Читать книгу Сержант Глюк - Георгий Юрков - Страница 2

Последнее задание было каким-то странным. Чего в нем было больше, опрометчивости или обреченности, не знаю, хватало и того и другого. Нашу штурмовую группу элитных коммандос отравили на спецоперацию с непонятной для нашего уровня спешкой. Без подготовки, без разведки, без касок и бронежилетов, только с легким стрелковым оружием и всего с одной жизнью на каждого бойца. Как будто никто и не ждал нашего возвращения.

Мы должны были освободить взятую в заложники журналистку, ее удерживали в лесном лагере вышедшие из-под контроля части правительственных войск. На подходе к лагерю, как я и опасался, мы нарвались на засаду. Выстрелы раздались сразу со всех сторон, стало ясно, что нас ждали, и пытаются окружить. Уходя в зарослях кустарника от плотного огня, мы отчаянно маневрировали. Все, что мы могли сделать, это навязать противнику скоростную изнурительную погоню за нами в густой зеленке. Мне удалось сохранить целостность группы, организованно вывести ее из окружения, и, в конце концов, вывести в координатную точку для финального броска вверх по лесистому склону. Там, на вершине холма, находилась площадка для вертолета, который должен был прилететь за нами в назначенное время.

Цепь преследующих шла за нами по пятам. По тому, какую сноровку они проявляли в лесистой местности, я сделал вывод, что это были егеря. Они почуяли азарт и вкус гона, свое превосходство в живой силе, и пытались взять нас в кольцо. Теперь, когда задание провалилось, мы вынуждены были бороться за спасение боеспособности группы и своих жизней. Нашим единственным шансом был сумасшедший бег вверх по склону, сквозь хлещущие ветки, трудноразличимые в вечерних сумерках. Вокруг свистели пули, срезая ветки и вызывая холодную дрожь в позвоночнике. На бегу мы отстреливались из своих штурмовых автоматов с глушителями. Мы старались не производить лишнего шума, лишь иногда, с коротким сдавленным вскриком, падал еще один наш боец. В этой операции нам было запрещено подбирать своих раненых. В распоряжении того, кто ранен и не может передвигаться, всего несколько минут, чтобы помолиться всемогущему Богу коммандос и, по возможности, прикрыть наш отход.

Несколько крупных валунов на безлесной вершине склона были ориентиром вертолетной площадки. Я вышел туда с двумя бойцами из пяти. По открытому участку мы рванули к валунам зигзагами, вслушиваясь спинами в напряженную тишину позади нас. Мы были почти у цели, когда вновь раздались автоматные очереди егерей. Мы упали на землю, перекатились несколько раз и стремительно заползли за валуны. Я приказал занять круговую оборону. Место было отличное, все подходы хорошо простреливались. Я посмотрел на светящийся циферблат моих наручных командирских часов. Время расчетное. Послышался звук приближающегося вертолета. Своим огнем мы стали держать егерей как можно дальше от площадки.

Вертолет заходил на посадку на скорости, по низкой дуге. Пилот был ас, вертолет завис над площадкой в метре от земли. Я приказал бойцам загружаться. Они побежали к вертолету, вслед за ними и я, прикрывая наш отход своей стрельбой. Мы загрузились, я дал команду на взлет. В это время егеря подошли настолько, что начали вести метание подствольных гранат по вертолету. Взрывы двух попаданий потрясли вертолет. Наш отсек пробило в нескольких местах вверху, где над нами стрекотал двигатель. Он заработал с перебоями, мы почувствовали едкий запах гари, вертолет накренился и стал медленно дрейфовать над землей, с небольшим набором высоты. В пробоины нашего отсека из патрубков двигателя потекла тонкая струйка горящего топлива.

Я понял, что ситуация становится угрожающей. Вертолет, не имея возможности уйти на скорости, оставался хорошей мишенью. Обстрел продолжался. От меня требовалось мгновенное решение: остаться в вертолете – значит, почти наверняка взорваться и рухнуть вместе с ним. Покинуть вертолет – значит, использовать минимальный шанс уйти от егерей в сгущающейся темноте, пусть даже они оснащены приборами ночного видения.

Я приказал бойцам прыгать. Если внизу не встретимся, переходить на самовыживаемость и самостоятельное возвращение к своим. В дверные проемы было видно, что до земли всего метра три, но высота нарастала. Бойцы прощально и твердо посмотрели мне в глаза. Чтобы воодушевить их и подать личный пример, с командой «за мной!» я бросился вниз.

Мой прыжок казался мне долгим, очень долгим. За время службы я выходил живым из таких операций, откуда, как правило, не возвращаются. Я воевал под разными флагами, в военной форме и в гражданской одежде, с опознавательными знаками и без них. Мы вступали в бой в горах, в джунглях, в северных снегах, на улицах городов. Мы сражались с регулярными войсками и террористами, с такими же коммандос как мы и криминальными бандами. Однажды мы схватились в заброшенных подземных коммуникациях с какими-то ублюдками, косящими под мутантов. Может, они и в самом деле были мутантами, не знаю, мы перебили всех.

Я сгруппировался и приготовился к удару о землю. Упав, кубарем покатился по пологому склону. После остановки – моментально встал, автомат к бою, и – оценка ситуации. Резких болей я не почувствовал, значит, приземлился удачно, ничего не вывихнул и не сломал. Своих бойцов я не увидел и не знал, прыгнули они, или еще нет. Вертолет под непрерывным обстрелом медленно уходил в сторону и набирал высоту. В следующую секунду граната пробила его бензобак, и вертолет взорвался, ярко осветив окрестности.

Вспышка взрыва ослепила меня так, что я не видел ничего вокруг, светящаяся пелена застилала глаза. По памяти, я побежал в сторону леса, сообразив, что так же ослеплены и егеря, и сейчас хороший момент незаметно ускользнуть от них. А там – дело техники. Выход на дорогу, захват транспорта, растворение на территории ближайшего города, возвращение к своим по фальшивым документам.

По ощущениям, я уже добежал до опушки и углубился в лес. Я все еще плохо видел, было темно, я натыкался на ветки и вынужден был выставить вперед руки и перейти на шаг. Яркая пелена в глазах не исчезала. Я остановился перевести дух. Кажется, егеря все-таки засекли меня. Издалека доносились отрывистые, похожие на лай собак, приказы их командиров. Неужели приближался и мой черед помолиться всемогущему Богу коммандос и принять свой последний бой? Наощупь я проверил оружие. К автомату оставался последний магазин. В подсумке две гранаты. Ещё в наличии десятизарядный глок с запасной обоймой и убойный кинжал штурмовика. Если повезет, успею использовать все. Надо перемещаться, двигаться, уходить, тогда, может быть, повезет.

Так надолго и ярко отпечататься в моих глазах взрыв вертолета не мог. Что-то неладное творилось с моими глазами, то ли с мозгами. Я сильно потряс головой. Световая пелена стала расплываться и как будто отдаляться от меня. Я увидел ее вне своих глаз, в полутора шагах от меня. Свечение пелены усиливалось, оно постепенно преображалось в световой столб, в диаметре примерно в ширину моих плеч, уходящий от земли прямо в закатное небо. Этот световой столб не испускал свет, а светился как бы внутри себя, как голубоватое газовое облако. Его свет был похож на свечение большой неоновой трубки, холодное, мерцающее, подвижное.

Я дотронулся до этого свечения и почувствовал проникающую в руку мелкую, но сильную вибрацию. И еще какую-то взволнованность, охватившую меня. Я не знал, что это было: сбой в моих мозгах, или знак всемогущего Бога коммандос, его сигнальная ракета, посланная мне. Я всегда верил и верю в реальность всемогущего Бога коммандос. Иначе, если Бога нет, то какой же я сержант? Без Бога не будет порядка, а без порядка не будет сержанта.

У меня не было времени на дальнейшие размышления. В моем положении оставалось только одно – решиться войти в этот свет. Может быть, в нем я обрету надежду на спасение. Если ничего не произойдет, то принять бой я еще успею, тем более, что его исход почти предрешен. Я приблизился к светящемуся столбу, на мгновение замер перед ним и, сжавшись, – вошел!..

Все мое тело завибрировало необычной дрожью, неведомая сила подхватила меня и плавно понесла ввысь. Последнее, что я услышал внизу – как пули егерей бьются о каменистую землю, где я только что стоял. Пули с фырканьем рикошетили вверх и в разные стороны. Мне было уже все равно. Я испытывал восторг полета и страх перед поглощающей меня чернотой неба, из которой, я понимал, не будет возврата.

2

Домой Катя пришла намного раньше, не вечером, а днем. Обычно после работы она заходила в магазин, купить чего-нибудь съестного. Сегодня сделать этого не смогла – идентификатор пользователя уже отключили, платежная карточка оказалась заблокированной. Катя бесцельно ходила по улицам, плакала.

Дома были брат Костян и дед, Гранит Романыч. Оба, обеспокоенные ее неурочным возвращением, вышли из своих комнат в прихожую, встретить ее. С порога, даже не захлопнув за собой входную дверь и не сняв легкого плаща, Катя убитым голосом сообщила, что ее уволили с работы. Она показала врученное ей, теперь уже безработной, стандартное предписание «немедленно явиться в ближайшее по месту жительства отделение ЦРУ, для прохождения комиссии по профориентации…» Практически это означало приговор. С этой комиссии человеком не возвращался никто.

Такого удара ждали в каждом доме, в каждой семье, но всегда он был неожиданным и страшным. Это предписание ЦРУ окрестили в народе давно забытым словом «похоронка». Страшное заключалось в том, что она вручалась еще живому человеку, на его имя. Вся «профориентация» заключалась в том, что человека прямо с комиссии отправляли на стандартную процедуру чипирования.

Выслушивая катин рассказ, Гранит Романыч тяжело оседал в плечах, Костян каменел. Беда, минуя до поры, входила в дом Нечаевых. Наконец, Катя горестно смолкла, в прихожей установилась гнетущая тишина.

– Сейчас позвоню кому надо, – выдавил Костян.

Никто не отреагировал на его движение, хотя его слов ждали. Костян набрал номер того самого цэрэушника, через которого устраивал Катю на работу, и попросил его узнать, что случилось с Катей, и можно ли чем-то помочь. Цэрэушник, в своей обычной деловой манере, обещал все выяснить и сразу же перезвонить.

Когда Костян впервые встретился с ним, тот поразил Костяна тем же, что и многих других. Имея высокий пост, солидный возраст, внушительные габариты и респектабельную внешность, цэрэушник при встрече первым протягивал руку и представлялся смиренным тоненьким голосом: Рудик. Он имел привычку близко стоять к собеседнику, и казалось, что Рудик то ли нависает над человеком всей своей массой, то ли кланяется ему. Поэтому внешность у Рудика была одновременно и могущественной и услужливой. Он носил короткий прямоугольник усов, то ли как у парикмахера, то ли как у лидера нации. Брови над его большими темными глазами росли внешними уголками вниз и придавали его глазам выражение просящее и страдающее, как у непризнанного поэта. Сами же глаза были какими-то вытаращенными и имели удивленно-испуганное выражение.

Как и полагается крупному чиновнику уважаемой организации, Рудик имел свое подсобное хозяйство: дорогой помпезный ресторан в престижном районе города и эскортное агентство, для души. Рудик был деятельным и компанейским, любил внешние проявления демократичности, в подсобке своего ресторана лично угощал шампанским приглашенных музыкантов и танцовщиц. В своем загородном особняке он частенько устраивал шумные затейливые вечеринки. Костян не мог понять, да и не вникал в чужие дела, зачем Рудику коллекция голограмм на темы древних мифологических божеств и ритуалов. Как говорится, хозяин барин, любой каприз за ваши деньги.

У Костяна были и другие высокопоставленные клиенты, но звонить больше было некому. Подобие деловых отношений складывалось только с Рудиком. Да и что может быть общего между жителями богатых пригородов и обитателями нищающих городских кварталов? Все клиенты Костяна жили в благоустроенных особняках, расположенных в тщательно охраняемых загородных зонах. Жилища избранных оснащались сложными инженерными коммуникациями, которые управлялись программными системами «умный дом». С каждым годом эти системы усложнялись, переходили на новые стандарты и оборудование, требовали все более квалифицированных настроек и обслуживания, становились, в конце концов, быстро прогрессирующими искусственными интеллектами. Неудивительно, что спрос на специалистов по созданию и эксплуатации таких систем был велик. Костян был вообще штучным специалистом – настройщиком сценариев действий искусственных интеллектов.

Ещё в годы учебы Костян наткнулся на эту нишу, да так и остался работать в ней. Не быстро, но уверенно, он стал в этой сфере профессионалом высокого класса. Он оброс постоянными солидными клиентами, и вполне мог работать в этой нише долго, не опасаясь ни конкурентов, ни тем более, угрозы собственного чипирования.

Боялся Костян другого. Он набрал такой профессиональный уровень, что на него стала обращать внимание Империя, в лице её технического департамента. Уже два раза ему приходила автоматическая рассылка от них, с предложением принять участие в конкурсе на вакансию технического специалиста. Такие предложения получали редкие счастливчики, но работать на глубоко ненавидимую им Империю Костян не собирался. Просто сделал для себя выводы, что ему нельзя больше светиться и создавать слишком сложные интеллектуальные ядра. Иначе это может быть еще раз замечено, и у него начнутся неприятности с Империей. Костян решил впредь не высовываться, а косить под крепкого середнячка, не хватающего звезд с неба.

Но высунуться пришлось. Просьбу о трудоустройстве Кати Рудик выполнил быстро и без лишних расспросов. Ничего за это не взял, но через две-три недели попросил о встречном одолжении. Имея прямой доступ к электронным комплектующим и оборудованию последнего поколения, он захотел установить у себя в особняке навороченную версию искусственного интеллекта. С низким энергопотреблением, с акцентом на функцию безопасности и защиты от взлома, с автономными сценариями действия в разных ситуациях, с голосовым докладом хозяину обо всем, что происходит в доме и вокруг него, с оповещением по видеоканалу и так далее. Фактически, Рудик хотел, чтобы в его доме жила некая нейросетевая псевдоличность, способная произвести неизгладимое впечатление на его гостей.

Костян был вынужден отступить от своего намерения не светиться. Конечно, заказ оказался интересным, технически новым, творческим. Результатом остался доволен не только Рудик, но и сам Костян. Работа получилась эксклюзивной, да и деньги клиент отвалил немалые, не торгуясь.

Оперативно, минут через пятнадцать, Рудик перезвонил. Кратко и с каким-то агрессивным напором сказал, что это дело ему не по зубам, и отключил связь.

– Блин, – только и сказал с досадой Костян.

Катя и Гранит Романыч, с надеждой смотревшие на него, опустили глаза. Гранит Романыч тяжело осел на край коридорной табуретки.

Катя прошла в свою комнату, переоделась в простое. Спортивный костюм, кроссовки, курточка. Проигнорировать врученное предписание и протянуть с явкой в ЦРУ значило подставить под удар своих домашних. Вернулась в прихожую, обняла брата, деда и,

медленно исчезая в коридоре подъезда, сказала:

– Сегодня останусь ночевать у Мишани, не ждите.

Строгий Гранит Романыч промолчал. Катю можно было понять. Ей надо успеть попрощаться с другом Мишаней. Не верилось, что в течение максимум двух дней Кати не станет. Точнее, не станет ее сознания. Она не будет смеяться, грустить, любить и плакать. Не будет всего того, чем она была близка и дорога своим родным людям.

Входная дверь так и осталась распахнутой. В открытый проем сквозило первым осенним холодом и тревожащим присутствием враждебного мира.

– Катя, Катенька! – просипел Гранит Романыч вслед любимой внучке. Осев на краешек табуретки, он наклонился, упер локти в колени и закрыл свое лицо тяжелыми ладонями. Возможно, он хотел скрыть свой беззвучный плач. Когда-то его родители, геологи, дали ему имя Гранит. Он вырос суровым морским офицером, человеком чести и слова, не раз смотревшим в глаза смертельным испытаниям. А сейчас он плакал, сознавая свое полное бессилие перед Империей.

Костян никогда не видел деда таким, тронул его за плечо. Острая жалость к деду и Кате наполняла Костяна, но что он мог сделать, чем помочь им и себе?

Гранит Романыч, однако, быстро взял себя в руки. Он решительно встал и куда-то засобирался. Обулся в туристические ботинки, в которых ездил на рыбалку, достал с антресолей брезентовый рыбацкий плащ и зачехленное охотничье ружье, с парой коробок патронов к нему. Старенькую безотказную вертикалку двенадцатого калибра бережно расчехлил, собрал, зарядил, закинул к себе на плечо, дулом вниз, сверху одел брезентовый плащ, патроны из коробок рассыпал в широкие карманы плаща.

– Мелкая картечь, – подмигнул он Костяну. Заряженное ружье висело у него под плащом удобно и незаметно.

– Ты куда собрался? – спросил Костян.

– Воздухом подышать. – Глаза Гранит Романыча засверкали злой, отчаянной веселостью. – О жизни подумать. И ты думай, коли сможешь.

Перечить морскому офицеру в их семье не было принято. Гранит Романыч решительно ушел.

Налаженная было с таким трудом жизнь, стремительно рушилась. Та защита, которую Костян долго и тщательно выстраивал вокруг своей маленькой семьи, при первом же дуновении судьбы оказалась карточным домиком. Сама оскорбительность ситуации, когда родного и близкого тебе человека могут в любой момент чипировать, оцифровать его мозг, лишить возможности мыслить и чувствовать самостоятельно, – сама эта оскорбительность воспринималась привычно-притупленно, противоестественно притупленно. Костян испытывал острое желание выйти из этого страшного оцепенения, сделать что-то. Но что? Он чувствовал, что в эту минуту ему крайне важно хоть как-то сохранить в себе подавленное, но не раздавленное окончательно, качество мужчины, качество не-раба. Настроение Гранит Романыча, знакомое с детства и направленное сейчас неизвестно куда, передалось и Костяну. Именно с таким, дедовским, настроем, Костян когда-то пересилил себя, свой страх, и в первый раз взлетел на параплане.

Без мыслей, без планов, Костян машинально направился в свою комнату, к привычному рабочему месту, – к компу. Здесь хотя бы можно прийти в себя и сосредоточиться. Рабочее место состояло из скоростного стационарного монстра и периферийных устройств к нему. Ещё со всем этим хозяйством был программно сопряжен мощный мобильный ультрабук. Знакомая обстановка если не успокаивала, то, по крайней мере, настраивала взвинченный поток мыслей в рабочее русло.

В отношении деда Костян мог только гадать, куда тот собрался, и что он задумал.

3

Я исчезал в неизвестном пространстве, я не понимал, лечу ли я в нем, или, остаюсь на месте. Вокруг переливалась разноцветная сеть живых огней, они двигались как неожиданные водовороты, как фонтаны и протуберанцы энергии, как величественные объемные озарения света, как темные туннели, как взрывоподобные сюрпризы и яркие фейерверки.

Мое сознание растворялось в огромных массивах сведений неведомого мне универсума. Он состоял из множества отдельных миров. Я смутно постигал их коды, имена, образы, смыслы. Увлекаемый все тем же полетом, я начинал испытывать притяжение того единственного мира, где обитал всемогущий Бог коммандос. Я получал откровения о том, что мой мир есть факт и сумма фактов, что моя жизнь в нем – игра, подвижная, непредсказуемая, и управление моей жизнью – боевой симулятор.

С погружением в мир, я обретал способность слышать многолосье его обитателей, не понимая их вполне. Они называли себя людьми. Я сразу обратил внимание на то, что большинство из них были беззащитны перед лицом своих вооруженных противников. Ни о какой тактике на поле боя у них не было речи. Беззащитные, они были разобщены и не организованны. Даже несмотря на то, что их численность стремительно сокращалась, среди них не наблюдалось никаких очагов сопротивления. Каждый из них спасался как мог, но мало у кого это получалось. Они обреченно считали, что сбывалось реченное им о цифровых клеймах рабов. Свободное, никем не контролируемое сознание стало для них большой привилегией, за которую они, кто еще оставался человеком, держались до последнего.

В этом мире безраздельную власть захватила цифровая Империя, но она еще нуждалась в труде людей-творцов – ученых, инженеров, программистов, представителей искусства. Сознание таких людей не укладывалось в жесткие рамки электронного контроля. Они, в отличие от других людей, получали отсрочку от чипирования мозга на неопределенный срок. До тех пор, пока своими талантами могли продвигать дальше интересы алчной Империи.

Бронь от чипирования и гарантия сытой жизни имелась и у тех, кто состоял на службе у Империи и своим служебным рвением поддерживал ее незыблемые устои. Службистам, в том числе, вменялось в обязанность вести надзор за творцами, во избежание каких бы то ни было брожений в этой малочисленной и неблагонадежной среде. Творцы находились на спецучете по месту жительства и должны были не реже раза в неделю встречаться со своим участковым Куратором для освидетельствования своего благоповиновения. Творцы пребывали в условиях хождения по лезвию, так как в любой момент могли быть заподозрены в чем-то неблаговидном, лишиться отсрочки и попасть под неумолимый нож чипирования. Дальнейшая судьба новоиспеченных чипированных полуживотных была однообразной: всевозможные тяжелые, грязные, вредные работы, скудное питание, проживание в закрытых спецпоселениях и лагерях, ранняя смерть, техническая утилизация. Никто не удостаивался чести быть похороненным по-людски. В своей массе люди становились не нужны. Во всех сферах простого монотонного труда их заменяли роботами, – автономными, самообучающимися, способными интеллектуально расти и конкурировать с человеком.

Исчезающе малая горстка храбрецов из числа людей, в обстановке тотального контроля, использовала пространство имперской виртуальной Сети для спасения своего гаснущего человеческого сознания. Песни, легенды и даже сны, зашифрованные в метафизических знаках и предзнаменованиях, оседали в криптохранилищах теневой стороны Сети. О повстанческом использовании Сети никто не помышлял. Слишком сильны и многочисленны были технологии и аппараты подавления инакомыслия. Людей опознавали по их сетевому адресу и сетевой активности. Устраивали выборочные облавы для выявления на их домашних устройствах запрещенных программ шифрования и обхода цензуры. Сетевая структура Империи объявлялась стратегическим цивилизационным активом, а человек, без официально разрешенного сетевого адреса, приравнивался к тупиковой ветви эволюции. Всех неугодных, и все воспоминания о них, Империя выбрасывала из мира своей сетевой реальности, из мира узурпированной ею человеческой цивилизации. Сетевое противоборство с Империей, если и возникало, было одиночным, ожесточенным и кратким. Те отчаянные, кто выбирал свободу, обретали скорую и верную смерть. Остальные, выбравшие жизнь выживания в электронном концлагере, продолжали играть каждый день, с высоким риском, по предельным ставкам, когда на кону – только жизнь.

Лишь одинокие мечтатели, уже не смеющие причислять себя к уничтоженному дерзкому племени хакеров, незаметно обозначали свои тропинки в киберпространстве собственных галлюцинаций. За такими – элитой среди профессионалов – велась настоящая охота.

Мой волшебный полет неожиданно прервался страшным ударом обо что-то невидимое, похожее на прозрачное стекло. Может быть, я сам в этот момент стал стеклом, и раскололся вдребезги. Ощущения были мгновенные и неопределенные, я потерял сознание.

4

В то злополучное утро Катю Нечаеву, начинающего репортера газеты, наконец-то вызвал к себе главред Артюхов. Со вчерашнего дня ее второй материал, предназначенный для публикации, лежал у Артюхова на столе. Катя с надеждой шла по тесному коридору редакции, располагавшейся в полуподвале старого здания. Потолочные вентиляторы лениво гоняли тяжелый воздух, лишь подчеркивая удушливость респектабельной обстановки редакции, в стиле классического кабинета. Решалась судьба материала, решалась и судьба самой Кати, стройной улыбчивой девушки, с ясными синими глазами, острым носиком и белокурыми вьющимися локонами.

Близился к концу двухмесячный испытательный срок работы в газете, а у Кати еще не было ни одной публикации, ее первую статью Артюхов зарубил. Подходя к его кабинету, Катя старалась гнать от себя тяжелые мысли и не позволяла себе чувствовать, что обстоятельства могут затянуть ее в непоправимую ситуацию. Без своевременной публикации шанс быть уволенной по профнепригодности возрастал многократно. Уволенных, как правило, отправляли на комиссию ЦРУ по оказанию помощи в профориентации. А это всего лишь благовидный предлог для проведения чипирования. С комиссии ЦРУ человеком не возвращался никто.

