Читать книгу Живые отражения: Красная королева - Глеб Леонидович Кащеев - Страница 2
Часть первая. Падение в кроличью нору
Глава 1
ОглавлениеНесмотря на то, что я получила индульгенцию на прогул до обеда, специально задерживаться мне не позволила совесть. С другой стороны, право на рестарт утра стоило полностью использовать. Я неспешно приняла душ, подобрала новый костюм – на сей раз не темно-болотного цвета, замечательно игравшего на контрасте с темно-рыжими волосами, а нейтрально-серого. Со смаком позавтракала и навела красоту из косметички.
Критически оглядев себя в зеркало, улыбнулась: вот теперь все в порядке. Красотка готова к бою. Не удержалась и сделала серию фоток. Покопалась в фильтрах, отредактировала самую лучшую и закинула в инсту. К вечеру опять будет куча лайков от неизвестных воздыхателей.
Начала засовывать испачканную одежду в целлофановый пакет и замерла, невольно вспомнив о произошедшем. Что же, черт возьми, это было? Как я нырнула в лужу и осталась сухой? Что это был за мираж с какими-то пейзажами прошлого века? Помрачнение рассудка? Все произошло так быстро, что я ничего не успела осознать. В памяти четко зафиксировалось приближающееся отражение на воде и то, как оно вдруг обволакивает меня и превращается в реальность.
Я помотала головой, отгоняя наваждение. Так можно и с ума сойти.
Будем считать, что мне все это показалось. Все равно логично объяснить себе этот опыт невозможно. Обратится к врачу? Так с точки зрения медицины у меня однозначно кукуха поехала. Так что проще всего – постараться забыть. Если что-то невозможно ни понять, ни использовать, то и думать о нем бессмысленно.
Телефон тихо блюмкнул. Босс шлет сообщения только в телеграм, а на него у меня был настроен другой звук, так что от кого бы ни было сообщение, его можно было и проигнорировать, но я все же достала смартфон из кармана и посмотрела. Валера приглашал вечером посидеть в кафе.
Тяжко вздохнула. С ним всегда так. С одной стороны, когда он неожиданно возник на горизонте, было приятно. Помимо глупых влюбленных одноклассников, оставшихся где-то в иной жизни, у меня не было никого даже близко подходящего на роль молодого человека. Валерий подсел ко мне в кофейне и был очень остроумен и мил. Его светлые волосы всегда находились в тщательно уложенном беспорядке, он носил модное пальто и всегда непременно с поднятым воротником, как Камбербетч в роли Шерлока, и вообще чем-то походил на популярного артиста Петрова. Когда я поставила селфи с ним на страничку ВКонтакте, то бывшие одноклассницы испытали массовый приступ черной зависти. Еще он говорил такие комплименты, которые я и в книгах-то не встречала. Даже стихи читал по памяти: и не избитого Пушкина, а Бродского и Ахматову. Парням из Сумкино до такого стиля было так же далеко, как до Альдебарана пешком. Недостижимая высота.
По словам Валеры, он ко мне подсел тогда, потому что я: «просто вылитая Шерил Блоссом». Судя по его тону, это должно было мне льстить, но я вообще не представляла себе с какой такой бабой он меня только что сравнил. Пришлось многозначительно неопределенно улыбнуться, а потом срочно гуглить кто это. Оказалось, речь шла о героине какого-то молодежного сериала, на которые у меня никогда не хватало времени. Сравнить ее со мной мог только тот, кто вообще не разбирается в женщинах, и судит о них исключительно по внешности. Эта Шерил была бледна словно аскарида, носила пошлейшую алую помаду и ярко-красную одежду, в которую я бы не вырядилась ни за что в жизни. Я и без того слишком выделялась. В школе все неприятности и издевательства сыпались исключительно мне на голову, просто потому что эта самая возвышающаяся над всеми рыжая копна волос притягивала взгляды и хулиганов, и завистниц как кусок сладкого пирога мух. Выделяться еще больше, надевая алое платье, мне даже в голову бы не взбрело. Я всегда ограничивалась серо-болотной гаммой: и к волосам идет и не так бросается в глаза.
