Читать книгу Дэнко - Герман Волган - Страница 2

Чтобы глубоко прочувствовать, что наступил замечательный и самый лучший день, бывает достаточно услышать звонок своего телефона утром. Далеко не избалованный вниманием, ты с радостью понимаешь: опаньки, а кому-то я еще нужен. Уж поверьте на слово, это дорогого стоит. К сожалению, информация не для всех, а для узкого круга посвященных, кого жизнь ненавязчиво поучила некоторым своим правилам.

Вскочив с кровати, как с низкого старта, бегу на зов предполагаемого судьбоносного предложения. Два дня молчащий мобильник я оставил на кухонном столе за ненадобностью, и вдруг… Пробегая мимо зеркала, мельком оцениваю свою физическую готовность к будущим великим свершениям. Отлично! Улыбка шире самой физиономии, вполне себе бодренький и, главное, лихо передвигаю конечностями. Короче, весь джентльменский набор для того, чтобы убежденно считать: «Жизнь продолжается, а может быть, даже и налаживается».

– Алло, слушаю вас, – как можно дружелюбнее пропел я в микрофон.

Звонок оказался от «никогда не спящих», как я их называю, от «предлагателей своих услуг». Праздничный мужской голос объявил мне, что я счастливчик, потому что у меня теперь есть десятипроцентная скидка на их продукцию. Пожизненная. Не сказать, что меня это вдохновило, но я приблизительно минуту внимательно слушал речь человека, безмерно чем-то довольного. Затем молча нажал на отбой, констатируя для себя тот несомненный факт, что я являюсь «потребителем», а значит, и полноправным членом общества.

На этой торжественной ноте я приготовил себе завтрак, пританцовывая под заряжающие песни Джо Кокера. На столе, пусть грубовато, но с любовью разложенные на тарелочках, последовательно появились: а) солидный бутерброд с колбасой и сыром, б) помидор, разрезанный на четыре части в россыпи маслин, в) вареное яйцо в майонезе и г) пол-литровая кружка томатного сока. Не особо вдохновляющее зрелище для некоторых малость нервных дамочек, которые иногда посещают мое скромное обиталище. Для меня же кулинарный шедевр, причем шедевр, отвечающий моим вкусовым предпочтениям, образцовый питательный завтрак. В дополнение к этому, несомненно, идеалистическому натюрморту был шикарный вид из моего окна на необъятный простор мироздания. Это если смотреть только на небо, конечно, а в целом – обыкновенный московский двор эконом-класса. На то, что внизу, я обычно посматриваю мельком, с сугубо информационной целью – убедиться в том, что за ночь власть в стране не поменялась. По каким признакам? О, это просто. Дети безмятежно играют на площадке, листовки на стены и фонари никто не клеит, вооруженные матросы не бегают. Этого более чем достаточно для полного душевного спокойствия и обретения надежды на то, что в итоге все будет хорошо.

Дожидаться еще каких-то знаков внимания со стороны внешнего мира я не стал, а, приведя себя в порядок, решил сам потревожить его. На сегодняшний день меня интересовал один-единственный вопрос к бескрайнему пространству за моей квартирой: неужели я совершенно никому не нужен? Ведь я же труженик патологический, лошадь ломовая, готов с утра до ночи пахать, сеять и даже руководить. Но только за достойное вознаграждение. На хлеб насущный пока что зарабатываю двумя нехитрыми, но надежными способами: служу охранником в элитном массажном салоне и распространяю рекламу на компьютере, спамю. Звучит вяловато и не особо денежно, но для одинокого двадцатитрехлетнего парня… мм… хватает, а впереди у меня, несомненно, светлое будущее.

Что я делаю еще? Дышу и верю, а точнее, серьезно занимаюсь дыхательными упражнениями по уникальной системе прапорщика пограничной заставы Тусова, под началом которого я проходил срочную военную службу. Тусов был поистине легендарной личностью, а главное – мудрым и хорошим человеком. Более тридцати лет прослужил в Уссурийской тайге, отдал всего себя без остатка, но и тайга, в свою очередь, открыла ему многие свои тайны. Поди знай, почему он выбрал меня и двоих моих друзей-сослуживцев, Макса и Егора, своими учениками. Думаю, Тусов почувствовал наше невысказанное мужское уважение к нему, которое на протяжении вот уже трех лет мы ежедневно подтверждаем, выполняя двухчасовой тренинг по его методике. Время ухода в мир тонких чувств и энергии лично мне дает нереальную уверенность в своих силах, а также полное осознание и принятие проблем текущей жизни как совершенно незначительных в контексте временного материального существования.

