Читать книгу Создатели - Гэри Ван Хаас - Страница 2

Черные тучи грозились пролиться дождем. Дэниэл вышел из надежно охраняемой укрепленной студии и направил машину в каменный ад раздираемого войной Южного Лос-Анджелеса. Чем дальше он проезжал в Зону экономического развития, тем хуже становились дороги. Западный комитет по ресурсам и энергетике разрешил жителям зоны пользоваться электричеством до четырех часов в сутки и получать по два галлона воды на семью. Таким образом комитет пытался предотвратить бунты, когда правительство в очередной раз вывело с юга войска Национальной гвардии. Нового вторжения ожидают не позже, чем через месяц. Дэниэл мрачно сообщит о нем на фоне кадров, снятых камерами слежения с треугольных беспилотников телекомпании «Глобнет», которые кружат над сельскими районами и местами важных событий, как стаи черных стервятников.

Сегодня в вечернем выпуске новостей Дэниэл Руперт назвал новые правила «энергичной мерой для повышения благосостояния и расширения возможностей жителей Южного Лос-Анджелеса». Он спрашивал себя, подходит ли для такого случая слово «повышение», ведь оно подразумевает, что какое-то благосостояние у людей уже есть. Конечно, за это слово, так же как за всю бодрую интонацию новости, отвечала телекомпания. Рядовой ведущий новостей не мог предлагать правки. Руперт был просто симпатичной «говорящей головой», и зрители верили любым его сообщениям, даже если он лгал.

На разбитом шоссе 405 его новый отполированный «Форд Блюхок» 2035 года с низкой подвеской бросался в глаза, как щедрая приманка. Каждый раз, проезжая под заброшенным путепроводом, Дэниэл прибавлял скорость. Иногда в темноте под мостами скрывались налетчики, выжидавшие привлекательную добычу. Они останавливали машины, заложив в трещины дороги самодельную взрывчатку, или старым добрым способом – автоматной очередью. По крайней мере так Руперт объявлял в новостях по местному телевидению. Грань между реальным миром и картинкой для аудитории казалась ему зыбкой и проницаемой, потому что он и сам не знал, когда говорил правду, а когда нет. Он просто зачитывал текст.

На этом участке шоссе все въезды на федеральную автостраду были засыпаны мусором и обломками после землетрясения. По сторонам от дороги, огороженной ржавой колючей проволокой и железной сеткой, тянулись старые бетонные здания. В большинстве из них свет не горел, и лишь изредка в каком-нибудь оконном проеме вспыхивал красный отблеск открытого огня. Четыре часа электроснабжения, пожалуй, были преувеличением. Может быть, Западный комитет по ресурсам и энергетике подавал электричество на час, а скорее всего, не подавал вовсе. О смягчении правил просто объявили, чтобы жители безопасных оазисов, вроде Беверли-Хиллз и округа Ориндж, думали, будто о дикарях с юга хоть как-то заботятся.

Недели через три-четыре Руперт будет зачитывать перед камерой новое сообщение: жители Южного Лос-Анджелеса намеренно повредили трансформаторы и линии электропередачи или использовали поступавшее электричество для организации восстания, поэтому энергоснабжение необходимо снова прекратить. Коллеги Руперта соберутся на аккуратно постриженном поле для гольфа, где деревья скрывают электрошоковый забор из колючей проволоки. Они будут потягивать напитки со льдом и качать головами, сокрушаясь, что этим людям просто невозможно помочь.

Чтобы поддержать официальную версию, район снова оккупирует Национальная гвардия. Несколько сотен подростков и молодых мужчин схватят и упекут в переполненные особые тюрьмы, а состоятельные господа вернутся к обычной жизни и будут довольны, что все возможные меры приняты.

Руперту не следовало ездить на юг. Он жил на севере, в районе Бель-Эйр, у него был трехэтажный дом в безопасном коттеджном поселке за высокой стеной. Окна всех особняков выходили на сквер с игровой площадкой, которую откормленные местные дети обходили стороной. На юге Руперт был чужаком.

Поездки в южную зону, конечно, не противоречили закону, но вызывали большие подозрения. Вести себя подозрительно было опаснее, чем совершить преступление. Одних домыслов было достаточно, чтобы отправить человека в особую тюрьму. Хотя Руперта с его профессией и положением скорее поместили бы в карательную психиатрическую больницу – живое воплощение ночных кошмаров. А может, просто убили бы: всегда стоит надеяться на лучшее.

Он добрался до нужного выхода, миновал загроможденную офисную парковку, подъехал к воротам с надписью «СКЛАДЫ», поднес пропуск, и ворота со скрипом открылись. Когда в Южном Лос-Анджелесе отрезали электричество, «СКЛАДЫ» получали питание от собственных аккумуляторов. Это привлекало арендаторов.

