – ваши друзья, а друзья Кудреватых, даже если они вас не знают, – ваши враги…

Когда они вернулись в город, последние дневные лучи падали на крыши домов. Было тепло и сухо.

Милицейская машина проскочила знакомый уже призыв краской на стене с требованием расстрела браконьеру и убийце и въехала в центр.

Следы древней приморской культуры лежали на каменных двухэтажных зданиях.

Между домами тянулись кирпичные связки – назвать их заборами было неудобно – по силуэту что-то вроде римских акведуков, только без желоба вверху и значительно уменьшенные. Отверстия в них закрывали виноградные лозы.

– Вас к дому? – спросил Орезов у Туры.

– Да нет, пожалуй. Где сейчас можно поужинать?

– Только в ресторане.

– Давай.

Хаджинур заложил вираж по площади.

Недалеко от Морского вокзала Орезов затормозил:

– Потом позвоните дежурному, он пришлет машину.

– Разберемся!

Хаджинур уехал, а Тура прошел к Морвокзалу и вдруг почувствовал, что за ним следят. Он быстро свернул за угол, в переулок, и резко остановился. На улице никого не было. Тем не менее Тура услышал шаги. Красно-рыжий человек в зеленой робе едва не налетел на него и резко замер, зато женщина в черном не рассчитала и буквально врезалась в него.

Тура узнал ее. Днем она тоже была вместе с Пуховым.

Они странно смотрели на него, словно хотели подойти и не решались.

Тура повернул к ресторану. У самого здания он снова увидел их. Красно-рыжий в брезентовой робе и женщина обошли его и теперь шли ему навстречу.

На мгновение Type показалось, что Рыжий остановил на нем свои светлые голубые глаза и даже готов что-то сказать или подойти.

Но сзади на улице послышались голоса:

– Эй, Серега! Пухов!..

Люди перетаскивали что-то тяжелое.

– Осторожно хватай! Разобьешь!

– Пухов!

– Иду! – выдохнул Рыжий, как-то странно взглянув на Саматова.

В ресторане людей было не очень много. Тура обратил внимание на группу молодежи в центре. Это была все та же компания, что приезжала к браконьерам за рыбой, а потом заправлялась бензином за счет автобуса-катафалка. Ее душой был высокий громила, сын Баларгимова Мириш. Когда Тура появился, компания сразу обратила на него внимание.

Анна Мурадова сидела одна за боковым столиком. Саматов подошел к ней:

– Разрешите? Мой секретарь – Гезель – заочно меня уже познакомила с вами…

– Вы всегда знакомитесь заочно?

Тура пожал плечами:

– Это как придется.

– Садитесь, – милостиво разрешила она. – Должна признаться, что я тоже заочно знакома с вами. Вы ведь Тура Саматов, новый начальник водной милиции…

Тура сел.

– Мы действительно сможем здесь поужинать? Я с утра ничего не ел.

Она пожала плечами:

– Если честно сказать, я всегда боюсь этих душегубов с поварешками. Однако приходится рисковать.

На эстраде появились оркестранты. Зазвучала залихватская песня – из тех, что были когда-то популярны в Одессе. С откровенными двусмыслицами.

– Оц-тоц-перевертоц бабушка здорова…

У столика тотчас возник опухший толстый официант. Он спросил:

– Что будете есть?

– А вы нам дайте меню, – попросил Саматов.

– А зачем вам меню? У нас все равно есть только шашлык «Дружба».

– Тогда чего же вы спрашиваете?

– Так полагается. Шашлык «Дружба» будете?

– Будем, – обреченно согласился Тура. – Дайте нам четыре шашлыка «Дружба». Кстати, а почему «Дружба»?

Официант развел короткопалые ручки и показал на пальцах:

– Два кусочка свинины, два кусочка баранины, два кусочка говядины – дружба.

Анна засмеялась.

– Коньяка и минеральной воды! – крикнул Саматов ему вслед.