Еще вот, пожалуй. Зовут меня Владислав Сергеевич, или просто Влад, и до настоящего времени я жил тем, что постоянно находился в поисках любви и женского тепла, а также копил деньги, мечтая еще раз побывать в заповедных местах моей службы. А если быть точнее, побывать на сопке Янтарная (название вымышленное), куда по секрету («Там происходят удивительные вещи для человеческого мироощущения») нам посоветовал съездить, и съездить обязательно, наш гуру Тусов.

На протяжении трех лет после службы я периодически созванивался со своими друзьями: Егором, который теперь живет в Петербурге и воспитывает двух лапочек-дочек, и рыжим Казановой из Екатеринбурга Максом. Мы самозабвенно, по принципу «курочка по зернышку клюет», обсуждали и корректировали в жарких спорах план предстоящей поездки. Она была необходима нам как воздух, как глоток живительного эликсира, как шаг в сторону нашего дальнейшего духовного развития и приобретения новых физических качеств. К тому же Тусов пообещал, что представление о бытии у нас всецело поменяется.

И вот этот замечательный день практически наступил. У каждого из нас в укромном месте лежал билет на самолет до Владивостока на июль месяц. Егор был милостиво отпущен женой после клятвенного обещания вернуться в семью, пусть даже в виде привидения, а нам с Максом просто нужно было закрыть двери съемных квартир и, отдав ключи соседям, валить свободно хоть на Северный полюс. До отъезда оставалась еще неделя, и эту неделю, тянувшуюся как год, нужно было каким-то образом убить. Что я и стал делать с рвением палача. Безденежная жизнь, она такая, толкает на любые авантюры и не обещает выплаты страховых взносов. Добавить сюда, что я на настоящий момент был свободен, или, другими словами, на хрен никому не нужен.

Приближался конец июня. В этом году лето было жаркое, я бы даже сказал, знойное. Ворчливыми москвичами оно оценивалось как «пекло невыносимое». Погода по какой-то ведомой только ей причине решила побить все свои предыдущие рекорды. Представьте, за сорок градусов в забетонированной и заасфальтированной столице, где машин почти столько же, сколько людей. Я стоял возле настежь открытого окна со скрученным полотенцем в руке и занимался серьезной исследовательской работой. Тема исследования: «Мое невероятное бесстрашие и терпение, а также искреннее уважение к осе, демонстрирующей удивительные стороны своего характера». А именно, готовность к самопожертвованию во имя достижения своей цели – проникнуть в комнату и цапнуть меня, да побольнее. Я не мог не восхищаться – какое упорство, какая сообразительность и глубина фантазии! Если бы я обладал такими качествами, то наверняка не стоял бы сейчас в трусах и майке у окна, а мчался в Кремль, сопровождаемый кортежем с мигалками. Оса была крупной особью: толстая и с яркими желто-коричневыми полосками, не сомневаюсь, что самка, судя по ее упорству и вредности. В любом случае, я дал ей имя Она, с ударением на «О», чтобы не обидеть ни одно женское имя. Более двадцати раз я отбивал ее наглые атаки. Дважды, применив обманные виражи, она прорывалась в комнату, откуда я ее изгонял, не убивая из уважения. Несомненно, риск быть ужаленным был велик, но я шел на него продуманно и мужественно. Она на время исчезала из виду, наверное, для подготовки нового штурма и усыпления моей бдительности, но буквально через минуту возвращалась с хитрым маневром и заходом от солнца. Угадать запланированные ею действия было совсем не просто, и мне приходилось лихорадочно крутить полотенцем, чтобы воздушной волной отбросить особь, наглостью искалеченную, на безопасное для меня расстояние.

Когда мне порядком надоело это состязание и когда я окончательно понял, что мне полосатую Осу не сломить, я просто закрыл окно, оставил обозленную непрошеную гостью с обратной стороны рамы. Пусть отдохнет, сопоставит все варианты и свои возможности, пусть понаблюдает за мной со стороны и дождется нового прилива сил, чтобы совершить задуманное.

