Читать книгу Время доверять - Гера Фотич - Страница 10

В середине декабря пришли морозы, выпал снег. Антон снова завесил половину окна. Алла не появлялась. Он уже начал думать, что больше её не увидит.

Быть может, она всё же решила поехать к матери и там осталась. Всё-таки – родная душа! Приголубит, приласкает. А то, что её муж азербайджанец – так и среди них немало хороших людей. Тем более что они мусульмане – спиртным не злоупотребляют.

Алла появилась через неделю. Вела себя настороженно. Поздоровалась и, ничего не спрашивая, прошла в кабинет. С серьёзным видом села на стул у стены.

– Ты что такая хмурая? – спросил Заботкин. Я тебя давно жду. Уезжала куда?

– Нет, не уезжала, – тихо ответила она, – думала, вы меня к матери отправите. На «барабане» с девчонкой познакомилась – у неё жила.

– На «барабане» – это где? – не понял Антон.

– Метро «Площадь Восстания», там внутри наши собираются. Заведующая интернатом не знает, что у меня мать есть – не видела её, когда мы встречались. Я тогда мать прогнала.

– Ясно, – произнёс Антон, подумал, что девочке не хочется ворошить прошлое, постарался улыбнуться как можно искренней, – А у меня для тебя сюрприз!

Алла взбодрилась, взгляд засветился, но спрашивать не решилась.

Заботкин достал из сейфа конверт с деньгами и положил на стол:

– Это тебе, пододвигайся!

Алла не пошевелилась, но взгляд выдавал еле сдерживаемое любопытство:

– Что это?

– Премия за раскрытое преступление. Помнишь кавказца – наркомана с машиной?

Девушка пересела ближе к столу, взяла конверт в руки, пересчитала деньги.

– Половина стипендии! – восторженно произнесла она. Глаза заблестели. Резко вскочила и, перегнувшись через стол, обняла Заботкина за шею. Поцеловала в щёку. Купюры просыпались. Начала их собирать, смущённо отводя взгляд:

– Я думала, вы тогда пошутили! Я вас так люблю…

– Давай не увиливай, деньги любят отчётность пиши расписку, – деланно строго произнёс Антон.

Протянул девочке ручку с листком и продиктовал содержание. Грусть Аллы ушла, как и не бывало. Она вся светилась, стала перекладывать деньги – засовывать в маленький кошелек. Написав то, что велели, убежала, забыв поблагодарить.

Перед самым Новым годом в отделении милиции повесили портрет сержанта Соколова в траурной рамке, вниз на тумбочку положили цветы. Все сотрудники знали этого молодого доброго парня, готового всегда прийти на помощь. После смены по дороге домой он увидел двух мужиков с баулами. Спросил – что несут? Вместо ответа получил удар ножом в сердце. Защититься нечем было – оружие постоянно разрешали носить только офицерам…

Были похороны, начальство грозилось отомстить…

Тридцать первого декабря продолжалось усиление. Антон едва успел к бою курантов. Мать, жена и сыновья уже сидели за столом. В коридоре стояла маленькая искусственная ёлка, украшенная конфетами и снежинками, вырезанными из обложек старых цветных журналов.

Предприятие, где трудилась Марина, сократили ещё осенью. Но чтобы не прерывать стаж, Антон отнёс её трудовую книжку приятелю, который открыл кооператив. Числилась продавцом, но денег не получала. Можно было заниматься хозяйством, воспитывать детей, стоять в очередях.

На столе традиционно: в чугунной латке картошка с тушенкой, на тарелках – студень и салат «оливье». В большой вазе – гора мандаринов. Открыли шампанское, чуть-чуть досталось сыновьям в награду за выученные новогодние стихи. По маленькому портативному телевизору на кухне шли музыкальные программы. Мать их не любила ушла в свою комнату разгадывать кроссворды.

Антон прибавил громкость. Настроение было хорошее – танцевали прямо у стола, пели вместе с артистами. Случайно толкались, шутили – в тесноте да не в обиде! В подарках – наборы конфет.

