Читать книгу Семь подвигов Геракла Сергеевича - Геракл Водохлебов - Страница 3

25 октября 2018 года.

С началом сентября жизнь Геракла Сергеевича коренным образом изменилась, ведь теперь он вновь носил гордое звание студента. Ему больше не удавалось наслаждаться шедеврами немецкого кинематографа до шести утра, ведь уже в семь он просыпался и собирался на учебу.

Геракл по-прежнему был не совсем в ладах с преподавателями, некоторые из которых были не сильно старше него самого. Философ Марина Петровна часто выводила российского полубога из себя, поскольку почему-то любила затрагивать тему СССР. Как правило, после дискуссий с ней, Гераклу приходилось покинуть аудиторию, к облегчению большей части группы.

Отношения с одногруппниками, кроме Дмитрия, у Геракла в целом были стабильными – он просто старался с ними не разговаривать после инцидента с подвалом. Несмотря на эту «Холодную войну», Геракл все же отправил всем одногруппникам запросы дружбы в социальной сети, которые, за исключением наркомана Якова Пчелина, которому было «вообще пофиг», никто не принял. Сначала Геракл счел это «кровным оскорблением» и «поступком, подрывающим дух коллективизма», но уже на следующий день абсолютно про это забыл из-за учебы.

Дмитрий Аркадьевич Бесогонов, в отличие от подавляющего большинства современных молодых людей, в социальных сетях не был зарегистрирован вовсе, потому что считал их «бесовским творением» и «ловушкой ЦРУ», зато в реальной жизни он практически сразу стал для Геракла лучшим другом. Впрочем, судя по всему, дело было просто-напросто в том, что никто больше не стал бы долго общаться с кем-то из них двоих.

Геракл и Дмитрий даже в кино входили вдвоем – не с девушками или с большой компанией, а именно вдвоем, что порождало на территории университета различные слухи, малейшие упоминания о которых превращали Геракла или Дмитрия в Жириновского на дебатах. На самом деле, конечно, в данной ситуации о гомосексуализме и речи не шло – обычная мужская дружба.

Кого из группы Геракл на дух не переносил, так это Светлану Клубникину, успевшую за это время стать старостой группы. Ее выходка в первый день учебы была, по словам Геракла, «категорически неприемлемой». Света, в свою очередь, тоже терпеть не могла «уродливого борова». В итоге они практически не разговаривали, что явно устраивало обоих.

День за днем, конец октября становился все ближе, а вместе с ним и едва ли не самое важное событие в жизни первокурсника – посвящение в студенты. У многих оно бывает только раз в жизни… впрочем, для Геракла Сергеевича это посвящение было уже восьмым.

Любое посвящение делится на две части – как правило, скучноватую и пафосную официальную, а также веселую и безбашенную неофициальную, причем активно готовиться надо было к обоим сразу. На неофициальной части довольно многие впервые пробовали крепкий алкоголь или тяжелые наркотики, а также массово происходили первые контакты с представителями противоположного пола – именно на последний пункт особенно надеялся Геракл, хотя в его группе, на удивление, девушек практически не было.

«Может приведут наши юные строительницы коммунизма на праздник своих подруг?»– мечтал Геракл.

Впрочем, сначала надо было приготовиться к официальной части, а именно – отрепетировать сценку, с которой группа Геракла должна была выступить перед всем потоком.

Режиссером сценки был специально подготовленный человек – девяностолетний Иосиф Викторович. По его собственным словам, он был лучшим другом Гайдая и Рязанова – все равно из-за их смерти никто не мог этого опровергнуть. Впрочем, Иосиф Викторович никогда не снимал кино, вместо этого он уже пятьдесят лет был творческим работником в университете Геракла. Ректор давно хотел отправить его на пенсию, но в ответ на это Иосиф Викторович всегда отвечал:

–Артиста только гроб изгнать со сцены может!

