Читать книгу Бархатный враг. Просто НЕреальная история!!! - Глеб Карпинский - Страница 6

Индус в тюрбане как-то странно из стороны в сторону покачал головой. Этот тюрбан походил на увесистую оранжевую тыкву. При этом его длинная, темно-шоколадная шея оставалась статична, лишь борода, заплетенная в маленькие косички, шевелилась, точно живая. Затем он кивнул в сторону гуляющей по пляжу коровы, еще телки, с маленьким неразвитым выменем, и промычал ей короткую мантру, призывая в свидетели. Сказать он ничего толком не мог ни на хинди, ни на английском, так как его высунутый наружу язык был проколот деревянной иглой, не позволяющей ему даже закрыть окровавленный рот. Но Жанна все равно поняла, что это означает и даже подпрыгнула от радости. Вот уже добрых два часа она уламывала рыбаков из местной деревни отвезти ее на Западный Сентинел и познакомить с дикарями, но они наотрез отказывались даже за большие деньги, пугая жуткими последствиями, а этот согласился без лишних вопросов, ничего не требуя взамен.

– Вы знаете, что прежде, чем Вы увидите западного сентинельца, Вас поразит стрела прямо в сердце, как того несчастного миссионера, американца. Этот безумец проигнорировал трехмильный запрет властей и решил обратить его коренных жителей в свою веру на свой страх и риск, – внушали страх рыбаки белой женщине, когда она подошла к ним, чтобы заказать лодку.

– Не знаем, на что он рассчитывал, прикрываясь от их метких стрел одной толстой книгой, – продолжали они отговаривать отважную туристку. – Наши друзья, отвезшие его на остров, до сих пор в тюрьме. Их семьи лишились кормильцев, дети ждут отцов, а жены мужей. И хотя в первый раз дикари прогнали их тупыми стрелами, то во второй раз просто изрешетили парня, вышедшего к ним с распростертыми объятиями. Вот какой гостеприимный прием окажут они Вам, леди.

Где-то недалеко застучал, действуя, на нервы барабан. Рыбаки расположились кругом на песке под манговым деревом, чьи голые гладкие корни во время шторма вымыла волна, и азартно играли в карты. В их громких и радостных возгласах, когда кто-то из них вдруг выигрывал, угадывалось какое-то детское ликование. Они вскакивали с мест, визжали, точно ужаленные коброй, и танцевали свой «последний» танец, хлопая в ладоши в такт барабанной дроби и топча коралловый песок ужасно тощими и коричневыми от солнца ногами. Затем, когда эйфория рассеивалась, они снова усаживались в позе лотоса, со спокойными, не выражающими никаких эмоций лицами, подобрав под себя босые ступни, и продолжали игру. Их деревянные, сильно поддержанные лодки, в которых они обычно возят туристов вокруг острова за сто рупий, лежали лениво на боку, привязанные к разбросанным по пляжу корягам или воткнутым в песок кольям. Работа неожиданно встала, так как вода отступила еще сегодня ночью и обнажила острые подводные камни. К тому же, погода была довольно ветреная, не располагавшая к навигации. Немаленькие волны все время норовили сбить с ног, поэтому даже самые бесшабашные туристы в воду заходить боялись и слонялись без дела у Зеленого моста – местной достопримечательности.

Там шло какое-то совершенно жуткое представление, посвященное празднику укрощения плоти. Под ритмичный бой барабанов и завывание мантр один худощавый индус в характерных одеждах танцевал с закатившимися от транса глазами. Он уже пробежался по горячим углям, попрыгал по торчащим гвоздям, разбил о свой тюрбан пару булыжников, но не удовлетворился этим и искал для себя, очевидно, еще каких-то экзекуций. На его взмокшем под жарким тюрбаном лбу поставили пеплом точку, и в самый кульминационный момент, когда по заверениям организаторов шоу, танцор уже достиг наивысшей точки нирваны и не может априори испытывать боли, ему прокололи насквозь язык. В его израненный рот щедро залили из бутылки ром, затем поднесли огонь и он еще выдохнул два или три раза огненное облако, чуть не опалив носы самым любопытным зевакам. Народ еще долго ахал, бледнел, падал в обморок, но продолжал снимать и фотографировать даже тогда, когда извивающегося адепта самоистязания в каких-то эпилептических конвульсиях подхватили за руки и за ноги и понесли куда-то в сторону пальмового леса, сопровождая танцами под барабан и осыпая туристов остатками пепла.

– Я плачу целую тысячу долларов! – стояла на своем Жанна. – Пять сотен сразу, остальные пять потом. Проблемы с полицией или военными беру на себя.

