Читать книгу Конец Вавилона - Гийом Аполлинер - Страница 8

– Мне совсем не хочется вспоминать, – начал старик, – каково высокое предназначение еврейского народа, которому Яхве всемогущий при сотворении мира соблаговолил прочертить линию жизни. Увы! Почему он отступился? Я всего лишь хочу сегодня поведать тебе, юный чужеземец, и вам, поэтесса, достойная быть воспетой голосом более красноречивым, чем мой, как этот народ, о традициях и первоначальной истории которого я воздержусь говорить, был в результате долгой войны приведен в рабство и как я оказался в столь затруднительном положении.

Иерусалим, наша столица, был расположен на украшенных оливковыми деревьями вершинах Иудейских гор, в древних границах колен Вениаминовых и Иудиных. Ибо некогда были мы разделены на колена. Как сегодня отличить Левитов от Манассеев?

Три прекрасных возвышенности определяли местоположение Иерусалима. Гора Сион, Масличная гора и Храмовая или гора Мориа. Со всех сторон простирались огромные строения. Три крепостных стены окружали наш город. Одна, самая древняя, множество раз укрепленная Давидом, Соломоном и другими царями, казалась незыблемой.

На вершине горы Мориа находился храм, построенный царем Соломоном. Если хочешь иметь представление о его величественности, знай, что центральная часть, святилище, насчитывала шестьдесят локтей в длину с востока на запад, двадцать локтей в ширину и тридцать в высоту. Стена состояла из трех рядов больших камней, над которыми возвышалось некое подобие балюстрады из древесины кедра. Ее поверхность украшал рельефный орнамент из цветов лилии. Семь цепей, окружающих эту поверхность, образовывали нечто вроде решетчатого заграждения. На конце каждого из двух карнизов на цепи висело по сто плодов граната.

Внутри храм был разделен на три части: передняя называлась Улам, или притвор, следующая – Гехал, или святилище, а задняя – Давир, что есть святая святых. Стены украшали резные панели из кедра с изображением херувимов, пальмовых ветвей, колоцинтов и распустившихся цветов.

Посреди Улама находился большой бронзовый алтарь.

В Гехале, святилище, перед входом в святая святых возвышался жертвенник воскурения из древесины кедра, покрытый золотыми пластинами, семисвечник и Стол хлебов предложения.

В Давире не было ничего, кроме священного ковчега Завета, по краям крышки которого находились два позолоченных херувима из древесины дикой оливы.

И другие дворцы украшали наш прекрасный Иерусалим. Крепость Сиона, отвоеванная у иевусеев Иоавом, военачальником Давида, и дворец Соломона, прозванный Домом Ливанского леса из-за огромного количества древесины кедра, пошедшей на его строительство.

И все эти величественные постройки, и священный храм Яхве, к несчастью, должны были быть разрушены до основания!

* * *

Юный чужестранец, ты направляешься к великому Вавилону, туда, где стонут в плену мои братья. Есть одно имя, которое скоро заполнит твои уши, ибо это имя известно от берегов Финикии до отдаленных областей Индии. Это имя царя Навуходоносора! Здесь не место рассказывать тебе его необыкновенную историю, хочу только сказать об участии, которое этот грозный владыка принял в разрушении Иерусалима.

* * *

В четвертый год правления нашего царя Иоакима, Нехао, властитель Египта, покорив последовательно все народы, жившие по эту сторону Евфрата, решил, что может предпринять новую осаду. В то же время Навуходоносор, тогда царевич Вавилона, привлеченный к правлению своим отцом Набопаласаром, двинулся в сторону Евфрата и встретился с армией Нехао. Обратив ее в бегство, он потребовал от правителя Египта отказаться от своих притязаний.

Иудейский народ, опасавшийся за собственную безопасность при завоеваниях Нехао, оказался таким образом освобожден от непосредственного врага и приветствовал победу Навуходоносора. Тем не менее он был неспокоен, идя в Халдею.

