Читать книгу Мастер реальности - Глеб Леонидович Кащеев - Страница 2

Лето пролетело как всегда быстро. Вроде ты только-только приехал в свой двор, где провел все детские годы и встретился со старыми друзьями, выросшими за год так, что их с трудом можно было узнать. Только вспомнили старые совместные игры и придумали новые… как вдруг внезапно оказывается, что уже август, и пора задумываться об учебе и о скором переезде в интернат. Одновременно с этим ты внезапно вспоминаешь, что на лето задавали прочесть кучу литературы, а кроме того, были еще какие-то задачи для самостоятельного разбора по математике, которые должны проверить в первые же дни учебы.

Чтобы теперь хоть что-то успеть сделать для школы, Иван составил строгий план занятий и начал даже каждый день вставать пораньше, чтобы максимум времени уделять урокам. Он скачал себе нужные книжки и достал со дна заброшенного под кровать чемодана учебники. Вместе с ними появился на свет и непонятный прибор физика. Каждый день, когда он садился за чтение или математику, его взгляд волей-неволей падал на пластмассовую коробку, которую он использовал просто как груз, чтобы от сквозняка из открытого окна не сдувало листки со стола.

Странные сны почему-то прекратились. Он больше не бегал по таинственным замкам, не вышибал двери и не видел свою фею. Иван даже соскучился по ней. Признаться, его даже пугала мысль, что эти странные видения исчезли насовсем. Лишь однажды под утро, когда он был уже на грани пробуждения, ему привиделось что-то похожее на те сны. Он увидел взрослую женщину с длинными русо-каштановыми, почти как у него, волосами, но с такими же, как у феи ярко синими глазами. Женщина внимательно изучала его некоторое время, а потом строго сказала: «Поспеши, Дэйв. Поспеши, пожалуйста. Время уже на исходе. Еще немного и ты можешь опоздать. Опоздать на всю жизнь». Тут Иван проснулся и некоторое время лежал, раздумывая: был ли этот сон «особенным» или он просто вообразил себе невесть что в полудреме. Что имела в виду неизвестная, куда ему надо было поспешить и почему та назвала его незнакомым чужим именем?

Как-то раз, Иван уже второй час безуспешно бился над трудной геометрической задачей. В раздражении он резко махнул рукой, отгоняя назойливую муху, и ненароком сшиб со стола прибор физика. Легкая черная коробка отлетела к стене и с хрустом ударилась об нее. Подняв прибор с пола, Иван начал вертеть его в руках, рассматривая со всех сторон: не разбился ли он случайно и нет ли на нем трещин. «Как удачно было бы если бы он все-таки треснул», – мелькнула в голове подлая мысль. От физика может за это и попадет, но зато какое шикарное объяснение почему он им так и не воспользовался.

Тут Ивану стало неприятно от самого себя. Ведь он просто трусит и ищет оправдание своему страху. Подленькое такое оправдание. Вдруг это действительно ценная вещь, а он готов сломать ее просто из-за того, что боится испытать? В голове всплыли и слова психолога, о том, что он бежит от ответственности за свои поступки, и речь физика про то, что его поколение перестало искать приключений. Еще не к месту вспомнился последний сон, где синеглазая женщина просила его поспешить. Не с этим ли прибором следовало поторопиться?

Сжав зубы, он постоял минуту, а потом, внезапно решившись, нажал на кнопку. К черту эти Пашкины подозрения! Чем он действительно рискует? На всякий случай, нажав на кнопку, он отбросил прибор на пол. Тот откатился в сторону закрытой двери, что вела из комнаты в коридор.

Иван замер. Он настороженно вслушивался в свои ощущения и вертел головой, осматривая комнату. Ничего не изменилось. Мир был прежним. Никаких обещанных физиком эффектов, которые тот хотел обсудить после каникул, не было. На стене тикали старые часы, за окном шумел знакомый двор, с которого, кстати, донеслось: «Вань, ну выходи давай», – это друзья со двора звали его погонять в футбол, пока не наступил обещанный по телевизору дождь. «Что и следовало ожидать», – сказал Иван и расслабился.