– О-о, – заметила Анна. – Вы начинаете весьма круто…

– Да нет! Месяц назад я еще не мог и подумать о том, что смогу сидеть в ресторане и вот так просто заказать коньяка и минеральной воды.

– Не забудьте про шашлык «Дружба»!

– И шашлык «Дружба» тоже!

Официант принес в графинчике коньяк, рюмки.

– Минеральной нет…

Тура разлил коньяк:

– За знакомство!

Тура выпил. Анна пригубила из рюмки. Тура достал сигарету, с наслаждением глубоко затянулся.

Музыканты на эстраде лихо исполняли свою непристойную песню. Несколько девиц приплясывали на авансцене.

Внутренним взором Тура вдруг увидел прогулочный дворик на крыше тюрьмы, небо в решетку и себя вместе с другими зеками.

Анна прервала его воспоминания:

– Как вам наши места?

– Трудно сказать… – Тура вернулся к действительности. – Давайте поговорим о вас. Вас зовут…

– Анна, – ответила она, коротко взглянув на него. У нее оказались ярко-синие глаза.

– «Благодать»…

– Что? – удивилась она.

– Я слышал, на каком-то языке «Анна» значит «благодать». «Благословение»…

Она усмехнулась.

– По-арамейски. – Она сделала паузу. – Это я для матери была «благодать». А для отца я была «святой день – пятница». На его языке «Анна» значит «пятница»…

– Это уже близко. Будем считать, что вы – благословение, данное в пятницу. Кстати, сегодня пятница. Вы учились в Москве?

– Не угадали. Я окончила медицинский институт почти рядом с вами. В Ташкенте.

– Чего так далеко уехали и вернулись?

Она улыбнулась одними глазами:

– Да были разные события и обстоятельства… А кроме того, у нас везде люди живут одинаково!

– Вы, как я понимаю, местная?

Анна кивнула:

– Да. Могу смело писать в анкете: родилась и умерла здесь… – Она махнула рукой. – Как сейчас принято говорить, я женщина с неустроенной личной жизнью…

Тура засмеялся:

– Ой-ой-ой! Что это вы так трагически?

– А-а! Женщина, которая до двадцати семи лет не успела это сделать, не живет, а зарабатывает себе пенсию…

– Вы здесь с родителями живете?

– Нет, – покачала Анна головой. – Я – одна. Мама умерла, отец уехал в Мары работать и не вернулся. Меня воспитал дядя. Он живет здесь недалеко.

В это время в подвыпившей компании неподалеку вспыхнул какой-то спор. Двое вскочили в намерении тут же немедленно вцепиться друг другу в глотку. Закричали пьяные женщины.

Тура хотел вмешаться, Анна остановила его:

– Не надо. Это – милиционеры. Сынки уважаемых родителей. Это их любимый способ обратить внимание на себя…

Официант принес тарелки с шашлыком, слабо украшенным соленым огурцом.

– Нет никаких овощей? – спросил Тура.

– Откуда они здесь возьмутся? – Он положил вилки и хотел удалиться, но Тура, сноровисто осмотревший вилки, тут же вернул его. – Мы просили свободные вилки. Этими же кто-то ел! Верни ему!

Официант унес вилки. По дороге он пожаловался все той же пьяной компании:

– Вилки, видишь ли, ему не нравятся…

Мириш Баларгимов подмигнул сидевшему рядом эстраднику, а официанту сказал многозначительно:

– Поменяй! Надо его уважить…

Официант сменил вилки.

– Шашлык жесткий, переперченный, острый, похожий скорее на любовь, на неразделенную любовь, – заметил Саматов.

Они выпили.

Тем временем оркестр грянул что-то уже совсем неприличное. «Золотая молодежь» из милиции хотела развлечься.

Друг Мириша Баларгимова – эстрадник, – не первой молодости, ничем не примечательный мужичок, заметно поддатый, принялся исполнять сольный танец.

Саматов и Анна не сразу заметили, как он приблизился к их столику. Теперь он танцевал почти рядом с ними. Жесты и па его были явно непристойны. Танцор искал скандала. Компания Мириша одобрительно следила за ним. В конце «танца» эстрадник как бы случайно сбросил со стола посуду. За что и был тут же наказан.