В год, последовавший за поражением Нехао, Навуходоносор приблизился к границам Египта до Пелусия, завладел Сирией, не касаясь Иудеи, и принудил египтян вернуться в прежние границы. Вот тогда-то Иудея, оставшись в одиночестве против халдейского могущества, задрожала.

* * *

Мы, евреи, не воинственный народ. Мы, поэты и дельцы, не завоеватели, мы покорны завету с Богом. Тогда я был молод, очень молод, но сохранил воспоминания о тех горестных днях. Для избранного народа начинались годы страданий – и с тех пор они так и не закончились.

Мы видели самих пророков, святых, со времен Ииуя ведших в шатрах кочевую жизнь, вынужденных искать убежища в Иерусалиме!

Опасность обретала черты неотвратимости, так что в девятом месяце пятого года правления Иоакима был объявлен общий пост, чтобы умолить Яхве защитить народ от халдеев. Предвидя опасности, угрожающие его родине, Иеремия воспользовался этим обстоятельством и настоял, чтобы Барух читал в храме его труды, сочиненные им год назад против распространения халдейского влияния, на которое советники Иоакима, казалось, закрыли глаза. Иеремия и Барух были нашими самыми знаменитыми пророками. Под их пальцами нежно звенела священная поэтическая лира. Эти речи вызвали в народе большое волнение. О том донесли царю, который приказал завладеть свитками Иеремии и прочесть их ему. Это чтение ожесточило государя, и он приказал тотчас сжечь книги пророка, а потом взять под арест Иеремию и Баруха. К счастью, им удалось скрыться!

* * *

– Но скажи мне, благородный старик, – вмешался Виетрикс, – какими же проклятиями осыпал красноречивый пророк Иеремия нравы своего времени?

Казалось, старик был в затруднении.

– Я не ригорист, – наконец промолвил он, – и далек от того, чтобы приписывать вину за длинную череду катастроф, жертвами которых мы стали, некоторым сексуальным излишествам. Напротив, по традиции мы испытываем религиозное почтение к тем женщинам, которые посвящают себя исключительно любви. Кстати, дамы, прошу извинить меня, если иной раз при чтении этих строф прозвучит какая-нибудь колкость против любовной вольности. Таково мнение пророков, в сущности, лучших сынов земли, а не мое. Возлагаю ответственность на них.

– Вот-вот, малышка Иза, – насмешливо произнесла Сопфа, – стоит прийти какому-то несчастью, и все валят на нас… Впрочем, неважно… По мне, что бы там ни говорили, я всем ворчливым речам предпочитаю кончик твоего языка, ласкающий мои соски… Давай, дорогая, не стесняйся. Разве это не приятное зрелище, молодой человек? А вы, достойный старик, будьте добры продолжать…

Откинувшись на корабельном ящике, Нафтали смотрел в небо. Его взгляд блуждал среди созвездий. Поразмыслив, он с воодушевлением начал:

* * *

– Господь сказал Иеремии: Я поставил тебя ныне укрепленным городом, и железным столбом, и медною стеною на всей этой земле, против царей Иуды, против князей его, против священников его и против народа земли сей. Они будут ратовать против тебя, но не превозмогут тебя; ибо Я с тобой, чтоб избавлять тебя.

Так говорит Господь: Я вспоминаю о дружестве юности твоей, о любви твоей, когда страна Израиль была невестою, когда последовала она за Мною в пустыню, в землю незасеянную…

Но нынче страна Израиль сказала: Не хочу быть в рабстве. И сказав это, стала гнуться подобно блуднице. Она склонилась перед храмом всех Ваалов. Они, цари их, князья их, и священники их, и пророки их, они говорят дереву: «ты мой отец», и камню: «ты родил меня».

Зачем же народ Мой говорит: «мы сами себе господа; мы уже не придем к Тебе»?

Забывает ли девица украшение свое и невеста – наряд свой?

Где не блудодействовали с тобой? У дороги сидела ты для них, как Аравитянин в пустыне, и осквернила землю блудом твоим и лукавством твоим.

Я подарил вам раскаяние; я подарил раскаяние твоему Израилю, подобно тому, как любовник неверной возлюбленной.

