Читать книгу Истории о работе, дружбе и любви - Глеб Жога - Страница 4

Это было на типичной выездной программе по обмену опытом и повышению квалификации. Очередной день: с утра наша группа побывала в местном колледже, где учат на журналистов; мы пообщались со студентами, разглагольствовали о профессиональной этике, объективности, беспристрастности, добросовестности, проверке-перепроверке фактов и о том, как же сложно приходится работать в современном информационно-сумасшедшем мире. (А разве когда-то было легко? Однако об этом не спросили.) Потом заехали в офис большого медиахолдинга – там дружные ламентации: рынок сжимается, бумажные тиражи под угрозой исчезновения, интернет-проекты мечутся между моделями монетизации (но все напрасно), аудитория расползается по соцсетям. Повздыхали. И можно бы уже направиться в гостиницу и объявить свободное время, ан нет, говорят, что хотят показать нам еще какую-то радиостанцию. Нас погрузили в микроавтобус и повезли на другой конец города.

Отдаленный район. Спальные кварталы. Рядом с новым большим жилым комплексом – старое краснокирпичное здание. Напоминает конструктивизм, но отдаленно. По облику видно, что раньше здесь было что-то промышленное, но теперь на фасаде светилась радийная вывеска. Приехали. Нас встретил дядька лет шестидесяти в уютной мягкой рубахе, джинсах и плюсовых очках. Как вскоре выяснилось, это глава станции, хотя походил он скорее на директора школы, а не радио.

– Устали уже, поди? Вы проходите, проходите, не стесняйтесь и не толпитесь, места у нас тут много, – а голос у него все же дикторский, хотя учителю такой тоже не повредил бы. – Чай-кофе будете? Там в конце коридора, слева у нас кухня оборудована, идемте-ка сначала туда. Да, вот здесь налево, размещайтесь.

В центре большого кухонного стола стояла огромная, чуть початая банка вишневого варенья, рядом на блюдечке лежал черпак.

– Это нас благодарные слушатели балуют, утром сегодня принесла одна заботливая хозяйка. Угощайтесь, обедом не накормлю, так хоть чаю попьете. Ну! За вами чайники – наполняйте, включайте, варенье нагребайте на блюдца, в чашки, а ложки вон стоят. Кому кружки не хватило, берет пластиковый стакан из этого шкафчика, в голубом ведре печенье – его тоже можно брать сколько угодно. (В углу кухни на табурете действительно стояло большое эмалированное ведро, накрытое полотенцем, ведро было заполнено разномастным печеньем и вафлями.) Кому уже поздно для кофеина, вон на холодильнике банка с растворимым декафом – обычно его только я пью, но сегодня вам тоже можно. Так, ребята, у вас минут десять, чтобы разобраться с чаем и кофемашиной; я пойду поставлю запись в эфир, а потом встретимся в зале – это большое помещение по ту сторону коридора; ушел.

Мы ждали, пока закипит вода, нестройно сплевывали вишневые косточки на блюдца и чувствовали себя престранно: окраина чужого города, старый производственный корпус, школьный учитель в роли директора радио и мы, разодетые в деловые костюмы, кто в туфлях-лодочках, а кто при галстуке. Захихикали.

Зал занимал бо́льшую часть здания. Просторно. По одной стене – высокое ленточное окно; прохладно, но все равно сумрачно. Теперь бывшее производственное помещение было оборудовано, кажется, для музыкального выступления: сцена выстлана коврами, на ней стояли барабанная установка, клавишная консоль на крестовине, микрофонные стойки, шнуры, мониторые колонки; напротив сцены – небольшой микшерный пульт на обычном столе, поодаль слева и справа колонки. Со всем этим хозяйством возился бородатый человек в кепке (картинный звукотехник), на нас внимания он не обращал. По всему помещению были набросаны пластиковые стулья, они же штабелями стояли у глухой стены. Из них по указанию директора мы составили кружок в углу зала (вышло кривенько), наконец, расселись, устроили чашки с напитками и тарелочки со сладостями на полу, кто-то даже блокнот с ручкой достал – приготовились общаться.