В общем, мы стали встречаться. Уже две недели как. С учетом моего непредсказуемого графика это означало, что около десятка свиданий в театрах, кино и кофейнях с последующими длинными прогулками по ночной Москве. От Валеры я узнала о городе больше, чем за все предыдущие полтора года жизни в столице. На первой же встрече он и подарил этот злосчастный горшок, что теперь тихо погибал дома на окошке. С его точки зрения, такой букет был практичнее: «Обычные цветы тут же завянут, а эти будут все время напоминать обо мне». Вялые стебельки осыпались уже на третий день. Я так боялась забыть полить их, что залила напрочь. Комнатные растения – это явно не мое.
С одной стороны, мне нравилось, что я могу написать на страничке «в отношениях» и писать о своем «молодом человеке». Без этого я ощущала себя какой-то инвалидкой. Все непрерывно ходили на свидания, одна я, как папа Карло, пахала с утра до вечера, как будто мне не девятнадцать, а все сорок. Тем более что мой кавалер был моден, красив, молод и ухожен. С ним было не стыдно появиться ни в ресторане, ни на фотографиях в инсте.
С другой стороны, Валера начинал меня раздражать. Мне совсем не нравилось, как он ел. Вроде не чавкал и вел себя подчеркнуто интеллигентно, но когда он засовывал в рот очередной кусочек какого-нибудь торта или листик салата, у него становилось такое лицо, словно он делает это через силу, и его вот-вот вырвет от этой гадости. Нет, ему нравилось. Просто он всегда так ел, а у меня аппетит тут же отбивался напрочь. Я с ужасом представляла себе, что когда-нибудь буду наблюдать такую картину каждое утро.
Кроме того, Валерий был до омерзения практичен. Цветы он подарил один раз, потому что: «Вроде как положено», – произнес он тогда, протягивая горшок и делая вид, что слегка смущен. Он выбирал только «не мейнстримовые» спектакли и фильмы. С одной стороны, может, это и свидетельствовало о тонком вкусе, но я также замечала, что билеты никогда не стоили дороже пары сотен. Да и кафе, в которых мы сидели, всегда отмечались в каталогах одним значком рубля. Нет, я не гналась за пафосом, тем более что мне приходилось пару раз сопровождать босса на переговоры в такие места, где на меню было страшно смотреть. Просто у меня создавалось впечатление, что пока я для Валеры некоторый непроверенный вариант, он старается сделать так, чтобы общение со мной требовало как можно меньше затрат. А то мало ли что. «П» – практичность.
Вот и сейчас. Он опять позвал меня в кафе. Отказать вроде как повода нет. И так все время упрекаю себя, что я какая-то холодная селедка. Ничего не ощущала ни по отношению к куче воздыхателей в школе, ни теперь к Валерию. Да, приятно получать знаки внимания и видеть восхищение в глазах, но не более того. Поэтому и соглашаться на свидание тоже не очень хотелось. Лучше уж просто погулять вдвоем, пока тепло. Это и романтичнее, и приятнее, чем опять смотреть, как он жует. Ответила ему: «Ты меня так совсем раскормишь. Есть сладкое на ночь вредно. Давай лучше погуляем». Сообщение доставлено, но не прочтено. Подождала пару минут, а потом сунула смартфон в сумочку и пошла в химчистку: сдавать свои грязные комочки и забирать костюм начальника, а заодно купить коробочку Рафаэлло для моей спасительницы с ресепшен.
Самое интересное место в нашем здании – это, безусловно, лифт. Он заменяет и бульвар для променада на лазурном берегу и помпезный выход в миланскую оперу и даже английский клуб джентльменов. Никогда не знаешь кого и в каком виде там встретишь и какие разговоры невольно подслушаешь. Особенно если постоянно едешь с небес до самого ада. Для меня это место – просто кладезь бесценной информации. Такое количество офисных слухов и сплетен, как здесь, можно получить разве только в бухгалтерии, если зайти к ним с тортиком и попасть на хорошее настроение. Клянусь, скоро заведу отдельный блог «хроники лифта Москва-Сити». Например, вчера какие-то холеные хлыщи из отдела продаж в кабине рассуждали, что бы было, если бы люди были однополыми. Не выдержала и поведала им о гермафродитизме улиток. Кажется, дала пищу для дальнейших размышлений об устройстве мира на сутки вперед. Сегодня неизвестные бородатые сисадмины занесли в лифт не только волну запахов немытого тела, прикрытую завесой жестокого аромата какого-то отчаянно цитрусового дезодоранта, но и остатки бурного разговора о крестоносцах, а конкретнее – об интенсивности и неприятности запаха после долгого похода по пустыне. С трудом заставила себя промолчать.