Вот и в этот раз Иосиф Викторович ставил сцену, которую играли первокурсники-юристы уже много десятилетий подряд – «Суд над юношей». По ее простецкому сюжету, не менявшемуся никогда, судья и присяжные заседатели приговаривают юношу к пяти годам обучения юриспруденции. То, что сейчас студенты-бакалавры учатся уже четыре года, нисколько не смущало Иосифа Викторовича, который на предложения декана Маргариты Ивановны изменить эту строку всегда отвечал:

–А Толстого вы бы тоже заставили концовку в «Анне Карениной» менять? Не стану я портить свой авторский замысел ради блажи правительства!

В этот раз роль судьи досталась Свете, а роль юноши – Диме Бесогонову. Геракл мечтал блеснуть на сцене своим актерским мастерством, но в ответ на просьбу дать роль юноши ему Иосиф Викторович ответил:

–Голубчик! Прошу вашего прощения, но вы же уже не похожи на звонкого юношу, тем более с такой густой бородой. Ей-богу, такой бороде и Лев Николаевич Толстой позавидовал бы. Вот что! Сыграйте-ка роль учителя, который уводит юношу по дороге знаний в конце!

–Уважаемый камрад Иосиф Викторович, это же роль без слов – настоящее оскорбление моему актерскому таланту, – возмутился Геракл.

–У Чаплина, мой голубчик, вообще почти все роли без слов были – и ничего. Как говорится, нет маленьких ролей – есть маленькие артисты. Уверен, вы блеснете даже в своем коротком эпизоде, душка!

Гераклу ничего не оставалось, кроме как покориться воле режиссера.

***

После последней пары – логики – оставалось еще больше двух часов до официальной части посвящения в студенты. Геракл и Дмитрий упорно пытались встать со своих мест, что было достаточно затруднительно, поскольку после трех пар они совсем не чувствовали ног. Вот, наконец, Дима Бесогонов сумел вроде бы приподняться и сразу потянулся вверх:

–Ух, знаете ли, мсье Геракл, как у меня спина болит…

После этих слов его ремень лопнул, и объемные брюки Дмитрия опустились на пол с легкостью пуховой перины. Вся группа имела счастье лицезреть золотистые трусы Бесогонова, на которых сзади красным было написано:

«За Русь-матушку».

Из-за своей крайней усталости Дмитрий даже не смутился, а произнес безразличным тоном:

–…И штаны, видите ли, сваливаются…

После этих слов группа попадала на пол со смеха. Не засмеялся только Геракл, который строго произнес:

–Вот видите, товарищи, какие хреновые ремни сейчас делают!

Только теперь Дмитрий осознал всю тяжесть своего положения. Громко заорав, он рванул в сторону ближайшего мужского туалета и заперся там.

–Эй-эй-эй! Мне с этим слонопотамом еще на посвящении выступать! А как он будет играть на сцене, если остался без ремня? – спросила Света.

–Без паники, камрады. У меня решительно вовремя сегодня с собой есть запасной ремень. Пойду, поговорю с товарищем Дмитрием и отдам его ему, – сказал Геракл и пошел к туалету.

–Хоть какая-то от тебя польза, – презрительно бросила вслед Светлана, но Геракл это проигнорировал.

–Яшка, как думаешь, нахрена Геркулесу был нужен второй ремень? – спросил Сява, когда Геракл вышел.

–Предполагаю, он ожидал подобного конфуза с самим собой, – быстро проговорил Яков, опять пребывавший в астрале.

–Что, Светка, вечером к тебе? – спросил Вольдемар, когда все закончили смеяться.

–Конечно, Вольдемарушка. Ты купил вино и презервативы?

–Разумеется, ягодка!

–Вот молодец какой.

–А нам к тебе можно?! – хором спросили Яков и Сява.

–Мальчики, не сейчас, сегодня очередь Вольдемарчика, – ответила Света.

–Да, без обид, пацаны, – сказал Вольдемар.

–Вот шалава, – прошептала выходившая из аудитории отличница Маша Аввакумова. К счастью, Света этого не услышала.

–Вообще без базара, – ответил Свете Сява.