– Приветствую вас на нашей станции! Мы – небольшое локальное радио, занимаемся местной жизнью, смотрим, так сказать, под ноги, а не на звезды.

– Ничего себе «небольшое», – иронично заметил кто-то из группы, имея в виду вместительное помещение.

– Это да. Это здание – неотъемлемая часть нашей миссии. Вообще, если по паспорту, то радиостанции уже больше двадцати лет. Периоды у нас в жизни были разные, а современный этап начался как раз с этого самого здания.

– Это бывший цех какой-то?

– Бывшая котельная. Здесь завод был. Вот вы ехали к нам на автобусе из центра: переехали реку, потом съехали с моста направо, и там сначала старая историческая застройка пошла, а потом новый жилой комплекс цветастый, сбоку от которого мы сейчас с вами сидим. Этот квартал раньше был территорией инструментального завода, а наше здание – заводская котельная. Хотя она не только завод обслуживала, но и прилегающий район. Завод небольшой, последние лет двадцать он еле дышал, а котельная, кстати, почти все это время исправно работала. Да и красивая она по-своему – удивительная провинциальная фантазия на тему модернизма и конструктивизма одновременно. Мы, кстати, до сих пор не знаем имени архитектора, но проект точно нетиповой. Остальные корпуса завода были обыкновенные, а это здание почему-то с затеями да и просто большое, для обычной котельной великовато – в общем, странное дело, ответов у меня нет. А потом, как водится, пришел застройщик, остатки заводского оборудования распродали, что-то за город вынесли, цеха – под снос.

И уж не знаю почему, но местное население выступило, мол, не дадим котельную снести. Это наше тепло, сердце нашего района, энергетический центр и всякое такое. К тому моменту она тоже уже не работала, а новые микрорайоны точно бы не потянула. Что с ней делать-то? Корпус старый, нужно ремонтировать. Красивый, да, но ведь охранного статуса нет, это не памятник архитектуры. Далась она им. Но уперлись, и все тут.

– И как отстояли?

– Как-как, терпением. Никаких чудес. Брали в оцепление, по ночам дежурили, против строительной техники выходили и, разумеется, всяческие письма и петиции тоннами писали – и так несколько месяцев. Я, признаться, всего уже и не помню, это было восемь лет назад, даже восемь с половиной.

Но отстоять-то отстояли, а что дальше делать – непонятно. Под офисы сдавать неудобно – планировка у промышленного здания совсем неподходящая. Отдавать под склад или автомойку жалко, мол, не для этого геройствовали. Одно время кафешка какая-то с того боку примерялась – в целом, по-моему, это неплохая была идея, может, стоит еще разок попробовать, но в то время новое жилье еще не было сдано, зато кругом строительная грязь по колено, и кофе пить сюда мало кто заходил – закрылись они. В общем, долго ли, коротко ли, въехали сюда мы, взвалив на себя кучу обязательств по ремонту и содержанию здания.

– А к противостоянию с застройщиком ваша радиостанция отношение имела?

– Имела, да, хотя не сразу, мы втянулись почти случайно. Станция тогда была обычным коммерческим радио, мы сидели в центре города, в том же здании, где областное телевидение, и никак с этой историей связаны не были. Разве что в Заречье жила одна наша обозревательница, и, когда вся эта заваруха с застройщиком началась, Лена подалась в активистки спасения котельной. Стала в своей программе недвусмысленные заявления выдавать, мол, город, пора бы тебе объединиться и дать отпор ненасытному капитализму, и всякое такое; других активистов в студию водить стала. Мне поначалу, если честно, это все очень не нравилось. Во-первых, я никак не мог понять, из-за чего весь сыр-бор, не люблю ажиотаж на пустом месте, лишь бы покричать. Во-вторых, подобная протестная активность, сами понимаете, плохо сказывается на рекламодателях. А мы тогда, да как и все в городе, крутили рекламу от того самого застройщика – компания большая, жилья возводит много. Разумеется, Ленкино поведение в эфире им совсем не нравилось.

