Читать книгу Академик Страхоглаз. Комикс в прозе - Глеб Беляев - Страница 2

Космос. Черный, с блестящими звездами. Звезды не сверху, они везде.

Я в космосе!

Солнце огромное, какое не увидишь с Земли. Но не жжет и не слепит.

Если я в космосе, я должен быть в скафандре. Да, я в скафандре. Шлем определяет границы видимого.

Станция «Мир»! Она возникла из темноты. Я отражаюсь в ее блестящих панелях, плаваю рядом с ней.

Я не могу вспомнить, как я закончил училище, стал военным летчиком, а затем космонавтом. Но я здесь, и остальное несущественно.

В иллюминаторе какое-то движение. Блестящая сфера плывет за стеклом. Это шар воды, и внутри него золотая рыбка!

Видимо, на станции был аквариум, чего я не помню, как и всего остального. И он, наверное, разбился.

Рыбка, встряхивая плавниками, идет к краю сферы. Дура! Рыбка достигла края водного шара и вытолкнула себя наружу.

Тут же я ощутил телом, как станция вздрогнула. Я поднял глаза, теперь я смотрел на грузовой корабль, пристыкованный к станции. Я успел увидеть, как погасла струя синего пламени его двигателя – этим маневром станция меняла орбиту. Надо немедленно вернуться. Но я даже не помню, как выходил.

Странно, но я оказался внутри как только подумал об этом. И скафандра на мне уже не было.

Я бросился к навигационным приборам – станция автоматически выполняла сценарий затопления в океане.

Не веря в отклик, я несколько раз дернул кнопки и тумблеры. Никакой реакции.

Земля в иллюминаторе стала заметно ближе и страх наконец охватил меня. Станция – дом некоторых и мечта многих, – стала опасным мусором и несла меня к гибели.

Вращение вокруг Земли сменилось падением. Меня оглушал рев пламени на обшивке, все горело.

Я закрыл глаза. В мире больше не осталось места для меня.

***

Яркий свет давил даже на закрытые глаза. Я открыл их и обнаружил себя в казарме первого курса, в училище военной авиации. И вспомнил, что поступил всего месяц назад, а потому никак не мог быть ни космонавтом, ни летчиком. Космос и падение были сном. Я был жив, цел, а станция «Мир» висела где-то над головой, набитая деловитыми космонавтами.

Однако, теперь станция была так же недоступна для меня, как если бы утонула. Училище было расформировано в один день. Страна готовилась дружить, а не воевать.

Я не возражаю, миру – мир. Но я пришел в ВВС, чтобы пройти этой дорогой в космос. Война была ценой этого билета и цена эта не обсуждалась. Если продолжать эту мысль, ценой моего билета на Землю было рождение в СССР – и эту цену я тоже ни с кем не обсуждал. Родился, и все.

Прямо напротив меня на стене висел «Боевой листок» с моей первой заметкой. Что-то восторженное о дороге в жизнь и дороге в космос. Теперь эта дорога осталась лишь на этом листке, как на карте. Я снял его, чтобы забрать с собой.

До окончательного расчета с военным небом оставалось посетить политрука. Получить формальное напутствие.

Когда я вошел в кабинет, политрук снимал со стены карту СССР. На его столе стоял элемент новой реальности – коробка из под бананов. Бананов и коробок из-под них в СССР не водилось. Новая реальность пожирала старую – из коробки торчал макет станции «Мир». Раньше я видел макет парящим над шкафом.

Политрук обернулся: – Поздравляю, курсант!

Я изобразил удивление, хотя ожидал примерно такого спектакля. В жизни я много присматривался к военным. В свою «военность» не верил никто из них. Время битв для страны прошло, и они знали, кто они есть – дети, пришедшие поиграть в войну. Теперь детский сад закрывался и воспитанники из всех сил старались не зареветь.

Политрук пояснил:

– Нас жестко приземлили, курсант. Но для вас Москва решила все в ваши двадцать, а для меня в мои пятьдесят. Вам сэкономили тридцать лет. Уже решили, куда теперь?

Я ответил: – Да, товарищ полковник. В место, где решают – в Москву. Хочу решать сам.

Полковник вздохнул, расписался на обходном листе и молча повернулся снимать карту с последнего гвоздика.

Я потянул дверь и шагнул в коридор. Левый глаз выхватил табличку «Выхода нет» в конце коридора. Остальное поле зрения полностью занимало лицо незнакомой девушки. Она стояла прямо перед дверью и не отступила, когда я шагнул к ней из кабинета.

Девушка была красива и одета в черную форму неизвестного мне рода войск. Я не опознал эмблемы и другие знаки отличия, но отметил, что форма явно отличалась качеством кроя и материала.

– Все еще хотите летать? – спросила она.

Я не успел ответить. Перед моими глазами возникла визитка.

– Будете в Москве – заходите, – сказала девушка, – обсудим ваш взлет.

Я взял визитку. Она была необычной для советского учреждения. Поверху шла официозная надпись «ИНСТИТУТ КОНСЕРВАЦИИ». Ниже по центру находилась эмблема. Это была большая кремлевская звезда, но пластины, из которых она состояла, были намного мельче, разных оттенков и составляли сложный узор, в котором угадывалось множество советских символов от фасада Мавзолея до серпа и молота. Адрес мне ничего не сказал. И в качестве имени-должности только две буквы: ОК.

Я поднял глаза – коридор оказался пуст, девушка ушла. Надпись «Выхода нет» погасла, стала простым белым прямоугольником.

***

Обстановка в училище зримо напоминала разлет и сгорание кусков космического аппарата при вхождении в плотные слои атмосферы. Благодаря этому никакие формальности меня не задержали и в тот же вечер я уехал в Москву.