Исполненная надежд на лучшее, с верой в себя и в свой талант, Катя постучала в дверь кабинета и вошла…

В свое время Костян отговаривал Катю идти в журналистику, в это «холуйствующее болото, булькающее гнилыми пузырями дешевых сенсаций». Но конкурс на все другие творческие специальности был очень велик – все хотели после учебы получить статус творцов и отсрочку от чипирования. На семейном совете, состоящем из Кати, Костяна и Гранит Романыча, решили, что единственным катиным шансом является журналистика, так как других творческих способностей, кроме литературных, она пока не проявляла.

Родители Кати и Костяна, в прошлом студенты-радикалы, а ныне добропорядочные геодезисты, давно уехали в далекие края, в поисках лучшей доли, с намерением, как обживутся на новом месте, забрать всех к себе. Но что-то у них не получилось, и они как-то незаметно растворились за горизонтом. Все легло на плечи Костяна, хотя он не считал, что ему это в тягость. Он тащил на себе катину учебу и ее последующее трудоустройство, а Гранит Романыча спас от чипирования тем, что через Рудика выправил справку о том, что дед – подопытный участник секретного эксперимента военных, по изучению отдаленных последствий для организма некоего таинственного боевого излучения.

Так и оказалась Катя после учебы в этой поганенькой бульварной газетенке, с говорящим названием «Пук!» Выбирать было не из чего. Как и все остальные учреждения и организации культуры, газетенка была практически бутафорской, хотя и несла некий лоск вольнодумства. Периодически, строго согласованно, она публиковала провокационные статейки, для привлечения и выявления инакомыслящих, чем и оправдывала свое жалкое право на рабскую жизнь.

Устроиться по специальности куда-то еще, без протекции, было практически невозможно. Количество рабочих мест для людей стремительно сокращалось. Редакции газет и журналов обзаводились виртуальными роботами-журналистами, которые собирали данные в Сети, анализировали их, интерпретировали и формировали качественный журналистский текст. На подготовку новости у них уходило несколько секунд. Читатели даже не догадывались, что текст написан программой-роботом, а не человеком. Живых журналистов держали в редакциях только как репортеров, для выискивания или выдумывания новых скандальных материалов и тем.

Так как Катя была устроена в газету по протекции, осторожный Артюхов не стал навязывать ей сразу никаких подневольных работ, а предложил написать что-нибудь на свободную тему, с учетом профиля газеты. Он отечески напутствовал:

– Наши приоритеты – скандалы, махинации, грязное белье, секс, эпатаж. Наши читатели хотят приключений, настоящих или вымышленных. Поэтому нам нужны грамотные фейки. Мы по ту сторону добра и зла. Пусть читатели сами разбираются, что есть добро, а что зло, что реальность, а что фейк. Для массовой информации все средства хороши.

Исполненная благих намерений, Катя увидела свою задачу и миссию где-то в сфере журналистских расследований и разоблачающих фактов. Первый ее материал, тему которого подбросил Костян, основывался на его выборке из Сети. База адресов пропавших и числящихся в розыске людей совмещалась с базой переоформления права собственности на дорогую недвижимость. В результате всплывали интересные факты: недвижимость исчезнувших людей с открытых торгов оказывалась в руках всего нескольких фирм, которые, в свою очередь, являлись отделениями одной крупной корпорации.

Зарубая этот материал, Артюхов сказал, что газета не располагает ресурсами по перепроверке таких серьезных фактов. Этот материал может скорее заинтересовать полицейское управление, но не их газету.

Тему второго материала предложил Кате ее друг Мишаня, крутой парень, спортсмен, каскадер. Материал, естественно, был посвящен каскадерам кино. Катя написала о том, что техника безопасности при постановке кинотрюков повсеместно нарушается, а сами трюки неоправданно рискованны. Многочисленные факты говорят о том, что имеет место практика незаметного подталкивания съемок к высокорейтинговым кадрам каскадерской смерти, которые потом охотно и дорого приобретают центральные телеканалы…

– Заходи, садись, – с напускным радушием пригласил Катю Артюхов. – Обкашляем твою тему.

В своем маленьком кабинетике Артюхов был похож на монументальный памятник самому себе, тертому журналюге, вдавленному в редакторское кресло тяжестью массивного тела и непрерывной беспощадной борьбой за непотопляемость. Видимо, по этой же причине, в его мясистую переносицу были вдавлены и большие очки в роговой оправе, с дымчатыми стеклами. Остатки растительности на голове и короткая редкая борода Артюхова были выкрашены в трудно поддающийся определению темно-рыже-фиолетоватый цвет.

Прочитывая рукописи за рабочим столом, Артюхов предавался между делом своей любимой привычке – нюхал дорогие сигареты. Он не курил их, а долго мял в руках и нюхал. Пальцами одной руки держал сигарету за фильтр, а пальцами другой руки мягко обнимал ее со всех сторон и задумчиво водил ими по сигарете вперед-назад. И опять нюхал, и опять мял, водил, – медленно, прочувствованно, сладострастно. Его глаза при этом были удовлетворенно полуприкрыты, а порой томно закатывались. Иногда, из засады дымчатых линз, его глаза выстреливали масляно, с подавленным циничным интересом, в сторону появлявшихся в его кабинетике привлекательных журналисточек.

Сейчас же, по поводу Кати он был обеспокоен и насторожен не меньше ее самой. Сложная получалась девочка. Хотя и способная, могла бы работать. Сначала была трудоустроена к нему по личному звонку ответственного сотрудника всесильной службы Цивилизационного Развития Устремлений, сокращенно ЦРУ. Эта служба ведала всеми средствами электронного контроля за людьми и знала все обо всех. В ее компетенции находилась вся административно-техническая инфраструктура чипирования людей, их последующего использования и утилизации. Властные полномочия ЦРУ распространялись и на предоставление вожделенной отсрочки от чипирования.

А сегодня утром по поводу Кати Артюхову позвонили из еще более могущественной организации – службы Кураторов Гражданской Безупречности, сокращенно КГБ. Фактически, это уже элитный орден небожителей, полубогов, которые решали вопросы физического надзора за всеми людьми, в том числе и за людьми из ЦРУ. В случае необходимости, орден мог своей властью, без суда и следствия, уничтожить любого, вставшего на пути интересов Империи.

Сотрудник КГБ очень спокойным, леденящим душу тоном предписал Артюхову немедленно уволить Катю с формулировкой о профнепригодности и последующим направлением на освидетельствование комиссией ЦРУ. Естественно, Артюхов заверил кагэбэшника в том, что его указание принято к неукоснительному и скорому исполнению, и вызвал к себе Катю.

Что-то внутри Артюхова заерзало, он почувствовал себя меж двух огней, он не мог определиться сразу, как поступить с Катей. То есть, что с ней делать, ему указали ясно и без вариантов. Но как это сделать, чтобы не навлечь на себя негативную реакцию девочки? А вдруг, она пожалуется своим покровителям из ЦРУ? Тогда хлопот не оберешься, мигом раскрутят его разнообразные сексуальные интересы и склонности. Повинуясь своему почти врожденному обыкновению – лучше перебздеть, чем недобздеть – Артюхов решил действовать с Катей деликатнее, осторожнее, дать ей понять, что он сам заинтересован в ее работе, а там уж исподволь подтолкнуть её к какому-нибудь варианту, где она по неопытности запутается, наделает ошибок, и сама осознает безвыходность своего положения.

Он вытащил из пачки свежую сигарету для обнюхивания и предложил Кате сесть.

– Ну что я могу сказать, – шумно выдохнул он, глыбой нависнув над лежащей перед ним беззащитной рукописью. – Интересный материал, свежая тема, бойкое перо, грамотно подано! – Артюхов выдержал одобряющую паузу. – Как говорится, не пойми меня правильно, лично я считаю, что этот материал должен пойти в печать. И давай мы с тобой прикинем, как и в первом твоем материале, как мы будем, в случае чего, доказывать раскрытые тобой вопиющие факты? Предвижу, что нас затаскают по судам, требуя доказательств. Результат заранее известен. На телеканалах крутятся такие деньги, что они плюнут – и мы утонем в их плевке.

– Давайте тогда подадим это как фейк, – нашлась Катя. – Вы же говорили, что нам нужны грамотные фейки.

– Правильно, умница! Я тоже об этом подумал. Но тогда телеканалы предъявят нам, что мы фейково сели на их тему. Или, чего доброго, подумают, что мы куда-то, в своих интересах, дели их труп, который они заранее проплатили. Например, спрятали его, как будущую улику против них. Тогда уж точно нам не поздоровится, без всяких судов.

– Что же делать? – Катя все еще сохраняла надежду и лучезарную улыбку.

– Настоящий художник никогда не должен продавать себя! – приободрил ее Артюхов. – Ну, если только за деньги. Тему твою можно подать под другим углом, и она заиграет.

– Правда? Как?

Артюхов выдержал значительную паузу, внюхался в сигарету и продолжил:

– Позволь сначала немного лирики… Ты знаешь, коллектив у нас небольшой, но боевой. Ты уже знакома с нашим маститым ветераном, с правильной фамилией Иванов? Представь, на днях выдал просто шоковый материал, под заголовком: «Полежи в гробу, пойми, что это пережиток!» Репортаж с выставки постмодернистского искусства. Не сдается старая гвардия. А ведь начинал простым собкором молодежки, я помню! – Занюхав нахлынувшее воспоминание, Артюхов продолжил. – А взять хотя бы нашу Римму! Твоих годов девочка, пришла к нам всего на месяц раньше тебя, а уже опубликовала у нас свой первый материал: «Как я стала лесбиянкой». Прекрасная тема, интригующий заголовок, увлекательный фоторепортаж в стиле ню. Прошло на ура! Мы уже анонсировали серию ее репортажей из популярных гей-клубов. Молодец, девочка. Вот так люди находят свою профессиональную идентичность!

– И мне нужна публикация, – растерянно сказала Катя.

– Я тоже хочу, чтобы у тебя была публикация. И еще хочу, чтобы ты быстрее нашла свой стиль. У тебя, например, обозначился хороший вкус к теме криминала. Для этого я и направил тебя в полицейское управление, где собираются уже доказанные криминальные факты, к генералу Дериногину. Ты была у него? – с подчеркнутой неосведомленностью поинтересовался Артюхов.

– Нет.

– А почему?

– По телефону он сказал, чтобы я прислала ему свою фотографию.

– Наверно, для постоянного пропуска, у них ведь режимное здание, – глаза Артюхова масляно засверкали. – Прислала?

– Да.

– И-и?

– Потом он пригласил меня на встречу, в сауну.

– Так, хорошо. Для разговора о сотрудничестве? – невинно спросил Артюхов. Его пальцы усиленно задвигались по сигарете.

– Для, другого… – окончательно смутилась Катя.

– И ты, отказалась? – Артюхов наигранно изобразил удивление и в ту же секунду понял, что ее смущение, возможно, становится для него спасительной соломинкой.

Катя со вздохом кивнула.

– А зря, зря… И что бы ты потеряла? А так убойный получился бы репортаж: «Как меня изнасиловали в сауне»! Техникой для скрытой съемки мы бы тебя обеспечили.

– Но ведь это же позор! – воскликнула Катя, чувствуя, что ее надежда на публикацию повисает в воздухе.

– Ты, главное, сделай материал. А не хочешь огласки – ладно, публиковать не будем, но зачтем как публикацию. Продадим его лично герою материала Дериногину. И еще мы с тобой хорошо заработаем на этом, раскрутим бравого генерала. Уж он-то точно не нуждается в такой рекламе!

Катя вспыхнула:

– Я не проститутка, у меня жених есть!

– Нисколько не сомневаюсь в твоей порядочности, Катенька. Но даже очень хороший человек на девяносто процентов состоит из воды. Поэтому надо решаться. Ты же хочешь реализовать свой талант и быть полезной обществу?

– Да.

– Тогда смелее, вперед! Наши читатели еще как-то смогут прожить без секса, а вот без разговоров о нем – никогда! Звони Дериногину, соглашайся на его условия. – Стараясь сохранить непроницаемое лицо шулера, Артюхов пододвинул к ней служебный телефон. – У нас с тобой нет другого выбора. – Блефовать за свою многотрудную карьеру Артюхову приходилось не раз. Сегодня же, от скрываемого волнения, вызванного тонкими маневрами между КГБ и ЦРУ, у него покраснело лицо, он почувствовал, что блефует по-крупному.

– Нет, – упрямо тряхнула Катя белокурыми локонами.

– Ты, хорошо подумала? Ты понимаешь, чем это для тебя обернется? – Как можно сочувственнее проговорил Артюхов.

– Угу.

– Ну,… как знаешь, – он с облегчением развел руками, чуть не выронив занюханную сигарету. – Каждому кажется, что он не каждый. А получается, что каждому – свое, как писали когда-то на воротах… Выходит, газета остается без твоего материала, твой испытательный срок – без результата, а мы остаемся без тебя?

– Да? – беззащитно спросила Катя.

– Ты же видишь, я сделал для тебя все, что мог. А ты сделала сама для себя свой выбор. Скажу честно, мне было приятно работать с тобой, очень жаль, оформленные на тебя бумаги получишь у секретаря.

Когда Катя, оглушенная скорым и неожиданным приговором, вышла из кабинета, Артюхов облегченно вздохнул и вызвал к себе смазливую разбитную секретаршу. Возможно, впервые на своей памяти он обрадовался проявлению человеческой порядочности, которая позволила ему подвести Катю под необходимое ему увольнение.

5

Как принадлежащий к сетевому поколению, более приспособленному к жизни в цифровом обществе, Костян рано открыл для себя компьютер. Это было круто. Как будто он добился чего-то, к чему давно стремился. Комп стал давать ему всё или почти всё: осознание, что ты умнее многих других, ликующее ощущение собственной силы, вызов встречи с нерешаемой программерской задачей и эйфорию от найденного наконец-то решения. По этой стезе Костян шел обычным путем: поначалу резвился и наращивал силу на сетевых игрушках. Старый добрый «комбат» полюбился ему сразу и навсегда. Подрастая, Костян увлекся гораздо более адреналиновым занятием – свободным разгуливанием по Сети и вторжением в различные серверы, набитые важной и скучной информацией. Это тоже была игра, – поединок с администраторами, которые латали дыры в своих системах безопасности, а он уходил от них незамеченным. Костян не извлекал из этого никакой материальной выгоды, но получал пьянящее ощущение от творческого акта взлома, произведенного вдобавок, в условиях риска и опасности быть раскрытым. И получить за это реальный срок. Костян не задумывался над тем, кем он хочет быть. Он просто им стал – программистом.

Внешне Костян вырастал сухопарым и сутуловатым. Физическое развитие требовало движений, и у Костяна появилось еще одно рисковое увлечение – горный байк. Уж где-где, а в горном байке риск свернуть себе шею был ежесекундным, и Костяна это устраивало. Потом он ненадолго увлекся парапланом. Правда, вскоре параплан и все, что связано с самодеятельными полетами, а также со стрелковым спортом, запретили имперским указом. Дабы простые смертные не смели обозревать окрестности, им не принадлежащие. Да и несанкционированные стрелки властям тоже были ни к чему. После байка и параплана Костян всерьез занялся йогой. В ней его притягивал риск потери привычного состояния сознания, восторг тотального прыжка в пустоту, в бездну, в неизвестность, – без гарантии возврата. Или возврата, но уже не в своем, прежнем, уме. Но это того стоило, так как вплотную подводило Костяна к важному для него вопросу о том, имеет ли он какое-то отношение к бесконечности, или нет?..

Включенный Костяном большой стационарный монитор был готов к работе и только ждал команды. Но какой команды? Костян раздумывал. Возможно ли спасти Катю? До ее чипирования оставалось два дня. Что делать? Перед ним словно высилась глухая стена Империи, – ни пробить, ни обойти.

Из истории увольнения, простодушно рассказанной Катей, следовало, что Артюхов – чуткий и заботливый, а Дериногин – похотливый злодей, который явился камнем преткновения и причиной увольнения. Хотя, Костян не сомневался, что все они – одна шайка… Напрашивалось ещё одно предположение, совсем уже фантастическое. А может, сама Империя мстит ему за то, что он дважды проигнорировал ее приглашение? Ведь он даже не ответил вежливым отказом с благодарностями, как это принято, а просто удалил их письма, вместе с остальным мусорным спамом? Нет, это вряд ли. Не такой уж он знаменитый светила, чтобы окружать его подобными ходами.

Если бы сейчас он видел реальное решение спасти Катю, пусть даже ценой собственной жизни, он бы не задумывался. Но решения он не видел. Идти против Империи и ее порядков, – все равно что изменять ход планет. Собственная жизнь будет потеряна задолго до подступов к спасению Кати. Ясное понимание ситуации вызывало в нем переживание беспомощности, невозможности что-либо изменить и сделать. Но ничего не делать он не мог, – надо было как-то отреагировать, выплеснуть свой протест.

Что получилось? Катя попала в жернова между газетенкой и полицейским управлением. Значит, можно постебаться над этими двумя начальничками, известными со слов Кати, а лучше зло потроллить их в Сети и насолить им, насколько возможно. Это он может. Лучше сделать хоть что-то, пусть даже ничтожное, чем сидеть, сложа руки. Решив так, Костян уже не думал о собственной безопасности и возможных для себя последствиях. Будет что будет.

Обуреваемый драйвом протеста, не вникая в смысл и целесообразность своих действий, он начал действовать лихорадочно, импульсивно, на автопилоте профессиональных навыков.

Первое, что он сделал – нашел сайт той самой газетенки. Сайт оказался так себе, давно и убого сделанный, неуклюжий и старомодный. Видно, экономили на бюджете, и экономят до сих пор. Продвижение сайта и статистика посещений – ни о чем. А что у них с безопасностью? Так же убого? Для начала Костян применил программу определения топологии сайта. Ничего особенного, обычная корпоративная сеть, никаких побочных активных ответвлений. Затем, соблюдая меры предосторожности, Костян просканировал порт сайта. Опаньки! Порт газетенки оказался соединен с портом имперской почты горячей линии. Окрещенной в народе почтой стукачей. Это уже интересно! Что у них там за дела – это другой вопрос, но в таком случае, большой брат должен предоставлять газетенке, как своей периферийной системе нижнего уровня, какую-то степень защиты, с барского плеча своей сетевой службы.

Это обстоятельство не смутило Костяна, так как он был в курсе, что головные структуры, как правило, предоставляют своим удаленным подразделением сниженный уровень защиты. Костян решил прощупать газетенку дополнительно, с помощью сканера безопасности, предварительно замаскировав процесс сканирования под вид новостного трафика. Так и есть, – предоставленный газетенке режим обнаружения потенциальных угроз включал простой функциональный набор: ошибки в настройках текущей работы, иерархия прав доступа к папкам и файлам, шаблонный анализ сторонних подключений. Умным людям можно было брать газетенку практически голыми руками.

По уточняющему запросу Костяна, сканер выдал список уязвимостей теперь уже приговоренной системы. Ожидаемо, на первом месте узвимостей стояла брешь пользовательской переписки с внешними и внутренними абонентами. Не отвлекаясь на иные варианты, связанные с дебрями хлипких пакетных фильтров, с ресурсами обновления реестра памяти и так далее, Костян, с помощью программы-вынюхивателя, написанной когда-то им самим, подобрался к блоку почтовой переписки. Там он обнаружил два катиных письма Артюхову, с подготовленными к печати материалами. Автоответчик артюховской почты дважды откликался вежливым уведомлением о получении.

Что ж, это уже кое-что. Видимо, у Кати был временный код доступа в систему, с привилегиями пользователя низшего уровня. Ее пароль восстановить можно, но сейчас им не воспользуешься, так как наверняка он уже заблокирован. А вот артюховским автоответчиком заняться стоит. Костян ещё раз пустил вынюхивателя вперед, к учетной записи Артюхова, которая, естественно, оказалась запароленной. Костяну понадобилась программа-отмычка, опять же собственный самопис, на классических цепях Маркова и алгоритмах фонетического анализа. Подбирает простые пароли на раз-два. От редактора такой газетенки сложный пароль маловероятен. Немного ждем. Ну да, вот оно! Открываются электронные реквизиты Артюхова! Коды доступа, логины, пароли, даже электронная подпись. Вот он весь, с потрохами, делай с ним что хочешь.

Ладно, сейчас не время было вести анализ его виртуальной жизни, хотя это может быть кому-то интересно. У Костяна созрел другой план. Не заморачиваясь, он сделал точную копию сайта газетенки, со всеми ее текущими движениями и новостями. Для пущей убедительности, верифицировал копию с помощью корневого кода Артюхова, который оказался еще и администратором сайта. Хреновеньким, кстати сказать, администратором.

Придав таким образом сделанной копии самый что ни на есть натуральный вид, Костян разместил на главной странице сайта-копии новость-бомбу: «Срочно! Сегодня ночью произошел взрыв в центре города, в фешенебельной сауне „Семирамида“. Генерал полиции Дериногин и находившаяся рядом с ним жрица продажной любви ранены. Наш корреспондент ведет прямой репортаж с места происшествия. Подробности здесь.» Новость была подписана именем главного редактора Артюхова и скреплена его электронной подписью.

В окошке рассылки Костян обозначил адреса полицейского управления, имперской почты горячей линии и пары центральных новостных лент. Этого достаточно. Он уже хотел было нажать на отправку, но в последний момент остановился. В целом, получалось неплохо, но как-то легковесно. Стоило огород городить ради одной только троллинговой новости? Слишком легко хотят отделаться. Костян счел нужным прицепить сюда какой-нибудь довесок, что-нибудь зловредное, вирусное, троянское. Но что? Он призадумался. Ничего специально зловредного он не хранил в своей обширной базе софта, за ненадобностью, полагая, что настоящий хакер – не тот, кто обозлен на весь мир и держит камень за пазухой, а тот, кто, прежде всего, профессионал в своем деле. Хотя поводов обозлиться предостаточно.

После недолгих раздумий Костян вспомнил, как пару лет назад купил на хиреющем на окраине города черном радиорынке последнюю версию «комбата». Продавал дискету алкашного вида мужичок, потертый жизнью пенсионер. Перегаром от него не разило, речь была убедительной, взгляд собранный, проникающий, но не навязчивый. Он был похож на профессионала-технаря, недавно уволенного из секретного оборонного ящика. И распродающего теперь все, что успел вынести с родного предприятия за многие годы вдохновенного и честного труда.

Мужичок хвалил дискету за полную и качественную запись последней версии «комбата».

– А также, между прочим, – говорил он, таинственно понижая голос, – если вы, молодой человек, специалист, то найдете здесь много чего интересного. Дискета эта была когда-то не личной, а служебной. Возьмите, не пожалеете. – Он сопроводил свое высказывание сильным взглядом, со значительным выражением глаз, с особым упором на «не пожалеете». Как будто на что-то намекал, о чем-то недоговаривал.

Тогда Костяна интересовал только «комбат» и незавирусованность купленной с рук дискеты. Насчет чистоты дискеты мужичок сурово клялся, и Костян – по бросовой цене – взял. Дома он с предосторожностями перекачал «комбата» на комп, остальное просмотрел бегло, увидел два файла, в кодовых названиях которых присутствовало слово «вирус», и, не открывая эти файлы, забросил дискету в дальний ящик стола.

Сегодня пришло время заглянуть в эти файлы. Костян открыл первый из них. Ничего там не увидел. Файл был пуст, хотя какой-то объем памяти занимал. Второй тоже оказался пустым. Третьим после них значился файл, обозначенный как декодер. Костян открыл и его. Оказалось, что это громоздкий и какой-то туманный шлюзовичок, инструктирующий, как активировать вирусы внутри его программной оболочки. Костян так и сделал, – вложил в декодер первый вирус и активировал его. На экране появился текст вирусной программы. Странно, знаки, символы и команды были как будто знакомы, но не прочитывались, а обрывались на середине и пропадали. Не складывались в понятную фразу какого-либо известного Костяну языка программирования. Потом обрывки и концовки всплывали в других местах, посреди уже других символов и команд. В этих обрываниях не угадывалось никакой, даже смутной закономерности.

Костян вернулся из вируса к декодеру, просмотрел его программное тело, в заголовке обнаружил меню настроек, полистал их, увидел опции кодовых переходов, под грифами «с два на три» и «с три на два». Долго и с интересом бродил по этим опциям, с затаенным ожиданием подсказки… Хрясь! Костян вдруг просек! Вирусы, блин, написаны другой математикой! Не двоичным кодом, как везде, ноль-единица. А тут скрывался третий знак – пара! Неразложимая пара нольединица. В зависимости от того, как пара упаковывалась, нольединица или единицаноль, она давала векторный ключ. При попытке традиционно разложить пару на простые составляющие, векторная информация пропадала, смысловой текст исчезал! Оставалась рваная абракадабра. Ай да мужичок! Не соврал!