Он на всякий случай подождал еще минуту, но никакого действия от странного прибора так и не дождался. Пожав плечами, он аккуратно поднял коробочку и вернул ее на стол. Грустно посмотрев на исписанные листки с нерешенной задачей, он махнул рукой, подошел к окну, высунулся и крикнул друзьям, что сейчас спустится. Взял со стола смартфон и выключил его. Тетя имела обыкновение настойчиво звонить, требуя вернуться домой в самые неподходящие моменты. Не брать трубку было нельзя, а вот в случае «абонент не абонент» можно было отвертеться, списав все на плохую связь.

Небо действительно начинало наливаться на горизонте большой тяжелой тучей, так что Иван переложил смартфон в водонепроницаемый чехол. Тетя специально купила его и настаивала на каждодневном использовании после того, как однажды, побегав с друзьями под дождем, он испортил предыдущий телефон. Иван сунул чехол в карман джинсов и выбежал из комнаты.

Выбежать не получилось. Получилось выпасть. Распахнув дверь, он уже понял, что что-то не так, но по инерции не успел остановиться, завершил шаг через порог и ухнул с головой в теплую соленую воду.

От шока и удивления Иван первые мгновения вообще не двигался. Тупо смотрел, как опережая друг друга поднимаются вверх пузырьки воздуха из его одежды. Он вообще не понял, что произошло. Перед глазами все стояла та картина, что он успел увидеть перед падением. Бескрайний лазурный океан. Океан за его дверью! Даже не за входной дверью в квартиру. Вода встретила его за порогом комнаты!

Внезапно он почувствовал, что дышать то очень хочется и отчаянно замолотил руками и ногами, пытаясь выплыть на поверхность.

Иван вынырнул и хотел было оглядеться, но ему помешали волны. Плавал он плохо. Где ж научиться, когда из доступных водоемов только мелкая речка. Он уверенно держался на воде, но двигался неумело, тратя много сил, а тут вообще в первый раз оказался в море и совершенно не понимал, как бороться с волнами. Несколько раз его неожиданно захлестнуло с головой, и он нахлебался противной соленой воды, прежде чем немного приноровился вовремя подгребать руками и подскакивать вверх вместе с волной. Только тогда, периодически оказываясь выше гребешков, Иван смог оглядеться. Никакой двери, через которую он попал сюда, не наблюдалось. Вода окружала его со всех сторон. Зато, к счастью, берег все-таки рядом был, и даже относительно недалеко, так что он уверенно начал грести в сторону песчаной полосы, блестевшей золотом на ярком солнце.

Спустя минут пять стало понятно, что расстояния в море очень обманчивы. Берег вроде был совсем рядом, но за это время ничуть не приблизился, хотя Иван уже совсем устал. Все силы уходили на борьбу с волнами, и было непонятно, сдвинулся ли он хоть немного в сторону земли, или все это время стоял на месте. В голове подло всплыли прочитанные где-то ужасы про приливные течения, которые относят от берега даже опытных пловцов.

Иван перевернулся на спину и попытался отдохнуть, лежа на волнах, но тут же нахлебался воды, потому что очередная волна опять захлестнула его с головой. Он вспомнил, что стоило бы стянуть джинсы и кроссовки и плыть тогда стало бы намного удобнее, но из-за начинавшейся паники уже не решился нырнуть, чтобы раздеться. Шнурки он всегда завязывал туго и аж на три узла, чтобы не развязались. Сил осталось немного, и он вовсе не был уверен, что сможет развязать мокрые узлы.

Иван окончательно запаниковал. Угроза утонуть была с каждой минутой все реальнее. Страх придал ему еще сил, и он отчаянно начал загребать руками с удвоенной скоростью. Однако, и эти внезапно появившиеся силы были конечны. Руки быстро начали ныть от усталости, а мозг уже был занят только тем, чтобы успеть выдохнуть и, главное, вдохнуть обратно, как только рот оказывался над водой. Счет времени Иван совсем потерял. Он работал как автомат. Загрести, вынырнуть, вдохнуть, выдохнуть, опять загрести. Руки болели и дрожали от напряжения. Перед глазами плясали темные мушки.