Руперт двигался по переулкам из низких кирпичных гаражей со ржавыми замками на дверях, доехал до склада номер 332 и остановил машину. Он вышел, вдохнул ночной воздух с привкусом гари и озона. Дверь за ним тихонько закрылась. Производитель обещал, что автоматическая дверь будет «бесшумной, как шаги дворецкого». Руперту делалось не по себе от такой рекламы.

Машина закрылась, а стекла потемнели, чтобы в случае чего грабители не могли заглянуть в салон. Руперт отключил систему навигации. Если бы у кого-то появились вопросы, Руперт объяснил бы, что навигатор сломался, а он не успел показать машину механику. Никому бы и в голову не пришло, что он сам отключил навигацию: ни один человек в здравом уме не рискнет сбиться с безопасной дороги, отмеченной на карте. Правда, он понимал, что через несколько недель такое оправдание будет неправдоподобным.

Ему всегда нравился старомодный замок на двери склада и металлический ключ от него. Это был единственный ключ, который он мог подержать в руках. Машина, дом и офис закрывались на биометрические замки. Предмет, который предполагал секретные дела в местах, не отмеченных на карте, тоже мог вызвать серьезные подозрения.

Замок заскрежетал и открылся. Руперт откинул щеколду, с которой полетели хлопья ржавчины, поднял дверь гаража и вошел. Дверь позади него с грохотом захлопнулась.

Он зажег фонарик. Луч скользнул по наваленной мебели: кушетке, побитому молью креслу, сломанному пуфику, кофейному столику, пыльным картонным коробкам с отсыревшими книгами и тряпками. Это были не его вещи. Когда Руперт снял склад, весь этот хлам, оставшийся от чьей-то жизни, уже был здесь. При оформлении аренды управляющий складом, полуслепой старик по имени Карлос, избегал говорить о вещах предыдущего арендатора, хотя, конечно, обязан был от них избавиться. Но Руперт ничего об этом не сказал и не стал утруждаться уборкой. Гора барахла превращала это место в обычный на первый взгляд склад, Департамент террора не стал бы тратить время на его проверку.

Снаружи в ночи раздался долгий пронзительный свист и грохот. Выстрел из гранатомета. Местные опять воевали – то ли с властями, то ли друг с другом. Пол словно ушел из-под ног, с потолка осыпалась горсть пыли, а потом все снова стихло.

Руперт открыл нижний ящик шкафа и сдвинул вперед кучу папок. Из глубины он достал свое самое ценное сокровище – серый кубик размером почти с кулак, покрытый блестящей гравировкой из китайских иероглифов. Единственное английское слово было напечатано на дне кубика: «СиноДин» – и серийный номер. Прибору было три или четыре года, но он был гораздо современнее любого, доступного покупателям без разрешения. Департамент террора разрешал только те портативные устройства, которые медленно работали. Агенты предпочитали, чтобы люди пользовались домашними или офисными сетями, информацию из них легче отслеживать и записывать.

Он подключил внешние элементы: очки, наушники, перчатку для ввода данных и поборол желание проверить, нет ли кого за дверью. Территория складов огорожена, и попасть туда можно только через ворота. Вдруг он пожалел, что не снял еще один склад, чтобы оставлять там машину. В этом районе любой транспорт не старше десяти лет выглядел подозрительно. Сейчас его машину могли заметить только вертолетные патрули, но он опасался их больше, чем бандитов. Те всего лишь ограбили бы его и, возможно, убили. Департамент террора куда страшнее.

Он загрузил китайский передатчик данных и в ту же секунду погрузился в мир иероглифов. Прозрачной виртуальной рукой он выбрал значок переводчика и увидел понятные английские слова. Руперт не знал ни китайского, ни какого-либо другого языка, кроме английского. Изучать иностранный язык было непатриотично, а значит, опасно.

Он зашел в информационный архив «Боливарнет», один из сотен доступных ему сайтов. Все они были вне закона и обычно закрыты для просмотра. Руперт искал «необработанные» новости, которые не прошли цензуру Департамента террора. Он зашел на «Боливарнет», чтобы найти репортажи с войн в Южной Америке.

Руперт превратился в невидимого наблюдателя событий, записанных на улицах аргентинского Сан-Хуана, где Атлантические коммерческие силы вели долгую войну против объединенной армии Южного конуса[1]. Источники по-разному объясняли причины противостояния: Атлантические силы стремились то ли обезглавить неокоммунистическую гидру, то ли прибрать к рукам золотые и медные рудники. Видеозапись, вероятно, сделали аргентинские повстанцы, но имени автора Руперт не видел.