Утолив жажду холодной колой, я лениво завалился в кровать и, включив негромким фоном классическую музыку, решительно позвонил на работу. Целью было – своим жизнерадостным голосом испортить настроение Аллочке, сидящей одновременно при входе в салон в качестве привлекательного личика, и в телефоне – завлекать клиентов.

В трубке зазвучал стандартный приветственный текст, который я, наверное, и на том свете не забуду, настолько он втемяшился мне в мозг:

– Массажный салон премиум-класса «Артемида»!

Далее шел сказочный набор обещаний, судя по Аллочкиным интимным интонациям, адресованных именно тому, кто сейчас звонит, она готова на все, кроме дать взаймы денег. Короче, посетите нас, и вы себя не узнаете, а за дополнительную плату вообще никого не будете узнавать, включая тещу/свекровь и остальных родственников жены/мужа.

Как только Аллочка закончила свою развращающую пропаганду, я с нежностью удава произнес:

– Здравствуй, дорогая! Свет очей моих! Услада души моей! Как я по тебе соскучился! Не поверишь, сегодня продал всех своих друзей и купил тебе на эти деньги букет цветов и кулек конфет. Хочешь, сейчас принесу? Подожди немного, сейчас сниму петлю, спрыгну с табуретки и примчусь к тебе соколом!

– А, Влад… Ну и ты иди в том же направлении. Чего тебе надо?

Вот так, голосом кухарки, она лениво ответила на мое радостное приветствие. Аллочку можно понять – не царское это дело слушать комплименты нищего охранника.

Дальнейшая наша беседа была бесперспективной, и разумно было ее прекратить. Я сделал это элегантно, опасаясь потерять резервные уши для релаксирующего меня трепа.

– Прости за беспокойство, радость моя! Я ужасно боюсь потерять твою любовь ко мне и поэтому постараюсь реабилитироваться перед тобой, привезя тебе аленький цветочек из глубин дремучей тайги! А если по дороге встречу заблудившегося рыцаря твоего сердца, измученного поисками наипрекраснейшей из прекрасных, торжественно обещаю по лицу не бить. Пока! Пойду скучать.

– Иди ты, Влад, к чертям! А цветы я принимаю исключительно в денежном эквиваленте.

Аллочка исчезла в глубинах сотовой связи. Если честно, я мысленно поблагодарил ее за невероятное терпение, за то, что милосердно выслушала меня, дала мне возможность нести эту чушь. Завтра пойду в церковь и буду раболепно ходатайствовать о присуждении ей ангельского чина. Или поставлю свечку за ее здоровье. Счастья тебе, талисман «Артемиды»! А я, пожалуй, позвоню своей старой боевой подруге. В дни крутого пикирования в депрессивное состояние, что со мной бывает довольно часто, она всегда придет на помощь и с профессионализмом гейши утешит меня… ну, чем надо, тем и утешит. Неподдельной нежностью – вот чем.

Приблизительно так, усердно занимаясь рассеиванием пустоты, я и провел эту мучительную неделю до отъезда.

* * *

Наконец этот долгожданный день настал: сначала я увидел Москву в иллюминатор самолета, а потом, ближе к концу дня, без особых приключений добрался до старенькой гостиницы на окраине приморской столицы. Гостиница была местом нашей запланированной встречи, и Макс с Егором были уже там. Увидев меня в окно, идущего маршевым шагом, как бравый солдат Швейк, с небольшим рюкзачком на плече, парни выбежали мне навстречу и устроили показательное шоу для хронически уставших командированных на тему, как дружны пограничники, оттрубившие на заставе положенный срок.

Наше кратковременное двухдневное пребывание в отеле нулевого класса было очень шумным, но вполне себе трезвым. Ведь мы были верными адептами прапорщика Тусова, непререкаемого для нас авторитета. Все эти два дня мы пробегали по магазинам, с предельно допустимой экономией закупая продовольствие и предметы, необходимые в условиях полной оторванности от цивилизации. К цели мы выдвинулись нагруженные, как верблюды пустынного каравана. На автобусе и попутках забрались в глухомань, как можно ближе к нашей вожделенной сопке. Дальше – на своих двоих. В два перехода и одну ночевку приблизились на расстояние одного километра к ней – сказывалась нержавеющая закалка погранцов с таежной заставы. Сделали привал часа на три, а когда почувствовали прилив сил, на втором дыхании ринулись покорять вершину.