В начале второго ночи дети пошли спать. Антон ещё долго сидел с женой за столом. Вспоминали, как до замужества ездили к тестю в Прибалтику, летом на рассвете гуляли по росе. Как шептали друг другу: «люблю».

Неожиданно накатило, Антон вспомнил недавнюю гибель коллеги, обнял Марину:

– Муторно на душе… Ты такая красивая… знаешь, если со мной что-то случится, не надо хранить мне верность. Выходи замуж, расти сыновей. Я не обижусь.

Жена отстранилась, глаза округлились:

– Что? Что случится? Ты уезжаешь?..

– Да нет… – Антон уже пожалел о сказанном— зачем? – Просто вокруг… всё так сложно…

– И даже не думай об этом… – жена поняла, прервала. – Сам будешь воспитывать своих мужиков. Кто ещё, как не ты?

– Ладно… ладно… – Антон примирительно обнял жену. – Это я так, чтобы ты знала…

На следующий день утром Антон снова был на службе. Как обычно, в начале года решил избавиться от ненужных бумаг. Стал опустошать ящики. На глаза снова попалась копия записки, оставленной погибшими подростками: «Радость наша не в том, чтобы подольше жить, а чтобы наследовать Царствие Небесное, следуйте за Христом и получите вечное спасение…».

Зло подумал: «Как пить дать, сектант какой-то соблазнил ребят уйти из жизни! Козёл! Где бы его найти…»

Участковый благополучно вынес по данному материалу постановление об отказе в возбуждении уголовного дела. Начальники подписали, прокуратура утвердила. Но всё-таки кто довел детей до самоубийства – разбираться не стали. Неинтересно – хватало более важной работы. Решили: подростки – личности неустоявшиеся, в голову может взбрести всякое!

Заботкин позвонил начальнику приёмника-распределителя для несовершеннолетних. Разъяснил, что требуется. Тот оказался понятливым:

– Надо – так надо! Только захвати постановление на содержание из прокуратуры, или хотя бы от следователя!

Через день Антон зашторил окно, а на следующее утро Алла была уже в кабинете. Все в той же кожанке. Подумал – надо бы девчонке купить что-то тёплое. Вслух спросил:

– Ты как новогодние каникулы проводишь?

– Не очень, – девочка расположилась на стуле рядом с изъятым магнитофоном, стала крутить ручки, щёлкать переключателями, – многие разъехались по родственникам, кто – к друзьям. В комнатах пусто. Остались только те, кому совсем некуда податься. Из педагогов – одна дежурная воспиталка. И та прибегает только изредка посмотреть, как дела.

– Помнишь, я предлагал тебе помочь нам в работе?

– Конечно. Только у нас теперь воришек не бывает.

– Я тебя устрою, где бывают клиенты посерьёзнее. На несколько дней. Только делай, как я тебе скажу.

Глаза Аллы расширились от удивления и внимания.

– Здесь недалеко есть приёмник-распределитель для несовершеннолетних. Туда попадают беспризорники или те, на кого нет сведений. Кто мог и преступления совершать, о которых неизвестно. В общем, контингент подходящий. Некоторое время назад в нашем районе двое ребят твоего возраста прыгнули с балкона. Насмерть, конечно. Оставили записку с благодарностью какому-то Отцу Лурье…

– Они что, братьями были? – прервала Алла. Папу благодарили? За что?

– Нет. Просто мальчик с девочкой, может влюблённые. А Отец – похоже, какой-то святоша или сектант. Неизвестно.

– А-а…

– И мне кажется, этот случай не единственный. Я тебя оформлю туда как беспризорницу. Узнаешь о тех ребятах побольше. Может, ещё аналогичные случаи были? Где, когда…

Алла недовольно сморщила лицо:

– А может, не беспризорницей? Надоело. Лучше давайте я кого-нибудь убила! Буду там крутой! – Кого же? – не понял Антон.

– Своего отца, который нас бросил…

Антон поморщился:

– Давай не будем усложнять! Убийцы сидят в изоляторе! Слушай внимательно! Просто у тебя нет документов, и ты сотрудникам ничего о себе не рассказываешь. Ну а ребятам можешь фантазировать что хочешь, будто я тебя арестовал. Думаю, на первый раз недели хватит. Оставлю тебе ещё и номер своего домашнего телефона на крайний случай.