Но, черт возьми, Лене как-то удалось всех нас убедить в правоте возмутившихся заречинцев, и в какой-то момент мы уже всем коллективом ввязались в эту бучу. А под конец вообще стали главной медийной площадкой «котельного» сопротивления, воспели нашу теплушку, так сказать, как символ народного самоуправления и гражданской солидарности. Думаю, это было нужно: когда стало ясно, что одним рывком дела не решить и процесс превращается в долгое гражданское стояние, то понятно, что стало необходимо людей систематически подбадривать, поддерживать их эмоциональный фон. И вроде бы нам это удалось. Правда, тогда мы растеряли многих рекламодателей, да и с администрацией города отношения напрягались. И вот мы решили: была не была – переезжаем сюда, в Заречье, и переоформляемся как некоммерческая организация.

– И откуда доходы?

– Пожертвования. Каждые 20 минут в эфире, слышите, спасибо такому-то и такому-то за доверие и посильную помощь, слушайте нашу волну, поддерживайте, мы без вас никак. Ну, и гранты, конечно, сейчас с ними полегче стало, в том числе от того же фонда, что и ваша поездка сделана.

– Никогда не встречали подобного.

– Да я тоже не верил сначала, но вот девятый год как-то держимся, не шикуем, конечно, зато живем с глубоким осознанием своей общественной значимости. Оттого посещение нашей станции и включили в программу вашего семинара, мол, смотрите, как бывает. Кто нам десятку перечислит, кто сотню, а кто и тысячу. Если не живыми деньгами, так с ремонтом помогают – рабочими руками, оборудованием, стройматериалами; хозяйство тут большое. Помогают кто как может – варенье вы сами только что ели. Так что жить можно, сами видите.

– Вы вещаете только на город? Или на весь регион?

– Мы вещаем на город и на пригороды, но наш целевой район – Заречье, то есть правобережная часть города и два небольших города-спутника на западе.

– Негусто.

– Ну, знаете ли! Само Заречье – это тысяч сто пятьдесят, плюс агломерация – итого двести тысяч человек точно. Район патриотичный стал, слушают нас здесь многие, особенно по утрам. Да и остальной город слушает – разве мы плохую музыку играем? Очень даже неплохую. К тому же у нас общественная работа постоянно; например, этот зал редко пустует, мы тут и концерты устраиваем – когда по билетам, а когда и бесплатно, – и всяческие праздники проводим, а то и просто собрания кондоминиумов. Так что аудитория у нас верная, преданная, работаем мы с ней, как теперь говорят, в плотном контакте.

– А новостями занимаетесь? Трамп, Путин, Макрон, Украина, Сирия?..

– Это все очень важно, конечно… только очень далеко. Ни Путин, ни Макрон в Заречье, кажется, ни разу не бывали. Как приедут, обязательно ими займемся, а издалека-то чего попусту болтать. Но небольшой новостной отдел у нас все же есть. Аня с утра была, свое уже записала, сейчас домой отчалила, а Лёшка после обеда сорвался сову спасать.

– Сову спасать?

– Ага. Это у нас новая героиня, смотрю, вырисовывается. Пострадавшая. Сегодня тут неподалеку стая ворон загнала сову. Как она, бедняга, в центре города очутилась – бог ее знает, но местные вороны на нее, говорят, целой тучей набросились. И заклевали бы, наверное, насмерть, если бы вся эта эскадрилья не рухнула на школьный двор. А там дети шум подняли: увидали неравную схватку – и всё, уроки кончились, целой школой выскочили спасать совушку. Разумеется, стали снимать, фоткать, постить кто куда может. Кто и вовсе давай родителям названивать, мол, мама-папа, тут сову убивают, приезжайте спасать скорее; двое перепуганных родичей аж нам звонили, мол, что это у вас там происходит – не знаю, говорю, сейчас будем разбираться. Ворон отогнали, а лететь сова не может: то ли вороны потрепали ее сильно, то ли со страху; там же толпа детей со всех сторон, они ее сами чуть не затоптали. Но в любом случае надо с ней что-то делать: пока она во дворе, детей в классы не загнать – дежурят, чтоб вороны не накинулись опять. Стали обзванивать зоопарк, ветеринаров. Вот Алексей пошел разбираться…