К нашему счастью, эта энергетическая сопка оказалась пологой и невысокой: приблизительно метров восемьсот нудного шага. Вершина же вообще была плоской – живописная поляна, поросшая цветами.

Сбросив ношу на землю, мы разбили небольшой лагерь. Я могу сколько угодно острить, но здесь действительно было красиво. Однако полюбоваться долго не удалось. Солнце уже уходило на заслуженный покой, напоследок перекрасив земные владения в багряный цвет. Ночь наступила мгновенно, и на небе засияло нереальное количество звезд. А позже взошла луна, и это было как в сказке. Не буду врать, что мы сидели на поляне и любовались бездонной Вселенной, – конечно же мы рухнули спать, тем более местные звезды пересчитали все до единой, пока охраняли рубежи Родины.

Утро оказалось настолько прекрасным, что все наши наибольшие ожидания позорно поблекли. Солнце всходило на свой престол медленно и величаво, как огромный огненный цветок, озаряющий пробуждение мира. Оно бережно выплескивало в бескрайнее пространство фантастические краски и оттенки. Я в немом восхищении смотрел на эту постоянно изменяющуюся картину и думал: «Сколько раз уже наблюдал за этими головокружительными метаморфозами природы – и вот снова испытываю ощущение новизны и искреннего удивления. Как много тайн и загадок в этом Божественном подарке людям, и как же мы все порой неблагодарно и безответственно относимся к нему. Ведь сущность всего живого, окружающего нас, – отдавать, а мы эгоистично хапаем все подряд, безрассудно и без всякого чувства меры. Кланяюсь тебе, о величавая и щедрая Уссурийская тайга!» Я склонил голову в почтительном поклоне.

Такие чувства обуревали не только меня – мы все стояли и смотрели на чудо пробуждения как заколдованные. Но все же у меня было ощущение, что все вокруг делается только для меня одного и именно сейчас произойдет нечто потрясающее, нечто такое, что молнией ворвется в мою жизнь, навсегда изменив ее.

Восход – самое подходящее время, чтобы проделать дыхательный комплекс и наполниться целительной энергией. Мы, как обычно, расположились в вершинах незримого треугольника, произнесли традиционное приветствие: «Торжествуем с тобой жизнь!» – и стали погружаться в состояние единения и покоя. И как только вошли в ритм, случилось то немыслимое, что и определило нашу дальнейшую судьбу. Как говорится, предчувствия меня не обманули. Но и не согнули.

– Макс, Егор! – оторвавшись от медитации, с волнением крикнул я. – Вы чувствуете какую-то вибрацию в воздухе? И дыхание перехватывает…

Егор уже шел ко мне и тревожным голосом бормотал:

– Чертовщина какая-то! Страх навалился нереальный. Ветра нет, а качает из стороны в сторону, как на корабле.

Да, так и есть, происходило что-то совершенно непонятное и пугающее. Воздух дрожал и колебался. Трава поднялась так, как будто гигантский пылесос пытался всосать в себя всю поляну. Мы кинулись бежать, стараясь вырваться из этой опасной зоны, но какая-то гипнотическая сила сковала наши движения, словно в кошмарном сне. Мы в панике смотрели наверх и по сторонам, пытаясь понять, что за гадость затеяла эту свистопляску. Но ничего похожего на источник воздуховорота нигде не было.

Вдруг Егор, размахивавший руками, как сломанная мельница, словно он боролся с невидимой дьявольской силой впереди него, внезапно свалился на землю как подстреленный и замер в позе эмбриона. Руками закрыл уши и бешено, с вытаращенными глазами затараторил несвязные и непонятные слова. Это напоминало шаманское подвывание под бубен. Потом упали мы с Максом, практически одновременно. Лично я почувствовал рев и удар реактивного самолета, пролетающего на низкой высоте. Макс лежал без движения, неловко подвернув правую руку за спину, а я стоял на коленках и, как охотничья собака, уставился в одну точку. Точно помню, что мои мышцы в этот момент были окаменевшими, а сам я широко раскрытыми глазами таращился на ослепительную зеленую дугу в форме ворот. Я был абсолютно очумевший, будто мне по затылку врезали кувалдой, отчего возник такой мерзкий и кричащий ужас, словно сейчас все во мне потухнет навсегда.