Используя опции декодера, Костян прочел оба вируса, оба оказались троянами. Первый из них был до жути простым, но, очевидно, крайне опасным именно своей простотой, – как лом, – из серии вандальных разрушителей всего и вся. Второй посложнее и поинтереснее – полиморфный троян внедрения и скрытого удаленного управления им. С высокоуровневым отслеживанием атакуемой системы и закладкой под нее неслабых угроз, вплоть до фатальных сценариев. Оба трояна, вероятно, предназначались для совместного применения. Работа вызывала уважение, правда, в нескольких местах Костян поправил входные и выходные коды, не в упрек безвестным авторам. Все-таки, работа была сделана больше двух лет назад, сейчас уже никто так себя не криптует. Прежнее криптование может не устоять перед контролирующей мощью новых экранирующих периметров. А само залегание троянов в атакуемой системе должно быть безупречным. В силу троичности своего кода, они становятся абсолютно невидимыми для двоичных дешифровщиков.

Костян прикрепил трояна внедрения к телу письма. Теперь, когда троян доберется до адресата, за счет скрытого управления он сделает все, что прикажет ему «папа». Костян заранее настроил трояна залечь по прибытии на дно, прикинуться табуреткой и ждать дальнейших указаний. Обнаружить резидентную копию такого вируса, находящегося в нулевом кольце инфицированного процессора, практически невозможно.

Костян отформатировал всю конструкцию как единое целое: анонс фейковой новости со ссылкой на фальшивый сайт, троян в теле новости и сам фальшивый сайт. В целом получался такой незатейливый, наскоро собранный «рыболовный крючок». Теперь оставалось продумать вход в Сеть и выход из нее. Неопытного хакера легко вычислить по месту входа в Сеть по журналам регистрации. Служба безопасности находит сетевой адрес, по нему определяет геолокацию, и – все. Опергруппа на месте производит дознание, не церемонясь с методами физического воздействия. Обычно так все и происходит. Опытные же хакеры входят в Сеть такими способами, о которых трудно даже представить. Многое зависит от изобретательности и технической подкованности хакера. Для заметания следов своего входа и выхода, в качестве только одной из примочек, Костян применил трассер кода, который создавал прерывистый, петляющий маршрут, – эдакую непредсказуемую походку виртуального диверсанта, с функцией автомаскировки под любую цифровую среду. Не бог весть что, но для приличия подстраховаться надо. Ну все, запускаем, поехали!..

Теперь надо ждать поклевки. Но спокойного ожидания не получалось. Только сейчас Костян почувствовал, что его бьет мелкая нервная дрожь. О чем-то думать и осмысливать потенциальную опасность происходящего не хотелось. Чтобы унять дрожь и отвлечься, он, несмотря на заполночный час, начал с упоением рубиться в «комбата». Чтобы усилить вовлеченность в игру, он надел на голову шлем дополненной реальности, внешне похожий на бейсболку. В её козырек были вмонтированы самонаводящиеся голографические проекторы, посылающие изображение прямо в сетчатку глаза. Для увеличения скорости игры Костян включил шлем на турбо-режим. В этом случае головные датчики шлема подключали сенсорные возможности его мозга к программным шлюзам игры. Получалась как бы общая нейросеть, с расширенными вариантами действий и увеличенной скоростью реакции. С другими настройками и выбором оружия Костян не стал заморачиваться, а просто стал играть с тем, что было под рукой, по умолчанию. Своему подразделению элитных коммандос Костян поставил срочную боевую задачу: спасти попавшую в заложницы журналистку.

6

Костян играл в любимую стрелялку до поздних предутренних часов, да так и уснул за столом, перед экраном компьютера с застывшей картой боевых действий. Тускло светила настольная лампа. За полузадернутыми шторами окна обозначались первые предрассветные сумерки. Слабое освещение и фигура спящего за столом Костяна создавали в комнате атмосферу чего-то таинственного, хотя обстановка была обычной: шкаф, диван, стол, рабочее кресло, пара стульев. На свободной стене у стола висел плакат с разноцветным портретом Джона Леннона. Под плакатом на полу стояла гитара.

Костян был уже не в том возрасте, когда в компьютерные игры режутся ночами напролет. Но после прошедших событий ему надо было отвлечься, и своей цели игра достигла, – под утро Костян провалился в недолгий тревожный сон. Учитывая, какие события он при этом проспал, сон можно было назвать богатырским.

Сначала он пропустил пискнувшее оповещение о том, что дежурный куратор имперской почты «клюнул». Заинтересовавшись новостью и ничего не заподозрив, куратор прошел по ссылке и – попался! Раскрыл свой код доступа к низшему уровню внутренней сети Империи. Такой тупости, честно говоря, Костян ожидал скорее от полицейского управления. Видимо, давно уже Империя отбила у всех желающих охоту к таким наглым и примитивным трюкам, вытравила из людей виртуальную смелость. Или же дежурный куратор оказался из числа новеньких, еще не пуганных.

Второе пропущенное событие произошло часа через полтора-два после оповещения. От него Костян и проснулся: в какое-то мгновение экран компьютера ярко засветился, издал негромкий стеклянный треск, после чего запахло горячими проводами, а в центре экрана, перекрывая изображение карты боевых действий, чужеродно запульсировало яркое фиолетовое пятно поврежденных пикселей.

Костян поднял голову, медленно открыл глаза, посмотрел на экран. Всматриваясь в свечение поврежденных пикселей, он начал просыпаться и что-то соображать. Да, раньше он слышал, что Империя располагает такой технологией. Вероятно, бот-охранник все же засек Костяна на периметре. Имперская кибербезопасность сумела отследить маршрут и вычислить номер сетевой карты его компа. Затем произвела кодовый выстрел в его мак-адрес, – выстрел программным микроволновым импульсом – прямо в его материнскую плату. Чего-то подобного Костян не исключал. Его хакерскую акцию, в случае обнаружения, вряд ли оставили бы без внимания. А раз так, то теперь следует ждать опергруппу. Бежать куда-то бесполезно, – у них безусловное преимущество в мобильности и навигации. Его горный байк, стоящий в коридоре, не в счет. Единственное, что Костян мог успеть – это уничтожить программное обеспечение компьютера, чтобы скрыть следы хакерской деятельности. Но комп оказался уже заблокированным, видимо, посредством того же выстрела.

В комнате как будто что-то неуловимо зашелестело. Полусонному Костяну померещилось, что в комнате кто-то есть. Неужели опергруппа уже здесь? Тогда почему такая тишина? Хорошо бы еще немного вздремнуть.

7

Очнувшись, я подумал, что оказался на небесах. Никакого представления о времени и месте, где я нахожусь, не было. Постепенно мое сознание стало проясняться, и я обнаружил, что лежу на полу небольшой, слабо освещенной комнаты. Плотные шторы на окне были задвинуты не до конца, и через них едва пробивался сумеречный свет. Диван, письменный стол, стулья, кресло, шкаф. Все какое-то старое, потертое. На столе тускло светила настольная лампа. В центре стола, загроможденного компьютером, какой-то электроникой и книгами, светился экран монитора. Перед компьютером сидел парень и, упав руками и головой на стол, спал.

Я приподнялся и сел. Затем попробовал встать. Получилось. Значит, я жив?! Проверил оружие. Все при мне. Сделал пару шагов. Свое тело ощутил непривычно легким, а движения странно замедленными. «Хай!» – звучно поздоровался я с парнем, но не услышал сам себя. Еще раз попытался произнести приветствие вслух, и снова не был услышан никем. Тогда я подошел к парню и похлопал его по плечу. Спящий парень, похоже, ничего не почувствовал. Я тоже ничего не почувствовал, вернее, с удивлением обнаружил, что моя рука прошла сквозь плечо парня как сквозь вязкую пустоту.

Обескураженный, я подошел к зеркалу шкафа, осторожно заглянул в зеркало, и… не увидел в нем своего отражения! Так жив я, или нет?! И где я теперь?.. Я подошел к столу и, в надежде разбудить парня, ударил своим элитным кулачищем по столу. Никакого звука, – кулак провалился сквозь стол! Парень все так же спал. Мой взгляд задержался на светящемся экране. На нем была развернута войсковая карта с диспозицией операции, в которой я только что участвовал. Вот лагерь террористов в лесистых горах, вот ложбина с засадой, на которую мы напоролись. Вот вертолетная площадка, а вот приблизительно то место, где я получил сигнал всемогущего Бога коммандос. Это место светилось на экране ярким пучком пульсирующих точек. Я приблизил к ним палец и ощутил уже знакомую вибрацию, мелкую и сильную. Я одернул руку и неосторожно задел стоящую на краю стола настольную лампу.

Лампа не сдвинулась, но свет ее на несколько мгновений стал моргающим, более тусклым. Я повторил движение рукой сквозь лампу, и опять, с тем же моргающим эффектом. Продолжая эксперимент, я подошел к стенному выключателю возле двери и погрузил ладонь внутрь выключателя. Лампочки потолочной люстры загорелись! Светили они не в полную силу и неустойчиво, но в комнате стало заметно светлее. Это было открытием! Мое тело проводит ток! Значит, у меня есть тело! Значит, еще не все потеряно!

Погружая ладонь в выключатель, я начал быстро включать и выключать люстру, и это дало результат. Парень медленно поднял голову и начал поворачиваться к двери.

– Кто здесь? – сонно спросил он.

Произнесенные вполголоса слова донеслись до меня как будто издалека, и все же я воодушевился тем, что мог слышать. Я замер в ожидании. Парень посмотрел в мою сторону и, никого не заметив, повернулся обратно и монотонно продолжил:

– Ну, гады, сильно ударили, даже проводка заглючила.

Я снова начал включать и выключать люстру.

– Не понял? – окончательно проснулся парень и резко повернулся к двери. Вгляделся в пространство пустой комнаты. Подошел к выключателю и проверил его работу. Выключатель оказался в полном порядке. Парень был сильно озадачен и сосредоточен на поиске объяснения.

Мне пришлось повторить трюк с выключателем, так как другой возможности коммуникации с парнем у меня не было.

– Ага! – осенило его. Он поставил на стол и включил другой, мобильный компьютер. Пощелкал его клавишами. Надел на голову лежавший рядом какой-то шлем, внешне похожий на бейсболку.

В тот момент, когда бейсболка оказалась на голове парня, я увидел в центре его головы световой сгусток с фантастически волнующимися границами, постоянно флюктуирующими в размере и форме, на фоне окружающей блекло-серой тьмы. Я почувствовал присутствие над собой чьей-то верховной воли, мне показалось, что меня пронизывает дрожь – токами духа всемогущего Бога коммандос. Я непроизвольно вытянулся по стойке смирно.

Медленно поворачивая голову, парень начал сканировать пространство комнаты. Зеленоватые лучи лазера выходили из-за стекол его очков, бегали вверх-вниз, то рассеивались на два расфокусированных конуса, то снова сходились. Наконец, лучи упали на меня, и парень вздрогнул от неожиданности. Он увидел меня, подсвеченного зеленоватым светом лучей!

Лучи вошли в мои глазницы и проникли в глубину моей головы.

– Кто ты? – услышал я шелест могучего дыхания с затихающим эхом. Это был голос парня.

– Сержант элитных коммандос, командир штурмовой группы, сэр! – Отчеканил я.

– Ты послан… убить меня?

– Никак нет, сэр! – с благоговением ответил я. – Вы же всемогущий Бог коммандос!

– Ты не шутишь?.. Тогда… – голос парня стал неумело командирским. – Автомат за спину! Смирно! Упал! Отжался! Встал! Упал! Отжался! Встал! Приготовиться к рукопашной!

Беспрекословно выполняя все команды, я, наконец, выхватил притороченный к бедру штурмовой кинжал, встал в стойку для ножевого боя и сделал устрашающее лицо.

– Отставить! Смирно! Вольно!.. Молодец, выдаешь реальный коннэкшен с этой балдой, – парень щелкнул пальцем по бейсболке в районе виска. – Значит, ты из «комбата»?..

– Так точно, сэр! Согласно вашего приказа, я должен пробираться к своим!

– Ты уже у своих, – он покрутил пальцем у своего виска. – Вероятно, кодовый выстрел в мой адрес выбросил тебя сюда, как дополненную реальность. Ты – глюк моего компа.

Я обеспокоился непонятным выражением в мой адрес:

– Я разжалован, сэр?

– Нет. Общая игровая нейросеть между нами, как видишь, осталась. Это значит, что глюк теперь и в моих мозгах. А ты, по-прежнему, сержант. Сержант Глюк.

– Так точно, сэр, сержант Глюк! – Я обрадовался, что я все ещё сержант. А под каким именем находиться в незнакомом городе, мне было все равно.

– А я Костян, – представился парень.

В этот момент в дверь квартиры позвонили, настойчиво и долго.

– Это за мной, опергруппа, – тихо сказал Костян.

– Противник, сэр? – Я взял автомат наизготовку.

– Увидим. Спрячься за штору. Никаких действий без моего приказа! – он снял бейсболку, выключил и спрятал в столе мобильный компьютер, связь с ним прервалась. Я спрятался, согласно приказа. Всемогущий Бог коммандос пошел открывать входную дверь.

8

На подходе к двери Костян решил не включать экран домофона и не заглядывать в него. Поздно метаться в надежде, что вдруг пронесет. Точка невозврата пройдена. Следует принять судьбу такой, какой она стучится в дверь, пусть даже и в малоприятном виде опергруппы.

Молча и рывком Костян распахнул дверь. И – обомлел…

Перед Костяном, это предутреннее время, в этом заплеванном подъезде, предстали два блистательных молодых джентльмена, одетые солидно и дорого. В шляпах, в распахнутых плащах, из-под которых были видны элегантные серые костюмы, дополненные белыми сорочками и бордовыми галстуками. Джентльмены распространяли атмосферу спокойствия, уверенности и дорогого парфюма. Они были похожи одновременно и на молодых профессоров и на молодых мафиози. Один из них держал в руке массивный кейс.

Вот уж кого действительно не ожидал увидеть Костян. Не сразу он узнал в джентльменах своих приятелей-однокурсников, насколько преобразились они со дня их последней встречи. Это были Леня Околевич и Рафаэль Угробян.

– Ё-ё-ё!!! – хлопнув себя по коленкам, все трое радостно исторгли боевой университетский клич. И джентльмены ввалились в квартиру, обниматься.

Они не были большими друзьями, но приятелями были точно. На старших курсах их всех, очень разных, ревниво следивших за программерскими успехами друг друга, объединял поиск первых заработков на поприще будущей профессии. Лидером в этом был Костян, возможно, в силу своего столичного происхождения и проживания, он лучше ориентировался в обстановке и конъюнктуре.

Рафаэль, а попросту Раф, прибыл на факультет из южной глубинки. У него было трудное детство, неадекватно строгое воспитание и горячее желание выбиться в люди. Он был стеснителен, закомплексован, косноязычен, в нем постоянно кипели какие-то эмоции, страсти, высказать которые внятно он не мог, только издавал гортанные нечленораздельные звуки. Он был невысок, широк, плотен. За эту квадратную комплекцию и наполненную бурлящими переживаниями молчаливость его называли Ботинком, и даже поддразнивали трудным детством, деревянными игрушками, к полу прибитыми. Авторитет он приобрел позже, своей игрой в футбол за университетскую команду. Он блистал как мощный форвард, как король прорывного дриблинга и ярких финтов на высокой скорости, – настоящий Марадона. На старших курсах окончательно выяснилось, что Рафаэль не обладает ни словесным мышлением, ни образным, ни даже цифровым. Но обладает феноменальным, редчайшим мышлением алгоритмами. В полном соответствии со своим футбольным темпераментом, он стал выдавать взрывные алгоритмические идеи, но они были фрагментарными и разрозненными, им часто не хватало логического завершения и коммерческой практичности.

В этом плане Рафаэль с Леней неплохо дополняли друг друга. Леня приехал из крупного сибирского города, он демонстрировал средние способности, сильную предварительную накачку репетиторами и неисчерпаемую готовность к упорному труду. К старшим курсам он как никто освоил навыки интегрирующего компиляторского мышления и грамотных эклектических разработок. Он умело приводил в удобоваримый вид идеи Рафаэля и мог с пафосом презентовать совместный продукт в нужное время в нужном месте. Благо, связями обеспечивала мама. Леня был высок, строен, с покатыми плечами и длинными ногами. Зачесанная назад волнистая шевелюра, в сочетании с умным лицом и убедительной речью, придавала ему благородно-интеллектуальный вид. В детстве, в силу непреклонности маминого характера, он не избежал занятий музыкой, зато, взрослея, он все больше становился похож на знаменитого американского пианиста.

После учебы Леня и Рафаэль продолжили совместное сотрудничество. Они вместе писали и успешно продавали разные программные продукты, в том числе полурабочие хакерские утилиты. В конце концов, благодаря маме Лени, они прослыли гениями в кругах состоятельных и мало смыслящих в программировании.

– Ты не представляешь, Костян, как мы рады тебя видеть! – начал Леня.

– Э-э, ага! – просиял лицом Рафаэль.

– Да, сколько лет, сколько зим! – откликнулся Костян, все еще пребывая в легком шоке. – Откуда вы? Где вы?

– Где же еще можно быть, имея такой прикид? – приосанился Леня.

– Неужели, там? – поднял палец вверх Костян.

– Бэри вище! – улыбался во весь рот Рафаэль.

– Мы – на самой вершине! – подтверждал Леня. – И нам светит яркое солнце!

– Рад за вас! – искренне сказал Костян. – Но как вы спустились сюда, в эту жалкую темную лачугу?

– Чувство дружбы, – с пафосом ответил Леня. – Мальчишеской дружбы, которая случается с нами только в студенческие годы!

– Спасибо, что не забыли! – Костян метался в догадках. С минуты на минуту он ждал приезда опергруппы. Или Леня с Рафом и есть опергруппа? Непохоже. Но почему они появились здесь именно сейчас? После стольких лет?

– А мы никогда о тебе не забывали! – голос Лени вернул Костяна в реальность.

– Абижаешь! – продолжал сиять Рафаэль.

– Не могу поверить! – честно признался Костян.

– Старик, скажу прямо, – Леня перешел на серьезный тон, – нам нечего друг от друга скрывать. Мы давно следим за твоей работой над системами умного дома. Ты быстро прогрессируешь! Твой метод динамики многомерных параметрических символов – это вещь! Получается такой абстрактный мультик из непрерывной последовательности объемных голограмм.

– Ну да, – подтвердил Костян, тронутый профессиональным пониманием его работы.

– Это же офигенно уплотняет канал передачи данных! – с воодушевлением интеллектуала продолжил Леня. – Это то, что нам нужно, над чем мы бьемся!

– А вам-то для чего? – наивным тоном спросил Костян.

– Для… – Леня переглянулся с Рафаэлем. – Мы занимаемся производством… Будущего! Основанного на квантовых вычислительных процессорах. Твоя работа – это почти готовый софт для квантовых компьютеров. Сознаюсь, это мы присылали тебе приглашения на конкурс вакансий.

– Карочэ, – подытожил Рафаэль, – айда к нам!

– Надо подумать, – уклончиво ответил Костян. Все-таки он оказался прав насчет своих опасений относительно Империи. Вот теперь она пришла за ним.

– Понимаешь, старик, – расстроенно сказал Леня, – времени думать нет. Следом за нами у твоего дома стоят дуроломы-оперативники. Если мы уйдем без тебя, то за тобой придут они, – Леня озабоченно посмотрел на свои дорогие наручные часы.

В этот момент Костян, хорошо ориентирующийся в шорохах своего жилища, услышал то, чего не услышал никто. Тихо клацнул смазанный Гранит Романычем замок входной двери, затем аккуратно клацнул второй раз, вероятно, уже при закрывании двери, за кем-то, кто вошел без звука. Кто это был? Дед? Или опергруппа? В любом случае, у Костяна не возникло желания выходить в коридор.

– Лучше уйти с нами, в корпоративно оплаченную командировку, – убедительно говорил Леня, – на аттракционы нашего технопарка, чем в кандалах с опергруппой. Дуроломы тоже хотят сделать свою оперативную работу – слишком ты всех напугал своим взломом.

– Ага! – веско подтвердил Рафаэль.

– Для вас это не взлом, а комариный писк, – скромно отозвался Костян.

– Не скажи, – возразил Леня, – факт взлома зафиксирован, и твой адрес, как видишь, тоже. Но дальше следы теряются. Загнал ли ты нам под кожу какого-нибудь трояна, или что это было – наша служба кибербезопасности до сих пор гадает. А ты еще раз подтвердил свой класс! Но мы не могли пустить ситуацию на самотек. Не хватало, чтобы оперативники начали выбивать из тебя показания своими методами. Поэтому мы приехали сами. Ты слишком ценный мозг для нас!

– Вы же меня знаете, я никогда ни на кого не работаю!

– Старик, ситуация серьезная, надо решаться!

Костян почувствовал, что его загоняют в угол, и что все – наверняка – заранее подстроено.

– Значит, увольнение моей сестры, – это тоже ваша работа?! – в сердцах спросил он.

– Клянусь! – поднял руку Леня. – Это была не наша идея! Мы были против. Но высшее руководство пошло на этот рискованный шаг, с целью воздействовать на тебя. А ты – только одним своим согласием – сможешь не только восстановить сестру на работе, но и устроить её на место главного редактора. Да что там, – махнул рукой Леня, – ей просто подарят эту газету, как игрушку, пусть делает с ней, что хочет.

– Но Кате уже ничем не помочь, – печально вздохнул Костян. – Ей уже вручили повестку на комиссию ЦРУ.

Леня и Рафаэль, не сговариваясь, снисходительно заулыбались и достали из нагрудных карманов свои удостоверения сотрудников КГБ. Леня вальяжно пояснил:

– По статусу, мы – разработчики, высшая каста, элита КГБ!

– Дай пас, Костян! – ободряюще улыбнулся Рафаэль, довольный разглядыванием своей фотокарточки на удостоверении.

– По одному твоему щелчку, – продолжил Леня, – и ЦРУ и полицаи и продажная пресса, – все будут стоять перед тобой навытяжку и отдавать тебе честь. Которой у них нет. Сам же ты не то что перестанешь нуждаться в деньгах, ты просто перестанешь понимать, что такое деньги. У тебя будет все, и для жизни, и для работы, по первому твоему требованию. Ты сможешь жить, где хочешь и как хочешь!

– И что потребуется от меня, в сделке с вашими инфернальными силами? Как обычно, душу?

– В том-то и дело, что душу твою никто не трогает, – почти с облегчением ответил Леня, – она никому не нужна.

– А тогда что?

– Твой мозг! – торжественно провозгласил Леня. – Нужна гениальная работа твоего мозга, старик!

Костян молчал. Лесть была приятна, тем более, она в чем-то соответствовала действительности. Костян знал себе цену.

– Помнишь, – продолжал Леня, – как мы начинали, – с простейших программ – скриптов? А сейчас мы, – он посмотрел на Рафаэля, – идем за границы очевидного. Пора уже взламывать не сервера, а разум людей! Благодаря цифровой интервенции, мы синтезируем новую реальность, переносим наши отношения с физическим миром на новый уровень!

– Заманчиво! – Костян тянул с ответом. Он понимал, что своим отказом подпишет приговор и себе и Кате и деду.

– Вот именно! – по-своему расценил задумчивость Костяна Леня. – По сути, мы не приглашаем тебя работать на кого-то. Мы приглашаем тебя – в боги! В новый мир, основанный на ценностях глобального киберпространства! Я знаю, тебе, как программисту, близка тема бога, сходящего в созданный им самим мир. Ты – творец, а дух творения презирает все границы – закона, общества, морали, даже границы тела! Пора, Костян, решайся!

Костян молчал. Это молчание можно было расценить и как знак согласия и как молчаливый отказ.

– Да что тут решаться, Костик! – раздался громкий и несколько развязный голос Гранит Романыча, грозно входящего в комнату. – Разве ты не понял еще, что тебя элементарно вербуют!

– Кто такой?! – испугался от неожиданности Леня.

– Мой дед.

– Здесь же не было посторонних?! Квартиру проверяли! – удивленно завозмущался Леня.