– Ну да, где сова, а где Трамп…

– Вы зря иронизируете, там, судя по фоткам, неясыть бородатая – это большущая птица, не сычик какой-нибудь, такую в городе сложно не заметить. Как ее вороны одолели – не понимаю, может, раненая или ослабленная. Вот Лёша вернется – расскажет. Ну и потом, эта птица уже всполошила несколько сотен человек у меня под боком, о ней так или иначе куча народу вечером за ужином сплетничать будет – как же нам о ней молчать? Расскажем обязательно! И еще проследим, чтобы вылечилась, а потом устроилась как следует. В крайнем случае к себе возьмем сторожем работать.

– Слушайте, это действительно мило, но ведь вы же понимаете, что это все равно из рубрики «Ребятам о зверятах», это несерьезно.

– Видите ли, для стороннего поверхностного взгляда, если это не чудо и не катастрофа, все будет казаться мелким, смешным или обыденным и недостойным. Но если ты в этом живешь, то и эти события для тебя важные, серьезные и осмысленные. Вся наша жизнь, если вдуматься, состоит из банальностей, но если относиться к ним внимательно, с чувством, то можно и в них разглядеть индивидуальность, свою увлекательную историю. Иначе ведь тоскливо жить будет.

Вот вы говорите – Трамп. Я уже сказал, что мы стараемся смотреть под ноги, а не на звезды, это ведь не просто так. Дело в том, что у себя под ногами ты можешь прибраться, как-то обустроить свою жизнь и помочь своему соседу, а звездам твоя помощь не нужна. Что для меня важно в случае с этой неясытью или кто она там? Дети ведь не просто из окон снимали, как перья разлетаются, они выбежали во двор и стали разгонять ворон. Что-то я сомневаюсь, что это с подачи учителей произошло. А самое главное, они не отступились от этой совы, они фактически вынудили взрослых обзванивать ветеринаров. Ведь как просто сказать, мол, ну не может лететь, пусть посидит отдохнет, потом улетит – там-то бы ее вороны и докончили. Или вообще отвернуться – мало ли этих птиц в городе, вон голубей на помойках сколько, постоянно их трупики во дворах валяются, подумаешь. Но ведь так нельзя жить! Нельзя отворачиваться, нельзя бросать, нужно помогать, поддерживать и доводить до конца.

– Горожане против застройщиков, дети против учителей – разжигаете?

– Вот-вот-вот. Про Трампа, мол, не рассказываете, а народ баламутите. Именно так нас беспрестанно обвиняют неусыпные «стражи» общественного порядка. Я в ответ постоянно твержу: никакой агитацией и уж тем более политикой мы никогда не занимались и не собираемся, мы никого никуда не ведем и не указуем светлый путь. Мы – связующее, мы помогаем людям жить вместе. Мы стремимся, чтобы общество стало здоровым единым организмом, сознательным и сочувствующим. Деятельным, а не апатичным. И история с совой и детьми – замечательный пример такого деятельного сочувствия.

Вот вам еще недавняя история, уже из разряда локальных катастроф. Приключилась авария на газопроводе. Труханули мы тогда сильно, спасатели чуть не со всего региона слетелись. И новостники тоже. Все, слава богу, обошлось без взрывов и жертв. Какие-то первичные работы провели, и все разъехались. Но в итоге одна улица без газа осталась. Ну, как улица – так, переулок, шесть старых домов. И ни туда, и ни сюда: да, мол, скоро пустим, да, надо бы баллоны подвезти, подождите-де еще немного. Короче говоря, все замялось, затормозилось, а ведь люди без газа сидят.

– О! Коррупция в ЖКХ, – оживился вдруг кто-то из группы. – Вы провели собственное расследование, раз вы всех здесь знаете?!