На него надвигалась колонна черных тяжелых танков, круша развалины домов и проржавевшие груды давно брошенных автомобилей. На боку каждого танка виднелась эмблема компании «Хартвел Сервисиз Инк»: черная буква Х с сердцем посередине, заключенная в блестящий золотистый овал.

На другом боку танков был изображен флаг Новой Америки: белая звезда на фоне синего квадрата с толстыми полосами по краям – двумя черными и одной белой. Говорят, какие-то консультанты по маркетингу поправили старый флаг, чтобы детям было легче его рисовать. Это помогало воспитывать патриотизм с самых ранних лет. Президент Уинтроп провозгласил, что флаг символизирует новую, более сплоченную страну, которую построили его сторонники. По крайней мере им нравилось делать вид, что так и было.

Танковые пушки плевались снарядами и разрушили несколько глиняных домов. Большинство построек в районе уже лежали в руинах и тлели, наверное, после воздушной бомбардировки.

Из громкоговорителей танков раздавалось по-английски: «Сложите оружие. Повстанцы не получат снисхождения. Сложите оружие. Пленные будут помилованы. Сложите оружие».

Пушка первого танка в колонне повернулась прямо на Руперта, и он понял, что бежит по узкому переулку. Теперь он был невольным участником этого сюжета, кто бы его ни снял. У него перед глазами прыгали обрывки пейзажа: проломленные стены, небо в черном дыму, земля, усеянная каменной крошкой. Оператор и несколько метисов, похоже, его товарищей, свернули на крутую лестницу. Руперт не мог понять, была ли это уличная лестница или когда-то она составляла часть дома. Она спускалась в узкий подземный тоннель. Руперт мельком заметил в темноте тощие обезображенные тела. Оператор поспешил скрыться в тени подземелья, и видео оборвалось. Похоже, партизаны не хотели показывать миру подземные ходы Сан-Хуана.

Руперт снова оказался в архиве «Боливарнет», вокруг него двигались шары и кубы с надписями на разных языках. Каждая геометрическая фигура обозначала отдельный видео-, аудио- или текстовый файл, загруженный аргентинскими повстанцами. Он мог перейти в другие разделы, чтобы увидеть обновления из Бразилии или Венесуэлы. Но ему уже было дурно, и он не спешил смотреть другие записи.

Он уже совершил достаточно преступлений, чтобы навлечь на себя гнев Департамента террора, который контролировал все формы зарубежной пропаганды. Кабинет одного из агентов Департамента, Джорджа Болдуина, находился рядом с кабинетом Руперта на «Глобнете». Болдуин следил, чтобы террористическая пропаганда не просочилась в вещание «Глобнета», и помогал отделять правду от вымысла. Еще он передавал редакторам информацию из официальных источников.

По версии Болдуина, которую представил зрителям Руперт, аргентинцы жили под гнетом неокоммунистического диктатора и молили Америку о помощи. Милосердный и великодушный президент Уинтроп пожелал освободить их.

Руперт подсел на зарубежные новости, и это автоматически превращало его в пособника преступников. Китайский передатчик данных со встроенным переводчиком был полностью вне закона: ни один добропорядочный гражданин не захочет получать сведения из неофициальных иностранных источников. Руперт много лет хотел выяснить правду о новостях, которые сообщал каждый день. Может быть, потому, что, когда он в молодости изучал журналистику, считалось важным находить несколько источников информации, перепроверять их и отсеивать истинные факты. Законы о пропаганде и подстрекательстве положили конец этому методу, и теперь для молодых репортеров «Глобнета» не существовало истины и лжи: только разрешенные или запрещенные новости.

Руперт отключился от передатчика. Образ разгромленного квартала до сих пор пылал у него перед глазами. На сегодня хватит одного сюжета. Лучше всегда соблюдать осторожность, на случай, если предстоит допрос агентом Департамента террора. Была еще Мэдлин, его жена, которая, впрочем, и сама могла оказаться агентом.

Руперт спрятал передатчик, запер дверь склада и вернулся в машину. Двигаясь на север по разбитому шоссе, он чувствовал себя идиотом и сгорал от стыда. От запрещенной информации не было никакого прока; он напрасно подвергал себя и Мэдлин опасности, рисковал работой и домом. Руперт уже представлял себя в тесной камере особой тюрьмы, где он, словно оголодавший пес, будет драться с другими заключенными за порцию липкой белковой пасты.

Он надавил на газ, и машина взревела, унося его с территории вечно туманной и разрозненной правды в упорядоченный, внешне разумный мир официальных правил.