Как только вернулась на рабочее место, то тут же выбросила из головы все то, что съело мое утро. Мне срочно понадобилось перебронировать билеты и гостиницу для Николая Петровича в связи с переносом совета акционеров в Лондоне, и это стоило мне кучу нервов: пришлось даже состроить из себя стерву со стальным голосом и наорать на идиота-менеджера отеля на той стороне провода. Помогло.
Затем неожиданно выяснилось, что сегодня стартовали продажи билетов на каких-то ветеранов западного рока, от которых мой босс балдеет уже лет двадцать и мне непременно нужно было успеть выкупить для него с другом места в фан-зоне, а они разлетались как халявные сувениры на выставочном стенде.
В общем, очнулась я от работы только часов в десять, когда Николай Петрович, согласовав со мной график на завтра, уехал домой на личном водителе, а я откинулась почти в горизонталь на мягком кресле, скинула туфли и еще минут двадцать тупо разглядывала потолок, приходя в себя.
Свет выключила, оставила только маленькую настольную лампу. Мне нравился полумрак. Несколько коротких минут, чтобы побыть собой. В квартире так не получится – все время достают мелкие бытовые проблемы. Да и не ощущала я себя там дома. И в Сумкино не чувствовала, особенно после появления отчима. Расслабиться можно только здесь, в офисе, когда все уже давно свалили домой. Потом я добреду до двери в квартиру, плюхнусь на матрас, чтобы завтра опять вскочить и вертеться как несчастный хомячок в своем колесе, который все пытается куда-то убежать, да только никуда ему не деться из клетки, сколь не перебирай лапками.
Телефон настойчиво булькнул второй раз подряд. Я вздохнула. Минуты спокойствия закончились. Лениво поднесла экран к глазам. Валерий интересовался, когда же я наконец подойду в кафешку в паре кварталов от моего офиса. Дескать, оттуда шикарный вид на Москва-Сити.
Мое место работы его просто завораживало. Скорее всего он втайне мечтал ходить сюда каждое утро от метро в плотной толпе таких же бедолаг. Или стоять полчаса в вечной пробке на въезд. Дурачок. Понимал ли он, как я устаю от этого вида светящихся точек на стеклобетонных стенах офисного муравейника?
За окном темно как ночью. Сегодня кончится сентябрь. Скоро уже середина осени, а тепло до сих пор, как летом. Днем по улице можно ходить без пальто, но вот темнело уже совсем рано. Подошла к стеклу, ступая босиком по мягкому ковру.
С такой высоты город был как на ладони, блестел золотом, бриллиантами и рубинами. Красные светящиеся реки задних фар и стоп-сигналов запрудили улицы. Поверх этого богатства парило мое еле заметное отражение: контур из рыжих волос, подсвеченных сзади настольной лампой, бледное при таком освещении лицо и два черных провала вместо глаз. Единственное, что мне досталось от отца – угольно-темные глаза, по которым не поймешь, где кончается зрачок и начинается радужка, да чуть смугловатая от природы кожа. Мать, когда вспоминала его недобрыми словами, обзывала цыганом, но я видела его фотки в молодости. Ни на какого цыгана он похож не был.
Образ в окне невольно напомнил об утреннем приключении: о том странном ощущении, когда отражение в воде внезапно стало реальным. Фальшивое небо в грязной луже приближалось, а потом внезапно обрело яркость и глубину. Дело было не только в том, что видели глаза. В тот миг мне показалось, будто я нырнула сквозь тонкую пленку мыльного пузыря и по телу мгновенно прошла волна мурашек. Словно я действительно прошла через какую-то физически ощутимую границу.