Опыт, приобретенный Турой в результате долгого пребывания в тюрьме, пригодился.

Секунда – и Саматов уже держал танцора крепкими, привыкшими к схватке руками.

Музыка смолкла.

Еще момент – и Тура мог свернуть обидчику шею. Но законопослушный гражданин уже брал в нем верх, Саматов тряхнул его с силой.

Этого оказалось достаточно. Эстрадник протрезвел. Подняв руки и бормоча извинения, двинулся прочь.

Ужин был испорчен. Тура и Анна поднялись.

– У меня предложение, – сказала Мурадова, – перенести наш ужин на другую дату и в другое место.

– Может быть…

Саматов оставил на столе деньги и вслед за Анной направился к выходу.

Все молчали, глядя, как они покидают ресторан. У стола, где сидела компания Мириша, Саматов неожиданно остановился и на блатной манер отбил колено чечетки.

Анна обернулась, удивленно следила за ним. Закончив па, Тура, так же ни на кого не глядя, спокойно, вместе с Анной, вышел из зала.

Предвечерние сумерки над морем разрезала сигнальная ракета, это шеф браконьерского Берега Баларгимов подал сигнал лодкам причаливать. Ракета ненадолго осветила пустынную прибрежную полосу, метеостанцию и рассыпавшиеся по песку сараи-«козлятники».

И снова прибытию лодок предшествовал далекий приближающийся рев моторов, словно в море разгонялся реактивный авиалайнер.

Браконьерское предприятие работало круглосуточно.

Залаяли собаки. Двое рыбаков потащили весы к месту взвешивания рыбы, поодаль, как и раньше, смирно жались оптовики-покупатели, перекупщики.

Прибывавшие лодки были загружены рыбой. Браконьеры глушили моторы, подходили к берегу.

Однако оказалось, на этот раз за браконьерами следили.

Инспектор Рыбнадзора Сергей Пухов – рыжеволосый, в брезентовой робе – наблюдал в бинокль за происходящим. Потом он притянул ближе висевший у него на груди фотоаппарат с телеобъективом.

Теперь каждый щелчок затвора фиксировал на пленке происходящее. Стоп-кадры следовали друг за другом. Щелчок – и номер автомашины… Открытый для погрузки багажник… Человек с осетровыми рыбами рядом с машиной… Лодки… Лицо браконьера… Еще… Еще…

Он фотографировал, когда совсем рядом внезапно раздался чей-то голос:

– Вот он! А тебя предупреждали, Пухов!..

Пухов обернулся, но тяжелый сухой щелчок выстрела опередил его.

Инспектор упал сразу и уже не видел, как чьи-то руки подобрали бинокль, фотоаппарат…

Было еще рано.

Но Тура не спал. Он лежал без сна и снова переживал события многолетней давности: как наяву видел перед собой жену, слышал их последний ночной разговор.

– Может, все-таки уедем, Тура? – попросила жена. Утром она и сын должны уехать. – Если не хочешь жить с моими стариками, можем идти работать по лимиту. Там сразу комнату дают. Я никакой работы не боюсь. Мы с тобой еще молодые, представляешь, как здорово – нам судьба еще одну жизнь предлагает… Я боюсь, Тура! Ты знаешь, я никогда не боялась, но сейчас мне страшно!

– Нет, Наденька! Ну кто я там? «Бабай», «чурка»… Я умру от тоски…

– Без тебя мы не поедем! Или вместе, или никто!..

– Нет, ты поедешь! – крикнул он.

Неожиданно раздался стук. Стучали в дверь. Громко и требовательно.

Тура поднялся. Не сразу сообразив, где он, накинул халат, подошел к дверям.

– Товарищ подполковник! У нас ЧП, товарищ подполковник!

Тура открыл дверь.

Это был дежурный по милиции – долговязый веснушчатый лейтенант Веденеев.

– Инспектора Рыбнадзора убили! Пухова!