В комнате запахло перегаром коньяка. Костян понял, что дальше гаражей дед не уходил, и там, на лавочке, обсуждал обстановку с соседом Семенычем, тоже любителем пропустить стопочку.

– Я все слышал! – загремел Гранит Романыч. – Я их сразу раскусил! Вот кто, значит, нашу Катеньку подставил! – Он распахнул плащ и угрожающе выставил из-под него ружье, дулом в сторону Лени и Рафаэля. – Щас я вас расколю, господа! Вы мне все расскажете!

Костян бросился к деду, отбирать ружье, не дай бог, выстрелит. Но морской офицер легко отбросил внука от себя.

Пока Костян боролся с Гранит Романычем за контроль над ружьем, Леня и Рафаэль мобилизовались.

– Он слышал наш разговор! – кивнул Леня на Гранит Романыча.

– Свидэтэл! – подтвердил Рафаэль. – Вааружен! – На его простодушном лице вместо сияющей улыбки появилось выражение зверской серьезности.

– С вооруженными свидетелями – строго по инструкции! – так же серьезно отреагировал Леня.

– Канэшна! – и Рафаэль вынул из кармана пиджака что-то похожее на игрушечный пистолет, навел на Гранит Романыча и нажал на курок.

Раздался мягкий щелчок электрического разряда, маленькая молния ударила в грудь Гранит Романыча, в область сердца. Гранит Романыч дернулся и упал навзничь. Несколько мгновений он пытался ловить ртом воздух, судорожно перевернулся на бок, потом на живот, и затих.

Запахло озоном, как в стерилизуемой операционной. От тяжелого падения Гранит Романыча поднялась пыль, различимая в пробивавшихся через окно косых лучах рассвета. Все трое молча смотрели на лежащего Гранит Романыча и на пыль, медленно переливающуюся в воздухе.

– Ну, мужики, вы даете… – прошептал Костян.

– Ты не представляешь, Костян, насколько все серьезно!.. – в тон ему, громким шепотом произнес Леня, страшно округляя глаза. – Мне очень жаль!

У Рафаэля на глазах навернулись слезы:

– Я нэ хотэл, Кастян! Мы с тобой в футбол, мяч пинали, э-э! – расстроенный, он спрятал игрушечный пистолет в карман.

– Это плазменный разрядник, – пояснил Леня. – В теле найдут обширный инфаркт, больше ничего. Если бы разряд попал в голову, нашли бы инсульт.

– В случае моего отказа, со мной будет то же самое? – Костян даже не испытывал ненависти к своим бывшим однокашникам. Было лишь холодное ощущение непреодолимого водораздела.

– Не будем торопить события, – деловито ответил Леня, – нам нужны твои мозги.

– Вы не оставляете мне выбора, – севшим голосом сказал Костян.

– Вот и прекрасно! – дожимал Леня. – Тебя не будут мучить муки совести. Мы все берем на себя!

Леня и Рафаэль выжидающе и молча посмотрели на Костяна. Все слова, очевидно, уже были сказаны ими.

– Дать согласия не могу, – тихо сказал Костян. – Будете стрелять? – И как-то неловко, с обреченной готовностью лечь рядом с боевым дедом, распрямил сутуловатую грудь.

Несколько мгновений томительной паузы растянулись, как показалось, надолго.

– Ну что ж, – буднично сказал Леня. – На случай любых неожиданностей, у нас всегда есть план бэ. – И он кивком головы подал знак Рафаэлю.

– Будете убивать медленно? – попытался улыбнуться Костян. Напряженное ожидание близкой смерти еще не отпускало его.

– Все будет зависеть от тебя, – участливо отозвался Леня. – Даже в такой ситуации мы можем дать тебе шанс. По старой дружбе!

Рафаэль раскрыл стоявший на краю стола кейс, который оказался прибором неизвестного назначения. Вытащил из него рамку, похожую на металлоискатель, включил прибор и пощелкал его клавишами. Затем несколько раз провел рамкой вдоль тела и головы Костяна. Опять пощелкал клавишами, положил рамку на место, выключил прибор и закрыл кейс.

– Теперь я зомби? – осведомился Костян. После пережитого напряжения ему хотелось нервно смеяться, но он себя сдерживал.

– Это новая технология, над которой мы работаем, – важно сказал Леня. – Чипирование людей, вживление в их мозг чипов радиочастотной идентификации, – это старье, вчерашний день. Мы просто отсканируем человека, как сейчас, и он даже не будет об этом знать. И все. Частотная идентификация его биоритмов у нас в базе. Теперь он навеки наш, без всяких чипов. Это как отпечатки пальцев, только излучающие. Для дистанционного управления человеком просто запускаем в эфир индивидуальный протокол волевой регуляции. И по обратной связи получаем от субъекта сигналы для мониторинга.

– Технически любопытно, – в Костяне заговорил естествоиспытатель.

– На данном этапе мы тестируем самую простую версию этой технологии, – географический поиск заданного индивида. Без спутниковой навигации, без тупых полицейских ищеек, – без всего этого старья. Только по отсканированным биоритмам. Персонально любого и каждого. В любой точке планеты.

– Но даже при ваших возможностях, – усомнился Костян, – где вы найдете столько вычислительных мощностей, для обработки больших массивов данных, для решения полнопереборных задач?

– Ты прав. Для этого мы уже перешли к работе с квантовым компьютером. Он один обслуживает центральный сервер Империи и легко справляется с любыми объемами облачных данных.

– И чем ваша новая технология грозит нам, простым смертным?

– Для начала мы оснастим ею мобильных роботов-полицейских, роботов-спасателей, боевых роботов. И ты нам в этом поможешь.

– О-па, как это?!

– У нас есть полномочия отпустить тебя, и мы сделаем это. Старую дружбу никуда не денешь. К сожалению, мы можем отпустить тебя только как зайца. И послать вслед за тобой наших экспериментальных роботов. Они будут искать тебя честно, только по сигналам твоих биоритмов. Но нам не нужны простые зайцы, это уже пройденный этап. Нам нужны умные, высокотехнологичные зайцы. Если за два дня тебя не поймают, мы признаем твой вклад в развитие нашей технологии, и тогда мы похлопочем за твою сестру и восстановим ее на работе. А если тебя поймают, тогда не обижайся. Мы так хотели работать с тобой вместе, а оказываемся по разные стороны. Ты сам бросил нам вызов, а Империя бросает вызов тебе. С этой минуты ты становишься для наших роботов объектом для ликвидации. Мы уверены, что ты проявишь чудеса изобретательности, чтобы спастись. Ты же гений! Именно это нам и нужно. Весь опыт работы с тобой мы заложим в следующую модификацию наших роботов. Мы заранее благодарны тебе. Вот, на всякий случай, визитка отеля, где мы остановились на ближайшие два дня. Если появятся вопросы, если передумаешь, – можешь звонить нам в любое время. Мы будем рады. – Леня положил визитку на стол. – Опергруппе мы дадим отбой. Скажем, что ты согласился сотрудничать с нами и приступил к выполнению первого задания. Поторопись! Удачи!

Прихватив кейс, Леня с Рафаэлем двинулись к выходу. Квартирная дверь за джентльменами громко захлопнулась.

9

На лестничной площадке Леню и Рафаэля поджидали два сопровождающих агента КГБ. Из подъезда все четверо направились к грузовому трейлеру-вагону, стоявшему в паре кварталов от дома Костяна. В трейлере размещалась передвижная «конюшня» испытуемых роботов.

Во дворе дома к Лене подошел офицер опергруппы, прибывшей на задержание Костяна. В ответ на его вопросительный взгляд, Леня, не останавливаясь, сказал коротко и властно:

– Вам отбой, капитан. Подозреваемый поступает в мое распоряжение.

Козырнув, капитан удалился к микроавтобусу с зарешеченными задними окнами.

По дороге к трейлеру Леня и Рафаэль посовещались и решили сразу же выпустить в поле первую четверку роботов. Внешняя видеокамера трейлера зафиксировала приближение Лени и Рафаэля. Дежуривший за пультом старший техник «конюшни» Серж Мозгалюк нажал на кнопку, и боковая дверь открылась. Леня и Рафаэль вошли. Агенты остались ждать на улице, возле служебного лимузина, поданного для Лени и Рафаэля местным отделением КГБ.

В трейлере было полутемно. Сразу после входного тамбура начиналась операторская с длинным пультом управления, рассчитанным на несколько операторских мест. На пульте светились обзорные мониторы, контрольные табло, узконаправленные настольные лампы. Все приборы отбрасывали свет от уровня стола и подсвечивали снизу лица прибывших. От такой подсветки лица приобретали выражения таинственные и даже зловещие.

Дальше, за операторским отсеком, располагалась зона отдыха, с диванами, креслами, гардеробной, развлекательным мультиэкраном, пищеблоком, санузлом и душевыми. Зона отдыха заканчивалась дверью в кабину водителя, с дремлющим за рулем водителем. В задней части трейлера находились склады с роботами, запчастями и вспомогательной аппаратурой. Там, выполняя мелкие поручения старшего, возились двое техников.

При появлении Лени и Рафаэля грузноватый и лысоватый Серж Мозгалюк привстал со своего операторского кресла, показывая, что он не забывает о субординации.

– Сиди-сиди, – покровительственно бросил ему Леня. Он ценил старшего техника за компетентность и сообразительность. – Сейчас выпускаем первую четверку. Остальных везете разгружать в Гранд-отель. Затем возвращаетесь в этот район для мониторинга состояния изделий. На связи в обычном режиме. Вопросы?

– Все понял, – Серж Мозгалюк утвердительно тряхнул белесой косичкой, которая напоминала о том, что когда-то на этой голове произрастало что-то похожее на кудрявый чуб. – Босс, вы провели первую четверку через бортовой программатор. Но их аккумуляторы зарядились только наполовину. Изделия-то новые.

– Выпускаем! Это приказ, – жестко настоял на своем Леня. – Остальные пусть дозаряжаются.

– Есть! – безразличным тоном снятой с себя ответственности отозвался Мозгалюк. Он набрал на пульте нужные команды, и роботы, в плащах и шляпах агентов наружного наблюдения, вышли из своих складских ячеек. Они направились к выходу. Не задерживая их в тамбуре, Серж с пульта открыл им дверь. Недозаряженные роботы, как бы нехотя, поеживаясь, вышли на улицу. Ещё какое-то время они были видны через наружные видеокамеры, пока не растворились в утренних сумерках.

После выпуска роботов в поле, на представительском лимузине КГБ, Леня и Рафаэль уехали в Гранд-отель. Мозгалюк отдал команду водителю ехать туда же, а техникам – готовиться к разгрузке.

10

Костян кинулся к лежащему Гранит Романычу, перевернул его на спину, попытался нащупать пульс на его руке. Пульс вроде бы прощупывался, но очень слабый, исчезающий. Пальцы Костяна дрожали, и не могли сказать достоверно о наличии пульса. Что же делать? Службы скорой помощи давно нет, упразднена за ненадобностью. Только полицейские, выезжая на место происшествия, иногда оказывают первую помощь раненым. Вызвать полицейских? А когда они приедут? Могут и не приехать, у них там своя бюрократия. А если даже приедут, тогда задержат и самого Костяна и, скорее всего, начнут разворачивать свое дознание против него. Но Костяну теперь надо куда-то бежать, от роботов. А куда бежать? И как оставить деда в таком состоянии? Нет, если есть хоть малейший шанс помочь деду – надо этим шансом воспользоваться. Пусть даже придется привлекать полицию.

В волнении Костян ходил по комнате. Варианты действий, еще не возникая, ускользали из головы. Костяну бросилась в глаза лежащая на столе визитка. Костян взял ее, сосредоточенно рассмотрел. В напряженной потребности что-то сделать, решение пришло мгновенно. Костян вынул из стола спрятанный ультрабук, привел его в рабочее состояние, вызвал трояна-резидента и дал ему команду наведаться в полицейское управление и доставить на почту генерала Дериногина важное, сбивчивое письмо: «Генералу Дериногину. Совершенно секретно. Приказываю вам немедленно обнаружить тело Нечаева Гранита Романовича, по адресу: квартира 12, дом 3, блок 8, дистрикт 15, город 666. Если труп не обнаружен, то оказать ему срочную медицинскую помощь. О выполнении доложить лично группен-лидеру КГБ Леониду Околевичу, по адресу: отель Гранд-Империал».

В письме Костян обозначил свой домашний адрес. Чтобы стереть у людей последние остатки их истории, Империя давно уже отменила названия улиц, городов и географических объектов. Все названия были заменены на обезличенные номера. Так как город, где жил Костян, в прошлом был мировым мегаполисом и столицей огромной страны, городу был присвоен почетный номер шестьсот шестьдесят шесть.

В подтверждение своего письма, Костян оставил визитку Лени на груди поверженного Гранит Романыча. Быстро собрался в дорогу. Джинсы, футболка, кроссовки, курточка, запас наличных денег и кредитка. В рюкзачке ультрабук, на голове бейсболка дополненной реальности. В спешке, занятый сборами, Костян не подумал о том, что, до приезда полицейских, следовало бы снять с деда ружье, разрядить оба ствола и закинуть вертикалку обратно на антресоль.

Куда идти, Костян не знал. Наверно, первым делом к Бобу Московскому. Предварительно звонить к нему не хотелось – телефон мог прослушиваться. Лучше приехать к проходной его лаборатории и по внутренней связи попросить о срочной и неотложной встрече. Лишь бы Боб был на месте. Проблем с оформлением пропуска у Костяна не возникало, так как он давно был оформлен при лаборатории Боба как приходящий внешний консультант.

На всякий случай, Костян решил захватить с собой байк. Если действительно будут за ним гнаться, то на байке можно прошмыгнуть дворами.

Для проверки Костян включил шлем дополненной реальности. Связь с сержантом Глюком восстановилась. Глюк стоял около Гранит Романыча, виновато склонив голову.

– Я бы успел выстрелить первым. Приказа не было, – сказал он.

– Здесь игра посложнее, – с досадой отозвался Костян. – Приказы и выстрелы не всегда работают.

– Вас понял, сэр! Уровень вашей игры выше. Я исправлюсь!

Костян распахнул оконные шторы в своей комнате.

– Огонь! – неожиданно приказал он сержанту, указывая на оконный проем.

Глюк молниеносно выхватил автомат и дал длинную очередь по окну. Стекло осталось целым.

– Вот видишь, – заключил Костян, – патроны у тебя виртуальные, в нашей реальности не действуют.

– Черт, дерьмовые патроны! – перешел сержант на язык воюющего солдата.

– Не переживай, – Костян вышел с байком на лестничную площадку. Входную дверь запирать не стал, а просто прикрыл за собой, чтобы ее не сломали полицейские. – Все равно ты ненастоящий.

– Не понял, сэр?

– Или кто-то из нас ненастоящий.

– Но мы же друг с другом разговариваем, значит, мы оба настоящие! – Глюк спускался по лестнице вслед за Костяном.

– Если я соглашусь, что ты настоящий, это будет означать, что у меня поехала крыша. Предполагаю, в моем сознании ты пребываешь в статусе субличности. Но это еще требует проверки.

Спустившись с третьего этажа, они вышли из подъезда в небольшой двор. На улицу из двора вел проход в подворотне. Неподалеку от подворотни стояла скамейка, которую в этот утренний час уже занимала дворовая гопота, детки имперских службистов низшего звена. Компания явно собиралась на какое-то дело. Гарантированная наследственная карьера создавала в их головах гремучую смесь безделья, агрессии, наглости и безнаказанности. Они уже почувствовали вкус сословной привилегированности и жаждали первой крови.

Впятером, с банками утреннего пива в руках, они сидели на скамейке и стояли вокруг нее, отирая со всех сторон. Когда-то они пробовали приставать к Кате, но Гранит Романыч, встревоженный ее телефонным звонком, вышел во двор с ружьем и устроил над их головами стрельбу крупной дробью. Всех как ветром сдуло, на время они присмирели, а Гранит Романыча спасла в тот раз справка из ЦРУ.

С тех пор гопота затаила злобу на всех Нечаевых.

Желая побыстрее миновать скамейку, Костян сел на байк и покатил по тротуару мимо.

– Дай покататься, дядя! – услышал он развязную простуженную хрипотцу.

– Не даст, – ответил кто-то другой. – Деду пожалуется.

– А дед щас как выскочит с берданкой! – нервозно заржал третий.

– Не выскочит, – со знанием дела сказал четвертый. – Дед всю ночь за гаражами пил. Сейчас, поди, дрыхнет, пьяный.

Костян попробовал, не обращая внимания, проехать. Но один из гопоты загородил дорогу, а двое других схватились сзади за седло и остановили байк. Костяну пришлось спешиться.

Вожак гопоты, более крупный и наглый, лениво потягивая пиво, миролюбиво сказал:

– Ладно, отпустите его, пусть едет.

Костян, взяв байк за руль, пошел в сторону подворотни.

Как только вожак оказался за спиной Костяна, жестикуляцией рук он дал знак остальным: окружать и брать его будем в подворотне, где нет лишних глаз, и деваться Костяну будет некуда. Компания гопников двинулась вслед за Костяном в подворотню. Ситуация для него складывалась неприятная.

11

Я тоже понял, что ситуация для Костяна складывается неприятная. Подворотня заканчивалась решетчатыми воротами с калиткой на электронном замке. Пока будешь набирать код замка – догонят. Значит, наилучший вариант – уклониться от конфликта и убежать – отпадает.

В подворотне парни окружили Костяна, прижали его к стене, забрали велосипед и передали трофей стоявшему поодаль вожаку. Затем все четверо начали угрожающе приближаться к Костяну. Медлить было нельзя, мое бездействие могло причинить Костяну еще больший вред, чем потеря велосипеда. Как простой сержант, я считаю, если противник отнимает у меня мое имущество, то он не имеет права на жизнь. И, как профессиональный боец киберреальности, я должен действовать жестко и цинично.

Чего Костян ждет? Чуда? Сейчас они начнут делать из него фарш. Нельзя, нельзя пропускать ни первого выстрела, ни первого удара! Вынужденно соглашаюсь с Костяном, -для выживания здесь не надо ждать приказа. Значит, беру управление ситуацией на себя. Но как? Окажись я в их мире, эту смешную проблему я решил бы, едва пошевелив пальцем. Но как оказаться в их мире? Я должен помочь своему всемогущему Богу, который сейчас крайне нуждается в моей защите! Для меня это вопрос жизни, смерти и чести!

С мыслью о Боге мгновения вдруг растянулись для меня, я почувствовал отдаленное развертывание Вечности, центр моего сознания начал стремительно сближаться с мозгом Костяна, мою голову вдруг словно взорвало изнутри! И я… ощутил измененное состояние телесности! Мое тело – могучего сержанта элитных коммандос – отошло в моем сознании на второй план. Я понял, что оказался в телесности Костяна, весьма, по первому впечатлению, тщедушной. Что ни говори, а не та игровая консоль, хлипкая. Но своих богов не выбирают и не обсуждают.

Я попробовал сделать руками Костяна несколько плавных защитных блоков. Признаки гибкости в его теле были, но движения получались как будто деревянные, скрипучие. Я понял, что это от нашей с ним ментальной несогласованности. Я подключился к психомоторным отделам его мозга. Так и есть, – ни опыта рукопашного боя, ни какого-либо понятия об особой ярости в бою. Физическая подготовка тоже оставляла желать лучшего. Конечно, сухопарый, подвижный, быстрый. Это можно использовать. Но руки слабоваты, и в кулаках нет ни набивки, ни силы. Пальцы рук разобьются после первых же вялых ударов. Если бить руками, то только кистевыми хлесткими ударами, ладонью в челюсть. Так и рука останется целой, и удар получится критическим, нокаутирующим. Правда, замах рукой придется сделать побольше, ну замах как-нибудь замаскируем, отвлекающим движением. Ноги получше, покрепче. В них, конечно, нет необходимой растяжки, но для прямых резких ударов в живот подойдут. В общем, не густо. Не слишком подходящая телесность для мастерских боевых движений. Тут надо применять что-нибудь простенькое, надежное.

– Ты что задумал? – услышал я голос Костяна в своей смутно ощущаемой голове. Или в его голове? Вероятно, он тоже что-то почувствовал, наверно, мою телесность, но что он мог с ней сделать?

– Принимаем бой! – решительно ответил я. – Необходима перемаршрутизация вашего мозга, сэр!

– Че-го?

– Я должен передать вам пространственно-динамические идеи и двигательные рефлексы эффективного рукопашного боя: нападение и защита, выживание и нанесение урона противнику, проекция тактической информации в общую нейросетевую систему, изменение тактики боя.

– Загнул! Ты рассуждаешь, как машина для убийства. Я не хочу трупов!

– Вас понял, сэр! У нас нет времени, разрешите приступать?

– Ну, попробуй!

Что он мог ещё сказать? Его положение было безвыходным.

Двое первых приближались к Костяну с разных сторон. Видно, собирались напасть одновременно. Следовало разнести их во времени. Я решаю их коротко, резко и просто.

Корпусом уходим вправо, на этом же движении разворачиваем замах левой рукой и хлестко, с разворотом плеч, бьем ладонью в челюсть тому, кто справа. Удар кистевой, длинный, резкий. Укладывает хорошо, я бы сказал, нежно. Не то, что мои костоломные удары с летальным исходом, о них сейчас лучше не вспоминать. Не отвлекаемся, – сразу же, пружинящей рукой отталкиваясь от хрустнувшей челюсти правого, маятниковым движением корпуса уходим в обратную сторону, и точно также, с резким размахом и подворотом всего корпуса, бьем правой ладонью, как плетью, в челюсть того, кто слева. Не теряя набранной скорости тела, не давая опомниться третьему, стоящему за спиной только что упавшего, повторяем коронный нокаутирующий справа. Четвертый успел забежать за спину, и уже изготовился для удара в затылок, но выполненный мною поворот корпуса Костяна с одновременным выбросом его прямой ноги в живот оказался быстрее. Четвертый сложился пополам и тоже упал. Все четыре удара произошли практически на одном скоростном движении, с нужным результатом. Неплохо для новобранца.

Оставалось забрать байк у застывшего от неожиданности вожака. Тот, наконец, очнулся, прислонил байк к стене, выхватил из кармана складной нож, выщелкнул длинное лезвие. Дело принимало серьезный оборот. Сначала следовало понять, что у противника на уме. Смотрим ему в глаза, – бегающие глаза, в них страх, значит, всерьез применять нож не будет, скорее, хочет напугать, взять на понт. Но его судорожные спонтанные движения ножом могут быть опасны. Вот он, демонстрируя агрессивную игру ножом, начал приближаться к Костяну.

Хорошо, раз нам предлагают биться на понтах, будем биться на понтах. Меняем тактику.

Я сказал:

– Сэр, сейчас я вложу в вашу правую руку свой десятизарядный глок. Сделайте вид, что вы держите пистолет, возьмите противника на мушку и, чтобы пистолет стал видимым, подсветите его лучами своего шлема.

Костян быстро понял наш общий маневр. В зеленоватых лучах лазера мерцание вороненой стали выглядело зловеще. Направленное в грудь противника черное дуло зияло своей готовностью выстрелить в любое мгновение. Нервы у вожака не выдержали, он бросил нож, развернулся и, спотыкаясь, побежал прочь. Поле боя осталось за нами!

В итоге короткой схватки, переступив через лежащие тела, Костян взял приставленный к стене байк, неспешно выкатил его на улицу и поехал по своим делам.

По дороге мы еще поспорили с ним о том, кто кого на самом деле перемаршрутизировал, я его или он меня.

– Ты просто игровой бот, случайно подключенный к нейросети моего мозга, – говорил он. – Только через меня ты можешь различать угрожающие образы и внешние цели.

– Именно так, сэр, и согласитесь, – слабо возражал я, – через меня у вас происходит защитная реакция раздвоения действий в стрессовой ситуации. Таким образом, вы сохраняетесь и как боеспособная единица и как неприкосновенная персона.

– Надо об этом подумать. Во всяком случае, спасибо, выручил.

– Это моя работа, сэр! – сдержанно и веско ответил я. Я не обиделся на «игрового бота», мне было все равно, ведь я сделал главное – выполнил боевую задачу по защите своего всемогущего Бога коммандос.

Наша дальнейшая дискуссия с Костяном была прервана неожиданной и тревожащей встречей.