Когда его колени коснулись дна, Иван с трудом это осознал, и еще некоторое время загребал руками на мелководье, пока опять не захлебнулся. Волны у берега начали заворачиваться и накрывать его с головой, таща обратно на глубину. Он полз на четвереньках, стараясь удержаться, когда вода била его сверху по голове и спине камнями и песком. После очередного удара в глазах потемнело. «Лишь бы не потерять сознание», – твердил он про себя и полз. Наконец песок перед глазами перестал быть мокрым, и лишь тогда он позволил себе упасть и отключиться.

Очнулся Иван в каком-то помещении. Дневной свет пробивался через большие щели в старых кривых досках и освещал унылые внутренности какого-то сарая, собранного, казалось, из всего, что попалось под руку. Вместо пола был утоптанный песок пляжа. Через щели с завыванием проникал морской ветер, наигрывая на них, как на органе, какие-то свои мелодии. Судя по запаху моря и шуму волн, сарай стоял прямо на берегу, совсем недалеко от воды.

Во рту у Ивана скрипел песок и чувствовался противный вкус морской соли. Он попытался встать, но у него сильно закружилась голова. Чтобы не упасть, он судорожно схватился рукой за стену и стал опускаться обратно на твердую лавку. В этот момент чьи-то руки подхватили его и аккуратно помогли принять вертикальное положение.

– Очнулись, господин, – проскрипел над ухом старческий голос, – Вы уж извините, что пришлось тащить вас сюда по песку. Годы то уже не те. Нести я вас не мог, а скотиной не обзавелся.

Иван выплюнул песок изо рта и обернулся. Костлявый седой старик производил впечатление еще большей ветхости и бедности, чем его жилище. Его одежда состояла из сшитых воедино кусков кожи, просоленной морем парусины и тонкой ткани, которая на заре своей юности была чьей-то белой рубахой, но потом явно успела поработать еще и половой тряпкой.

– Вы уж извините, господин, – заискивающе повторил старик, склоняясь в поклоне и выпрямляясь на каждой фразе, как раскачивающийся китайский болванчик, – я не могу вам предложить ничего, кроме воды. У меня сейчас совсем нет еды. Я как раз вышел набрать моллюсков на обед, когда нашел вас. На море вот-вот начнется шторм, и я решил перенести вас сюда. Постель вам постелил…хотя подобное жилище, конечно, не подобает вам. Я не хотел вас оскорбить, господин, но спрятаться от волн и ветра тут больше негде.

– Что вы! Не извиняйтесь. Спасибо, что помогли, – произнес Иван, удивившись как хрипло звучит его голос.

Он оглядел помещение. Свет проникал через все стены, значит весь дом состоял только из одной комнаты. Сильный ветер завывал из всех углов сразу, создавая удивительный стереофонический эффект. Казалось бы, любой шторм должен был разнести эту хибару на кусочки еще несколько лет назад. Да и как тут зимой вообще жить то?

Иван сидел на большом сундуке с плоской крышкой, застланном козлиными шкурами. В небольшой комнате сумели разместится еще кривоватый, сколоченный из посеревших от времени и соли досок, стол, два совершенно различных по форме древних стула, небольшая железная печка и даже неуместно выглядевшее здесь большое плетеное кресло-качалка, стоявшее возле единственного окна, затянутого мутной пленкой.

Пока старик неожиданно для его возраста энергично суетился и растапливал печь, на которой стоял помятый железный чайник, Иван задумался о том куда же он все-таки попал.

Виной всему был злосчастный прибор. Это точно. После нажатия кнопки он отбросил черную коробку к двери и вот результат. Там оказался океан вместо привычного коридора. По словам учителя, прибор должен был только что-то ему показать, но вместо этого Иван провалился в какое-то иное место. Так куда же? Он на Земле, или, как подсказала внезапно пришедшая в голову мысль, от которой по спине пробежали холодные мурашки, это какой-то другой мир, который описывался в выданных физиком листочках?

Нет! Об этом думать не хотелось. Иван даже помотал головой для достоверности. Пусть он будет на Земле. В России. Старик-то говорил по-русски. Со странным акцентом, необычно смягчая некоторые согласные, но болтал свободно, как на родном. Смущало только теплое как парное молоко море.

– Простите… я где-то на берегу Черного моря? – решился спросить Иван.