Мистическое светопреставление не кончалось, а, наоборот, усилилось. Яркие молниеобразные разряды сопровождались противным свистом, от которого я просто оглох. Зеленая дуга стала медленно сжиматься, превращаясь в оранжевый шар, который испускал радужный спектральный отблеск, будто огромный бриллиант. Все это продолжалось еще несколько минут, после чего колебания воздуха стали затихать, а непонятный энергетический пришелец погрузился под землю.

Наступила тишина в минусовой степени, то есть такая, как глубоко под водой, – давящая и выталкивающая. Мы с Егором еще минут пять не шевелились, только смотрели друг на друга, часто-часто моргая. Мозг элементарно не давал никаких сигналов нашим телам, лишая возможности подняться и войти в нормальное состояние. Макс по-прежнему находился в нелепой позе – живой он или нет?

Первым зашевелился и вяло, будто у него во рту каша, заговорил Егор:

– Влад, что за хрень. Где мы?

Покачиваясь, он подошел ко мне и помог принять вертикальное положение. У меня в глазах все расплывалось и разделялось по секторам, как в калейдоскопе. Я потряс головой, надеясь, что контакты моего персонального бортового жизненного навигатора восстановятся и изображение придет в норму. Так и случилось, русский метод настройки приборов – потрясти – сработал на сто процентов.

Прозрев, я тут же бросился к Максу. Первым дело нащупать пульс – слава Богу, жив. Только сердце стучало очень медленно, где-то ударов тридцать в минуту, как будто он крепко спал. Подошел Егор и с видом опытного доктора стал хлопать друга по щекам, пытаясь вывести из забытья.

Макс открыл глаза, и я на радостях, что все живы, торжественно процитировал мультяшного Карлсона:

– Свершилось чудо! Друг спас жизнь друга. Ура!

Тем временем Макс лихорадочно понес какую-то тарабарщину о том, что нужно немедленно бежать в Кремль и спасать всех от надвигающейся тьмы. Пришлось дать ему еще одну восстанавливающую пощечину. После нее он расплылся в счастливой улыбке и мило пролепетал:

– Ребята, вы со мной. Это так чудесно!

Егор с иронией и безжалостно оборвал его пребывание в ангельском чине:

– Вставай уже! Правительственный лимузин подан, бежать в Москву не придется.

Мы подняли его на ноги и, подставив плечи для опоры, как раненому бойцу, направились к палатке. Со стороны посмотреть – три алкаша идут.

Забравшись в палатку и усевшись, как на собрании дураков перед налетом на голубятню, смотрели друг другу в глаза; в глазах светился вопрос: что делать дальше? Ответа пока что не было. Кому-то нужно было нарушить это глубокомысленное молчание, чтобы спуститься на грешную Землю. Это сделал я, обратившись к «господам присяжным заседателям» в полушутливом тоне:

– Ну, что, братцы-кролики, оклемались немного? Думаю, у нас два варианта. Первый – тикать к людям со скоростью метеора. Второй – мужественно согнать мурашки с тел и осмотреть поляну в ожидании дальнейших событий.

Высказавшись, я терпеливо ожидал реакции, а попутно думал о том, как бы это ни было смешно, что надо включить радио – может, услышим экстренное выступление нашего наимудрейшего президента по случаю инопланетного вторжения.

Макс с Егором переглянулись, в великих муках изобразили улыбку на лицах и синхронно ответили:

– Бежать!

– Это очень разумно, братья мои, – подхватил было я их героическое настроение, но все же нерешительно добавил: – Парни, а ведь второго такого шанса в жизни не будет… найти то, чего вообще не может быть.

Бывшие погранцы молча кивнули. Паника понемногу затихала, вокруг ничего сверхъестественного не происходило – наоборот, дул приятный, освежающий ветерок. Над живописной поляной, сплошь усеянной мелкими желтыми цветочками, дружелюбно летали большие и очень красивые бабочки – субтропики все-таки. Солнце усердно одаривало светом и теплом. Небо было чистое, без единого облачка, жизнь продолжалась, как будто ничего и не было. Мир и покой вокруг придавали уверенности – а вот возьмем и посмотрим, что нас так напугало до коликов в животе.

Егор привстал и, пристально смотря в ту сторону, где исчез огненный шар, решительно заявил:

– Короче, так. Драпать с низкого старта мы не будем. Давайте спокойно все обсудим – готовы ли мы еще раз испытать действие этого… этого… фердибобеля? Вообще, что касается меня, то я все больше укрепляюсь в том, что останусь здесь и обнюхаю все до сантиметра. Уж коли в первый раз пронесло, то это, несомненно, поможет не наделать в штаны при повторении чудес.

