Читать книгу Бэзил Хоу. Наши перспективы (сборник) - Гилберт Честертон - Страница 10

Легкая гребная лодка с безмятежной компанией на борту скользила среди блестящих на солнце речных отмелей, расчерченных тенями вязов и ив, где-то под Дартвудом. На сиденьях у кормы располагались четыре дамы, одна в летах и три молодые, две из которых, светловолосые, приходились друг другу сестрами, а темноволосая явно была гостьей. Третья из сестер сидела на веслах вместе с бледным улыбающимся молодым человеком, одетым во все белое, тогда как наш недавний знакомец, тонкий, с вытянутым и загорелым лицом, по-прежнему облаченный в свой всегдашний черный костюм, с замечательной ловкостью направлял лодку к берегу. В пяти футах от берега темная и прямая фигура внезапно дернулась и произвела невероятный прыжок, приземлившись на твердую почву и потянув за собой веревку.

– Я всегда полагал, что наилучший способ добиться устойчивости лодки, – заметил он с ученым видом, – это пришвартовать к ней берег. Тогда она будет вести себя очень смирно. Разрешите вам помочь, мисс Грэй?

Но Кэтрин с сестрами самостоятельно и без малейших затруднений спрыгнули на берег, тогда как мисс Сесиль Флери, чтобы медленно и грациозно ступить на землю, потребовалась вся возможная помощь.

– Мне всегда так трудно выбираться на берег, – проворковала она, обращаясь к Хоу.

– Мне тоже, – ответил он, хотя эти слова, вызванные неизменной привычкой со всеми соглашаться, вопиющим образом контрастировали с только что произведенным маневром. – Куда проще выбираться в воду. Куда же мы направимся теперь, мисс Грэй? Наша жизнь и свобода в ваших руках. Скажите же свое веское слово!

– Ну, я думаю, – сказала Кэтрин, с готовностью принимая на себя ответственность, которую так учтиво возлагал на нее Хоу, – я думаю, сначала нам лучше отправиться к аббатству. Там есть гробница святого и интересные барельефы. А затем мы вернемся сюда и перекусим.

– Я подумал о том же самом, – живо подхватил Хоу, – сразу же, как только вы это предложили. В свое время я и сам был святым. – Это загадочное замечание заставило кое-кого из присутствующих тихонько рассмеяться. – Хотя могила всегда в нашем распоряжении, все же перекусить лучше после, вы правы. Поспешим же к гробнице, дабы немного развлечься. Есть ли там кости, мисс Грэй?

– Боюсь, что нет, – смеясь, ответила Кэтрин.

– Ну да, этого следовало ожидать, – вздохнул он с сожалением. – А то я был бы не прочь кое-что позаимствовать. Видите ли, сейчас я вынужден обходиться своими.

С этими словами он скромно отступил на шаг, завязав непринужденную беседу с Маргарет. Все его новые знакомые искренне, хоть и с некоторым недоумением, симпатизировали этому забавному молодому человеку, но Гертруда, в большей степени, чем сестры, склонная задумываться над своими чувствами, начинала удивленно присматриваться к отдельным чертам его характера. И вот что она заметила: при всей сухости и угрюмости он никоим образом не был молчалив и его никак нельзя было упрекнуть в нелюдимости. Он радовался обществу своих спутников и с удовольствием без умолку беседовал то с одним, то с другим в своей обычной сумасбродный манере. Едва ли не единственное из слышанных ею замечаний, в котором был хотя бы оттенок серьезной мысли, звучало примерно так: “Я не верю в Великих Молчальников. Если человеку в самом деле есть что сказать, нечто по-настоящему новое, важное или занятное, он естественным образом стремится избавиться от этого знания как можно скорее”. Всю дорогу до аббатства он осаждал слух то одного, то другого собеседника нелепыми рассуждениями, которые выглядели бы полнейшей чушью, возьмись кто-нибудь их записать, но исполнялись особой причудливой осмысленности в момент произнесения. Поскольку свойственная ему безудержная и беспристрастная обходительность сыграла свою роль в последовавшей вскоре драме, постараемся передать некоторые его реплики в виде кратких драматургических зарисовок.

Хоу (поравнявшись с Маргарет). Мисс Грэй, знаком ли вам пункт нашего назначения, или, осмелюсь даже сказать, всеобщего отдохновения, к которому мы держим путь?

Маргарет. О, да… Мы часто туда выбираемся… (Со смехом.) Но, как правило, все время забываем дорогу.

Хоу. Вот как. Думаю, вам стоило бы брать с собой ваш изящный сервиз и ужинать прямо на месте. А есть ли в этом аббатстве гид? Видите ли, я хотел бы просить вас о некоем одолжении… Если вы вдруг заметите, что я собираюсь его прихлопнуть (я часто поступаю подобным образом с экскурсоводами, это выходит как-то само собой), я был бы очень благодарен, если бы вы всего-навсего обратили на это мое внимание… знаете ли, как-нибудь напомнили мне. А если я все же невзначай изувечу его во владениях святого, вы могли бы пригласить его на наш пикник – не святого, разумеется, он-то уже отправился на тот Блаженный Пикник, где нет необходимости в провианте, а экскурсовода. Будьте так любезны, и я буду благословлять ваше имя до конца своих дней.