Старик аж подскочил, едва услышав «простите», и тут же опять склонился в глубоком поклоне:

– О господин, нет. Это Ядранско море, еще именуемое иногда морем Адрии. Я не знаю никого, кто называл бы его черным… хотя во время штормов оно бывает весьма темным. Кстати, господин, я не решился вас раздеть, но раз вы до сих пор не высушили вашу одежду… давайте посушим ее над печкой. Вы же можете завернуться в эту козью шкуру, если, конечно, сочтете это для себя приемлемым и достойным.

«Ядранско море… Бред какой-то», – подумал он. Сидеть в мокром действительно было зябко. Из щелей в спину дуло холодом.

Иван разделся до трусов и завернулся в черную косматую шкуру, которую старик достал из сундука. Стало теплее. Голова все еще кружилась, а мышцы отчаянно ныли. Ноги дрожали от усталости. Он решил пока прилечь обратно. Достаточно быстро он согрелся и не заметил, как задремал.

***

Проснулся Иван от шума за стеной. Старика в доме не было. Очень хотелось есть, но в целом за время сна он успел отдохнуть, и чувствовал себя уже неплохо.

Он принялся спешно натягивать на себя высохшую, но задубевшую от соли одежду. На улице что-то происходило. Какие-то люди что-то кричали старику, а тот оправдывался. Быстро завязав кроссовки, Иван приник глазом к щели в стене. Было видно только старика, стоящего на коленях и склонившегося ниц. Тот ненадолго поднимал голову, что-то говорил, и снова утыкался лицом в песок. Тех, кого тот так боялся, никак не получалось разглядеть – через щель виднелись только задницы двух лошадей.

Иван прислушался.

– Да, да… я вас кликнул, чтобы вы молодому господину помогли! – донеслось до Ивана, – Я же говорю, в кораблекрушение господин попал, еле выплыл, а я его укрыл и обогрел. Ведь жизнь благородных превыше всего.

– Да какого еще господина, что за чушь ты несешь?! – раздался юношеский голос, – Кто в этот сарай вообще сунется? Ну-ка, Карл, проверь кого там эта плесень господином зовет.

Дверь лачуги распахнулась, и внутри сразу стало тесно от трех здоровенных солдат в латах и островерхих шлемах, словно сошедших с кадров какого-нибудь сериала про Робин Гуда. В руках мужчины держали обнаженные узкие длинные клинки. Без всяких колебаний Ивана быстро скрутили, больно заломив руки за спину, вытащили из хижины и ткнули носом в песок. Его держали за руки, не давая пошевелится, а еще кто-то поставил ему ногу на спину.

– И это твой господин? —с издевкой спросил юноша.

– Да, господин, – голос старика дрожал от страха, – Одет ведь по благородному, да и выплыл на берег в бурю один без лодки. Известно же, из-за рифов даже корабли отсюда далече ходят. Да и не переплывет ни один человек рифы-то. Разобьет волна. А он проплыл. Значит из благородных. Силой владеет… – быстро, сбиваясь, взахлеб, пытаясь успеть сказать прежде, чем последует наказание, бормотал старик.

– Старик, ты меня насмешил, кем бы ты там не был. Какого-то бродягу записать в благородные и лебезить перед ним! Да ты уже сам себя наказал. Небось, весь свой обед на него потратил, – с усмешкой сказал невидимый Ивану юноша и как-то странно, как это обычно делают слегка подвыпившие люди, загоготал, – Нет, наказывать мы тебя не будем. Ты просто туп… но предан. Мы это ценим. Иди в дом. Отпустите его. Ну а ты, самозванец, кто таков?

Ивана схватили за волосы и приподняли голову.

Перед Иваном стояло множество лошадиных ног. Он перевел взгляд еще чуть выше, но зажмурился от слепящего солнца. На фоне яркого неба были видны только темные силуэты.  Пятеро стражников в островерхих шлемах и высокий юноша с длинными волосами, перехваченными лентой.

Ивана пнули ногой, чтобы он поспешил с ответом. Но что говорить? Как вообще эти отнесутся к правде. Здесь точно не Земля. Шпаги, доспехи, всадники… какое-то дремучее средневековье. Если ляпнуть, что он прилетел из другого мира, то еще, чего доброго, могут счесть колдуном и вообще сжечь на костре. Проверять на собственном опыте есть ли в этом мире инквизиция не хотелось.

