Читать книгу Вечные ценности - Герман Арутюнов - Страница 8

Простая еда

Оглавление

Всегда были на земле люди, которые искали первооснову. Кто-то – в словах: мол, скажешь заветное слово – и все сразу станут счастливыми. Кто-то – в растениях: Гете (1749–1832), например, искал такое растение, которое было бы первичным. Кто-то – в строении вещества: Демокрит (460–370 год до нашей эры), например, открыл, что мельчайшая частица – атом.

А в еде – есть ли такая пища, которую можно считать первичной?

Для деревенского жителя первичным является то, что он называет «едой». Скажем, мармелад, зефир, пряники, печенье, творожные сырки, кусочек ветчины – еда? Нет, с точки зрения крестьянина – не еда, баловство. Сладкие блюда на Руси как раз и считали баловством и именовали «заедками», к которым относили все любимые сладости: мед, леденцы, варенья, кисели, пряники, сладкие пироги, орехи и фрукты. А вот каша – это еда, картошка – еда, горох – еда, гречка – еда, хлеб – тоже еда. То есть простая еда – это то, что не баловство, то, что ты, будучи сытым, уже есть не будешь. Или, другими словами, простая еда – это то, без чего человек не выживет. Без мармелада и зефира выживет, а без хлеба – нет. Если есть вода и хлеб, можно прожить много лет.


Ю. Сергеев. «Простая еда»


Вон у нас старцы-отшельники в скитах ели только хлеб, запивая его водой. Все. А жили до глубокой старости.

Моему другу художнику Юрию Сергееву хотелось нарисовать такую картину, чтобы у любого русского человека возникло приятное чувство чего-то родного, именно нашего, русского, связанного с едой. Вот и получилась простая еда, которая всем желанна. И никаких тут тебе деликатесов. Даже без подсолнечного масла. Это сейчас мы картошку большей частью с маслом едим, а раньше им еду сдабривали только в праздники. Не по бедности, а потому что и так было вкусно. И из посуды для такой еды подходит больше простая миска, нежели изысканная тарелка…

«Один мой деревенский знакомый, Валерий Семеныч Ширшиков, дал мне такой рецепт, который, как он сказал, дошел до нас с далеких времен. – рассказывает художник. – Берешь буханку черствого черного хлеба, нарезаешь, натираешь каждый кусок со всех сторон чесноком так, чтоб жегся, и ешь, запивая ледяным молоком из глиняной кружки. Горящее от чеснока небо гасится холодным молоком.

И еще один всем известный рецепт, уже с подсолнечным маслом. Некоторые называют это блюдо тюрей. Надо взять черствый черный хлеб, нарезать его сантиметровыми кубиками. Измельчить репчатый лук, 3-4 головки. Все это покруче посолить. Уложить в кастрюлю с крышкой, залить подсолнечным маслом (0,5 бутылки) и как следует (подольше) потрясти, перемешивая. И давать пробовать гостям, каждому не больше столовой ложки. После этого все требуют добавки, даже те, кто вначале иронизировал и отказывался. Мало того, начинают есть прямо из кастрюли – настолько им это кажется вкусным. Видимо, эти продукты (черный хлеб с луком) хорошо друг с другом совмещаются. Хотя, с другой стороны, в деревне крестьяне всегда ели большей частью все отдельно: вареную свеклу, молоко, огурцы, лук, яйца… Модное сейчас раздельное питание – это хорошо забытое старое, как заново открытое колесо».

Юра прав: простая еда, отобранная временем, дошла до нас с древнейших времен. Возьмем хлеб с луком (или с чесноком) – эту пищу ели еще строители египетских пирамид… На Руси же, возможно, самым древним и простым продуктом считалась репа, раз до наших дней докатилась поговорка «проще пареной репы». Репу и сырую ели, и мороженую, и моченую, и пареную, и варенную в меду, и приготовленную еще десятком самых разных способов…

Простая еда – это то, что никогда не надоедает (когда ты хочешь есть). Но это уже зависит от программы, которая у нас в мозгу. Японец, например, наверное, будет есть сырые морепродукты (рыбу, крабов, мидии) и останется доволен. Некоторые мастера восточных единоборств (теквондо, ушу, кекусинкай, айкидо) в Китае довольствуются в день одной чашкой квашеных овощей (капусты, перца, моркови). А русскому нужна каша, причем не рисовая, а гречневая.

А с другой стороны, дело не только в привычке. Коровам, например, дают траву, к которой они не привыкли. Они ее не едят. Тогда применяют генную инженерию: берут гены другой, привычной коровам травы и внедряют их в клетки незнакомой. Коровы начинают эту привитую траву есть.

Уникальность простой еды в том, что она – то, что уже не хочешь, когда сыт. То есть она – критерий истинности, естественности наших желаний. Недаром говорят: «Прост как правда». И если наши желания в еде теряют естественность, то есть мы начинаем придумывать, что бы нам такое съесть, когда простую еду уже не хочется, значит, мы уже не едим, чтобы жить, а живем, чтобы есть.