Для пущей убедительности она вытащила из наплечной сумки веер зеленых купюр и взмахнула им перед рыбаками. Этот привычный для нее жест, действующий всегда безотказно, не произвел абсолютно никакого впечатления на присутствующих, и деньги к всеобщему стыду пришлось убрать обратно. Жанна явно смутилась. Она еще не знала, что индусы в этих краях разительно различаются по менталитету от тех индусов, которых она видела хотя бы на пристани Калькутты.

Если городские были алчные и хитрые, не говоря уже о том, что ели грязными руками и мусорили там же, где находились, то жители острова Нэйл, самого маленького островка Андаманов, оказались бескорыстными, добрыми и чистоплотными. Они угостили прибывшую по туристической визе гостью только что сорванным с пальмы кокосом и посулили ей прогулку со слонами, как только те вернутся из джунглей.

– У нас самые лучшие фрукты, леди, – говорили они. – Слон обучен срывать их для Вас хоботом с любой ветки. Оставьте Вашу затею с дикарями Западного Сентинела! Это очень плохие парни. Тут Вы найдете куда более подходящую компанию.

Они искренне не желали подвергать богачку-чудачку смертельной опасности, тем самым, наглядно демонстрируя, как большие города портят людей, и что бедная жизнь в провинции куда полезней для души и тела. Но скоро навязчивость туристки, размахивающей веером стодолларовых бумажек, наскучила им, и они стали уже подтрунивать над ней.

– Покажите свои доллары администратору отеля. Он вмиг сбросит с себя одежду и организует отличное представление.

– Последнее предложение, – настаивала на своем белая женщина. – Пять сотен каждому из Вас и две тысячи добавлю при благополучном исходе дела.

– Рис везде одинаковый, – говорили они, улыбаясь. – Благополучного исхода дела не будет, леди. Эти дикари очень агрессивны. Любая лодка, подплывшая к берегу, сразу попадет под атаку стрел и копий. Там даже полицейский вертолет летать боится. О чем вообще речь? Если Вы хотите потратить деньги с пользой, пожертвуйте их на пансион для старых слонов. Уж кто-кто, а они заслужили Вашей любви. Это мудрые и сильные животные доживают свой срок, честно послужив людям шестьдесят лет, а то и более. Правительство запретило нам при транспортировке древесины и сбора фруктов использовать тракторы, так как машины портят почву джунглей…

– О, Боже, я не привыкла жертвовать на пенсионеров! – уже выходила из себя Жанна. – Вы понимаете, я просто хочу увидеть голых туземцев… Столько денег на дороге не валяется. Чего вы боитесь? Неужели из вас не найдется хоть одного смельчака? Просто отвезите меня туда и все. Я подарю им вот эти бусы, разденусь догола и сделаю всего пару селфи с ними на девственном пляже.

– Нельзя, леди… Если Вам уже так невтерпеж сбросить одежды и слиться с бирюзой нашего моря, на Хэвлоке да и на Нэйле есть прекрасные нудистские пляжи. Рис везде одинаковый…

– Но мне хочется полного астрала, а в моем бунгало кондиционер…

Чтобы отвязаться от назойливой, точно муха, туристки, которая мешала их игре в карты и явно не собиралась сдаваться, рыбаки указали на небольшую, но очень шумную процессию, уносящего куда-то под шелест пальмовых листьев индуса с проколотым языком. Его держали за руки и за ноги, а проколотый язык в нескольких местах деревянными иглами поливали на ходу крепким ромом.

– Ну, уж если Вы так настойчивы, леди, попытайте счастье у Парвиндора. Это молодой сикх, изучающий у нас языческие практики. Он немного чудоковатый, держится всегда в стороне и укрощает свою плоть, но у него есть бамбуковый катамаран. Может быть, он согласится. Только деньги не предлагайте, это испортит все дело. И, самое главное, Вам не потребуется переводчик, он знает превосходно английский.

Ветер, дующий весь день с моря, внезапно затих. Половина солнца уже погрузилось в море, и на Андаманские острова надвигалась южная ночь. Где-то в джунглях вскрикнула тоскливо какая-то птица, и ее потревоженная чем-то тень с большим, как у пеликана, клювом еще долго кружилась над островом. Огненные облака медленно растекались над горизонтом, когда таинственная индианка с наплечной сумкой из соломы взобралась на маленький двухместный катамаран. Молодой сикх в тюрбане помог ей устроиться поудобней и, не задерживаясь, оттолкнулся шестом от берега. Перед отплытием он все же вытащил иглу из языка, чтобы изъясняться на английском.

– Мой дорогой друг, – сказал он учтиво, вглядываясь в невиданную им прежде красоту Шакти, – если вдруг нас остановит патрульная служба, мы скажем, что заблудились.