Удивительно, но страха не было. После пережитого в море все происходящее скорее удивляло, чем пугало. Словно он оказался в каком-нибудь квесте или на съемочной площадке. Иван вспомнил типичный глупый прием из сериалов:

– Я не помню! Ничего не помню. Плыл к берегу… потом очнулся у этого старика. Все, что было до этого, забыл. Как в воде оказался… ничего не помню, – Иван постарался подпустить трагических ноток в голос. Актер из него был никакой, но в это время «господин» на лошади пьяно икнул, и Иван понял, что тот уже находится в той стадии, когда мало понимают длинные речи и уж точно не могут распознать ложь.

Юноша на коне поморщился и махнул рукой:

– А он забавный. Карл, я хочу в замке с ним разобраться. Жаль Ирма не поехала с нами, а ускакала, леший знает куда. Она бы сразу все поняла. Пусть его привяжут к седлу и… к нам в подвалы. Вот ты… как там тебя зовут? А… неважно. Останься. Остальные за мной

Парень пришпорил лошадь и поскакал по песку прочь. Всадники послушно припустили за ним. Оставшийся солдат поднял Ивана с колен и подтолкнул к лошади.

– Будь ты взрослый мужик, то бежал бы у меня за лошадью привязанным… но тебя, мальца, жалко. Смирно вести себя будешь, тогда на седло сядешь. Гоношиться начнешь – перекину через седло, как господин велел, и тогда все дыхание выбьет по дороге, – пробурчал стражник.

– Буду смирно себя вести, – послушно ответил Иван. Вставил ногу в стремя и попытался как в кино лихо заскочить на коня, но это только на первый взгляд выглядело легко. Если бы солдат не подставил плечо, то он бы грохнулся на землю. Когда Иван кое-как вскарабкался в седло, ему связали ноги, продев веревку под животом коня и привязали руки к седлу. Взяв поводья, солдат повел лошадь шагом вслед за умчавшимися всадниками.

«Ну что же. Начнем знакомство с этим миром с конной экскурсии», – пробормотал Иван, пока они выезжали с пляжа. Он был уверен, что оказался во времена если не Робин Гуда, то, как минимум, мушкетеров. Кольчуги и шпаги на это совсем недвусмысленно намекали. Однако, уже на первых шагах лошади он понял, что ошибся. Притороченные к седлу кожаные сумки застегивались на самую обычную металлическую молнию. Иван попытался вспомнить когда ее изобрели на Земле? Уж точно не раньше девятнадцатого века. Он немного, насколько позволяла веревка на руках, расстегнул застежку. Сумка была пуста, но на боковой стенке был пришит обычный земной шильдик. «Made in China» с удивлением прочитал он.

Как только они выехали на большую дорогу и почапали вдоль небольшого поселения, он окончательно понял, что попал не в средние века, а в какой-то бардак. Словно на съемочной площадке исторических фильмов устроили грандиозную распродажу реквизита и каждый нахватал себе наобум вещей из разных эпох. Да ладно бы только одежду или элементы декора. Там, похоже, и дома раздавали. Чем ближе они подходили к городу, тем больше он приходил в замешательство. Пластиковая вывеска над придорожным кафе, с надписью «У Борова», современный велосипед, прислоненный к забору большого каменного коттеджа, на балконе которого в шезлонге загорал пузатый человек, обутый в резиновые сланцы. Но одновременно с этим они проезжали деревянные избы и мазанки, телеги и прочие повозки, управляемые лошадьми. Да и люди победнее были одеты более-менее похоже на то, что он видел в старых чешских сказках: кафтаны, кожаные штаны, куртки и плотные грубые рубахи.

Больше всего поражала тишина. В Москве так привыкаешь к постоянному шуму города, что уже не замечаешь его, но когда вокруг становится по-настоящему тихо… это сразу замечаешь. Конечно, звуки вокруг были: где-то стучали молотки, цокали копыта, разговаривали люди… но по сравнению с шумом настоящего города это была практически идеальная тишина. Здесь точно не было ни автомобилей, ни иных двигателей.

Грунтовка уступила место мостовой, а дома стали каменными, в три-четыре этажа, с типичными для Европы темными балками на фасадах. Иван как-то на географии делал доклад про Прагу и у него теперь было полное ощущение, что он едет по брату-близнецу чешской столицы. Город был красивый, но по сравнению с Москвой какой-то уж слишком мрачный и готичный.