Я закрыла глаза и отвернулась от стекла. Что за наваждение? Я же поклялась себе не вспоминать! Быстро надела туфли, распустила волосы и пошла к лифту. Валера действительно уже заждался.
Оказалось, я все-таки зря я на него ругалась. Он тоже способен на романтические поступки. Неожиданно Валерий ждал меня за столиком с подарком. По его словам, он бродил по блошиному рынку и, когда увидел эту вещь, то просто не смог пройти мимо. Коробочкой он не озаботился, так что просто вытянул что-то из кармана. На стальной цепочке висел массивный кулон в виде трех скрещенных полумесяцев из темного металла, покрытого черной глянцевой эмалью. Чем-то эта конструкция напоминала знак биологической опасности, но только без центрального кружочка. Я поблагодарила за подарок, но, видимо, в голос таки пробрались нотки сомнения. Валера не был бы собой, если бы тут же не разродился речью. Оказывается, что это старинный герб какой-то французской герцогини Дианы, вертевшей королями налево и направо. По мнению моего кавалера, самым главным было то, что она тоже была рыжей и к тому же, по мнению современников, оставалась вечно молодой и пленяла своей красотой даже в шестьдесят лет. Валера отучился в историко-архивном и мог говорить о своей любимой древней Франции часами.
– Ты же любишь необычные украшения с глубоким смыслом, – произнес он, наконец, показав глазами на мое правое ушко.
«Ничего ты не понимаешь», – хотела я ответить ему, но вместо этого пригубила облепиховый чай, спрятав улыбку за кружкой. Когда он докопался до меня с вопросами, зачем мне такой пирсинг, то не могла же я ему правду сказать. Ответила, что это девять колец назгулов, а веточка, которая в них продета, символизирует то одно, что воедино всех связывает и сковывает. Я была уверена, что Толкиена он не просто зачитал до дыр, но и наверняка даже выучил несколько фраз на эльфийском. Объяснение действительно сработало. Валера проникся моей «тонкой душевной организацией», как он выразился, и добавил, что любит «такие крутые загоны». Короче, ему, наверное, понравилось.
На самом деле я сделала пирсинг на спор. Через полгода после начала работы подвыпившие на новогоднем корпоративе девицы с ресепшен обозвали меня пай девочкой: дескать, я такая юная, правильная и обязательная, что в моем присутствии им даже матом ругаться неудобно. Да, я трудоголик, потому что ничего другого в моей жизни нет, действительно не люблю незавершенные дела, а моя гиперответственность не позволит мне лечь спать, пока я не сделала то, что обещала, но такое заявление все равно меня задело. Бросила им, что они меня еще плохо знают, и на следующее утро пошла и приколола к правому уху это украшение.
Никакого смысла в этом числе не было. Когда мастер спросила, сколько дырок будем делать, на ее столе лежало именно девять колечек. Гулять – так гулять. У меня на шее висел кулончик в виде серебряной веточки, загибающейся как раз точно по контуру уха. Чтобы пирсинг выглядел не слишком по-панковски и имел какой-то свой стиль, я попросила пропустить в отверстия ветку, так, чтобы ее нельзя было вытащить, не разорвав сами колечки. Когда я заявилась на работу после январских каникул, Николай Петрович неодобрительно покачал головой, заметив на еще красном и немного опухшем ухе это безобразие, но так ничего и не сказал.
У серпентария же это вызвало настоящий шок. Я надеялась, что они оценят оригинальное решение, а они поражались смелости и тому, что: «это же так больно».
