Читать книгу Летний домик с бассейном - Герман Кох - Страница 7

Это случилось полчаса спустя. Я стоял в коридоре, сыновья Ралфа проголодались и ушли в столовую. Юдит Мейер вернулась из туалетной комнаты, где подкрасила губы и умыла глаза.

– Я рада, что ты был с ним, – сказала она.

Я кивнул:

– Он ушел красиво. – Такие вот слова говоришь в подобные минуты. Наперекор себе. Тут как со спектаклем, о котором говоришь, что находишь его потрясающим. Или концовку фильма – берущей за сердце.

К нам спешил человек в белом больничном халате. Он остановился прямо перед нами, протянул Юдит руку:

– Госпожа Мейер?

– Да? – Она пожала протянутую руку.

– Маасланд. Доктор Маасланд. У вас найдется минутка?

Под мышкой он держал коричневый скоросшиватель. Справа вверху виднелась наклейка с надписью фломастером «Г-н Р. Мейер», а ниже мелким типографским шрифтом – название больницы.

– А вы? – спросил Маасланд. – Член семьи?

– Я домашний врач, – ответил я, в свою очередь протягивая ему руку. – Марк Шлоссер.

Маасланд мою руку проигнорировал.

– Доктор Шлоссер, – сказал он. – Ну что ж… Собственно, весьма кстати. Есть кой-какие вопросы… – Он открыл скоросшиватель, принялся листать. – Где же это? Ах, вот.

Что-то в манере поведения Маасланда заставило меня насторожиться. Как и все специалисты, он не давал себе труда скрыть глубокое презрение к домашним врачам. Хирург или гинеколог, терапевт или психиатр – взгляд у всех у них одинаковый. В свое время не было охоты учиться дальше? – говорил этот взгляд. Поленился корпеть еще четыре года? Как видно, боялся серьезной работы? Мы оперируем людей, проникаем к внутренним органам, к системе кровообращения, к мозгу, центру управления человеческим телом, мы знаем это тело, как ремонтник знает автомобильный мотор. Домашний врач вправе только открыть капот двигателя, а затем покачать головой – с удивлением и восторгом перед таким чудом техники.

– Вчера мы с господином Мейером еще раз просмотрели всю историю его болезни, – сказал он. – Обычная процедура перед эвтаназией. В конечном счете не вы направили к нам господина Мейера, верно, доктор Шлоссер?

Я сделал вид, что задумался, потом сказал:

– Да, верно.

Маасланд вел пальцем по листу бумаги в скоросшивателе.

– Я спрашиваю, потому что здесь… да, вот здесь написано… – Палец остановился. – Вчера господин Мейер сообщил нам, что в октябре минувшего года ходил к вам на прием.

– Возможно. Вполне возможно. Он бывал у меня, правда время от времени. Когда в чем-нибудь сомневался. Или хотел узнать мнение другого врача. Я… я друг семьи.

– А по какой причине он приходил к вам в октябре, доктор Шлоссер?

– Так сразу и не вспомню. Нужно посмотреть записи.

Маасланд быстро покосился на Юдит, потом снова перевел взгляд на меня.

– По словам господина Мейера, в октябре прошлого года вы сказали ему, что нет ни малейшего повода для тревоги. А ведь уже тогда у него проявились первые симптомы болезни.

– Я не могу сейчас сказать точно. Возможно, он уже тогда о чем-то меня спрашивал. Возможно, что-то чувствовал и просто хотел, чтобы я его успокоил.

– Во время упомянутого октябрьского визита вы брали у господина Мейера биопсию, доктор Шлоссер? И затем отослали к нам на анализ?

– Думаю, это я бы определенно запомнил.

– Мне тоже так кажется. Тем более что изъятие ткани сопряжено с известным риском. В худшем случае оно способно ускорить развитие болезни. Надеюсь, вы отдаете себе в этом отчет, доктор Шлоссер?

Капот двигателя. Я мог его открыть, но не имел права трогать проводки и шланги.

– Особенно странно, что господин Мейер все это прекрасно запомнил, – продолжал Маасланд. – Что вы отправите биопсию на анализ. А он позднее позвонит вам, чтобы узнать результат.

Ралф Мейер умер. Его тело, вероятно уже порядком остывшее, лежало в нескольких метрах от нас, за зеленой дверью с табличкой «СОБЛЮДАЙТЕ ТИШИНУ». В палату не войдешь, не спросишь у него, не ошибся ли он вчера с датой.

– В данный момент я не могу припомнить, – сказал я. – Мне очень жаль.

– Как бы там ни было, биопсия к нам не поступала.

Вы же понимаете, чуть не сказал я. Понимаете, что в предпоследний день своей жизни Ралф Мейер начал изрядно все путать. Из-за медикаментов. Из-за ослабленного состояния. Но я промолчал.

Тогда в разговор вступила Юдит Мейер:

– Октябрь…

Маасланд и я посмотрели на нее, но взгляд Юдит был устремлен на меня одного.

– Ралф тревожился, – продолжала она. – Ему предстояли почти двухмесячные съемки в Италии. Через несколько дней он должен был выехать туда. Он говорил мне, что, по-твоему, все это пустяки, но на всякий случай ты что-то послал в эту больницу. Чтобы его успокоить.

– Мы ничего не получали, – заметил Маасланд.

– В самом деле очень странно, – сказал я. – Думаю, я никак не мог бы забыть такое.

– Потому-то я и пришел к вам, госпожа Мейер, – сказал Маасланд. – Мы считаем дело слишком серьезным, чтобы оставить его без внимания. И намерены копнуть поглубже. Я хотел просить вашего разрешения на вскрытие.

– О нет! – воскликнула Юдит. – Вскрытие? Это необходимо?

– Оно позволит нам и вам тоже, госпожа Мейер, составить более четкую картину случившегося. Вскрытие показывает многое. Например, мы увидим, вправду ли у вашего мужа брали биопсию и когда. За последние годы методы исследования усовершенствовались. Если биопсия имела место, можно с очень большой точностью определить, когда ее брали в первый раз. С точностью не просто до месяца, но до дня.