Ужасно бесило, что на него тут все пялились, показывали пальцем, и о чем-то таинственно перешептывались. Ну и что, что он одет по земному? Он видел тут людей в джинсах, как у него. Правда все они явно были из богатеев. Если в Москве ценились бренды, то тут признаком роскоши, судя по всему, являлись вещи из его мира. Интересно, его что, воспринимают сейчас как арестованного олигарха?

Да куда же он попал то, что за дичь вообще? Его ведет солдат, одетый как будто кто-то скрестил стражу ноттингемского шерифа с гвардейцами кардинала, а вот пара мужчин в одинаковых черных кожаных косухах, беседует с господином в черном фраке и в цилиндре викторианской эпохи. Навстречу проехала шикарная открытая конная повозка с женщиной в белых кружевах и шляпке, наводивших на мысли о девятнадцатом веке и героинях Чехова или Тургенева. Рядом с ней сидел полноватый лысеющий мужчина в атласном кафтане и джинсовых бриджах. А здания? В центре города так вообще царил полный бардак. Белоснежный классический особняк с колоннами стоял рядом с невыносимо малиновым зданием в стиле барокко, обильно обляпанным белыми и золочеными завитушками. За ним виднелось какое-то футуристическое нагромождение неоштукатуренных бетонных кубов, при проектировании которого архитектор был явно не в себе. Посмотришь на другую сторону улицы, а там обычное светлое каменное здание с темными балками на стенах. Прага Прагой. Только надписи везде на русском. Дореволюционном, с ятями.

Пока они плелись по узким улочкам, ноги совсем затекли. Все тело ниже пояса отдавало болью с каждым шагом лошади. Потом кобыла еще невыносимо долго тащилась кривой петляющей дорогой на замковый холм. Иван старался отвлечься от боли разглядывая шикарную панораму на вторую половину города, находившуюся за неширокой рекой. Все здания тут были не выше трех-четырех этажей. Над ровными рядами крыш возвышалась только ратуша с часами. Близко к центру возле реки виднелся огромный парк.

Старые высокие стены и зубчатые башни замка опять вернули Ивану ощущение, что он попал в дешевый сериал про рыцарей, в котором режиссер забывает про историческое соответствие мелких деталей и по ошибке оставляет асфальтированный проход в воротах и фонари на стенах. Сами ворота в замок имели нездоровый сиреневый цвет со странным оптическим эффектом типа окраски «хамелеон». По мере того, как лошадь приближалась к ним, ворота становились все темнее и темнее, и вблизи приобрели логичный оттенок старого дуба. Ведущий его стражник почему-то остановился в проходе и с удивлением уставился на них буквально как баран на новые ворота. Иван вежливо покашлял. Его провожатый вздрогнул и потащил коня дальше.

На асфальтированном внутреннем дворе замка царила хорошо организованная суета: женщины с тюками белья, разминающиеся в углу стражники, какая-то ребятня, ведущая под уздцы белоснежного коня. На него уже так откровенно не пялились, хотя косые любопытные взгляды Иван на себе ловил. Прислуга тут была хорошо воспитана.

Солдат развязал его, и Иван попробовал соскочить с лошади, но затекшие ноги его вообще не слушались. Он шмякнулся на асфальт как мешок с сеном и больно ободрал ладони, чем вызвал дружный гогот стоявших неподалеку стражников. Его сопровождающий кликнул их, и Ивана, подхватили за локти и резво потащили куда-то в боковую неприметную дверь.

Его практически пронесли по длинной лестнице вниз и привели в темный коридор с крепкими старыми дверями по сторонам. Тянуло холодом, плесенью и сыростью. Это было самое настоящее подземелье из дешевого американского сериала, только на каменных стенах вместо факелов находились металлические светильники, в которых плясали веселые желто-голубые язычки газа.

Ивана завели в небольшую камеру. Стражник собирался уже закрыть дверь, но он решился все-таки спросить:

– Эй, подождите! А надолго меня сюда? – и добавил уже в полголоса – И еще хотелось бы знать за что.

– Пока господин не велит тебя явить пред его светлы очи, – строго ответил усатый стражник. Потом, оглядев узника с ног до головы, смягчился, и сказал чуть тише – Если повезет, то после обеда кликнет.