По глазам Макса было видно, что он поддерживает Егора. И даже более того, он вскочил и, как солдат в атаку, двинулся по направлению к таинственному месту. Мы с Егором, понятное дело, пошли за ним. В качестве прикрытия, но не так быстро, как он, – все-таки надо сохранять осторожность на случай непредвиденных боевых потерь.

Достигнув цели, Макс истошно завопил:

– Мужики! Скорее сюда! Здесь тако-о-о-е!

Мы тут же рванули к нему, а подбежав, замерли, пораскрывав рты. На месте исчезновения шара образовалась идеально круглая двухметровая воронка, причем никаких следов горения не было. Воронка походила на продавленный след от ножки гигантского стула какого-нибудь великана, а на дне посверкивал довольно большой зелено-перламутровый диск невиданной красоты. Он был похож на диковинную жар-птицу – весь испещренный светящимися камушками, складывающимися в рисунок, который менялся каждую секунду. Мы тупо стояли вокруг ямы и размышляли, что это такое. Прыгать вниз и трогать чудо руками никто не собирался, понимая, что это может обернуться неприятностями. Нет уж, все надо делать осторожно, а не то долбанет разрядиком и останутся от тебя только обугленные кроссовки.

Макс резко развернулся и побежал в сторону палатки, на ходу прокричав нам:

– Я поищу что-нибудь резиновое. А то мы год здесь простоим в раздумьях.

Егор повернулся ко мне:

– Слышь, Влад, может, стоит подождать, пока эта штука подаст признаки жизни? Они явно умнее нас.

Кто «они», я не понял, но с Егором сразу согласился. Версию о том, что кто-то запустил эту игрушку с соседней сопки, мы сразу отмели – на «развлечения» военных это не было похоже. А если это «привет из космоса», то здесь все должно было выгореть к чертовой матери.

– А вдруг этот диск из какого-то параллельного измерения? Бывают же всякие странные миражи. То воины из других веков появляются, то еще чего-то… Или, например, тот знаменитый случай появления корабля в Бермудском треугольнике. Я в журнале читал. Ну, в общем, что-то из этой области, – предположил Егор.

Я на это ответил, как убеленный сединами профессор:

– Все может быть, молодой человек, но у меня такое ощущение, что сами мы ничего не выясним. Извилин маловато, даже на троих. А вот кто поможет разобраться, поискать нужно… ну, может, через Интернет.

К нам уже во всю прыть несся Макс. В одной руке у него была саперная лопатка, другой он волочил за собой прорезиненную плащ-палатку. По его радостной физиономии мы догадались, что он уже все продумал, как вытащить эту штуку, и нам будет отведена роль грубой физической силы. Правда, предположить, что диск может быть неподъемный, он, конечно, в азарте забыл, но мы не стали ему говорить об этом. А что касается рабсилы – кто-то же должен лезть в яму, тут без вариантов.

Все кончилось тем, что Макс сам решил прыгнуть вниз, наверное, в назидание нам, как пример героического самопожертвования ради дела. Мы давились от смеха, но он ничего не замечал – его трясло от нетерпения. Спрыгнул он удачно – во всяком случае, остался жив, и торжествующе посмотрел на нас снизу. Затем нагнулся, немного посуетился над диском, просунул под него лопатку, обмотанную плащ-палаткой, посмотрел на нас еще раз, крякнул: «Опа!» – и поддел предмет. Это было гениально – диск был доставлен к нашим ногам со снайперской точностью, вопреки ожиданиям, он оказался нереально легким по весу.

Мы присели на корточки и стали рассматривать его уже с близкого расстояния. Руками трогать не решались. Сразу было видно, что материал, из которого изготовлен диск, точно не из менделеевской таблицы. Зеленоватого цвета, но, постоянно переливаясь, давал разнообразные оттенки. Камни, искусно вделанные в поверхность, светились изнутри, как разноцветные светлячки. Но, несомненно, самым интересным и загадочным были рисунки. Какие-то фигурки, замысловатые иероглифы и закорючки, и все это складывалось в запутанный лабиринт. То, что это была зашифрованная информация, обсуждению не подлежало.

Мы пребывали в эйфории. Приехали сюда за одним, а получили такое, о чем и мечтать было невозможно.