12

После пронзительной ночи любви, признаний и прощаний навзрыд, Мишаня понял, что не может и не хочет отпускать от себя Катю. Что сделать для этого, он не знал. Надо было куда-то деться, скрыться, но куда? Катя с отчаянием смотрела в глаза Мишане, надеясь найти в них ответ. Оба знали, что от Империи не убежишь, только в мир иной. Империя уже вынесла для них свое окончательное решение. Неужели, их дорога к правде пролегла через смерть? Но молодость клокотала, и хотелось жить. Любовь, жизнь и смерть сплелись для Мишани с Катей в один тугой комок.

Когда-то они познакомились на полуподпольных занятиях танго. Империя уже не приветствовала такие увлечения среди своих рабов. Танго помогло Мишане с Катей услышать созвучие своих тел, открыть новые источники вибраций и пульсацию в унисон. Однажды пережив это, они поняли, что нашли друг друга. Танго выбрало их.

А сейчас, отчаяние Кати взрывало в Мишане дремлющий бунтарский дух. Не зная, что делать, оба решили сразу и без слов, что они пройдут по гибельному краю своей судьбы вдвоем, в связке, до конца, пусть коротким, но ярким путем.

Простое открытое лицо Мишани стало сосредоточенным, хмурым, оно выражало решимость. Среднего роста, широкоплечий, в прошлом самбист, он был жилист, пружинист и обладал молниеносной двигательной реакцией. Она не раз помогала ему выжить на съемках. Он пришел в каскадеры из автоспорта, из мотокросса. Начинал с авто-мототрюков, потом прошел тяжкий путь приобщения к опасному ремеслу. Большинство каскадеров специализировалось на чем-то одном: конники, акробаты, драчуны, автомобильные профи, трюкачи с огнем, в воде и под водой. Опытный Мишаня давно уже вышел из начинающей группы мальчиков для битья. Он принадлежал к малочисленной и уважаемой когорте универсалов. Размеры его гонораров позволили ему осуществить свою мечту – приобрести скоростной мотоцикл-шедевр. Раритетный харлей электра ультра классик, корабль дорог.

О том, чтобы в это утро выйти на работу, на съемки, уже не было речи. Мишаня выкатил из гаража свое хромированное сокровище цвета перламутр. Хранить мотоцикл дальше уже не было смысла. Наверно, харлей и был приобретен для того, чтобы дождаться своего звездного часа. И этот час пробил. Мишаня предложил Кате единственное, что мог предложить. Свой харлей, скорость, ветер свободы, побег в никуда.

Ничего другого Катя и не ждала. С Мишаней хоть на край света. Она села на заднее сидение харлея и крепко обняла Мишаню, как смелая девчонка своего парня. Они рванули с места, в кожаных курточках нараспашку, без шлемов, бесшабашные и счастливые берсерки простора.

В последний момент Катя вспомнила о своих.

– Заедем ко мне! – прокричала она Мишане сквозь свист ветра и басовитый рокот харлеевского мотора.

Мишаня кивнул и, не снижая скорости, заложил крутой вираж к её дому.

13

Ранним утром в своем кабинете, генерал Дериногин, молодцеватый и розовощекий, лично допрашивал красного как рак Артюхова. Как появилась в Сети эта скандальная новость? Почему именно за подписью Артюхова? Что он хотел этим сказать и сделать? Бросить тень на безупречную репутацию генерала? С какой целью?

Ничего вразумительного добиться от Артюхова не удавалось. Клятвы Артюхова о своей невиновности несли столько животного страха, что Дериногин в какие-то моменты начинал верить в искренность его слов. А зря. Если бы Дериногин догадался запустить пальцы в наружный нагрудный карман твидового пиджака Артюхова, то обнаружил бы устройство скрытой аудио- видеозаписи. Собираясь по срочному вызову Дериногина, Артюхов чувствовал тревожное покалывание в своих жирных и очень чувствительных ягодицах. Опасаясь, что может запахнуть жареным, он дальновидно оснастился записывающей аппаратурой. Впоследствии запись могла стать основой для скандальной публикации, или компроматом, или оправдательным материалом, в зависимости от того, как повернутся обстоятельства. С записью на руках, Артюхову оставалось только держать нос по ветру, в чем, несомненно, он был большой дока.

Когда-то Дериногин был молодым бойким оперативником, и расколоть такого жирного писаку как Артюхов ему не составляло труда. Достаточно было ткнуть пару раз дубинкой под ребра и громко пообещать продолжения. Используя этот незамысловатый метод, молодой Дериногин преуспевал и довольно резво, с помощью тестя-покровителя, продвигался по служебной лестнице. Он усвоил сразу и прочно, что жизнь – это рай для грешников и негодяев. Его повышали в должностях и званиях до тех пор, пока он не достиг такого положения, для которого не очень-то подходил. Здесь начинался уровень его некомпетентности, где он застрял навсегда, олицетворяя принцип болвана в шикарном кабинете. Прогресс любой вертикальной иерархической системы приводит к пункту, где она спотыкается. В этот раз она споткнулась на Дериногине.

Уже второй час Дериногин тупо задавал одни и те же вопросы, и так же тупо Артюхов твердил о своей непричастности. Допрос заходил в тупик. Зацепок для выдвижения какой-нибудь версии у Дериногина не было. Оперативных сводок по данному вопросу тоже не поступало. Поручать это дело подчиненным пока не хотелось, чтобы не привлекать лишнего внимания к своей персоне. Оставалось старое, доброе, испытанное средство – дубинка.

Дериногин сурово подошел к массивному сейфу, открыл его, и нашел свою потертую боевую подругу между бутылкой дорогого коньяка и солнцезащитными очками в стиле «большой босс». С дубинкой в руке, величавыми шагами хозяина положения, генерал стал приближаться к жертве.

От страшного предчувствия, что сейчас будет больно и очень больно, у Артюхова стало горячо внизу живота. Предчувствие боли поглотило Артюхова настолько, что он не мог дать себе отчет в том, обмочился ли он уже, или еще нет. Конечно, у Артюхова имелись смутные подозрения, связанные со сложной девочкой Катей и зловещими ЦРУ и КГБ за ее спиной. Но подозрения были бездоказательные, поэтому Артюхов предпочитал о них помалкивать, тем более что все сказанное сейчас могло обернуться против него самого.

Грозную поступь Дериногина в направлении Артюхова прервал мелодичный сигнал стоящего на столе компьютера. Дериногин подсел к монитору и увидел почтовое уведомление. О письме, которое доставил ему резидент Костяна.

Содержание письма показалось Дериногину подозрительным. С чего это он должен заниматься такой ничтожной работой, как оказание медпомощи обитателям окраинных гетто? И чьим трупом ему предлагают заняться? Плюнуть и не ехать? Но настораживало фигурирование в письме высокого чина КГБ. Что за этим кроется? Наверно, придется ехать и отрабатывать поступившую информацию, даже если она не соответствует. Вблизи начальства надо быть начеку. По внутренней связи Дериногин поручил помощнику узнать, действительно ли остановился в Гранд-отеле означенный высокий чин. Информация немедленно подтвердилась. И, как ни странно, доставила Дериногину некоторое облегчение. Теперь, хотя бы на время, можно было не думать над артюховской головоломкой, и вообще ни о чем не думать, а выполнять приказ начальства, – бодро, лихо, молодцевато, – как раз то, что Дериногину удавалось лучше всего.

Артюхова следовало отправить в камеру, пусть пока посидит, подумает и что-нибудь вспомнит. Дериногин так и сделал, вызвав конвоиров. Своему помощнику генерал строго наказал никого к Артюхову не пускать, иначе, чего доброго, писака начнет со страху давать дежурному следователю признательные показания. Тогда в протоколе могут всплыть давние факты о том, как Артюхов поставлял Дериногину, в служебных, разумеется, целях, молоденьких журналисточек без комплексов.

С собой на выезд Дериногин взял вооруженную дубинками патрульную группу из четырех человек, наручники и заряженный пистолет, в поясной кобуре под генеральским кителем. В таком составе выехали на адрес Константина Нечаева.

По дороге бортовой компьютер сообщал Дериногину пробитые по базе сведения о владельце адреса. В оперативных сводках фигурант значился как специалист по компьютерным технологиям. Это наводило Дериногина на смутные подозрения. Уж не этот ли спец так дерзко и нагло распространяет в Сети порочащую генерала информацию? К тому же, имея статус творца, этот наглец состоит на учете в ближайшем территориальном отделении КГБ. Нюх полицейской ищейки говорил Дериногину, что этим Нечаевым надо срочно заняться. Территориального Куратора КГБ Дериногин знал, по совместным оперативным мероприятиям, им был Изяслав Хартман.

14

Костян отъехал от своего дома совсем немного. В этот момент встречно, на большой скорости и почти вплотную, к нему подрулил Мишаня. Оба остановились, не отрываясь от рулей. Катя подбежала к брату и приобняла его:

– Как вы тут?

– С дедом плохо. Лежит без сознания в прихожей. Его пытались убить. Сейчас к нам нагрянет полиция. Дедом займутся, а ты беги, куда сможешь!

– Я её никому не отдам! – веско заявил Мишаня.

– Мы будем вместе, даже если умрем! – с жаром подтвердила Катя.

Их решительный вид говорил сам за себя. Костян не стал ни о чём спрашивать, да и не было времени.

– Прости, сестренка, – сказал он самое главное. – Тебя уволили из-за меня. Бегите!

– А ты? – сжала его руку Катя.

– Меня тоже хотят убить. Для этого за мной посланы роботы.

Будто в подтверждение слов Костяна, все одновременно увидели, что к ним приближаются четыре крепкие фигуры, в одинаковых плащах и шляпах.

– Это они! – сказал Костян. – Надо уходить! – И приготовился к старту на велосипеде.

Роботы приближались плотной группой. По их угловатой походке Костян примерно прикинул их базовое поколение и технологическую оснастку.

– Да я их всех сейчас вырублю! – спокойно прищурил глаза Мишаня.

– Они железные, – предупредил Костян. – Их много. Их надо брать другими методами.

– Какими? – профессионально поинтересовался Мишаня.

– Программными.

– Так в чем дело? – Мишаня был настроен на короткий разговор с роботами.

– Они гонятся за мной. А мне надо выиграть время! – Костян начал откатываться со своего места.

– Считай, выиграл! – заверил его Мишаня. – Жми на педаль, а я за тобой, прикрою.

– Куда ты поехал? – крикнула Катя вслед брату.

– Если что, я буду в клубе!

– Хорошо!

Катя запрыгнула на свое сидение, харлей издал брендовый рык, и Мишаня последовал за набиравшим скорость Костяном.

Роботы ускорили шаг и перешли на бег. Не обращая внимания на Мишаню, они обогнали его и побежали за Костяном. Костян старательно увеличивал скорость отрыва, но расстояние между ним и роботами сокращалось.

Вслед за всеми плавно сдвинулся со стоянки и набрал ход трейлер под руководством Сержа Мозгалюка.

Колонна растянулась. Пустынная улица без светофоров позволяла наращивать скорость. Костян что было сил крутил педали. Сворачивать во дворы он не стал, разумно полагая, что там у роботов будет преимущество в маневренности. Роботы медленно, но неумолимо догоняли его. Мишаня неотступно следовал за роботами, прикидывая свои атакующие действия. Серж Мозгалюк, сидя за пультом, отдавал распоряжения водителю и настраивал камеры слежения. Особенно Мозгалюка заинтересовало транспортное средство того ухаря, который преследовал роботов.

Мишаню била мелкая дрожь, верное предвестие окрыляющей смелости и каскадерского куража. Смелость это такое качество каскадера, которое натренировать невозможно. Она либо есть, либо ее нет. Люди тренируют не смелость, а умение скрывать свой страх. Мишаня громко включил стереосистему харлея, улетную хардроковую вещь «Врубай по газам!» Чтобы спасти Костяна, Мишане надо было с разгона посбивать роботов как кегли. Это было очевидно, потому что харлей гораздо тяжелее роботов. Но участие в автотрюках подсказывало Мишане, что прямое столкновение с роботом чревато аварией. Робота могло затянуть под колесо, тогда он становился крупным препятствием. После чего вероятность на большой скорости сделать сальто через переднее колесо становилась слишком большой. При таком исходе, они с Катей выпадут из седел, а сверху на них плюхнется харлей. И это будет неправильное кино. Набирая разгон для атаки на ближайшего робота, Мишаня решил сделать по-другому. Он нацелился ударить немного сбоку. По каскадерскому опыту Мишаня знал, что робота отшвырнет в сторону, а мотоцикл от удара опасно накренится. Но у Мишани будет шанс остаться в седле за счет виртуозного балансирования телом и выкручивания руля. Харлей будет петлять на ходу, но не упадет.

Так и произошло. Почти в такт с громыхающими аккордами хардрока, отскакивая по зигзагообразной дуге то от одного упавшего робота, то от другого, Мишаня практически одним маневром уложил всех четверых. И было уже неважно, поднялись роботы после падения, или нет. Костян смог уйти в отрыв.

Задачей Кати при этом было покрепче держаться за Мишаню. Она изо всех сил держалась за него, сливалась с ним в одно целое. И делала это самозабвенно.

А тем временем трейлер, огромный и лакированный, бесшумно катил за Мишаней и фиксировал видеокамерами все его трюки. На своем операторском кресле, Серж Мозгалюк хладнокровно наблюдал за всем происходящим. Его техники вернулись со склада. Стоя за спиной шефа, они следили за тем, как Мишаня расправляется с роботами. Техники, как болельщики, исторгали негромкие возгласы сожаления при падении очередного робота. Они вопросительно поглядывали на Мозгалюка, удивляясь, почему он не принимает никаких мер. Он мог бы отдать им приказ, и они из кабины водителя расстреляли бы из помповых ружей зарвавшегося лихача. Но Серж Мозгалюк сидел перед мониторами с непроницаемым лицом. Во-первых, по инструкции, он не имел права вмешиваться в дела роботов. В его задачу входило собирать их, если они выйдут из строя. А во-вторых, в этот момент Серж Мозгалюк обдумывал другую, гораздо более интересную для себя задачу.

15

10

Костян кинулся к лежащему Гранит Романычу, перевернул его на спину, попытался нащупать пульс на его руке. Пульс вроде бы прощупывался, но очень слабый, исчезающий. Пальцы Костяна дрожали, и не могли сказать достоверно о наличии пульса. Что же делать? Службы скорой помощи давно нет, упразднена за ненадобностью. Только полицейские, выезжая на место происшествия, иногда оказывают первую помощь раненым. Вызвать полицейских? А когда они приедут? Могут и не приехать, у них там своя бюрократия. А если даже приедут, тогда задержат и самого Костяна и, скорее всего, начнут разворачивать свое дознание против него. Но Костяну теперь надо куда-то бежать, от роботов. А куда бежать? И как оставить деда в таком состоянии? Нет, если есть хоть малейший шанс помочь деду – надо этим шансом воспользоваться. Пусть даже придется привлекать полицию.

В волнении Костян ходил по комнате. Варианты действий, еще не возникая, ускользали из головы. Костяну бросилась в глаза лежащая на столе визитка. Костян взял ее, сосредоточенно рассмотрел. В напряженной потребности что-то сделать, решение пришло мгновенно. Костян вынул из стола спрятанный ультрабук, привел его в рабочее состояние, вызвал трояна-резидента и дал ему команду наведаться в полицейское управление и доставить на почту генерала Дериногина важное, сбивчивое письмо: «Генералу Дериногину. Совершенно секретно. Приказываю вам немедленно обнаружить тело Нечаева Гранита Романовича, по адресу: квартира 12, дом 3, блок 8, дистрикт 15, город 666. Если труп не обнаружен, то оказать ему срочную медицинскую помощь. О выполнении доложить лично группен-лидеру КГБ Леониду Околевичу, по адресу: отель Гранд-Империал».

В письме Костян обозначил свой домашний адрес. Чтобы стереть у людей последние остатки их истории, Империя давно уже отменила названия улиц, городов и географических объектов. Все названия были заменены на обезличенные номера. Так как город, где жил Костян, в прошлом был мировым мегаполисом и столицей огромной страны, городу был присвоен почетный номер шестьсот шестьдесят шесть.

В подтверждение своего письма, Костян оставил визитку Лени на груди поверженного Гранит Романыча. Быстро собрался в дорогу. Джинсы, футболка, кроссовки, курточка, запас наличных денег и кредитка. В рюкзачке ультрабук, на голове бейсболка дополненной реальности. В спешке, занятый сборами, Костян не подумал о том, что, до приезда полицейских, следовало бы снять с деда ружье, разрядить оба ствола и закинуть вертикалку обратно на антресоль.

Куда идти, Костян не знал. Наверно, первым делом к Бобу Московскому. Предварительно звонить к нему не хотелось – телефон мог прослушиваться. Лучше приехать к проходной его лаборатории и по внутренней связи попросить о срочной и неотложной встрече. Лишь бы Боб был на месте. Проблем с оформлением пропуска у Костяна не возникало, так как он давно был оформлен при лаборатории Боба как приходящий внешний консультант.

На всякий случай, Костян решил захватить с собой байк. Если действительно будут за ним гнаться, то на байке можно прошмыгнуть дворами.

Для проверки Костян включил шлем дополненной реальности. Связь с сержантом Глюком восстановилась. Глюк стоял около Гранит Романыча, виновато склонив голову.

– Я бы успел выстрелить первым. Приказа не было, – сказал он.

– Здесь игра посложнее, – с досадой отозвался Костян. – Приказы и выстрелы не всегда работают.

– Вас понял, сэр! Уровень вашей игры выше. Я исправлюсь!

Костян распахнул оконные шторы в своей комнате.

– Огонь! – неожиданно приказал он сержанту, указывая на оконный проем.

Глюк молниеносно выхватил автомат и дал длинную очередь по окну. Стекло осталось целым.

– Вот видишь, – заключил Костян, – патроны у тебя виртуальные, в нашей реальности не действуют.

– Черт, дерьмовые патроны! – перешел сержант на язык воюющего солдата.

– Не переживай, – Костян вышел с байком на лестничную площадку. Входную дверь запирать не стал, а просто прикрыл за собой, чтобы ее не сломали полицейские. – Все равно ты ненастоящий.

– Не понял, сэр?

– Или кто-то из нас ненастоящий.

– Но мы же друг с другом разговариваем, значит, мы оба настоящие! – Глюк спускался по лестнице вслед за Костяном.

– Если я соглашусь, что ты настоящий, это будет означать, что у меня поехала крыша. Предполагаю, в моем сознании ты пребываешь в статусе субличности. Но это еще требует проверки.

Спустившись с третьего этажа, они вышли из подъезда в небольшой двор. На улицу из двора вел проход в подворотне. Неподалеку от подворотни стояла скамейка, которую в этот утренний час уже занимала дворовая гопота, детки имперских службистов низшего звена. Компания явно собиралась на какое-то дело. Гарантированная наследственная карьера создавала в их головах гремучую смесь безделья, агрессии, наглости и безнаказанности. Они уже почувствовали вкус сословной привилегированности и жаждали первой крови.

Впятером, с банками утреннего пива в руках, они сидели на скамейке и стояли вокруг нее, отирая со всех сторон. Когда-то они пробовали приставать к Кате, но Гранит Романыч, встревоженный ее телефонным звонком, вышел во двор с ружьем и устроил над их головами стрельбу крупной дробью. Всех как ветром сдуло, на время они присмирели, а Гранит Романыча спасла в тот раз справка из ЦРУ.

С тех пор гопота затаила злобу на всех Нечаевых.

Желая побыстрее миновать скамейку, Костян сел на байк и покатил по тротуару мимо.

– Дай покататься, дядя! – услышал он развязную простуженную хрипотцу.

– Не даст, – ответил кто-то другой. – Деду пожалуется.

– А дед щас как выскочит с берданкой! – нервозно заржал третий.

– Не выскочит, – со знанием дела сказал четвертый. – Дед всю ночь за гаражами пил. Сейчас, поди, дрыхнет, пьяный.

Костян попробовал, не обращая внимания, проехать. Но один из гопоты загородил дорогу, а двое других схватились сзади за седло и остановили байк. Костяну пришлось спешиться.

Вожак гопоты, более крупный и наглый, лениво потягивая пиво, миролюбиво сказал:

– Ладно, отпустите его, пусть едет.

Костян, взяв байк за руль, пошел в сторону подворотни.

Как только вожак оказался за спиной Костяна, жестикуляцией рук он дал знак остальным: окружать и брать его будем в подворотне, где нет лишних глаз, и деваться Костяну будет некуда. Компания гопников двинулась вслед за Костяном в подворотню. Ситуация для него складывалась неприятная.

11

Я тоже понял, что ситуация для Костяна складывается неприятная. Подворотня заканчивалась решетчатыми воротами с калиткой на электронном замке. Пока будешь набирать код замка – догонят. Значит, наилучший вариант – уклониться от конфликта и убежать – отпадает.

В подворотне парни окружили Костяна, прижали его к стене, забрали велосипед и передали трофей стоявшему поодаль вожаку. Затем все четверо начали угрожающе приближаться к Костяну. Медлить было нельзя, мое бездействие могло причинить Костяну еще больший вред, чем потеря велосипеда. Как простой сержант, я считаю, если противник отнимает у меня мое имущество, то он не имеет права на жизнь. И, как профессиональный боец киберреальности, я должен действовать жестко и цинично.

Чего Костян ждет? Чуда? Сейчас они начнут делать из него фарш. Нельзя, нельзя пропускать ни первого выстрела, ни первого удара! Вынужденно соглашаюсь с Костяном, -для выживания здесь не надо ждать приказа. Значит, беру управление ситуацией на себя. Но как? Окажись я в их мире, эту смешную проблему я решил бы, едва пошевелив пальцем. Но как оказаться в их мире? Я должен помочь своему всемогущему Богу, который сейчас крайне нуждается в моей защите! Для меня это вопрос жизни, смерти и чести!

С мыслью о Боге мгновения вдруг растянулись для меня, я почувствовал отдаленное развертывание Вечности, центр моего сознания начал стремительно сближаться с мозгом Костяна, мою голову вдруг словно взорвало изнутри! И я… ощутил измененное состояние телесности! Мое тело – могучего сержанта элитных коммандос – отошло в моем сознании на второй план. Я понял, что оказался в телесности Костяна, весьма, по первому впечатлению, тщедушной. Что ни говори, а не та игровая консоль, хлипкая. Но своих богов не выбирают и не обсуждают.

Я попробовал сделать руками Костяна несколько плавных защитных блоков. Признаки гибкости в его теле были, но движения получались как будто деревянные, скрипучие. Я понял, что это от нашей с ним ментальной несогласованности. Я подключился к психомоторным отделам его мозга. Так и есть, – ни опыта рукопашного боя, ни какого-либо понятия об особой ярости в бою. Физическая подготовка тоже оставляла желать лучшего. Конечно, сухопарый, подвижный, быстрый. Это можно использовать. Но руки слабоваты, и в кулаках нет ни набивки, ни силы. Пальцы рук разобьются после первых же вялых ударов. Если бить руками, то только кистевыми хлесткими ударами, ладонью в челюсть. Так и рука останется целой, и удар получится критическим, нокаутирующим. Правда, замах рукой придется сделать побольше, ну замах как-нибудь замаскируем, отвлекающим движением. Ноги получше, покрепче. В них, конечно, нет необходимой растяжки, но для прямых резких ударов в живот подойдут. В общем, не густо. Не слишком подходящая телесность для мастерских боевых движений. Тут надо применять что-нибудь простенькое, надежное.

– Ты что задумал? – услышал я голос Костяна в своей смутно ощущаемой голове. Или в его голове? Вероятно, он тоже что-то почувствовал, наверно, мою телесность, но что он мог с ней сделать?

– Принимаем бой! – решительно ответил я. – Необходима перемаршрутизация вашего мозга, сэр!

– Че-го?

– Я должен передать вам пространственно-динамические идеи и двигательные рефлексы эффективного рукопашного боя: нападение и защита, выживание и нанесение урона противнику, проекция тактической информации в общую нейросетевую систему, изменение тактики боя.

– Загнул! Ты рассуждаешь, как машина для убийства. Я не хочу трупов!

– Вас понял, сэр! У нас нет времени, разрешите приступать?

– Ну, попробуй!

Что он мог ещё сказать? Его положение было безвыходным.

Двое первых приближались к Костяну с разных сторон. Видно, собирались напасть одновременно. Следовало разнести их во времени. Я решаю их коротко, резко и просто.