Я говорил вам: возвратитесь, мятежные дети. Поклянитесь: «жив Господь!»

Распашите себе новые нивы и не сейте между тернами. Скажите так, мужи Иуды и жители Иерусалима. Скажите так, чтобы гнев Мой не открылся, как огонь, и не воспылал неугасимо по причине злых наклонностей ваших.

* * *

Так говорил старик. И в ночной тьме его голос казался гласом небес. Виетрикс наслаждался очарованием этой высокой священной поэзии. Обе женщины слушали неподвижно – великие слова оказали на них свое действие. Даже юная египтянка, которая, казалось, ничего не понимала в речах старика, сосредоточенно и почтительно села рядом со своей распростершейся на подушках госпожой.

* * *

– И вот как были предсказаны пророком вторжения вавилонских царей и приход грозного Навуходоносора:

Я приведу от севера бедствие и великую гибель, – говорит Господь. – Выходит лев из своей чащи, и выступает истребитель народов: города твои будут разорены, останутся без жителей. Препояшьтесь мешковиной, плачьте и рыдайте.

Скорбь моя! скорбь моя! скорблю во глубине сердца моего, волнуется во мне сердце мое, не могу молчать; ибо ты слышишь, душа моя, звук трубы. Долго ли мне слушать этот звук?

А ты, опустошенная, что станешь делать? Хотя ты одеваешься в пурпур, хотя украшаешь себя золотыми нарядами, обрисовываешь глаза твои красками, но напрасно украшаешь себя: презрели тебя любовники, они ищут души твоей.

Ибо Я слышу голос как бы женщины в родах, стон как бы рождающей в первый раз, голос дочери Сиона; она стонет, простирая руки свои: «о, горе мне! душа моя изнывает перед убийцами».

Вот, Я приведу на вас, дом Израилев, народ издалека, говорит Господь, народ сильный, народ древний, народ, которого языка ты не знаешь, и не будешь понимать, что он говорит.

Колчан его – как открытый гроб; все они люди храбрые.

И съедят они жатву твою и хлеб твой, съедят сыновей твоих и дочерей твоих, съедят овец твоих и волов твоих, съедят виноград твой и смоквы твои; разрушат мечом укрепленные города твои, на которые ты надеешься.

И тогда вы Меня убоитесь, говорит Господь, передо Мной вострепещете. Я положил песок границею морю, вечным пределом, которого не перейдет; и хотя волны его устремляются, но превозмочь не могут; хотя они бушуют, но переступить его не могут.

И развею вас, как прах, разносимый ветром пустынным.

Вот жребий твой, отмеренная тебе от Меня часть, говорит Господь, потому что ты забыла Меня и надеялась на ложь.

За то будет поднят подол твой на лицо твое, чтобы открылся срам твой.

Видел Я прелюбодейство твое и неистовые похотения твои, твои непотребства и твои мерзости на холмах в поле. Горе тебе, Иерусалим!

* * *

Нафтали умолк. Давно наступила ночь. В первых отблесках рассвета уже тускнели звезды. Все разошлись по своим каютам.

Виетрикс рассчитывал, что найдет у себя в пристанище юную Ифигению. И был разочарован, узнав, что она ушла в носовую часть к другим рабыням. Ничто, кроме любви, не могло сравниться с тем возбуждением чувств, которое он испытывал. Галл уже затворял дверь каюты, когда его окликнули. Это была Сопфа.

– Верно говорил старик, – прошептала она ему на ухо. – Его рассказы вселили страх в мою душу. Ах, сколь ничтожно человечество перед великими силами природы. И сколь слаба я, женщина. Иди ко мне, Иза дремлет, утомленная нашей любовью и негой восточной ночи. Иди ко мне, нынче вечером я нуждаюсь в крепком мужском объятии. Рядом с тобой я позабуду о том, что другие властители ревниво следят за моей судьбой.

Не заставляя себя уговаривать, Виетрикс последовал за ней.

«Литература! – размышлял он тем временем. – Это всего лишь литература. Зачем она удалила рабыню?»