– Помилуйте, мы ж не прокуратура! Мы договорились с местным ретейлером бытовой техники, ребята подвезли в эти старые дома всяческие новомодные электрические и индуктивные плитки, варочные панели и выдали народу во временное пользование. С условием, что те будут вести дневник наблюдений: что понравилось в работе, что нет, какая эффективность, чем эти плитки в выгодную сторону отличаются от газовых плит и так далее. Обстоятельные отзывы им напишут, короче говоря. А мы это все по мере сил освещали. И очень здорово вышло! Во-первых, тема домов без газа оставалась в эфире – мы их не бросали, а во-вторых, народ неожиданно втянулся в эту игру: стали активно обсуждать, какие блюда как лучше готовить – что на газу, что на плитке, что в микроволновке, что в пароварке. Мы под это дело у себя мастер-класс устроили: пригласили шеф-повара, он рассказывал про особенности приготовления и температурные режимы, показывал, как можно выкручиваться на разных конфорках. Заметьте, никаких конфликтов, всё по любви.

Нас, правда, в какой-то момент – видимо, кто-то из магазинов-конкурентов науськал – стали прессовать, мол, это мы завуалированную рекламу того ретейлера проталкиваем в эфире. А мы ж некоммерческие, нам рекламу ставить нельзя. Но разобрались быстро: доказали, что никакого дохода у нас не возникает, никакого вознаграждения от этого магазина мы не имеем. А вообще, эта электро-кулинарная тема длилась даже тогда, когда газ в те дома уже пустили.

– А развиваться вы как-то собираетесь?

– Есть кое-какие планы, да. Мы ведь изначально музыкальная станция. Вообще, музыка – очень мощное общественное связующее. Мы не просто ставим песенки в эфир, мы и сами концерты устраиваем и не только на собственной площадке. Частенько у нас разные ребята репетируют. Мы, правда, строгие: репетиции должны по делу быть, а не оборачиваться пьянкой. Это, оказывается, серьезный фильтр. Короче говоря, всячески поддерживаем молодых – а в особенности местных – музыкантов. И знаменитостей по возможности приглашаем. У нас и в штате есть пара профессиональных музыкантов. А раз тут в котельной места много, мы хотим в одном из залов оборудовать полноценную звукозаписывающую студию. Чтобы она работала сама по себе, как самостоятельная организация, может, свой штат для нее в пару человек наймем. У нас уже есть кое-какое оборудование, и вроде бы заинтересованный партнер нашелся. Так что, думаю, студию мы в течение года устроим.

Кстати, сегодня вечером у нас должен быть интересный концерт – оставайтесь! Поздно, правда, думаю, начнем только ближе к десяти. Зато народу, должно быть, немного набьется. Вы не думайте, это не местечковая самодеятельность. По городу видели афиши N-ского филармонического оркестра? Оказалось, что одна тамошняя скрипачка родом из нашего города, уехала она отсюда давно, а вот ее брат до сих пор здесь живет и как раз у нас в Заречье. Более того, он один из самых преданных наших слушателей, регулярнее всех, пожалуй, пожертвования шлет. Как про гастроли стало известно, он сестре на мозги стал капать, мол, есть у нас такая радиостанция, давай мастер-класс, что ли, там устроим или хотя бы встречу с поклонниками. А она прониклась и, в свою очередь, сгоношила троих своих коллег по оркестру – они, видимо, часто так играют, – и мы договорились, что они нам самостоятельный концерт исполнят. Только раз вне плана да еще и в ночь, то-де, значит, надо что-то драйвовое замутить, не все же Пьера Булеза играть. Барабанная установка у вас есть, спрашивает. Есть, говорю. Очень мне любопытно, что же они такое выдадут. Оставайтесь! Бесплатно вас пустим!

Остаться нам очень хотелось, честно, но организаторы семинара не разрешили – было уже поздно, а нам еще надо было подготовиться: на следующий день нам предстояло участвовать в дебатах по вопросам глобального потепления и международной экологической политики, так что пришлось вернуться в нашу тоскливую неприкаянную обыденность.