Какая же это боль? Девять уколов иглой и всего сутки ухо ныло и дергало. Боль – это совсем другое: когда ты никогда в жизни так и не узнаешь, как сильные руки отца могут обнимать и подбрасывать тебя под потолок, как пахнет его улыбка и каким оттенком светятся его любящие глаза, когда он смотрит на тебя. Боль, это когда в двенадцать лет ты понимаешь, что мать считает тебя лишним и досадным недоразумением, потому что ты вечно мешаешь им с отчимом, и стремится как можно быстрее выпихнуть тебя из дома, но, одновременно с этим, проклинает, когда ты собираешь чемоданы в столицу, потому что тем самым ты лишаешь ее бесплатной прислуги. Боль, это когда ты мечтаешь бегать босиком по утренней росе, рисовать сказочный лес и распахивать навстречу солнцу окошко своего домика, выходящее в апельсиновую рощу или сад с розами, а вместо этого убиваешь шестнадцать часов в сутки сидя в бетонном мешке, наполненным офисным планктоном, потому что иначе нельзя. Ты живешь постоянно оглядываясь, как бы не выделится слишком сильно, потому что на собственной шкуре знаешь, чем это чревато и как сложно отбиваться от нахальных потных лап. Вот это все – настоящая боль. Укол иголкой только на пару минут отвлекает от нее.
В общем, кулон я, конечно, взяла. Стоила эта вещица максимум тысячи две, да и то Валера похвастался, какую большую скидку выторговал у продавца. Это всегда его страшно заводило, когда где-то удавалось снизить цену, так что это точно не то украшение, из-за которого будешь чувствовать себя обязанной. А так, на память… почему бы и нет.
Вообще у моего спутника было сегодня какое-то особо-приподнятое настроение. Желание чем-то похвастать терзало его словно зуд: он ерзал на стуле, нетерпеливо подгонял официанта, а меня слушал, рассеянно кивая и, казалось, не особо-то и прислушиваясь. А я ему, между прочим, рассказывала о моих утренних приключениях, стараясь обойтись без подробностей вроде: «Нырнула в лужу глубиной два сантиметра и вынырнула сухая в другой реальности». В политкорректной версии у меня спер продукты какой-то беспризорник, который умчался с ними в парк, а я осталась сидеть в грязи.
Наконец я не выдержала, спросила его, как прошел день, и принялась уплетать салатик. Мне казалось, что говорить он теперь будет долго. Однако, как выяснилось, изнывал он вовсе не от желания поделиться новостью именно со мной:
– Да мы тут с друзьями в крутую тему наконец вписались. Резко масштабируемся. Раньше все по мелочам работали, а теперь наконец-то реальные деньги от инвесторов пришли. Теперь развернемся.
И замолчал. Ерзать, правда, не перестал.
– Ты никогда не рассказывал подробно о работе. Чем ты конкретно-то занимаешься? – я попробовала продолжить разговор.
– Логистикой. Но такой… с креативным подходом. Пока не хочу бизнес идею палить, извини. Как встанем на ноги, так расскажу обязательно, – Валерий нервно потер нос, подпер подбородок кулаком, якобы чтобы внимательно посмотреть на меня и послушать, но уже через секунду убрал руку и закинул ее на спинку дивана.
Мне стало немного обидно. Рассказать мне – значит спалить идею? Я знала, что у него какой-то там стартап, который он с еще парой однокурсников «мутит», но пока даже примерно не понимала, чем именно они занимаются. Каждый раз какие-нибудь отговорки. Теперь стало понятно, что его распирало не желание рассказать. Он просто был весь на нервах. Я не понимала, как можно так переживать даже из-за огромной суммы, но Валера умел делать драму даже на каких-то копейках. Один раз прицепился к тому, что цена в меню и в чеке за одно и то же блюдо отличалась на тридцать рублей и требовал позвать управляющего, пока ему не сделали скидку на большую сумму. Если ему кто-то пообещал миллион, то сейчас в его голове действительно крутятся одни цифры да купюры, и для меня там места нет.
Кое-как доела салат, попутно стараясь мелкими замечаниями не давать паузам тянуться неприлично долго, сказала, что неважно себя чувствую из-за утренних событий и, попрощавшись, отправилась домой. Пока я шла по кафе, то в отражение витрины видела его рассеянный взгляд мне вслед. Интересно, думал ли он в этот момент обо мне?
До дома добралась за полночь. Скинула туфли, и брякнулась на покрывало на кровати прямо в одежде. Непонятная апатия разбила меня как паралич. Спать не хотелось, но и пошевелиться было лень. Даже думать не получалось. Просто лежала и смотрела на идеально белый натяжной потолок. Этот день доконал мои нервы.