Прелестная индианка в богато украшенном сари понимающе кивнула, любуясь закатом. Лучи заходящего солнце осветили ее бледный профиль с нежными чертами лица и выдали в ней белую женщину. Устремленный вдаль взгляд под строгими изогнутыми бровями, чуть вздернутый, тронутый загаром нос и большой эротичный рот….Без сомнений, это была Жанна, отважная путешественница и охотница за экзотическими ощущениями. На этот раз ее волосы были покрыты шелковым платком чистого небесного цвета. Шикарная русая коса свисала до самой талии, и когда женщина откинула назад голову, чтобы посмотреть, как проклевываются на вечернем небе первые звезды, конец этой косы, украшенный бантом из такого же нежного шелка, неслышно погрузился в воду.

– Ах, как это прекрасно, Парвиндер! Мне до сих пор не верится… – тихо сказала она с какой-то долей трагизма в голосе и достала из сумочки зеркальце с косметичкой.

Катамаран тронулся под плеск весел, подхваченный прибрежным движением, и сейчас Жанна, покачиваясь на этих слабых волнах, походила больше на благородную русскую княгиню, отправившуюся на поиски своего пропавшего мужа. Ее движения были полны степенного величия и понимания собственного достоинства. Когда взгляд ее красивых глаз устремлялся вдаль, нарисованные бровки сурово изгибались, а черты лица становились холодными, словно она обдумывала и смаковала жуткую, но справедливую месть. Парвиндер не мог насмотреться на нее. Он все еще находился в какой-то прострации и покорно улыбался. Праздник укрощения плоти все еще продолжался в его самоистязающей душе, но уже был нарушен явлением этой белой богини.

Жанна окинула взглядом залив, словно уже надеялась увидеть заветный остров, и стала наводить марафет, совсем не стесняясь индуса: подкрасила губы алой помадой и напудрила начинающий шелушиться от солнца носик. Она словно готовилась на свидание с любимым и важным в ее жизни мужчиной и, достав из наплечной сумки флакон туалетной воды, несколько раз попшыкала из пульверизатора свою всегда готовую к нежному поцелую шею.

– Теперь мне понятно, что должен чувствовать человек, готовый пойти на все, – ее переполняли эмоции под скрип катамарана и всплеск весел. – Все это открывается только в процессе, когда назад поворачивать поздно.

Она не верила, что этот сумасшедший за поездку не возьмет с нее ни цента, что он просто согласился помочь ей из добрых побуждений, как велит ему его воспитание. Благодетель и вправду ни на что не рассчитывал, кроме разве что слов благодарности, но Жанне было некогда разбираться в людях, их мотивах поведения и религиозных воззрениях. У избалованной жены олигарха всегда на все вопросы был один ответ – людям верить нельзя и особенно бедным и нищим людям, которым нечего терять. Вот почему она оставила все свои ценные вещи и документы в сейфе отеля в Нэйле, а на случай своего невозвращения дала стандартные указания администратору. С собой она лишь захватила сувенирные бусы, сделанные из разноцветных недорогих камушков, купленные ею еще в Дели по прилету из Москвы и телефон для экстренной связи.

– А почему мы плывем таким древним способом? – спросила она деловито, глядя как индус тяжело разгребает воду веслами. – У нас мотор не работает?

Парвиндер посмотрел на свою спутницу полными высочайшего почтения глазами. Праздник укрощения плоти начался как нельзя лучше. Во время транса он достиг четвертой точки в оранжевой чакре Схвадхистана, полетал над звездами и удачно ухватился за хобот Ганеши. Пусть это были всего лишь короткие минуты аффекта, мгновения драгоценного озарения, но его убитый стуками барабана мозг все же четко и явно осознал, что человеческое сознание не стоит на месте, а постепенно и поэтапно движется вверх по спирали.

– Мотор? – переспросил он, словно припоминая что-то. – О чем ты, друг? Бензин – дорогое удовольствие в здешних краях.

– А парус?

– Парус есть, конечно, но он пропускает. Я люблю штопать его во время плавания. Это не совсем удобно, особенно когда на море качка, но время летит незаметно. Вон, посмотри на мою работу. Все это не элементы дизайна.

Парвиндор показал на стянутую к мачте парусину с множеством заплат, сияющих дырок и грубых, стягивающих швов.

– Да и сейчас он бесполезен. Ветер утих, и на море штиль. Так что будем рассчитывать только на собственные силы.

– Глядя на тебя, не скажешь, что на это можно рассчитывать, – расстроилась женщина, отвернувшись в сторону, но гребец засмеялся.

– О, мой друг, – ответил он, успокаивая ее недоверие к его физическим возможностям. – Не было еще случая, чтобы необожженный кувшин сохранил воду, решето – муку, а обжора – чапати. Умеренный в еде всегда силен и здоров. Воздержание и самоистязание – вот самая короткая дорога к Создателю!