Убедившись в том, что диск не оказывает на нас вредоносного влияния, мы бережно завернули его в куртку Егора и понесли в палатку. Чудеса чудесами, но нас накрыло такое чувство голода, что слюна потекла, как у собачек Павлова, да и отдохнуть после такого потрясения было просто необходимо. Так что мы сначала перекусили сухим походным запасом, а потом, не раздеваясь, упали на лежаки и уснули мгновенно.

Пробудились одновременно, как по команде, около шести часов вечера, бодрые, веселые и полные надежд. Сразу же, не сговариваясь, решили заняться находкой. Макс приподнял куртку Егора, и наши лица вытянулись, как у летчиков во время перегрузок. Глазам предстал сплюснутый оранжевый шар; мерцая тусклым светом, он стал издавать какие-то странные звуки, похожие на шипение и свист самовара. Затем что-то защелкало и забулькало – видимо, «пришелец» решил с нами серьезно разобраться. Нам захотелось выскочить из палатки, но, как и в прошлый раз, нас капитально сковал столбняк, даже пальцем нельзя было пошевелить. Однако страха не было – наоборот, возникло ощущение запредельной ясности ума. Впоследствии мы все трое утверждали, что отчетливо понимали все, о чем этот «пришелец» говорил, но конкретно вспомнить и передать детали мессенджа не могли.

Когда нас отпустили невидимые цепи, Егор задал оправданный и своевременный вопрос:

– Ну и во что мы влипли? Не пора ли нам закрыть тему самостоятельного познания загадочных явлений? Расскажем ученым, и все на этом.

Наступило тягостное молчание, обсуждать что-то и спорить совсем не хотелось. А я вообще думал о том, как хорошо сейчас дома. Никаких тебе загадок и проблем. Живи и радуйся, довольствуясь самым простым, без всяких там проникновений в глубины мироздания. Меньше знаешь – крепче спишь. Могу и позаковыристей: дыши и гоняй энергию созидания по направлению вектора своих потребностей, о как.

Макс крутил и разглядывал диск, теперь уже голубоватый, что нас после череды преображений совсем не удивляло. Опасности для здоровья эта штука, по-видимому, не представляла, во всяком случае, хотелось в это верить. И да, вот еще что – никаких рисунков на диске теперь не было, просто очень красивая вещица, но мы понимали, что они могут снова появиться. Фокус-покус, как в цирке, – маленькая гладкая штучка вдруг покроется брюликами или чем там еще, вырастет в двухметрового гиганта и станет распылителем дугообразных молний. Было ясно одно: что этот хамелеон является каким-то информационным преобразователем временного и волнового поля, появляется и исчезает практически из никуда в никуда. Уносить его с собой было стремно – кто ж его знает, в какой момент он задумает снова устроить шоу.

Наш друг, перестав изучать диск, бережно положил его на ящик, который мы использовали в качестве обеденного стола, и, посмотрев сосредоточенно на огонек походного фонарика, сказал:

– Ну что, господа исследователи, подведем итог. Как ни крути, а мы оказались заложниками своего любопытства. Это очень сильное чувство, и в истории достаточно примеров, когда, удовлетворяя его, люди расплачивались жизнью. Выбор у нас по-прежнему остается: быстро свалить отсюда, оставив находку на месте, где оно порядком нашкодило. С собой брать – ни-ни. Найдем какой-нибудь научный центр, в котором занимаются подобными объектами, и пусть спецы лезут по самые уши в это непознанное… Там, в этих центрах, куча параноиков с расширенными зрачками. Им главное сделать прорыв в науке, подергать и пощупать за все, что можно и не можно. Денег точно не дадут, но спасибо скажут. А второй вариант – отважно дожидаться того, что будет. Другими словами, идти на авось; прославимся или головы сложим на этой чертовой сопке. Извиняюсь за пафос, но ситуация действительно необычная. Ваши предложения, друзья!

Мы не перебивали его, но я во время этой пламенной речи думал о своем: «Жизнь у меня в Москве, прямо скажем, необременительная и чудовищно скучная. Перспектив никаких, семьи нет, да и денег тоже нет. В коем разе подвернулся шанс изменить жизнь кардинально. Опасно? Да. Но прожить оставшиеся годы на нищенскую зарплату – этот подвиг мне точно не по силам. По-любому, я останусь здесь, и будь что будет. Я мужик, я так решил».