О внедрении будет знать только начальник. Так что если что – просись к нему на приём. Но старайся не делиться тем, что узнаешь. Мало ли что. Да, забыл, напиши мне расписку, что добровольно участвуешь в оперативном мероприятии. Закон требует. Не забудь, что ты Ника! Там будешь Никой. Об остальном – молчок! Как неустановленное лицо. Для ребят – тоже Ника! Ну, так как – согласна?

– Конечно!

Антон достал из стола чистый листок и положил перед Аллой. Передал ручку. Стал медленно диктовать, чтобы она успела всё написать. Потом сел за машинку и начал печатать постановление. Закончив, сходил в канцелярию и поставил гербовую печать, созвонился с начальником учреждения, договорился подъехать.

В соседнем кабинете переоделся в свою форму капитана милиции, чтобы у воспитанников приёмника-распределителя не возникло сомнений о конвоировании новой поступившей девочки.

– Ах, Антон Борисович, – всплеснула руками Алла, – вам так идёт! Арестуйте меня немедленно и никуда не отпускайте…

– Арестовывать не буду, а вот шипы твои надо снять. Ни к чему лишнюю информацию о себе выдавать…

…Улица Седова была недалеко от станции метро «Елизаровская». Пока шли дворами, Антон продолжал учить подопечную, как себя вести с несовершеннолетними нарушителями:

– В первую очередь – зайди в туалет. Там на стенах всё написано – кто козёл, кто шестерка, а кто в авторитете. Надо создать впечатление бывалости, будто ты уже не первый раз в таком заведении. Ничему не удивляйся. С «пропиской» осторожнее – будь внимательна…

Попросят расписаться на потолке – попроси лестницу, если сыграть на столе или подоконнике попроси настроить. Заштопать чайник – пусть сначала вывернут его наизнанку…

– Антон Борисович, да не парьтесь вы! Бывала я в таких заведениях. Знаю, как там надо общаться, ха-ха, – усмехалась Алла, – сразу в ухо, и дело в шляпе!

Заботкин возмущался:

– Ты смотри! Уедешь оттуда прямо в КПЗ, а там срок получишь за своё ухо! И уже никто тебе не поможет! В конфликты не вступай! Твое дело информация. И не расспрашивай напрямую. Можешь сказать, что девочку знала – имя её я тебе скажу.

– Да ладно, Антон Борисович, волнуетесь больше, чем я.

– Конечно, волнуюсь! Я же за тебя отвечаю, мало ли что случится – не сносить мне головы.

Начальник приёмника ждал на месте – изучив предъявленные документы, остался доволен. Вызвал свою сотрудницу, приказал девочку определить и поставить на довольствие.

Алла направилась к выходу в сопровождении толстой тётки в форме.

Глядя им вслед, Антон неожиданно почувствовал, как защемило сердце, точно уводят его собственного ребёнка. Когда прошлым летом младший, балуясь вечером, упал с кровати и разбил голову о ручку шкафа. Жена работала во вторую смену. Пришлось самому вызвать «скорую» и везти раненого в больницу.

За большими окнами – темнота. Белый пустой коридор и дежурный доктор, под гулкое эхо собственных шагов уводящий за руку Ильюху. Точно лишал Антона прав на отцовство. Крупная сутулая спина, обтянутая белым больничным халатом, уверенно и неумолимо удалялась, крепкая ладонь тянула за руку сына. Тот был в пижаме на вырост, с залитым кровью воротником. Сутулясь и как-то скособочившись, точно подранок, шаркал о кафель домашними шлёпанцами, путался в широких штанинах. Придерживал бинт на голове, оглядывался. И большие испуганные детские глаза спрашивали: папа, ты ему доверяешь? Доверяешь меня? Ты меня ещё любишь?..

Воспоминания перекинулись к девочке – в памяти возник шепот Аллы:

– Я могу тебя очень ждать, Долго-долго и верно-верно…

В глазах защипало. Антон резко развернулся и пошёл на выход из учреждения.