– Это уж верно… – ухмыльнулась женщина, чувствуя, как от насыщенного кислородом воздуха хочется сильно есть.

Перед отплытием Жанна напрасно отказалась от ужина в отеле. Она еще рассчитывала вернуться до рассвета. Там ее до сих пор ждали жареный цыпленок и охлажденная бутылочка воды «Perrier».

– Мы ограничиваем себя во всем, даже в одежде…

– Почему же ты носишь эту чалму? – спросила тогда с любопытством женщина. – Мне кажется, она мешает тебе. Давай я помогу тебе ее развязать.

– О, нет! Это не чалма, а дастар – головной убор сикхов, – улыбнулся Парвиндер, словно несмышленому ребенку. – Снять это на людях для нас сикхов – большой позор.

– Но здесь никого нет, кроме нас двоих, – справедливо заметила женщина, снимая с себя платок и оголяя свои узкие плечи. – Будет разумно, если мы скинем с себя немного одежды. Ведь сейчас довольно душно. Или ты что-то прячешь там?

– Здесь моя гордость, друг, – признался Парвиндер, поправляя дастар.

– Гордость?

– Да, там мои волосы. Знаешь ли ты, что сикхи никогда не стригутся? Тебе нужно изучить хорошо историю Индии, друг. Она очень древняя и интересная.

– И все-таки я бы на твоем месте немного разделась.

Молодой сикх всегда верил в единственного Бога, даже окунувшись с головой в оккультизм и язычество местных племен. Вера была непоколебима в его представлении о природе вещей и духов, а поиски самого себя не противоречили сущности – он всего лишь приобретал опыт путем проб и ошибок. И вот вся эта косная незыблемость, впитанная с молоком матери и привитая чтением с пеленок «Гуру Грантх Сахиб», вдруг куда-то исчезла и, еще сегодня днем под шелест пальмовых листьев, заплетая вокруг своей никогда нестриженой головы чалму, он впервые почувствовал, как чакра Анахата кольнула его в самое сердце. И вот хобот Ганеши поднял его просветленного над Землей, чтобы он расцвел большим сияющим лотосом… И когда перед ним появилась эта белая женщина, как знак нового завета и новой любви, он, задетый этим прекрасным явлением, еще не различая грань между реальностью и иллюзией, уже попытался вытащить из своего языка эту иглу – символ смиренного молчания. Ему было и смешно, и ужасно неловко, он уже начинал чувствовать настоящую физическую боль, и на вопрос незнакомки «готов ли он отправиться с ней на край света?», просто кивнул, все еще находясь под властью новых откровений.

И сейчас, несмотря на то, что язык распух от прокола и болезненно ныл, с его губ не сходила блаженная улыбка, обнажающая все его черные как смоль зубы. Жанна даже подумала, что он просто нажевался бетеля с кусочками семян пальмы катеху.

Она догадывалась, как опытная женщина, что нравится молодому сикху все больше и больше. Это ее не удивляло, но она отгоняла от себя всякие мысли близости с ним, держа на расстоянии хотя бы вытянутой руки, но не потому, что тот был в ее глазах отталкивающим субъектом. Наоборот, Парвиндер нравился ей, как мужчина, но он, на свою беду, не был ни людоедом, ни дикарем, готовым в любой миг растерзать ее, и это сейчас расстраивало отважную богачку больше всего на свете.

– Туда, куда мы плывем, не лучшее место для белой женщины, – пробормотал индус, вглядываясь в свою спутницу, словно пытаясь угадывать ее мысли. – Зачем нам на этот остров?

– Я также как и ты в поисках себя, – ответила Жанна уклончиво. – Мне кажется, что это приключение откроет для меня много нового и интересного. Я, как отважный и дерзкий первопроходец, испытываю благоговейный трепет в душе только от мысли, что скоро моя нога ступит туда, где живут первобытные дикари… Сколько нам еще плыть?

– Думаю, к рассвету будем, друг, – прикинул Парвиндер, налегая на весла. – Если, конечно, не подкачает погода. Мне не нравится, что стих так внезапно ветер. Обычно затишье перед бурей.

Катамаран проплыл мимо торчащей из-под воды мачты, на которой дремали точно на жердях в курятнике сонные альбатросы. Они прятали свои клювы под сложенные крылья и приоткрывали свои черные строгие глаза. Убедившись, что им ничего не угрожают, птицы затихли.

– Что тут случилось? – спросила Жанна, всматриваясь в глубину вод, где в ореоловом сиянии виднелся обросший ракушками и водорослями остов затонувшего судна.

– Да, погода в этих краях переменчивая, – ответил печально индус. – В прошлом году по Бенгальскому заливу прошлась большая волна, последствия которой ты могла наблюдать в Нейле. Несколько рыбацких лодок разметало на сотни миль. Много домов смыло, пропали бесследно люди.