–Нормуль, – пробормотал Яков.

Как понятно из вышесказанного, Светлана пользовалась положением старосты для удовлетворения своих естественных потребностей со всеми парнями группы. Разумеется, со всеми, кроме Геракла и Дмитрия, которые не были в курсе этой ситуации.

Пока группа выходила из аудитории, Геракл пытался разговорить запершегося в туалете Дмитрия:

–Товарищ Дмитрий! Открывайте дверь!

–Не обращайтесь ко мне большевистским словом «товарищ», сударь. И я никуда отсюда не выйду до самого вечера. Это моя неприступная цитадель…

–Не занимайтесь ерундой, товарищ, лучше берите ремень и надевайте штаны!

–У вас в наличии ремень? Как предусмотрительно! Хорошо, попробуем…

Дмитрий забрал ремень Геракла и попробовал его застегнуть. С трудом, но это удалось.

–Спасибо огромное, сударь. А сейчас поспешим, мне надо маленько подкрепиться перед моим триумфом.

Любимым местом обеда Геракла и Дмитрия была находившаяся напротив университета бургерная «У Армена». Хозяин, эксцентричный армянин Армен Ашотович, громогласно приветствовал своих лучших клиентов, когда те вошли:

–Заходите, дорогие!

–Категорически приветствую, – отвветил Геракл.

–И вам не хворать, басурманин, – сказал Дмитрий.

Бесогонов оставлял в кафе столько средств, что Армен не обижался даже на «басурманина». Широко улыбнувшись, он спросил:

–Вам чего?

–Мне два двойных чизбургера, Армен Ашотович, – сказал Геракл.

–Прелестно! Вам чего, золотой мой Дмитрий?

–Мне, будьте так добры, два двойных чизбургера, один тройной чизбургер, картофель фри с соусом и большую содовую, сударь.

–Будет исполнено в лучшем виде!

«Надеюсь, на нем не лопнет второй ремень. Еще одного у меня нет», – подумал Геракл.

Через полчаса сытые друзья вышли на улицу и отправились назад, к университету. Стоило им только перейти дорогу, как разыгралась трагедия, достойная Шекспира.

–…И все же вам стоит начать следить за собой, товарищ. Такими темпами вы скоро ни в одни брюки не влезете, – сказал осматривавший округлившегося Дмитрия Геракл.

–Вот еще чего! Экие же глупости вам в головушку лезут, мсье Геракл. Да известно ли вам, что в царской Руси полнота была признаком благополучия и богатства? Я не намерен выглядеть, как голодающий холоп…

После этих слов ремень на Дмитрии лопнул еще сильнее предыдущего. Громко закричав, современный барин убежал в неизвестном направлении, попутно сбив с ног трех девушек и неторопливо гулявшего Родиона Артуровича. Заметив старого товарища, Геракл не придумал ничего лучше, как подойти к нему.

–Родион Артурович, мое почтение. Куда…

–И вам не хворать, Герашек. Похоже, надо завязывать со спиртосодержащими жидкостями, потому что причудилось мне, как ваш товарищ без штанов меня с ног сшиб. Белая горячка никогда, знаете ли, не в радость.

–Это в самом деле был он! – сказал Геракл и быстро пересказал бездомному сегодняшние происшествия.

–Экая же оказия, – сказал, посмеиваясь, Родион Артурович.

–Видели ли вы хотя бы, куда он побежал?

–Признаться честно, нет, – сказал покрасневший бомж.

–Что же за наказание такое, товарищ… Ведь Дмитрий Аркадьевич должен был на посвящении главную роль играть, а теперь как сквозь землю провалился, еще и без штанов. Вот и что делать теперь нашему славному коллективу?..

–Не волнуйтесь, Геракл Сергеич, найдем мы борова вашего!

–Мы?

–У нас, бомжей, такая сеть по городу, Гераклушка, что ЦРУ отдыхает. Мигом отыщем вашего товарища непутевого, а вы пока ступайте в университет, не подводите группу!