Корпусом уходим вправо, на этом же движении разворачиваем замах левой рукой и хлестко, с разворотом плеч, бьем ладонью в челюсть тому, кто справа. Удар кистевой, длинный, резкий. Укладывает хорошо, я бы сказал, нежно. Не то, что мои костоломные удары с летальным исходом, о них сейчас лучше не вспоминать. Не отвлекаемся, – сразу же, пружинящей рукой отталкиваясь от хрустнувшей челюсти правого, маятниковым движением корпуса уходим в обратную сторону, и точно также, с резким размахом и подворотом всего корпуса, бьем правой ладонью, как плетью, в челюсть того, кто слева. Не теряя набранной скорости тела, не давая опомниться третьему, стоящему за спиной только что упавшего, повторяем коронный нокаутирующий справа. Четвертый успел забежать за спину, и уже изготовился для удара в затылок, но выполненный мною поворот корпуса Костяна с одновременным выбросом его прямой ноги в живот оказался быстрее. Четвертый сложился пополам и тоже упал. Все четыре удара произошли практически на одном скоростном движении, с нужным результатом. Неплохо для новобранца.

Оставалось забрать байк у застывшего от неожиданности вожака. Тот, наконец, очнулся, прислонил байк к стене, выхватил из кармана складной нож, выщелкнул длинное лезвие. Дело принимало серьезный оборот. Сначала следовало понять, что у противника на уме. Смотрим ему в глаза, – бегающие глаза, в них страх, значит, всерьез применять нож не будет, скорее, хочет напугать, взять на понт. Но его судорожные спонтанные движения ножом могут быть опасны. Вот он, демонстрируя агрессивную игру ножом, начал приближаться к Костяну.

Хорошо, раз нам предлагают биться на понтах, будем биться на понтах. Меняем тактику.

Я сказал:

– Сэр, сейчас я вложу в вашу правую руку свой десятизарядный глок. Сделайте вид, что вы держите пистолет, возьмите противника на мушку и, чтобы пистолет стал видимым, подсветите его лучами своего шлема.

Костян быстро понял наш общий маневр. В зеленоватых лучах лазера мерцание вороненой стали выглядело зловеще. Направленное в грудь противника черное дуло зияло своей готовностью выстрелить в любое мгновение. Нервы у вожака не выдержали, он бросил нож, развернулся и, спотыкаясь, побежал прочь. Поле боя осталось за нами!

В итоге короткой схватки, переступив через лежащие тела, Костян взял приставленный к стене байк, неспешно выкатил его на улицу и поехал по своим делам.

По дороге мы еще поспорили с ним о том, кто кого на самом деле перемаршрутизировал, я его или он меня.

– Ты просто игровой бот, случайно подключенный к нейросети моего мозга, – говорил он. – Только через меня ты можешь различать угрожающие образы и внешние цели.

– Именно так, сэр, и согласитесь, – слабо возражал я, – через меня у вас происходит защитная реакция раздвоения действий в стрессовой ситуации. Таким образом, вы сохраняетесь и как боеспособная единица и как неприкосновенная персона.

– Надо об этом подумать. Во всяком случае, спасибо, выручил.

– Это моя работа, сэр! – сдержанно и веско ответил я. Я не обиделся на «игрового бота», мне было все равно, ведь я сделал главное – выполнил боевую задачу по защите своего всемогущего Бога коммандос.

Наша дальнейшая дискуссия с Костяном была прервана неожиданной и тревожащей встречей.

12

После пронзительной ночи любви, признаний и прощаний навзрыд, Мишаня понял, что не может и не хочет отпускать от себя Катю. Что сделать для этого, он не знал. Надо было куда-то деться, скрыться, но куда? Катя с отчаянием смотрела в глаза Мишане, надеясь найти в них ответ. Оба знали, что от Империи не убежишь, только в мир иной. Империя уже вынесла для них свое окончательное решение. Неужели, их дорога к правде пролегла через смерть? Но молодость клокотала, и хотелось жить. Любовь, жизнь и смерть сплелись для Мишани с Катей в один тугой комок.

Когда-то они познакомились на полуподпольных занятиях танго. Империя уже не приветствовала такие увлечения среди своих рабов. Танго помогло Мишане с Катей услышать созвучие своих тел, открыть новые источники вибраций и пульсацию в унисон. Однажды пережив это, они поняли, что нашли друг друга. Танго выбрало их.

А сейчас, отчаяние Кати взрывало в Мишане дремлющий бунтарский дух. Не зная, что делать, оба решили сразу и без слов, что они пройдут по гибельному краю своей судьбы вдвоем, в связке, до конца, пусть коротким, но ярким путем.

Простое открытое лицо Мишани стало сосредоточенным, хмурым, оно выражало решимость. Среднего роста, широкоплечий, в прошлом самбист, он был жилист, пружинист и обладал молниеносной двигательной реакцией. Она не раз помогала ему выжить на съемках. Он пришел в каскадеры из автоспорта, из мотокросса. Начинал с авто-мототрюков, потом прошел тяжкий путь приобщения к опасному ремеслу. Большинство каскадеров специализировалось на чем-то одном: конники, акробаты, драчуны, автомобильные профи, трюкачи с огнем, в воде и под водой. Опытный Мишаня давно уже вышел из начинающей группы мальчиков для битья. Он принадлежал к малочисленной и уважаемой когорте универсалов. Размеры его гонораров позволили ему осуществить свою мечту – приобрести скоростной мотоцикл-шедевр. Раритетный харлей электра ультра классик, корабль дорог.

О том, чтобы в это утро выйти на работу, на съемки, уже не было речи. Мишаня выкатил из гаража свое хромированное сокровище цвета перламутр. Хранить мотоцикл дальше уже не было смысла. Наверно, харлей и был приобретен для того, чтобы дождаться своего звездного часа. И этот час пробил. Мишаня предложил Кате единственное, что мог предложить. Свой харлей, скорость, ветер свободы, побег в никуда.

Ничего другого Катя и не ждала. С Мишаней хоть на край света. Она села на заднее сидение харлея и крепко обняла Мишаню, как смелая девчонка своего парня. Они рванули с места, в кожаных курточках нараспашку, без шлемов, бесшабашные и счастливые берсерки простора.

В последний момент Катя вспомнила о своих.

– Заедем ко мне! – прокричала она Мишане сквозь свист ветра и басовитый рокот харлеевского мотора.

Мишаня кивнул и, не снижая скорости, заложил крутой вираж к её дому.

13

Ранним утром в своем кабинете, генерал Дериногин, молодцеватый и розовощекий, лично допрашивал красного как рак Артюхова. Как появилась в Сети эта скандальная новость? Почему именно за подписью Артюхова? Что он хотел этим сказать и сделать? Бросить тень на безупречную репутацию генерала? С какой целью?

Ничего вразумительного добиться от Артюхова не удавалось. Клятвы Артюхова о своей невиновности несли столько животного страха, что Дериногин в какие-то моменты начинал верить в искренность его слов. А зря. Если бы Дериногин догадался запустить пальцы в наружный нагрудный карман твидового пиджака Артюхова, то обнаружил бы устройство скрытой аудио- видеозаписи. Собираясь по срочному вызову Дериногина, Артюхов чувствовал тревожное покалывание в своих жирных и очень чувствительных ягодицах. Опасаясь, что может запахнуть жареным, он дальновидно оснастился записывающей аппаратурой. Впоследствии запись могла стать основой для скандальной публикации, или компроматом, или оправдательным материалом, в зависимости от того, как повернутся обстоятельства. С записью на руках, Артюхову оставалось только держать нос по ветру, в чем, несомненно, он был большой дока.

Когда-то Дериногин был молодым бойким оперативником, и расколоть такого жирного писаку как Артюхов ему не составляло труда. Достаточно было ткнуть пару раз дубинкой под ребра и громко пообещать продолжения. Используя этот незамысловатый метод, молодой Дериногин преуспевал и довольно резво, с помощью тестя-покровителя, продвигался по служебной лестнице. Он усвоил сразу и прочно, что жизнь – это рай для грешников и негодяев. Его повышали в должностях и званиях до тех пор, пока он не достиг такого положения, для которого не очень-то подходил. Здесь начинался уровень его некомпетентности, где он застрял навсегда, олицетворяя принцип болвана в шикарном кабинете. Прогресс любой вертикальной иерархической системы приводит к пункту, где она спотыкается. В этот раз она споткнулась на Дериногине.

Уже второй час Дериногин тупо задавал одни и те же вопросы, и так же тупо Артюхов твердил о своей непричастности. Допрос заходил в тупик. Зацепок для выдвижения какой-нибудь версии у Дериногина не было. Оперативных сводок по данному вопросу тоже не поступало. Поручать это дело подчиненным пока не хотелось, чтобы не привлекать лишнего внимания к своей персоне. Оставалось старое, доброе, испытанное средство – дубинка.

Дериногин сурово подошел к массивному сейфу, открыл его, и нашел свою потертую боевую подругу между бутылкой дорогого коньяка и солнцезащитными очками в стиле «большой босс». С дубинкой в руке, величавыми шагами хозяина положения, генерал стал приближаться к жертве.

От страшного предчувствия, что сейчас будет больно и очень больно, у Артюхова стало горячо внизу живота. Предчувствие боли поглотило Артюхова настолько, что он не мог дать себе отчет в том, обмочился ли он уже, или еще нет. Конечно, у Артюхова имелись смутные подозрения, связанные со сложной девочкой Катей и зловещими ЦРУ и КГБ за ее спиной. Но подозрения были бездоказательные, поэтому Артюхов предпочитал о них помалкивать, тем более что все сказанное сейчас могло обернуться против него самого.

Грозную поступь Дериногина в направлении Артюхова прервал мелодичный сигнал стоящего на столе компьютера. Дериногин подсел к монитору и увидел почтовое уведомление. О письме, которое доставил ему резидент Костяна.

Содержание письма показалось Дериногину подозрительным. С чего это он должен заниматься такой ничтожной работой, как оказание медпомощи обитателям окраинных гетто? И чьим трупом ему предлагают заняться? Плюнуть и не ехать? Но настораживало фигурирование в письме высокого чина КГБ. Что за этим кроется? Наверно, придется ехать и отрабатывать поступившую информацию, даже если она не соответствует. Вблизи начальства надо быть начеку. По внутренней связи Дериногин поручил помощнику узнать, действительно ли остановился в Гранд-отеле означенный высокий чин. Информация немедленно подтвердилась. И, как ни странно, доставила Дериногину некоторое облегчение. Теперь, хотя бы на время, можно было не думать над артюховской головоломкой, и вообще ни о чем не думать, а выполнять приказ начальства, – бодро, лихо, молодцевато, – как раз то, что Дериногину удавалось лучше всего.

Артюхова следовало отправить в камеру, пусть пока посидит, подумает и что-нибудь вспомнит. Дериногин так и сделал, вызвав конвоиров. Своему помощнику генерал строго наказал никого к Артюхову не пускать, иначе, чего доброго, писака начнет со страху давать дежурному следователю признательные показания. Тогда в протоколе могут всплыть давние факты о том, как Артюхов поставлял Дериногину, в служебных, разумеется, целях, молоденьких журналисточек без комплексов.

С собой на выезд Дериногин взял вооруженную дубинками патрульную группу из четырех человек, наручники и заряженный пистолет, в поясной кобуре под генеральским кителем. В таком составе выехали на адрес Константина Нечаева.

По дороге бортовой компьютер сообщал Дериногину пробитые по базе сведения о владельце адреса. В оперативных сводках фигурант значился как специалист по компьютерным технологиям. Это наводило Дериногина на смутные подозрения. Уж не этот ли спец так дерзко и нагло распространяет в Сети порочащую генерала информацию? К тому же, имея статус творца, этот наглец состоит на учете в ближайшем территориальном отделении КГБ. Нюх полицейской ищейки говорил Дериногину, что этим Нечаевым надо срочно заняться. Территориального Куратора КГБ Дериногин знал, по совместным оперативным мероприятиям, им был Изяслав Хартман.

14

Костян отъехал от своего дома совсем немного. В этот момент встречно, на большой скорости и почти вплотную, к нему подрулил Мишаня. Оба остановились, не отрываясь от рулей. Катя подбежала к брату и приобняла его:

– Как вы тут?

– С дедом плохо. Лежит без сознания в прихожей. Его пытались убить. Сейчас к нам нагрянет полиция. Дедом займутся, а ты беги, куда сможешь!

– Я её никому не отдам! – веско заявил Мишаня.

– Мы будем вместе, даже если умрем! – с жаром подтвердила Катя.

Их решительный вид говорил сам за себя. Костян не стал ни о чём спрашивать, да и не было времени.

– Прости, сестренка, – сказал он самое главное. – Тебя уволили из-за меня. Бегите!

– А ты? – сжала его руку Катя.

– Меня тоже хотят убить. Для этого за мной посланы роботы.

Будто в подтверждение слов Костяна, все одновременно увидели, что к ним приближаются четыре крепкие фигуры, в одинаковых плащах и шляпах.

– Это они! – сказал Костян. – Надо уходить! – И приготовился к старту на велосипеде.

Роботы приближались плотной группой. По их угловатой походке Костян примерно прикинул их базовое поколение и технологическую оснастку.

– Да я их всех сейчас вырублю! – спокойно прищурил глаза Мишаня.

– Они железные, – предупредил Костян. – Их много. Их надо брать другими методами.

– Какими? – профессионально поинтересовался Мишаня.

– Программными.

– Так в чем дело? – Мишаня был настроен на короткий разговор с роботами.

– Они гонятся за мной. А мне надо выиграть время! – Костян начал откатываться со своего места.

– Считай, выиграл! – заверил его Мишаня. – Жми на педаль, а я за тобой, прикрою.

– Куда ты поехал? – крикнула Катя вслед брату.

– Если что, я буду в клубе!

– Хорошо!

Катя запрыгнула на свое сидение, харлей издал брендовый рык, и Мишаня последовал за набиравшим скорость Костяном.

Роботы ускорили шаг и перешли на бег. Не обращая внимания на Мишаню, они обогнали его и побежали за Костяном. Костян старательно увеличивал скорость отрыва, но расстояние между ним и роботами сокращалось.

Вслед за всеми плавно сдвинулся со стоянки и набрал ход трейлер под руководством Сержа Мозгалюка.

Колонна растянулась. Пустынная улица без светофоров позволяла наращивать скорость. Костян что было сил крутил педали. Сворачивать во дворы он не стал, разумно полагая, что там у роботов будет преимущество в маневренности. Роботы медленно, но неумолимо догоняли его. Мишаня неотступно следовал за роботами, прикидывая свои атакующие действия. Серж Мозгалюк, сидя за пультом, отдавал распоряжения водителю и настраивал камеры слежения. Особенно Мозгалюка заинтересовало транспортное средство того ухаря, который преследовал роботов.

Мишаню била мелкая дрожь, верное предвестие окрыляющей смелости и каскадерского куража. Смелость это такое качество каскадера, которое натренировать невозможно. Она либо есть, либо ее нет. Люди тренируют не смелость, а умение скрывать свой страх. Мишаня громко включил стереосистему харлея, улетную хардроковую вещь «Врубай по газам!» Чтобы спасти Костяна, Мишане надо было с разгона посбивать роботов как кегли. Это было очевидно, потому что харлей гораздо тяжелее роботов. Но участие в автотрюках подсказывало Мишане, что прямое столкновение с роботом чревато аварией. Робота могло затянуть под колесо, тогда он становился крупным препятствием. После чего вероятность на большой скорости сделать сальто через переднее колесо становилась слишком большой. При таком исходе, они с Катей выпадут из седел, а сверху на них плюхнется харлей. И это будет неправильное кино. Набирая разгон для атаки на ближайшего робота, Мишаня решил сделать по-другому. Он нацелился ударить немного сбоку. По каскадерскому опыту Мишаня знал, что робота отшвырнет в сторону, а мотоцикл от удара опасно накренится. Но у Мишани будет шанс остаться в седле за счет виртуозного балансирования телом и выкручивания руля. Харлей будет петлять на ходу, но не упадет.

Так и произошло. Почти в такт с громыхающими аккордами хардрока, отскакивая по зигзагообразной дуге то от одного упавшего робота, то от другого, Мишаня практически одним маневром уложил всех четверых. И было уже неважно, поднялись роботы после падения, или нет. Костян смог уйти в отрыв.

Задачей Кати при этом было покрепче держаться за Мишаню. Она изо всех сил держалась за него, сливалась с ним в одно целое. И делала это самозабвенно.

А тем временем трейлер, огромный и лакированный, бесшумно катил за Мишаней и фиксировал видеокамерами все его трюки. На своем операторском кресле, Серж Мозгалюк хладнокровно наблюдал за всем происходящим. Его техники вернулись со склада. Стоя за спиной шефа, они следили за тем, как Мишаня расправляется с роботами. Техники, как болельщики, исторгали негромкие возгласы сожаления при падении очередного робота. Они вопросительно поглядывали на Мозгалюка, удивляясь, почему он не принимает никаких мер. Он мог бы отдать им приказ, и они из кабины водителя расстреляли бы из помповых ружей зарвавшегося лихача. Но Серж Мозгалюк сидел перед мониторами с непроницаемым лицом. Во-первых, по инструкции, он не имел права вмешиваться в дела роботов. В его задачу входило собирать их, если они выйдут из строя. А во-вторых, в этот момент Серж Мозгалюк обдумывал другую, гораздо более интересную для себя задачу.

15

Леня и Рафаэль внимательно всматривались в монитор программатора. Он сообщал две новости, хорошую и плохую. Хорошая новость состояла в том, что уже две группы роботов быстро запеленговали цель, и, на короткой дистанции сближения с целью, продемонстрировали слаженные действия и хороший уровень пространственной групповой стратегии. То есть, программа Лени и Рафаэля по обмену пакетными данными проявила себя как рабочая. Плохая новость заключалась в том, что телеметрия бесстрастно сообщала: у всех изделий имеются значительные механические повреждения, у некоторых нарушен тракт прохождения видеосигнала, а сама цель исчезает в неизвестном направлении. Леня и Рафаэль пришли к выводу, что надо дать команду технической службе на эвакуацию изделий, для последующего анализа их состояния и ситуативных действий. Также пришлось признать, что эти первые раунды, к сожалению, неясным образом Костяну удалось выиграть.

В эту минуту Леня и Рафаэль принимали сложное решение. В поле надо было выпускать следующих роботов. Но в каком количестве? Подмывало выпустить сразу всех, чтобы закончить с этим вопросом быстро и наверняка. Но тогда все изделия столпятся вокруг одной цели, начнут мешать друг другу и привлекать постороннее внимание. И тем самым могут обнажить безыскусную простоту групповой стратегии в их программе. А это, конечно, нежелательно, – имидж программистов номер один надо поддерживать. Послать снова четверых? Но первые опыты показали, что этого маловато.

В конце концов, было решено выпустить группу из двух четверок. Как и в первый раз, Леня выпроводил их из камеры, и уже хотел было закрыть за ними дверь, как в этот момент в проеме двери появился метрдотель, со словами:

– Господин Околевич! К вам прибыл генерал полиции Дериногин. Со срочным докладом!

Леня с Рафаэлем переглянулись. Оба подумали, что это связано с действиями их изделий в поле. Неужели роботы натворили что-то ещё? Странно, никаких других событий, кроме выполнения непосредственного задания, программатор не зафиксировал. Необходимо было прояснить полевую ситуацию. Поколебавшись, Леня вышел из камеры, полуприкрыв за собой дверь. Обстановка камеры не предназначалась для посторонних глаз.

Леня успел заметить испуганное лицо генерала и приготовился выговаривать ему за излишнюю панику при проведении важных технических мероприятий, – но в следующую секунду генерал странным образом навалился на Леню всей массой своего крупного тела и практически вдавил его обратно в камеру. Вслед за Леней и генералом, уткнув дуло ружья последнему в спину, в камеру ввалился Гранит Романыч.

Он подтолкнул Дериногина к Лене с Рафаэлем. Все трое встали перед морским волком с поднятыми руками.

– Ну что, сопляки, попались! – обратился Гранит Романыч к Лене и Рафаэлю. – Хотели меня укокошить, а Гранит вам не по зубам вышел! Я сам пристрелю вас, как куропаток! – Опасливо поглядывая на неподвижных роботов, он стал наводить ствол то на стоящего в центре Леню, то на Рафаэля.

Леня был сильно напуган, но ему не подобало терять лицо высокопоставленного сотрудника КГБ, особенно в присутствии этого недотепы полицейского генерала, которого, получается, привели сюда под дулом, как ширму.

– Какую выгоду вы хотите извлечь из нашей смерти? – Леня решил попробовать начать переговоры. – С нами можно договариваться. Чего вы хотите от нас?

– Я хочу вас пристрелить! А потом… – Гранит Романыч на секунду задумался.

– А потом?.. Цена вопроса? – деловито подхватил Леня.

– Потом вы должны оставить в покое моих внуков, Екатерину и Константина Нечаевых. И вообще, не иметь к нашей семье никаких претензий! – Гранит Романыча не интересовало, выполнимы ли эти требования в нынешних условиях, он гнул свою линию с самоубийственным упорством.

– Хорошо, договорились, это реально, – успокаивающим тоном произнес Леня. – Даю вам слово, что я выполню ваше условие. Можете опустить ружье. Оно уже сыграло свою решающую роль на переговорах.

Гранит Романычу не нужна была кровь. Он уже почти выпустил пар. Гранит Романычу нужна была справедливость. Он опустил ружье, и оно снова скрылось за плащом, висеть на плече.

Ситуация сдвигалась к своему внешне мирному исходу, и Дериногин понял, что его благополучная карьера повисла на волоске. Ему не простят такого «срочного доклада». Да и совсем не так он рассчитывал доложиться высоким чинам. В это мгновение надо было спасать не только карьеру, но и собственную шкуру. Надо было во что бы то ни стало показать себя бравым молодцеватым генералом. Отчаяние распрямило Дериногина как пружину.

Воспользовавшись тем, что Гранит Романыч спрятал ружье, Дериногин выхватил из кобуры пистолет, подскочил к Гранит Романычу, приставил пистолет к его виску и крикнул, в расчете на уважаемую аудиторию:

– Стоять на месте! Вы арестованы!

Гранит Романыч отшатнулся в сторону, раздался выстрел пистолета и визг рикошетящей от потолка и пола пули, которая с чмоканьем впилась в деревянную, под старинный орех, облицовку стены. По дороге она порвала Рафаэлю отутюженную штанину.

Гранит Романыч начал бороться с Дериногиным за обладание пистолетом, и быстро вышел победителем. Обезоруженный Дериногин, оказавшись в результате борьбы возле входной двери, предпочел ретироваться с места событий.

Леня с досадой увидел, что Дериногин, разрушив результаты его переговоров, удачно смылся, и вместе с ним испарилась надежда на генеральскую помощь. К большому своему сожалению, Леня был вдалеке от спасительной входной двери, зато ему удалось ловко скрыться в туалете и запереться изнутри. Рафаэль пытался проследовать за ним. Но Леня не отпирал и на просьбы Рафаэля не откликался, благоразумно полагая, что в таком случае могут пострадать сразу двое, вместо одного. А это опрометчиво и нерационально.

Рафаэлю ничего не оставалось делать, как затесаться среди роботов и принять такой же неподвижный вид, как и у них.

С пистолетом в руке, Гранит Романыч начать осматривать камеру. Все противники разбежались. С кем бороться? Что предпринять? Наверняка, сейчас вернется генерал с подмогой. Надо отсюда валить. Гранит Романыч ходил среди роботов в замешательстве. Раньше он никогда их не видел, только слышал о них. Он ткнул пистолетом в бок одного робота, потом другого. Никакой реакции.

– Вот, гады, как научились делать, – сказал он сам себе, со смесью восхищения и неприязни.

Он остановился возле неподвижного Рафаэля, потрогал пальцем его щеку:

– Ну, блин, как живой! – хотел было двинуться дальше, но задержался, присмотрелся с окаменевшему лицу Рафаэля, узнал. – Так значит, в меня робот стрелял! Вон оно что!.. Прогресс.

Гранит Романыч выглянул в коридор, оценить обстановку. Камера располагалась в тупике коридора, все соседние двери оказались запертыми. Наверно, это были двери других камер. Откуда-то послышались возбужденные голоса и топот ног. Похоже, направлялись сюда. Путей для отхода не было, Гранит Романычу пришлось вернуться обратно в камеру. Запереть за собой дверь не удалось – замок был электронный. Тогда Гранит Романыч распахнул дверь настежь, внутрь камеры, и спрятался за ней. В камере больше не было укромных мест. Оружия у него было достаточно, чтобы дорого продать свою жизнь.