Маргарет (лениво улыбаясь нелепости сказанного). Хорошо, но не стоит начинать прямо сейчас. Благословения обычно такие длинные. Что же до приглашения гида на пикник… только представьте, каково слушать все эти утомительные рассказы об окне, пробитом нынешним герцогом, и вешалке для шляпы, сооруженной предыдущим, когда у вас на уме только апельсиновые дольки. Вы напоминаете мне сэра Роджера из Коверли.

Хоу. У нас были, некоторым образом, общие предки. Но вы же не станете обманывать меня (это цитата). Я знаю, какой абзац вы имеете в виду в записках человека, кого не прихоть, но суровый долг заставляет меня именовать '"достойным рыцарем”. (С этими словами Хоу продолжил декламировать длинный кусок из “Наблюдателя”, к огромному удовольствию Маргарет, которая читала всего Аддисона[3] и была от него в совершеннейшем восторге.)

Маргарет (с улыбкой). У вас блестящая память, мистер Хоу.

Хоу (пренебрежительно). Да, довольно замечательная, не правда ли? Я потерял ее несколько лет тому назад. (Оглядываясь по сторонам.) Прошу прощения, мисс Грэй, что позволяю себе перейти на личности, но взгляните на вашу младшую сестру. Что с ней такое?

Маргарет (с усталой улыбкой, в которой читалась снисхождение). Ах, этого никто из нас не знает, мистер Хоу.

В эту минуту Гертруда неслась за ними подобно дикому зверю. Ветер, девственная природа и лесные заросли всегда действовали на нее опьяняюще, и когда девушка приблизилась к ним нетвердыми шагами с охапкой диких цветов в руках и разметавшимися по плечам огненными волосами, она была очень похожа на исступленную дриаду. Увидев Хоу, она чуть заметно вздрогнула и застыла, впившись в него глазами. Он приблизился к ней так невозмутимо, будто встретил ее на светском приеме. За этим последовал довольно странный разговор.

Хоу. Мисс Грэй, позволите ли вы мне взглянуть на этот красный цветок? (Она молча исполнила его просьбу.) Благодарю вас. Честно говоря, я подумывал о том, чтобы приобрести жилет именно такого цвета и покроя. Вполне невинная мысль, мне кажется. Смотрите-ка, у вас тут прекрасный образец дояркиного капора.

Гертруда (она уже начинала разбираться в интонациях и фразах мистера Хоу, так что нечто в его голосе заставило ее проговорить с озорной улыбкой). Думаю, этот цветок называется совсем не так.

Хоу (заинтригованно). В самом деле? И я так думаю. Но какие удивительно поэтические имена дают цветам сельские жители! Чего стоит хотя бы дикая двоемужица – видите вон ту россыпь? – или викариева катапульта, украшающая наши английские лужайки. Уверяю вас, я, как тот мальчик из книжки, знаю все, что тут растет и щебечет.

Гертруда (испытывая что-то вроде благодарности за его дружелюбное помешательство). Что ж, скажите тогда, что это за цветок, вот здесь, под камнем?

Хоу: Ну как же! Его называют голубым иерусалимником. Считается, что, завидя его, лица духовного звания пускаются в пляс. По-ученому он зовется Salem Geruleus. Но вот и гробница, к которой мы направлялись. Не покажете ли вы мне барельефы?

Гертруда (с готовностью, окончательно придя в себя). О, разумеется. Пойдемте, они – с противоположной стороны.

– До чего же красивые тут места, – добавила она, подняв взгляд на своды полуразрушенного аббатства.

– Очень миленькое местечко, очень, – ответил молодой человек, – тут вам и резьба, и моя кузина Сесиль.

– Божественно, не правда ли, просто божественно! – послышались слова дамы в летах, когда компания приблизилась к гробнице.

– Мне тоже подумалось, что это довольно божественно, – заметил Хоу, поднимая брови. – Вообще, я убежден, можно пройти Харроуроуд от начала до конца и не найти ничего подобного. Ничего даже отдаленно похожего.

Сесиль выглядела озадаченной, а Гертруда чуть не давилась от смеха, когда они подошли к главному барельефу, изображающему мученичество святого Стефана в самой мрачной средневековой манере.

– Ну, разве это не прекрасно! – воскликнула Сесиль, в голосе которой слышалось благоговение.

– Нет! – отрезала Гертруда.

– Этот чудный барельеф не прекрасен? Гертруда, что ты говоришь! – возмутилась Сесиль.