–Спасибо, камрад, – сказал Геракл и убежал в сторону университета.

До посвящения оставалось чуть больше часа, когда Геракл, державший в руках штаны Дмитрия, вломился в актовый зал. Репетиция под руководством Иосифа Викторовича тем временем шла полным ходом, но тому самому приходилось читать реплики Дмитрия. Заметив Геракла, все присутствовавшие на мгновение утратили дар речи. Наконец, молчание прервал невозмутимый голос наркомана Якова, который спросил:

–А че, Димас в свои штаны впитался?

Никто не посмеялся над этим бредовым вопросом.

–Гера, а где Дима? Этому жиртресту же сегодня здесь играть, или он забыл? – спросила Света.

–Камрады, Дмитрий вновь оказался в одних портках и ретировался в неизвестном направлении.

–Да я этого кабана на колбасу пущу! – во весь голос завопила Света.

Раздались немногочисленные смешки, но затем наступила гробовая тишина. Полностью ошеломленный Иосиф Викторович присел на сцену и заговорил:

–Полвека я здесь тружусь на благо искусству, но такого безобразия никогда не видывал! И что же нам прикажете делать, Геракл? Артист пропал, а нам уже через час открывать программу своим номером. Позор на мои седины! Не мне же в самом деле играть юношу? Вот что! Займите место друга, молодой человек, а роль ведущего к знаниям учителя, так и быть, моя.

–Не стану я играть на одной сцене рядом с этим озабоченным куском сала! – возмутилась Света.

–Не больно-то и хочется, падшая женщина, – невозмутимо ответил Геракл.

–Как ты меня назвал?! – манерно возмутилась спавшая с десятью парнями за месяц Светлана.

–Ты это, поаккуратней с девочкой, Геродот, – сказал начавший разминать руки Вольдемар.

–Девочка, камрад – это неполовозрелая особь в возрасте до тринадцати лет, а на этой сцене стоит просто темноволосая, извините за слово, шваль!

После этих слов Вольдемар ударил Геракла в пах и началась неразбериха, которую вскоре прервал зычный голос режиссера:

–Тихо, щеглы! Вы же не хотите опозориться на сцене перед всем потоком? Так начинайте репетировать, мать вашу!

Никто не ожидал услышать от интеллигентного Иосифа Викторовича слова «мать вашу». Это отрезвляюще подействовало на группу, и сгоравшие от взаимной ненависти Геракл и Светлана все же начали репетировать свои роли.

Худо-бедно, но к началу репетиции два раза группа отрепетировать успела. Перед торжественным началом Геракл вышел из зала, чтобы посетить туалет. Вдруг его толстую шею сзади ухватила мощная рука и приперла к стене. Повернув голову, Геракл заметил, что его держит Вольдемар, который начал медленно говорить:

–Послушай ты, жирное ничтожество! Зачем ты просто так девушек оскорбляешь?

–Она… заслужила, – прошептал Геракл.

–А теперь слушай сюда! Если ты еще раз своим поганым ртом что-то про Светку вякнешь, то я позвоню своему дяде и он такое сделает…

Услышав про дядю Вольдемара, своего школьного недруга Борьку, Геракл чуть не полез на стену. Опомнившись, он быстро заговорил:

–Хорошо, хорошо, товарищ! Отныне я буду держать свои замечания при себе.

–Вот и славно, Герасим, вот и славно! А теперь бегом ссать, а то опоздаешь еще. И помни – я за тобой слежу, – ответил Вольдемар и вернулся в актовый зал.

***

Красивые и ухоженные первокурсники чинно сидели в актовом зале. Парни в большинстве своем были одеты в классические костюмы, а девушки – в красивые платья. На этом фоне резко выделялся наш Геракл Сергеевич, одетый в клетчатые штаны до пупа и еле застегивавшеюся белую рубашку. Не удосужился он и побриться, или хотя бы постричь бороду. Как любил утверждать Геракл, «любящее сердце и таким меня почувствует».