За время короткого отсутствия Гранит Романыча, Рафаэль подскочил к программатору, быстро ввел на клавиатуре короткий код аварийного сигнала и спрятался за программатором. Через некоторое время, медленно, как после сна, все роботы начали приходить в движение. Аварийный сигнал, который Рафаэль успел послать, был безадресным. Он предписывал роботам без разбора крушить всех тех, кто не был занесен в их память, как носитель аварийного сигнала. То есть, крушить всех, кроме Лени и Рафаэля.

В этот момент в камеру начали вбегать четверо патрульных с дубинками.

– Он там, он там! – раздавался снаружи бравый голос Дериногина. – Задержать его!

Как только патрульные вошли в камеру, они были атакованы роботами. Патрульным пришлось защищаться дубинками от стальных кулаков. Завязалась ожесточенная потасовка, патрульные были в меньшинстве. Постепенно они начали отступать обратно к двери.

Наблюдая из-за программатора за ходом драки, Рафаэль заметил спрятавшегося за дверью Гранит Романыча. Второй раз воспользоваться плазменным разрядником Рафаэль не рискнул. И по расстоянию было далековато, и загораживали мелькающие фигуры роботов и патрульных. Дотянувшись до клавиатуры программатора, Рафаэль скорректировал действия двух роботов. Двое переключенных отделились от группы и неожиданным броском навалились на Гранит Романыча. Им помогло ещё то, что теснимые к двери патрульные, прежде чем выбежать из камеры, старались захлопнуть за собой дверь. Они уже полуприкрыли её, и тем самым лишили Гранит Романыча укрытия. Роботам удалось заломить Гранит Романычу руки за спину. Пистолет выпал из его руки. Стальные конечности роботов надежно зафиксировали Гранит Романыча в ожидании дальнейших указаний. Морской офицер почувствовал, что вырваться не получится. Ему оставалось только ждать своей участи.

Патрульные наконец выскочили из камеры и захлопнули за собой дверь. На короткое время в камере установилась относительная тишина.

В этот момент из туалета, с победным видом свершившегося облегчения, триумфально появился Леня. Он увидел, что роботы толкают дверь, как будто собираются выбежать из камеры, он вытащил из кармана пульт, нажал на кнопку, и роботы остановились.

Рафаэль подбежал к Лене, стремясь выразить ему бурю своих эмоций. Они так перехлестывали Рафаэля, что он издавал только гортанные звуки и хаотично тыкал руками то в направлении роботов, то на Гранит Романыча, то в программатор, то себе в грудь, то в грудь Лени, то в порванную штанину.

– Я все понял, – сказал ему Леня, – успокойся.

Успокоился Рафаэль или нет, но его руки перестали летать в разных направлениях.

– Смотри, какие молодцы, – похвалил Леня роботов, – поймали нашего террориста! Который, к тому же, слишком много знает.

– Угу-ага! – прогортанил Рафаэль, постучав себя кулаком в грудь.

– Так я уже террорист? – спросил Гранит Романыч. – Забыли про свое обещание?

– Мы ничего не забываем! – со строгим пафосом ответил Леня. – Но мы тоже хотим поиграть в террористов. Поэтому ближайшие пару дней мы подержим вас в заложниках, пока не разберемся с вашим внуком.

– Зачэм, заложник?! – прорвалось возмущение Рафаэля. Он махнул рукой в сторону Гранит Романыча. – Он парвал мой новый кастюм, сматри! – Рафаэль ещё раз продемонстрировал порванную пулей штанину, клок которой свисал, обнажая волосатую ногу.

– Сочувствую, – пожал плечами Леня.

– Это не я, во-первых… – откликнулся Гранит Романыч и сильно тряхнул заломленными руками, словно проверяя на прочность стальную хватку роботов.

– За кастюм нада атвечать! – не унимался Рафаэль, все ещё напуганный тем, что пуля прошла совсем рядом с его ногой.

– Логично, – согласился Леня. – И что ты предлагаешь?

– Он прымэныл свой оружие, а мы прымэным свой!

– Опять плазменный разрядник? В новой ситуации это пока рановато, – поразмышлял Леня.

Рафаэль вытащил из кармана плазменный разрядник, презрительно повертел его в руке:

– Это – игрющка! Тупой орюжие! Вот мой орюжие! – он увесисто похлопал-погладил программатор.

– По большому счету, ты прав, старик! – проникновенно согласился Леня. – Но мы итак его применяем. Есть новые идеи?

Рафаэль опасно показал разрядником в сторону Гранит Романыча:

– Эсли враг нэ здается, его – пэрэзагружают! Засунэм его в праграмматар!

– Смело! – недоверчиво высказался Леня. – Но это всего лишь переносная установка, для электростатической прошивки, без вживления чипа, только с нашей программой зрительно-двигательной координации. Что это даст?

– Щас, пэрэпишем!

– Так-так-так… – начал соображать Леня. – Он, – Леня показал на Гранит Романыча, – будет погружен в нашу зрительно-двигательную реальность, и в эту реальность мы… загружаем ему наше задание?!

– Ага! – просветлел лицом Рафаэль, довольный тем, что его мысль понята.

– Раф, я всегда говорил, что ты – гений!

Гранит Романыч почувствовал себя совсем неуютно и вслух засомневался насчет Рафаэля:

– Так он робот, или кто?

На Гранит Романыча наваливалось томительное ожидание неизбегаемой угрозы.

– Но будет ли это надежно? Без чипа? – Леня искал слабое место в идее Рафаэля, не обращая внимания на Гранит Романыча.

– Часа два-три гарантия, а нам больше не нада, – ответил Рафаэль.

– Хорошо, убедил, – Леня перешел на деловой тон. – Заодно оформим как исследовательский эксперимент в полевых условиях и получим под это дополнительные ассигнования.

Рафаэль кивнул и приступил к корректировке программы.

В этот момент, с криком «Вперед, за мной!», в камеру вбежал Дериногин, с дубинкой и в каске. Вслед за ним в камеру вбежали четверо в бронежилетах, касках, вооруженные короткоствольными автоматами. Охватив взглядом картину и осознав, что захватывать плененного Гранит Романыча уже не нужно, Дериногин остановился в растерянности.

– Вы с очередным докладом, генерал? – тоном, не предвещающим ничего хорошего, спросил Леня.

– Виноват, служба! – подтянулся Дериногин в привычную стойку смирно.

– Раньше я думал, – повернулся Леня к Рафаэлю, – что только полицейские-роботы старых моделей могут быть такими тупыми, но я ошибался. – Он снова повернулся к Дериногину. – За утерю личного оружия я могу вас уволить и отдать в руки комиссии ЦРУ! – Леня не мог простить Дериногину своего отсиживания в туалете.

– Виноват, господин Околевич! – предложенная Дериногину перспектива внушила ему состояние сильного страха.

Леня раздумывал, как бы получше использовать этого некстати подвернувшегося генерала. И стоит ли вообще его использовать? Слишком туп. Сделает что-нибудь не так, наломает дров, получим обратный результат. Судьба Дериногина снова повисла на волоске, и снова продемонстрировала древнюю мудрость о том, что дуракам иногда везет. Потому что Леня спросил его:

– А вы можете выявить наиболее вероятные места пребывания Константина Нечаева, внука нашего террориста?

– Так точно! – обрадовался Дериногин. – Я уже навел справки. Территориальный куратор КГБ Изяслав Хартман сообщил, что он курирует группу поднадзорных в известном клубе «Лучи цифр». В эту группу входит означенный Нечаев. Явка поднадзорных должна состояться сегодня. Значит, можем взять его там.

– Запомните, генерал, – Леня начал выходить из себя. – Брать вам никого не надо! Слушайте свою задачу!

– Есть!

– Срочно доставить нашего террориста, – Леня показал на Гранит Романыча, – в этот клуб!

– Есть! – и, как бы спохватившись, Дериногин опасливо спросил:

– Он уже разоружен?

– Нет. И не вздумайте трогать его оружие! В клубе будете осуществлять общий надзор за порядком, силами патрульных, группа захвата не нужна, захватывать будет некого, – Леня покосился на прибывшую с Дериногиным вооруженную группу, и вдруг взорвался клокочущим бешенством. – Все ясно?!!

– Так точно! – вытянулся Дериногин.

– А свое оружие, – снова спокойным голосом сказал Леня. – Получите у меня лично, после выполнения задания. – Носком ботинка Леня подтолкнул лежащий на полу пистолет в угол камеры.

– Разрешите выполнять? – Дериногин с тоской проводил взглядом свой пистолет, понимая, что теперь генеральская судьба находится целиком в руках Околевича. – Я забираю террориста? – он уже хотел дать команду своим подчиненным.

– Не торопитесь, – остановил его Леня. – Сначала мы… окажем ему медицинскую помощь.

– А что, моя не помогла? – удивился Дериногин.

Леня оставил его вопрос без ответа. Он взглядом спросил Рафаэля, готово ли у него? Рафаэль утвердительно кивнул и, по знаку Лени, набрал на клавиатуре команды. Держащие Гранит Романыча роботы подвели своего пленника к программатору. Они с силой впихнули его голову в проем программатора. Для этого им на помощь Рафаэль отрядил ещё двух роботов. После ввода дальнейших команд из программатора раздался негромкий рабочий посвист, полимерные подушечки обжали голову Гранит Романыча, и началась перепрошивка его мозга.

С заломленными назад руками, невнятно матерясь, морской волк конвульсивно задергался. Сознание Гранит Романыча расступилось. Последнее, что он ощутил, – как что-то непреодолимое и властное входит в его голову. Дальше последовал провал в неприятно мельтешащее сноподобное состояние. Или он сам, или кто-то вместо него, вел беседу ни о чем одновременно со многими. Какие-то картинки из его жизни то появлялись, то исчезали. Вспоминалось что-то давно забытое, о чем хотелось рассказать всем, чтобы получить сочувствие, но тут же забывалось. Настроение быстро менялось. Эта круговерть окончательно утомила гаснущее сознание Гранит Романыча, и он впал в забытье.

21

Поднадзорная группа куратора КГБ Изяслава Хартмана собиралась в клубе «Лучи цифр». Так было удобно всем, и творцам и куратору. Клуб представлял собой развлекательное заведение с претензией на роскошь и респектабельность. К этому обязывало и название заведения, созвучное имени и символу цивилизационного прогресса. Здесь отдыхали сливки общества. Скорее, не отдыхали, а забывались в шумном угаре, подхваченные ежевечерней концертной программой, живой музыкой и прочими увеселительными потугами клуба, создававшими во всех его залах блистательную атмосферу пира во время чумы, атмосферу призрачной дешевизны дорогого балагана.

В поднадзорной группе было всего три человека, Костян, Баджомба Мбебе и Арлетта. Совсем недавно в группе был ещё один человек, тридцатилетний микробиолог Юшков, специалист по микробам. С виду он был странноват. Худой, в одном и том же обвислом костюме неопределенно темного цвета. Наглухо застегнутый пиджак он надевал на голое тело. На голове у него произрастали жидкие патлёнки, стелящиеся по голове редким лоснящимся слоем. Длинный нос Юшкова тоже был лоснящимся, на нем Юшков носил очки с толстыми стеклами. Через очки его глаза выглядели увеличенными, огромными, безумно-озорными, и казалось, что его глаза видят собеседника насквозь.

На групповых посиделках в клубе, в ожидании куратора, Юшков немногословно рассказывал о своих уникальных авторских разработках. Они терялись в темных лабиринтах между физикой, математикой и генетикой. Никто ничего не понимал, но Юшков и не надеялся на понимание, он только мягко и добродушно улыбался. Главное, что он успел сообщить им незадолго до своего исчезновения, было то, что он очень боится поразительных результатов своей работы. Точнее, того, что результаты могут попасть в распоряжение Империи.

Однажды в клубном ресторане, в людное вечернее время, Юшков забрался под один из столиков и упорно не захотел оттуда вылезать. В течение часовых уговоров он возражал тем, что вокруг развелось слишком много микробов. Они угрожают заражением всем окружающим, и в первую очередь ему, потому что он единственный, кто раскрыл коварные микробные замыслы. В конце концов, его кое-как вытащили, успокоили, напоили чаем с пирожными. Об инциденте постарались забыть. Через несколько недель его прятки повторились, под соседним столиком. Теперь уже его вытащили без слов и увезли в неизвестном направлении – навсегда. Когда его уводили дюжие медбратья, Костян успел заметить хитрющее и радостное выражение огромных глаз Юшкова. Костян понял его закос под шизоида. Вместо работы на усиление могущества Империи, мужественный Юшков предпочел долгую и мучительную смерть в психушке.

В поднадзорной группе их оставалось трое.

Выходец из Африки, Баджомба Мбебе, был банковским специалистом, асом сомнительных финансовых операций. Он демонстрировал феноменальные результаты по спекулятивным сделкам с огромными денежными потоками. С неизменным успехом он переигрывал профессиональные роботизированные программы для таких операций. В результате, Баджомба Мбебе приносил большую прибыль своим боссам – хозяевам одной из крупнейших финансовых групп. Многие пытались выудить из него секреты работы, но Баджомба был начеку, напускал на себя тумана и начинал говорить о том, что он молодой, но очень сильный колдун африканского культа вуду. Якобы, магия вуду помогает ему в работе, помогает чувствовать потоки силы, а там, где потоки силы, там и потоки денег. Никто ему не верил, но все попытки перекупить Баджомбу ни к чему не приводили. Баджомба итак купался в деньгах, ни в чем себе не отказывал, особенно в общении с противоположным полом. Его привлекали дорогие ухоженные женщины в роскошном теле, лет около тридцати пяти. Сам Баджомба был невысок ростом, коренаст, толстоват. Одевался в костюмы с отливом, широко и свободно повязывал галстук на сорочку, расстегнутую на пару пуговиц. Ходил он вперевалочку, все его тело при этом как будто вращалось вправо-влево вокруг тяжелого и неподвижного центра, скрытого в штанах. О внушительных размерах его центра ходили упорные слухи. Губы Баджомбы были толсты и немного вывернуты розовой полоской наружу. Он говорил с акцентом, густо пересыпая свою речь исковерканными матерными словами, получалось смешно, сам он смеялся громче всех, и очень заразительно. С его лица не сходила искренняя счастливая улыбка, он всегда излучал вокруг себя настроение праздничного пофигизма. Когда он бывал в ударе, он выходил на ресторанную сцену клуба и хрипловатым баском исполнял что-то из классики черного джаза.

И наконец, звезда поднадзорной группы, звезда клуба, звезда сцены – блистательная Арлетта, певица. Короткая стрижка темных волос, чувственно изогнутые припухлые губы, фигура и дерзкий взгляд женщины-подростка. Соблазнительна, умна, красива, цинична, она безраздельно владела вниманием клубной публики. Именно из-за ее плотного графика выступлений явку их группе куратор назначал в клубе. Были у Изяслава Хартмана и другие причины почаще наведываться в клуб. Ее раскованные движения на сцене, широко расставленные в шагах ноги, сексапильная, максимально декольтированная спинка, с плавным, мягким и в то же время энергичным рельефом, никого не оставляла равнодушным. Арлетта находилась в гуще шумной клубной жизни, легко заводила шапошные знакомства с мужчинами и всегда избегала серьезных отношений. Свою привлекательность она использовала как оружие в войне против всех. Несмотря на то, что сам железный куратор Хартман был безнадежно сражен ее чарами, было неизвестно, побеждает ли она в этой войне или нет. Ни для кого не являлось секретом, что в своем большинстве артисты – это игрушки для скучающих сильных мира сего. Мало кому из исполнителей удавалось пробиться в звезды без спонсора. Никто не знал, есть ли у Арлетты спонсор или нет. Если есть, то кто? Достоверных сведений не было. Вокруг нее витали сплетни, подогревали интерес к ней и увеличивали магнетичность ее персоны. Самой Арлетте непрерывно приходилось балансировать на зыбкой грани между публичной персоной и публичной женщиной, между певицей и певичкой.

Единственным человеком, к кому она относилась по-дружески, был Костян. Только при нем, в своей маленькой гримерке, она могла позволить себе выйти из образа Арлетты, показать свою усталость и побыть просто Наташкой Сидоровой, простой девчонкой, когда-то приехавшей сюда из далекой глубинки. В эти редкие минуты они оба молчали. Ее ранимое, никому не принадлежащее сердце ненадолго успокаивалось. С Баджомбой Арлетта могла красиво выпить шампанского за его столиком у сцены, развеселиться, рассмеяться, даже пококетничать с ним в ответ на его дружеские ухаживания, но успокоиться – только с Костяном.

Как и во многих других поднадзорных группах, у них существовало неписанное и неукоснительное правило – не выдавать товарищей. В глубине души все поднадзорные ждали несбыточного, фантастического восстания, как главного праздника всей своей жизни.

22

Кубической архитектуры клуб в несколько этажей был покрыт тонированным стеклом, и в нем, как в аквариуме, непрерывно текла своя подводная жизнь. Здесь было всё, что надо для разнообразного отдыха: игровые комнаты и бары, большие и малые ресторанные залы, концертные сцены и площадки, сауны и приватные кабинеты, бильярдные и переговорные, летние веранды и зимние сады, смотровые площадки и подземные парковки. Бурная жизнь в этом пространстве не прекращалась ни днем, ни ночью.

Костян оставил велосипед за квартал до клуба, пристегнул к парковочной раме около супермаркета. К клубу вела широкая пешеходная зона. Пересекая ее, Костян оглядывался по сторонам. Вокруг не было ничего подозрительного, но теперь Костян отовсюду ждал опасности. Кто бы ни проходил мимо, – студент с рюкзаком, женщина с детской коляской, полицейский, – Костяну казалось, что все следят за ним. Так, наверно, развивается паранойя, – подумал он. Надо взять себя в руки, стряхнуть с себя это неприятное состояние, так как ему предстоит встреча с Арлеттой. Он должен много сказать ей. О том, что за ним гонятся. О том, что, наверно, он станет очередной потерей группы, вслед за Юшковым. На всякий случай попрощаться. И, самое главное, сказать ей о том, что он…

В этот момент я почувствовал, что мыслительная активность Костяна почти прекратилась, и он впал в ступор. От такой нулевой активности нейросети мне сделалось не по себе, ведь я предназначен для действия, движения, решения конкретных задач. Остановка – это проигрыш. Я решил взять инициативу на себя и поспарринговать с Костяном.

– Проблемы, сэр? – вежливо осведомился я.

– Пожалуй, да, – услышал я задумчивую интонацию. – Но тебе это трудно понять.

– Согласен. Бывает, я зависаю и не вижу деталей. Но я всегда готов обучаться, сэр!

– Ты хороший парень, Глюк, но если ты проиграл, тебе дают ещё одну жизнь. Так никогда не понять, что такое жизнь.

– Знаю, жизни нет у того, кто уже не может стрелять.

– Это в твоей игре. А здесь мертвый тот, кто не может, кому не с кем… менять свою частоту.

– Новый тактический маневр, сэр?

– Вроде того. Сила в слабости. Я должен сказать ей об этом.

– Так сконцентрируйтесь, сэр! Как я понимаю, у вас нет выхода.

Его затруднения передались и мне. Мой мозг неожиданно приблизился к пиковой нагрузке, споткнувшись о неизвестный мне маневр изменения частоты. Для меня это было похоже на близящееся поражение. Чтобы выйти победителем, я начал быстро, как автомат, выдавать известные мне чеканные команды, скорее самому себе, потому что приказной тон моих команд был неподобающим по отношению к Богу коммандос:

– Поставь на карту все! Скажи и погибни! Встань и дерись! Драйв и агрессия! Нападай и сражайся! Наступай и уничтожай! Жестокая правда и путь воина!.. – мой мозг кипел.

– Ну, ты забияка! – прервал меня Костян. – Хотя в чем-то ты и прав. Идем.

Я с облегчением почувствовал, что напряжение в нейросети падает, хотя вопрос нашей дискуссии не решен.

23

Поднадзорная группа в составе Арлетты, Баджомбы и Костяна прождала Хартмана за столиком ресторана положенные пятнадцать минут. Куратор задерживался, и группа разбрелась по клубу. Баджомба пошел в бар. Арлетта пошла к себе в гримерку, готовиться к выступлению. Костян посидел за столиком ещё какое-то время. У него было небольшое дело. Развернув ультрабук, он внедрил свой частотный профиль в среду умного дома Рудика. Затем пошел к Арлетте.

Гримерка Арлетты была самой обычной: трельяж с подсветкой, зеркало в полный рост, кожаный диван, стулья, большой шкаф для сценических костюмов, душевая кабинка. Здесь Костян и застал Арлетту. Она готовилась к выходу, наносила последние штрихи макияжа. На ней было что-то, напоминающее костюм ковбоя. Высокие сапоги-ботфорты, сомбреро, предельно короткие шортики, топик с рубашечным воротником, широкий ремень с привешенными к нему большими бутафорскими кольтами.

Арлетта внешне безучастно слушала сбивчивый рассказ Костяна, смотрелась в зеркало, поправляла макияж. Время от времени она через зеркало бросала на Костяна быстрые внимательные взгляды. Он взволнованно ходил по гримерке у нее за спиной. Его рассказ подходил к запланированной кульминации. Костян не знал, изменилась ли его частота или нет, да и не помнил уже об этом. Он подошел к Арлетте и замолчал, чувствуя ее головокружительное близкое присутствие.

Она повернулась к нему.

Проглатывая комок в горле, Костян изменившимся голосом медленно произнес:

– Я, давно хотел сказать тебе, что я, тебя… – и на мгновение запнулся.

В это мгновение Арлетта приложила свой пальчик к его губам, как будто запирая их на замок.

– Молчи, – нежно сказала она. – Молчи…

И утонула своими глазами в его глазах.

Так завороженно они простояли несколько секунд. Костян почувствовал сильнейшую пульсацию в своей груди. Его невысказанные частоты рвались в клочья.

В этот момент, за тонкой стеной гримерки, неспешно проследовал мимо топот тяжелых железных ног.

В гримерке прозвучал предупредительный сигнал, и Арлетта заторопилась на сцену. Костян проследовал за ней, за кулисы. Сейчас Арлетта была для него единственным близким человеком и островком безопасности. Надолго ли? Роботы уже здесь. На всякий случай, Костян опять надел бейсболку-шлем. Выглядывая из-за занавеса кулис в большой ресторанный зал, он заметил среди собравшейся публики по крайней мере ещё двух роботов, без плащей и шляп, но с характерным неопределенным выражением лиц. Там же, в дальнем углу зала, стоял полицейский патруль, с каким-то полицейским начальником во главе.

Свет в зале стал приглушенным, сцена осветилась, зазвучала зажигательная джазовая композиция, и шоу началось. Арлетта готовилась выйти после конферанса, жонглеров, акробатов и фокусников. Она стояла в другом углу кулис, среди женской группы подтанцовки. Наконец, объявили выход Арлетты, она выступала с новой песенкой. Зазвучало что-то залихватско-ковбойское, демонстративно сексапильное. Несмотря на непритязательность музыкального номера, Арлетта была восхитительна!

Боковым зрением Костян заметил, что из темной глубины кулис выделилась какая-то мешковатая фигура и направилась в его сторону. Костян оглянулся, пригляделся, – и был поражен! Одеревенелой походкой к нему шел его дед, Гранит Романыч.

Костян сделал несколько шагов навстречу:

– Здорово, дед! Откуда ты здесь?

– Ты – кто? – лицо Гранит Романыча, подсвеченное снизу кулисными лючками, выглядело неестественно напряженным и страшноватым.

– Костян! Как самочувствие?

– Вижу. Костян. Знаю. Где ты.

– Где я? – забеспокоился Костян. С дедом творилось что-то неладное.

– Ты – здесь. Фиксирую местонахождение, – Гранит Романыч выговаривал слова механически, и как будто не для Костяна.

В это время со сцены, в полной тишине, под таинственный аккомпанемент щелчков пальцев, доносился бархатный голос Арлетты, напевающей припев:

Ты прав,… (щелк, щелк)

Здесь немного стреляют… (щелк)

Ты прав, … (щелк, щелк)

Здесь тюрьма тишины!.. (щелк)

Дальше вступали барабаны и саксофоны.

Вдруг лицо Гранит Романыча непередаваемо исказилось:

– Приступаю к ликвидации! – механическим голосом почти прокричал он неизвестно кому. Знакомым движением он выхватил из-под плаща ружье и направил его на Костяна.

«Уходим с линии огня!» – мгновенно осознал Костян команду Глюка.

Благодаря профессиональной реакции сержанта, тело Костяна сгруппировалось и ныряющим кувырком перекатилось в сторону. Сержант не учел только одного. В результате такого перемещения Костян оказался на сцене.