Мы пытаемся делать вид, что едим меньше: покупаем микропомидоры, микробананы и микропирожные. Много потреблять уже не модно и даже несколько стыдно. Уменьшая размеры продуктов, мы делаем вид, что и не едим, а балуемся, играем в еду. Да и все диеты – разве это не игра в еду?

Но по большому счету, манипулирование с продуктами – это от лукавого. Это значит – человек не погружен в любимое дело, живет не на уровне своего предназначения (когда ешь, чтобы жить, а не живешь, чтобы есть), а вполнакала, в свое удовольствие, развлекаясь пищей. А жить только в свое удовольствие грешно.


Борщ – самое популярное у нас первое блюдо


Немецкий философ Иммануил Кант (1724–1804), автор «Критики чистого разума», разделял человеческие чувства на высшие (осязание, зрение, слух) и низшие (обоняние, вкус). Наверное, поэтому излишнее внимание к еде вызывало у него раздражение. Во всяком случае, сам он ел всего лишь раз в день, отдавая предпочтение привычным блюдам, а в своих трактатах доказывал бесполезность и низость пышных застолий, подчеркивая, что праздность в питании – это исключительно животная черта, которая не должна быть присуща мыслящему человеку.

Мы сейчас себя все время обманываем, в том числе и в еде. Начинаем вкус одних продуктов придавать другим: помидорам – вкус курицы или рыбы, огурцам – вкус арбуза или яблока. Это тоже все от лукавого, и в этом – гибель человечества. Как погиб Древний Рим, уже не знавший, как еще извратиться в приготовлении пищи. На пирах древнеримских патрициев были блюда, состоявшие из сотен разных продуктов. Причем чем сложнее, противоречивее были сочетания продуктов, тем большее одобрение такие блюда получали: римляне ценили все, что могло доставить им новые ощущения, новые удовольствия.

Многоплановая еда – это праздный бег по информации, по разным продуктам: глазами, зубами, ушами (разный звук от прикусывания), носом, вкусовыми рецепторами языка. Вообще получается, что человечество все больше разбивает свое восприятие (и свою жизнь тоже) на фрагменты.

Почему себя комфортно чувствуют монахи, которые живут в скиту, едят только хлеб и пьют только простую воду? Они получают удовольствие от этой воды и хлеба, потому что мозг не бежит, сосредоточен на одном и извлекает из этого одного целую радугу. Потому что в каждом однообразии – бесконечное разнообразие, множество тончайших оттенков. И если человек ушел в скит, чтобы утончать душу, ему надо как раз спасаться от обилия информации. А за богатым столом, полным разных продуктов, он вынужден защищаться от этого изобилия.

Простая еда, простая вещь, простой дом, простой человек – все это то, что без излишеств. Излишества, наверное, нужны, но как приправа, как горчица, соль и перец. Но преобладать должна простота, как нечто устойчивое, прочное, как каркас дома.

Отход от простоты гибелен. Потому что и так, чтобы выжить на планете, чтобы не уничтожить ее, нам надо напрягаться. И при этом напряжении уже не до сложностей. А мы пускаемся на сложные уловки, не думая о том, что тем самым умножаем проблемы нашего выживания. Любая технология энергоемка, то есть любое превращение одного вещества в другое требует энергии. А где ее взять? Разрабатывать недра. Что мы и делаем.

Тем, кто это осознает, не до сложной пищи. С другой стороны, простая пища и мыслить заставляет просто и ясно. Сложная пища и мыслить заставляет сложно и туманно. Говорят же йоги: мы – то, что мы едим. То есть образ наших мыслей определяет наша пища. К такому же выводу пришел французский писатель Жан Антельм Брилья-Саварен в начале XIX века, который в своем трактате о еде «Физиология вкуса» написал: «Скажи мне, как ты питаешься, и я скажу, какой ты человек». И вообще, еда, как имидж, с древнейших времен характеризует человека. Не случайно французов до сих пор шутливо называют лягушатниками, украинцев – салоедами, белорусов – бульбашами, а итальянцев – макаронниками.

Сложность ослабляет тягу к жизни. Когда у нас все основательно, нам хочется жить. Ощущение незыблемых ценностей более прочное, ясное. Ясность в голове – что для чего надо. При сложной пище в мозг идут сложные сигналы, организм вырабатывает сложные ферменты (мозг в этом случае буквально в панике, не зная, что выделять), потому, наверное, соусы разные придумали: с уксусом и с майонезом, чтобы в одном случае создавать преимущественно кислую среду или щелочную. Но в целом от сложной пищи и в голове все усложняется. Как с вестибулярным аппаратом: при смещении понятий в голове (у пьяного, например) нарушается и чувство равновесия. Так и с волей к жизни.

У каждого из нас есть своя простая еда, которая нам нужна. Если для русского человека «щи да каша – пища наша», то что же ближе нам?


Когда ничего нет или некогда, спасает яичница

Вечные ценности

Подняться наверх