– А если не повезет?

– А если не повезет, то за обедом еще вина выпьет, и устанет. Тогда, значится, спать ляжет. И кто его знает, вспомнит ли про тебя потом, как проснется. У нас тут один почти неделю сидел. Только баланду жрал зазря, – стражник охотно запугивал узника и не спешил отойти от двери. Наверное, не часто ему удавалось хоть кому-то высказать свое недовольство.

– Ну потом то его отпустили?

– Ага, плетей всыпали и отпустили. Чего только мариновали, непонятно. Мне дежурить всю неделю пришлось. Он, как и ты, у нас единственный сидел. А мне, представь, вместо чистой казармы наверху, пришлось здесь торчать. Из-за этой сырости у меня колени потом месяц еще болели. Ходи тут вверх-вниз за едой, да сиди в этом каменном сыром мешке. Тьфу. Леший бы тебя побрал парень!

С удовольствием заметив панику на лице Ивана, усатый довольно выдержал паузу, закрыл дверь, запер замок и сделал вид, что собирается уходить, но потом все-таки приоткрыл щель вверху двери, и добавил:

– Да не дрожи так от страха, пацан. Если хозяин о тебе забудет, тогда я завтра про тебя госпоже расскажу. Она разберется. А еще лучше сегодня. А то опять ходить туда-сюда. Эх. И да…это… не бузи тут. А то приковать придется. Сиди тихо. Сегодня-завтра просто выпорют и отпустят.

Стражник ушел, оставив ошарашенного Ивана осознавать услышанное.

Обстановка в камере была спартанской: два мешка набитых гнилым сеном, заменяющие узникам матрас, дыра в полу с дурным запахом и кандалы на стене – вероятно для тех преступников, что «бузят». Свет с трудом просачивался через узкое оконце под потолком.

Подождав, пока шаги за дверью затихнут, Иван подошел к двери и подергал. К его удивлению, несмотря на то что массивная дверь была надежно прикреплена к стене выдвигающимися стальными штырями, кладка вокруг этих штырей опасно шаталась. Выбить дверь или вынуть удерживающие ее камни было не очень сложно.

Конечно, он не собирался бежать. Пробираться по незнакомому замку полному стражи… да и куда бежать то? Тут хотя бы кормить будут.

Ему все еще не казалось, что он в серьезной опасности. Да и чего он действительно такого натворил? Выплыл на берег и все! Судя по всему, выглядит он богато. Видимо вещи с Земли тут конкретно стоят. Вот только настоящие «господа» никак не считали его ровней, несмотря на одежду. Есть еще какой-то признак, по которому они безошибочно могли определять своих. Надо вспомнить дореволюционную Россию. Кто там был из богатых и более-менее уважаемых, но не из господ? Купцы! Пусть он будет купеческим сыном. Он потерял память из-за кораблекрушения и забыл где его дом. Так за что его тогда наказывать? Совершенно не за что! Его позовут, послушают, позабавятся и отпустят. Главное, чтобы о нем не забыли, как грозился, то ли в шутку, то ли всерьез усатый охранник.

Иван перестал нервно расхаживать по камере, и присел на мешок с сеном. Очень хотелось есть. До этого мозг был слишком занят наблюдением за новым миром и не обращал внимания на голод, но зато сейчас желудок решил взять свое. Иван попытался посчитать сколько часов прошло после легкого завтрака, который он съел еще утром в квартире. Но сколько он проспал в хижине старика? А сколько без сознания на пляже валялся? Когда его подвозили на лошади к замку, солнце уже было низко, но кто его знает когда тут закат. Тетя, наверное, уже хватилась его и обзванивает друзей. Могла уже и полицию вызвать. Шутка ли, исчез перед обедом и до вечера его ни дома нет, ни друзья его не видели. Когда он вернется, вот ругаться будет.

Тут Иван погрустнел и обхватил голову руками. Когда вернется… оптимист! А как? Дурацкий прибор физика остался в квартире. Он что, застрял тут навсегда?! В незнакомом мире, без документов, без денег и даже без элементарных знаний о местных правилах и порядках.