– Не вижу здесь ровным счетом ничего хорошего, – сказала Гертруда с прямолинейной откровенностью. – Не понимаю, почему святой Стефан должен быть таким ужасно тощим и отталкивающим. Неужели, чтобы стать мучеником надо обязательно поджать ногу и склонить голову на плечо?

Живые люди никогда не принимают таких поз. Почему это должно мне нравиться? А тебе что в этом нравится, Сесиль?

Красивое лицо Сесиль помрачнело. Она закусила губу, вдруг отчетливо поняв, что этот барельеф ей тоже совершенно не нравится, и, тут же разозлившись и на себя и на свою подругу, резко проговорила:

– Я хотела бы знать, что скажет мистер Хоу.

Хоу некоторое время стоял молча, сосредоточенно разглядывая изображение, а затем начал так:

– Дело в том, что я и сам немного первомученик, – и тут же был прерван звонким и резким смехом Гертруды, ибо его совершенно бессмысленное, но при этом неотразимо смешное замечание сводило на нет сентиментальные ожидания высокомерной Сесиль. Однако та тотчас же парировала:

– Гертруда, будь добра, позволь мистеру Хоу закончить мысль.

– Я был бы благодарен мисс Грэй, если бы она помогла мне в этом непростом деле, – сказал Хоу, поспешно приходя ей на выручку. – Быть может, она вплела бы в мои рассуждения золотую нить здравомыслия, которого им, как правило, очень недостает. Что же до нашего гостеприимного хозяина, – продолжал он, кивнув на побиваемого камнями святого, но в то же время не сводя глаз с надувшейся от обиды Сесиль, – и трудностей религиозного характера, которые ему здесь досаждают, должен сказать, что барельеф кажется мне очень хорошим – утверждение, которое я могу себе позволить со всем авторитетом человека, не понимающего в этом ровным счетом ничего. И я очень обязан всем вам за то, что вы привели меня сюда.

Это суждение было высказано со свойственным мистеру Хоу старанием угодить всем присутствующим, и, тем не менее, Сесиль торжествовала победу. Воспользовавшись тем, что Хоу отвлекся на минуту, чтобы выполнить какую-то просьбу Кэтрин, она сказала Гертруде:

– Надо заметить, мистер Хоу очень хорошо разбирается в этих вещах.

Все было сказано совершенно невинным тоном, но на ее губах блеснула язвительная улыбка, и Гертруда поняла намек.

– Что ж, – бросила она, мгновенно выйдя из себя, – раз мистер Хоу так невероятно умен, иди и разговаривай с ним, а не со мной. Я же дурочка. Мне этого не понять. Нет, никак не понять: по-моему, это совершеннейшее уродство. И запомни вот что: никакой посторонний человек никогда не заставил бы меня говорить с тобой так, как говорила со мной ты, когда еще была моей подругой. А теперь уходи и оставь меня в покое.

Сказав это, Гертруда бросилась вон, стараясь не смотреть на ни в чем не повинного Хоу и его сентиментальную кузину. Она пребывала в сильнейшем замешательстве. Сесиль, при всех ее недостатках, была главным козырем Гертруды, ведь с ее помощью она изводила собственных сестер и всех окружающих, бравируя этой дружбой, которую давно следовало бы разорвать. Но вдруг эта единственная привязанность, эта компрометирующая ее связь, которой она оставалась верна наперекор всем, кто искренне о ней заботился, подвела ее и теперь смеется над нею вместе с этим долговязым клоуном. Сердце девушки бешено колотилось, когда она мрачно пересекла кольцо гостей, поглощенных приготовлениями к трапезе.

– Послушай, Гертруда, помоги нам, пожалуйста, хоть немного, – Кэтрин сказала это строго, но без намеренной грубости. – Передай мне кувшин.

Гертруда едва заметно топнула ногой, ее глаза прищурились, а губы плотно сжались, выдавая вдруг поднявшееся в ней раздражение.

– Гертруда, – с негодованием повторила Кэтрин, – ты слышала, о чем я тебя попросила?

Но Гертруда замерла с кувшином в руке, уставившись в пространство со странной улыбкой, а в глазах у нее уже вспыхнул пугающий огонек, всегда предвещавший взрыв.

– Гертруда, – вскричала Кэтрин, – ты что, оглохла? – и протянула к ней руку. Гертруде же показалось, что та хочет толкнуть ее, и, в тот самый миг, когда Маргарет с готовностью поднялась, чтобы передать кувшин, младшая из девушек, ослепленная яростью, решила, что сестры задумали на нее напасть. С нечленораздельным криком она отпрянула, резко выбросив руку вперед. Нечто с шумом мелькнуло в воздухе, и на Кэтрин дождем просыпались мелкие осколки кувшина, разбившегося о дерево прямо у нее за спиной.

– Гертруда! – сказала бледная от страха Кэтрин, поднимаясь на ноги и глядя на сестру. Та в ответ издевательски расхохоталась и бросилась в густые заросли. Еще некоторое время было слышно, как она, словно одержимая, продирается сквозь чащу, затем все стихло.