Спустя полчаса меня все-таки заставила встать жажда. Свет на кухне включать не стала. Пролистывая посты в инстраграме одной рукой, не глядя налила в чашку воды, поднесла к губам, но отвлеклась от экрана, увидев сверкнувшие в отражении огоньки. Так и не отпив ни глотка, я чуть отодвинула руку и посмотрела на то, как дрожит в чашке ночная Москва за окном.
Сразу нахлынули воспоминания-ощущения, которые я испытала, когда провалилась в отражение лужи утром. Тот странный озноб, что волной прошел по телу почему-то никак не получалось забыть. Он ныл где-то внутри и требовал внимания.
В задумчивости поставила чашку на стол, включила дурацкий светильник в виде искусственной свечки, который зачем-то держали на кухне хозяева квартиры, и пододвинула поближе так, чтобы его свет мерцал в чашке. Опустила подбородок на руки и уставилась на отражение. Мелкая рябь воды и фальшивое дрожание светодиодов гипнотизировало. Я пододвинула чашку еще ближе – так, чтобы отражение занимало весь видимый глазу мир. Почему-то это успокаивало.
На меня опять нахлынули воспоминания. Утром в самый момент перед падением в лужу точно так же отражение неба в воде занимало весь доступный моим глазам мир, который вдруг обрел реальность. Так же, как и сейчас.
Неожиданно в пальцах возникло покалывание. Испытанное утром ощущение, требовавшее к себе внимание весь день, вдруг, почувствовав свободу, вырвалось наружу и опять прошло волной по телу. Меня качнуло вперед, но я все-таки удержалась на стуле и в панике отстранилась от чашки. То есть от… чаши?
Я в панике огляделась. Никакого следа от моей квартиры. Темная каменная комната, освещаемая самыми настоящими свечами с оплывшим желтым воском. Витой железный подсвечник, равно как и металлическая чаша на высокой ножке, маячившие перед моим носом, стояли на массивном деревянном столе со старой и шероховатой столешницей. О такую занозу посадить – раз плюнуть. Пахло смолой, гарью и давно не мытым человеческим телом. Вообще было очень душно. Окон в помещении не было, да и горящие свечи явно не прибавляли кислороду.
Справа раздался судорожный всхлип. Я резко повернулась и увидела расширенные испуганные глаза неизвестного мне парня, одетого в черную хламиду. Он прижался к стене в дальнем углу и защищался от меня книгой с блестящим золотым узором на обложке. Потребовалось секунд пять, чтобы все факты сложились в моей голове.
В углу прятался настоящий молодой средневековый монах. Даже аккуратно выстриженная круглая лысина, обрамленная копной темных волос, была такой же, как я видела в фильмах. Я опять провалилась в какие-то древние времена.
Парень что-то пробормотал и еще дальше выставил книгу, словно это должно было меня как-то испугать.
– Простите, где я? – неожиданно хрипло спросила я. От жажды и нервов голос решил устроить забастовку. Пить хотелось ужасно. Посмотрела на чашу, но отхлебнуть не решилась. Мало ли что там. На воду темная жидкость была мало похожа.
– Oh jolie diable! Sortez! – чуть громче прошептал монах и я, наконец, распознала французский. Несчастный принимал меня за дьяволицу, что явилась к нему в келью, дабы соблазнить.
– Я не дьяволица, – ответила я ему уже на французском, – и сама бы рада убраться. Если бы только знала как. Куда я попала?
– Ты в монастыре Беркюфсона, о отец лжи. Тебе не обмануть меня, принимающий тысячи ликов. Сила святого пятиугольника не даст тебе творить тут темные дела.
– Сила кого? – я нахмурилась, вскинула одну бровь и еще раз более внимательно посмотрела на то, чем молодой человек пытался отмахнуться от меня, как от комара. Книга действительно чем-то походила на библию, но на обложке вместо креста сверкал чистым золотом правильный пятиугольник. Другой том, куда более толстый и крупный, лежал в раскрытом виде на небольшом сундуке перед монахом. Возле него на полу находилось еще несколько свечей, расставленных в углах большой пентаграммы.