Хотя стоп. Тут же полно вещей с Земли! Не могут тут делать молнии и современные велосипеды со скоростями! Все это тащат из его мира. Туда кто-то ходит. Либо сами господа, либо купцы, которые им эти шмотки привозят. Надо только их найти. Может у хозяев замка аккуратно спросить?

Кстати, о времени. Как же он забыл о телефоне? Он пошарил по карманам и понял почему не вспоминал о нем. Смартфон пропал. Иван припомнил, что, когда он снимал и надевал брюки в хижине старика, ему уже ничто не мешалось в карманах. Значит телефон к этому времени был уже потерян.

Елки палки, как же жрать хочется! Старясь унять чувство голода он лег на мешок и постарался задремать. Он проворочался где-то час, пока в коридоре наконец не раздались шаги. Дверь открыл усатый стражник в сопровождении еще троих солдат.

– Ну что, малой… повезло тебе. Глупостей делать не будешь?

– Не буду, – чистосердечно пообещал Иван.

– Тогда руки вязать не станем. Проходи. Без резких движений.

Его повели по лабиринту лестниц и коридоров. Впереди шел тюремный охранник и показывал дорогу, а сзади еще пара солдат, причем замыкающий шел на всякий случай с мечом наголо.

По мере продвижения по замку обстановка становилась все богаче, а освещение ярче.  Наконец, они остановились у больших дверей, у которых стояло еще два стражника. Они кивнули пришедшим и открыли дверь.

Иван почему-то ожидал увидеть большой зал с узкими маленькими окнами, колоннами и троном, как в фильмах про рыцарей, но комната за дверью оказалась относительно небольшой. Напротив входа алело закатом широченное окно в пол, до которого было всего метров десять. На боковых каменных стенах было развешано различное оружие. Под ногами темный деревянный пол, такие же темные балки на высоком потолке.

Ближе к окну стоял длинный стол, за которым в большом кресле сидел мужчина. Второй человек стоял у окна, и лучи заходящего солнца не давали его толком рассмотреть. Хозяева явно только что закончили обедать. В комнате еще пахло жаренным мясом, и в животе у Ивана сразу нехорошо заурчало.

Его появление в зале ознаменовалось страшным шумом. Внезапный порыв ветра со звоном разбившегося стекла распахнул одну из створок окна, и в то же время со стен сорвались все щиты и доспехи и с жутким грохотом обрушились на пол. Развалившийся в кресле возле стола длинноволосый юноша вздрогнул от этой неожиданной какофонии и выплеснул на белую атласную рубашку красное вино из кубка, который держал в руке. Второй спокойно повернулся. Он стоял точно на фоне оранжево-розового солнца, поэтому Иван видел только темный силуэт, обрамленный солнечным сиянием. Светящаяся, словно ангел, фигура вдруг зло рассмеялась звонким девичьим смехом, а затем с негодованием произнесла:

– Влад, ты так напился, что даже свои старые железяки поддерживать уже не можешь?

Влад был тем самым юношей с пляжа. Теперь Иван смог разглядеть его подробнее. На вид тому было лет восемнадцать-двадцать. Правильные, но несколько крупноватые черты лица. Широкие выступающие скулы, пухлые губы и большой нос, по отдельности, наверное, выглядели мужественными и даже грубоватыми, но вместе создавали почему-то ощущение женственности и капризности. Не добавляли мужественности и длинные светлые волосы, перехваченные серой лентой, крупными локонами ниспадавшие на плечи. Его можно было бы назвать красавчиком, но он был красив не мужественной красотой, а какой-то… фотомодельной, как для себя сформулировал Иван. На белоснежной рубашке хозяина замка теперь растекалось бордовое пятно от вина, которое тот неверными жестами пьяного человека зачем-то безуспешно пытался с себя стряхнуть, размазывая еще больше. С момента встречи на пляже он явно накидался еще, и теперь вряд ли смог бы устоять на ногах, если бы вдруг решил подняться из этого большого резного деревянного кресла.

Ивана подвели поближе к столу. Он прикрыл глаза от солнца ладонью и наконец смог рассмотреть вторую фигуру.

Удивительно белоснежные волосы светились и искрились в свете заходящего солнца, обрамляя лицо девушки подобно нимбу, а когда он взглянул ей в глаза, то встретил ослепляющий синий взгляд феи из его снов.