Следуя железному правилу, что шоу должно идти без остановки во что бы то ни стало, подтанцовка догадалась прикрыть Костяна своими полуголыми фигурами. Девочки продолжали, танцуя, размахивать вместе с Арлеттой бутафорскими кольтами. Арлетта повторяла привев:

Ты прав, … (щелк, щелк)

Здесь немного стреляют… (щелк)

На слове «стреляют» на сцене показался Гранит Романыч, целящийся в убегающего Костяна. Дуло ружья ходило в руках Гранит Романыча из стороны в сторону, почти в ритм музыки. Движения Гранит Романыча были странными, казалось, что кто-то невидимый борется с ним. Наконец, пляшущее дуло задралось вверх, и, вслед Костяну, когда он уже почти скрылся со сцены, прозвучали два ружейных выстрела, дуплетом. Гранит Романыч размашисто и грузно пересек сцену по следам Костяна.

Публика зааплодировала. Ей понравился этот постановочный трюк с выстрелами. Шоу блистательно продолжалось.

24

Костяна спасло то, что человек, стремившийся его застрелить, имел с ним слабо выраженную нейросетевую связь. Что-то в структуре их мозгов непонятным мне образом соответствовало друг другу. Раздумывать об этом мне было некогда, я бросился вперед, и мне чудом удалось подключиться к мозгу этого человека. Я перебрался туда как по обрывкам канатов, раскачивающихся над пропастью. В тот момент я не ожидал, что это будет так рискованно.

Хаотичная работа другого мозга напоминала мне палубу корабля в темном штормящем море. Меня бросало из стороны в сторону, било о железные надстройки палубы, окатывало холодными волнами враждебных течений, несущих корабль прямо на смертоносные рифы. Мне стоило больших волевых затрат бороться с телесностью этого неуправляемого человека-корабля. В конце концов, в последний момент, я вынудил его задрать дуло ружья вверх и выстрелить мимо. Его двухзарядный дробовик требовал долгой перезарядки, а за это время Костян вполне успевал убежать.

Моя миссия на корабле была выполнена, мне следовало поторопиться вслед за Костяном. Шатаясь, я начал пробираться по палубе обратно, к спасительным канатам. По пути я вдруг заметил, что корабельная рубка ярко осветилась изнутри. В ней, за прозрачным стеклом, похожим на экран, я увидел двух людей, сосредоточенно рассматривающих – сквозь стекло – меня! Я вздрогнул, как от сильного удара током. Вдобавок, эти двое показывали на меня руками и что-то взволнованно говорили друг другу. Похоже, мое появление здесь было для них неожиданностью. Я тоже был неприятно поражен тем, что моя дислокация раскрыта. Не доставало ещё быть захваченным на этом корабле. Я прибавил ходу.

25

– Что это было? – обеспокоенно сказала Арлетта, когда Костян снова появился в ее гримерке.

К этому моменту Костян уже находился под оперативным колпаком инициативного генерала. Из-за угла коридора Дериногин успел заметить, как Костян заходил в гримерку Арлетты.

– Ничего особенного. Меня пытались убить, – блеклым, обесточенным после пережитого стресса голосом ответил Костян.

– Ты уверен? – спросила она.

– Да. Они не отстанут.

– Тебе повезло. Тот человек с ружьем свалился в оркестровую яму и не смог встать. Оттуда его увезла полиция, – Арлетта, не стесняясь Костяна, разоблачилась до нижнего белья, она переодевалась к следующему номеру.

– Это был мой дед. С ним что-то сделали.

– Извини. Чем я могу помочь? – Арлетта стояла перед Костяном в тонких трусиках и лифчике телесного цвета. Прекрасная, притягательная, грациозная.

Костян смотрел на Арлетту широкими глазами, стараясь запомнить ее такой как можно лучше:

– За мной гонятся. Следующими после человека с ружьем будут роботы КГБ.

В этот момент в дверь гримерки тяжеловесно постучали. Костян и Арлетта испуганно посмотрели на дверь и переглянулись.

– Это они! – сдавленно произнес Костян. – Я пропал!

– Прячься! – громким шепотом выпалила Арлетта.

Костян растерянно оглянулся в сторону шкафа. Он понимал, что, по-хорошему, ему надо бежать отсюда, чтобы не подставлять Арлетту. Но желание побыть с ней ещё хоть немного пересиливало разумные доводы. Костян стоял в оцепенении.

– Давай, сюда! – Арлетта показала на располагавшийся у потолка большой вентиляционный короб с технической дырчатой дверкой.

Со смутным ощущением, что он делает непоправимую глупость, Костян встал на стул, открыл дверку и начал протискиваться в короб. Ввиду его стройной комплекции, ему это удалось быстро.

Арлетта закрыла за ним дверку, спрыгнула со стула.

Стук в дверь повторился, настойчиво и громко.

– Минутку, я не одета! – откликнулась она, торопливо влезая в обтягивающий полупрозрачный костюм черной вамп-кошки.

Когда она, наконец, открыла дверь, пред ней предстал, в полный рост, экстравагантный и проницательный, Изяслав Хартман.

26

Порой Арлетте было не по себе от давящего, испытующего взгляда больших серо-голубых глаз куратора. Этот взгляд был фирменным, профессиональным, Изяслав Хартман вырабатывал его по специальным методикам КГБ. Этот магнетический взгляд хорошо сочетался с его тонкой длинной переносицей, с всклокоченной копной рыжеватых волос в мелкий завиток и, в целом, с его пытливой интеллектуальной натурой.

Его работа ему нравилась. На контрольных встречах с подопечными куратору вменялось в обязанность говорить с ними «по душам», исповедовать их в неблаговидных поступках и намерениях в отношении Империи. А если возникала необходимость, то и раскалывать их гипнотическо-суггестивными методами, внушать им священный трепет исповеди. Подразумевалось, что подопечные не только должны были перестать ждать каких бы то ни было протестных действий, но также и перестали бы желать их. Изяслав справлялся с этим хорошо. Во всяком случае, это следовало из его мастерски написанных отчетов. Роль интуитивиста, магического суггестора, рыцаря мистических кошмаров его подопечных, пришлась ему по вкусу. Облачался Изяслав Хартман соответственно – с мрачным вызовом – неизменно в черную щеголеватую форму в стиле ретро-милитари. Безупречный покрой кителя, брюк галифе, начищенные до блеска узкие черные сапоги, дорогой кожи изящная портупея. Никаких знаков отличия и нашивок на форме не было, только тонкие декоративные погоны удачно подчеркивали военный покрой. Физическая выправка Изяслава Хартмана находилась на соответствующем облачению уровне, – спортивная, элегантная, нордическая. Чеканная поступь его сапог звучала как танец скрытой угрозы.

Несмотря на монолит внешности, Изяслав Хартман относился к себе двояко. Иногда он бывал на взлете и ощущал в своем имени могучие княжеские отголоски древней жизни. А иногда его одолевала неясная тоска, и он чувствовал себя укороченно – жалким, презренным Изей. Изей-стукачом. Никто не знал о его терзаниях, так как он был скрытен, горделив и настойчив. Он упорно стремился к постижению оккультных тайн и, как и многие продвинутые на этом поприще, никем не понятые и одинокие, споткнулся в конце концов на банальном и корневом – на женщине. Его чувства к Арлетте были таковы, что она легко могла вить из него веревки, но она этого не делала, она просто не замечала его чувств, и это сильнее всего ввергало Изяслава Хартмана в отчаяние и глухую депрессию.

– Успокойся, Изя, у нас с тобой ничего не может быть, – одергивала Арлетта его попытки сближения.

– Но почему, Арлетта? – опереточно возмущался он.

– Какой-то ты несуразный, – она изображала легкомысленную дурочку. – Имя у тебя нежное, кроткое, а фамилия Хартман звучит грубо, резко, как плевок в лицо!

– Тогда я приму твою фамилию, стану простым Сидоровым, – ему оставалось только отшучиваться.

На самом деле он был оскорблен и задет ее отказом. Но использовать свое служебное положение для принуждения Арлетты к чему бы то ни было, считал для себя и для своих чувств, глубоко унизительным. Женщина должна принадлежать ему добровольно, на основе ее собственного обожания его персоны, загадочной и мятущейся.

Как правило, в клубе Изяслав Хартман подсаживался за столик в дальнем углу большого зала, и его подопечные подходили к нему по одному, или все вместе. Жесткого регламента не было. Хартман старался сохранять в своей группе видимость дружеской непринужденности. Баджомба обычно травил анекдоты, Арлетта закатывала глаза и отвлекалась на приветственные возгласы окружающих мужчин. Костян обсуждал с куратором темы адреналинового преимущества параплана над горным байком, а также прочего экстрима.

В этот день Изяслав Хартман хотел отступить от своего правила и зайти к Арлетте в гримерку, чтобы, наконец, решительно объясниться с ней. Но не было повода, а хотелось, опять-таки, непринужденности, естественности. И тут, в служебном коридоре клуба, ему встретился генерал полиции Дериногин и таинственным голосом осведомителя сообщил, что подопечные куратора что-то затевают. Только что Константин Нечаев скрылся в гримуборной Арлетты, а самим Нечаевым с утра интересуются приезжие высокие чины КГБ. По служебным каналам Изяслав уже был предупрежден об их прибытии, и получил предписание оказывать им при необходимости всяческое содействие.

Повод зайти к Арлетте появлялся, хотя и заключал в себе неприятный укол ревности. Поблагодарив генерала за расторопность, Изяслав двинулся в нужном направлении.

Глядя ему вслед, Дериногин чувствовал себя кем-то средним между опытным опером и серым кардиналом, который умело манипулирует другими фигурами для осуществления собственной игры, оставаясь при этом в спасительной тени. Обездвиженного и разоруженного Гранит Романыча уже загружали в машину, Дериногин сам хотел поехать на доклад к Околевичу, но потом передумал и поручил патрульным сдать отработавшего свое старикана «на склад роботов» в Гранд-отель и немедленно возвращаться обратно. Дериногин решил, что будет лучше остаться понаблюдать за обстановкой в клубе, как и приказывал Околевич. Уж слишком эта обстановка была взрывоопасной: тут и подозреваемый Нечаев, и вступивший в дело Хартман, и курсирующие по клубу неизвестно зачем боевые роботы из Град-отеля.

27

В этот вечер Рудик закатывал в своем особняке очередную вечеринку для нужных и важных людей. Среди них он слыл хлебосолом, любящим жизнь во всех её проявлениях. Да, он знал толк в красивой жизни. Он любил отдохнуть со вкусом и размахом, но, с другой стороны, умел хорошо считать деньги. Расходы на организацию вечеринок многократно окупались нужными связями, ростом карьеры, осведомленностью в интригах, участием в махинациях с имперским имуществом на положении своего парня в доле.

Рудик учитывал, что его уважаемые гости весьма пресыщены по части развлечений. Он следил за тем, чтобы его вечеринки не были пресными, чопорными, скучными. То есть, минимальный набор удовольствий в его особняке всегда оставался на уровне: изысканная еда и напитки из своего ресторана, премиум сауна, купание голышом в бассейне с шампанским, в обществе моделей своего эскортного агентства. Но в дополнение ко всему, хотелось чего-то нового, необычного, чего ещё не было ни у него, ни в других особняках, куда его приглашали. С помощью фирм, организующих досуг, Рудик перепробовал многое. И шоу огней, и шоу летающих ножей, и шоу мыльных пузырей, и шоу галактических джедаек в прозрачных доспехах, и шоу рептилий, где извивались вместе питоны и голые женщины. Шоу винной дегустации, с викториной и раздеваниями, запомнилось буйством нализавшихся в стельку. Был даже карнавал грибов, с возможностью съесть, выпить и покурить чего-нибудь грибного. Но однажды случился конфуз. По совету одной фирмы, Рудик организовал у себя шоу-маскарад на тему перезагрузки цивилизации. Гости ходили по саду его особняка в первобытных шкурах, с дубинами, в косматых париках. Рвали руками и зубами томленых на вертелах кабанов, фазанов и прочую дичь. Все прошло вроде бы хорошо, но потом выяснилось, что такое уже было в прошлом году, у другого уважаемого человека. Рудик почувствовал себя очень неловко, словно оказался перед солидными людьми в дешевом костюме массового пошива.

В этот раз Рудик решил не связываться с фирмами, а придумать самостоятельно что-нибудь интересное. Но это оказалось не так просто, фантазии явно не хватало. Вся его фантазия крутилась, в основном, в русле злоупотребления служебным положением. Творческая мысль Рудика привычно билась именно в этом русле. Чем, собственно, знаменито его ведомство? Массовым чипированием излишков населения. Он, Рудик, сидит на чипировании и обладает в этом деле всеми властными полномочиями. Значит, он может организовать для гостей… шоу показательного чипирования! Да ещё оформить это как какой-нибудь древний ритуал жертвоприношения! Если все хорошо обставить, получится захватывающее, щекочущее нервы зрелище, да ещё конъюнктурно выдержанное, в правильном направлении имперских идей.

Рудик с энтузиазмом начал готовить задуманное. Он не был посвященным в тонкости ритуала, да и не переживал по этому поводу. Все равно никто не будет искать никакого смысла. Главное, сделать весело, простенько и со вкусом. Смысл никому не нужен. Всем все равно, это просто развлечение. Всё необходимое имелось в распоряжении Рудика. Но накануне намеченной вечеринки случилась загвоздка. Она заключалась в том, что в этот период их региональное отделение ЦРУ недовыполнило квартальный план по чипированию. Поэтому все предназначенные для этой процедуры кандидаты были сейчас на строгом учете. Их хватали прямо с комиссии и в спешном порядке подвергали конвейерному чипированию. Завернуть на свои нужды хотя бы одного левого кандидата было проблематично. А без такового вечеринка могла оказаться тортом без вишенки. Важные гости уже собирались, потягивали коктейли в обществе элитных эскортниц с безупречными манерами и королевскими осанками. Среди этих девушек были известные актрисы, популярные певицы, победительницы конкурсов красоты. Особняк Рудика наполнялся предвкушением отличного вечера. Откуда-то сверху лилась мягкая томная музыка. Чувственным шепотом певица пела о том, что она бесшабашна и готова к интимным приключениям любой направленности. Вип-досуг начинался. Рудик нервничал.

До начала запланированного Рудиком ритуального действа оставалось немногим более часа, а звонка от приятеля-сослуживца, руководителя группы захвата, так и не поступало. В конце концов, Рудик хотел уже заменить неудавшийся номер срочным приглашением зажигательной, но банальной группы кордебалета. Как вдруг, на его персональный коммуникатор поступил долгожданный звонок. Приятель сообщал, что только что для Рудика появилось аж два подходящих кандидата.

– Они ещё не учтенные, мы их пока не оформляли, – уточнил приятель.

– Везите обоих сразу ко мне! – повеселел Рудик. – Оформим задним числом. А кто такие?

– Молодые, мужчина и женщина.

– Хорошо. Где вы их взяли?

– Наш патрульный катер выловил их в реке.

28

– Прошу прощения, Арлетта, – извинился Изяслав, – я должен осмотреть вашу гримуборную.

Пересиливая испуг, Арлетта старалась говорить как можно спокойнее:

– Сколько угодно, это твоя работа, – и впустила куратора к себе. Она открыла раздвижную дверь душевой кабинки, показать, что там пусто, и села на диван, небрежно-вызывающе закинув ногу на ногу.

– К тебе… сюда… никто не заходил? – Изяслав осматривал хорошо знакомую обстановку, как тайный храм своих надежд. Он не собирался учинять здесь никакого обыска. Так, беглый дежурный осмотр, ничего более. Не на это он был настроен.

– Нет, никто не заходил, – чтобы не смотреть ему в глаза, Арлетта повернулась к зеркалу, для поправки макияжа.

– А кое-кто утверждает, что сюда кто-то заходил, – Изяслав не настаивал, но все же. В нем говорила скорее ревность, чем служебное рвение.

– Обо мне говорят так много неправды! – кокетливо вскидывая глаза, Арлетта уводила разговор в другую плоскость.

– Я верю в твою порядочность, – без тени иронии кивнул Изяслав, продолжая осматривать гримерку. Он невольно задержал взгляд на вентиляционном коробе, который привлекал внимание своим большим объемом, где вполне мог поместиться взрослый человек.

Арлетта перехватила его взгляд.

– Любовники обычно прячутся в шкафах, – она подошла к шкафу и распахнула его створки. – Можешь посмотреть.

Это подействовало. Изяслав с любопытством подошел к шкафу.

– Здесь мои сценические костюмы, платья и мое нижнее белье, – чувствуя давний интерес Изяслава, Арлетта понимала, что у нее есть шанс спасти Костяна. Если она действительно хочет спасти Костяна, этот шанс этот надо принимать безропотно и жертвенно. Товарищей по группе не выдают. Она пошла на обострение темы. – Изя, тебе нравится запах нижнего женского белья?

– Нет. Но твое белье, думаю, было бы исключением.

– Тогда смелее, Изя! Мое белье в твоем распоряжении. И не только белье… – она выразительно провела языком по губам и приблизилась к нему.

Изяслав испытал противоречивые чувства. Конечно, было приятно и возбуждающе видеть Арлетту такой. Но раньше она с ним так себя не вела. И есть ли связь между переменой в ее поведении и вентиляционным коробом? Его пытливый интеллект все ещё надеялся на победу в битве с природными инстинктами. Изяслав сделал шаг в направлении короба.

Как бы невзначай, преграждая ему дорогу, Арлетта уперла свой указательный пальчик ему в грудь, в просвет между бортами кителя. Её прикосновение прожгло Изяслава насквозь и бросило в жар. С трудом собирая в кулак самообладание суггестора, он склонил перед Арлеттой голову и опустил взгляд на ее вожделенный пальчик:

– Да, я просил тебя о любви. Это твой знак любви? – он не уводил грудь, сохраняя драгоценное прикосновение.

– Изя, зачем ты просишь о любви? – Арлетта поглаживала-поцарапывала пальчиком его грудь, забираясь под форменную черную рубашку. – Ты же знаешь, этого не может быть. Тебе проще воспользоваться своим служебным положением, – лукаво и обещающе улыбнулась она.

– Ты тоже знаешь, я никогда этим не воспользуюсь. Это унижает и меня и тебя.

– Ты просто робкий. Тогда я сама воспользуюсь твоим служебным положением, – ладонь другой руки она мягко прижала к его паху, ее пальчик соскользнул с его груди вниз, нашел молнию брюк. Арлетта начала медленно расстегивать молнию, не забывая нежно массировать через брюки обозначившуюся плоть Изяслава.

Словно в последнем судорожном порыве к своему спасению, Изяслав встал на стул, с которого удобнее всего было добраться до короба. Совсем оттолкнуть Арлетту у него не было ни сил, ни решимости, поэтому встать на стул у него получилось вполоборота.

Арлетта оказалась перед стоящим на стуле Изяславом. Её взгляд уперся в галифе и начищенные сапоги хозяина жизни. Это мгновение решало всё. Во что бы то ни стало надо было отвлечь Хартмана и спасти Костяна. Ненависть придавала Арлетте решимости.

– Да, так удобнее, – с придыханием сказала она, по-хозяйски запуская ручку в расстегнутую молнию, которая оказалась вблизи её лица. Арлетта призывно и страстно приоткрыла свой красивый ротик.

– Достаточно, Арлетта! – взмолился Изяслав. – Ты уже выразила все свое презрение ко мне! – такой служебной победы над Арлеттой, победы, равносильной поражению и полному крушению его планов и чувств – он не хотел.

Воздевая свой обреченный взгляд кверху, к высшим оккультным силам, Изяслав заметил сквозь прорези дверки широко раскрытые глаза, смотрящие на него с той стороны, из темноты короба. Изяславу не нужно было открывать дверку, он узнал глаза Костяна.

Я ощутил во встрече их глаз столько напряжения и противоборства, что вспомнил, где я уже видел эту черную форму. Однажды мне приходилось воевать против врага в этой форме. Я был облачен тогда не в профессиональное обмундирование элитных коммандос, а в настоящее рванье. Мне запомнились стоптанные сапоги и выцветшая залатанная гимнастерка. Я чувствовал себя полным оборванцем, да и оружия нам выдали негусто, винтовку, гранату и несколько патронов. Правда, жизней выдали много, очень много, и мы вырывали победу жизнями, с которыми не считались. Я вспомнил тот страшный, жестокий шутер, его запредельное напряжение кровавой рукопашной.

Встречей глаз и общей картиной происходящего – Изяслав и Костян – оба были до крайней степени раздавлены и унижены.

Изяслав – тем, что таким образом Арлетта спасает другого, того, кто несравненно дороже и ближе ей, дороже настолько, что она решается на такой отчаянный шаг.

Костян – тем, что Арлетта, которой он только что без слов признавался в любви, и признание это было взаимным, спасает его таким образом и такой ценой. Костян не хотел себе спасения такой ценой. Скрюченный в коробе, он находился в оцепенении. Выйти – означало конец. Отсидеться, видя все это – тоже конец. Не в силах выдержать такой реальности, Костян сделал единственное, что он мог сделать в таком положении – включил лежащую в кармане глушилку.

Она сработала, реальность поплыла, мозг, с его непереносимыми впечатлениями, начал исчезать.

В этот момент снова проследовал мимо тонкостенной гримерки топот сбитых с направления роботов.

29

Леня и Рафаэль были неприятно взволнованны. Непонятным пока образом, и уже не в первый раз, цель исчезает с пеленга роботов в самый последний момент. Что это? Сбой в их программе, управляющей роботизированным железом? Или плывут динамические сенсоры, за которые ответственны ребята из отдела вооружений? Или это какие-то уловки Костяна? Намечался кропотливый анализ и перебор вариантов. Леня был крайне раздосадован:

– Навязали на нашу голову эту старую рухлядь военных! Говорил же, надо сразу приступать к испытаниям наших перспективных исследовательских образцов! А так, теряем время и выглядим полными идиотами!

Ко всему, в Гранд-отель вернули Гранит Романыча, в невменяемом состоянии, с вывихом ноги. Он бормотал что-то бессвязно-матершинное. Пришлось поручить метрдотелю унести подопытного из камеры и взять на себя хлопоты по восстановлению и охране его физической оболочки. Гораздо больше беспокойства вызывал у Лени и Рафаэля виртуал неудачливого стрелка. С помощью программатора в его ментальном пространстве была обнаружена диверсионная деятельность посторонней программы, вследствие чего подопытный, стреляя, промахнулся мимо цели с короткой дистанции. Теперь ещё предстояло разбираться с программатором, на предмет наличия в нем вредоносных программ. Если таковые завелись, следовало немедленно их нейтрализовать. В общем, Костян оказывался изворотливее, чем они предполагали. Подкинул он им работенки.

Рафаэль начал с более локальной и насущной задачи – чистки программатора. Найти следы посторонней программы ему удалось довольно быстро. Они были едва различимы в отсканированном виртуале подопытного стрелка. Следы говорили о том, что Рафаэль имеет дело с чем-то похожим на внедренного червя, на программного агента, который может автономно жить в компьютерных сетях и выполнять различные действия в интересах своего патрона.

Сложнее было с противоядием. Рафаэль чертыхался. В их распоряжении был всего лишь узкоспециализированный полевой программатор, с ограниченным функционалом. Дополнительных средств антивирусной борьбы в него загружено не было. В своей стационарной лаборатории Рафаэль располагал всем необходимым, чтобы без проблем раздавить это постороннее включение, разобрать его на мелкие части-файлы и уничтожить их методом внедрения в них команды на самоликвидацию. Но запрашивать необходимое антивирусное обеспечение из общей сети Рафаэль не рискнул. При запросе шлюз программатора открывался, и через него, как через брешь, в общую сеть мог мгновенно внедриться этот червь, а так как сеть обязательно определит источник заражения – их программатор – тогда у Рафаэля и Лени могут возникнуть дополнительные неприятности. А им, программистам, это ни к чему, и не к лицу.

– Ну что? – торопил Леня.

– Щас, пэрэпишэм, – Рафаэль решил обойтись собственными силами. Он давно усвоил, что если речь идет о защите от вирусов, то лучшей защитой будет нападение. Его взрывное алгоритмическое мышление увидело возможность использования имеющихся полевых кодировочных средств, для создания контрдиверсионной операционной среды, выжить в которой чему-то иному было бы просто негде. Эта среда, саморазмножаясь по принципу дрожжевой плесени, как внутри собственного пространства, так и по следам червя, заполнила бы собой на короткое время память программатора и переварила бы в своей токсичной среде все постороннее.