Да он тут черными обрядами балуется! Небось вообразил себе, что случайно призвал прекрасную дьяволицу, которая будет его совращать.
– Какой сейчас год? – спросила я парня, испуганно бормочущего молитву. Он поднял на меня взгляд:
– Год синего вола, – удивленно ответил он.
К сожалению, ругаться по-французски аристократичная Мария Сергеевна меня не научила, а очень хотелось. Толку от этого испуганного монашка было еще меньше, чем от секретарши нашего вице-президента. Та тоже только машет коровьими ресницами, да строит испуганные глазки, что не спроси.
Черт с ним, с вопросом куда и в какое время я попала. Как отсюда выбраться? Воришка, заставивший меня искупаться в грязи, что туда, что обратно, протащил меня через одно и то же отражение в луже.
Быстро нагнулась к чаше, посмотрела на поверхность плескавшейся там темной жидкости и очень захотела мысленно погрузиться в нее. Особых усилий и не потребовалось. Обратно все прошло гораздо легче. Возникло ощущение, что, перемещаясь в эту келью, я натянула какую-то пружину, а сейчас она мгновенно выдернула меня обратно. Секундный озноб и я по-прежнему сижу на кухонном стуле, за окном переливается огнями ночная столица, а передо мной фальшиво-весело пляшет китайский светодиод в пластиковом корпусе.
– О-бал-деть, – только и выдохнула я.
Усталость и желание лечь спать как рукой сняло. Я ощутила такой прилив сил, словно залпом выпила пол-литра кофе, поэтому запрыгала по кухне, повторяя вслух: «Да! Да! Да! Это же настоящее путешествие в параллельные миры!»
Еще несколько минут назад я была уставшей офисной планктонихой, а теперь внезапно обнаружила себя героем марвеловских комиксов, да еще и в главной роли. Это же настоящая суперспособность: легким усилием ума переноситься в альтернативные измерения.
То, что я путешествовала не во времени, а в иные вселенные было очевидно. Ни в одном французском монастыре в истории Земли не поклонялись святому пятиугольнику. Я только что разговаривала с самым настоящим средневековым монахом из параллельной реальности! Больше всего заводило даже не это, а то неповторимое ощущение, возникавшее, когда я как бы ныряла в отражение. Никогда не пробовала наркотики, но, вероятно, они действовали как-то похоже. Мне очень хотелось еще раз почувствовать ту неповторимую вибрацию, которая охватывала мозг, а затем и все тело на долю секунды.
С трудом остановила себя от попытки второй раз воспользоваться чашкой. Неизвестно еще куда я попаду и что меня там будет ждать. Из лужи в осеннем парке я попала к деревьям в пригороде какого-то британского городка, а посмотрев на искусственную свечку, свалилась как снег на голову к монаху, который читал при свечах. Да и сосуды или водоемы, в которых в обоих случаях находилась вода, были очень похожи.
Это значит, что второй раз воспользовавшись чашкой, я, скорее всего, опять окажусь в келье. Вдруг этот религиозный чудак успел подготовиться и меня схватит местная стража или он просто шарахнет по башке какой-нибудь алебардой.
Страх меня сначала привел в чувство, а потом проник глубже и заставил испугаться всерьез. Совершенно непонятно как я это делаю, куда перемещаюсь и что мне за все это будет. И вообще, с чего вдруг у меня такие способности? Может это как в «Дозорах» Лукьяненко? Раз тебя затащили в сумрак, то ты становишься иным. Этот чертов ворюга перенес меня в свой мир, а затем обратно и все – я изменилась. Только вот я чуяла, что если способности передаются таким образом, то ими уже должно обладать порядочное количество людей. Этой толпой кто-то должен управлять, в том числе следить за порядком и карать непослушных. Может, меня уже заметили и выслали какой-нибудь ОМОН по мою душу.
На всякий случай я выплеснула воду из кружки в раковину. От греха подальше. Посидела еще минут десять за столом, успокаиваясь и все-таки пошла спать, предварительно проверив, что зарядник телефона воткнут как надо.
Утром подумаю, как мне теперь жить со всем этим.