Читать книгу Тайна русской истории - Анатолий Фоменко, Глеб Носовский - Страница 6

Как мы уже говорили, в 1942 году в русском городе Угличе при раскопках в Воскресенском монастыре нашли колоду с мощами монаха Симеона Ульянова. Колода датируется XVII веком. Уникальность этого захоронения, почти 400-летней давности, состоит в том, что не только мощи, но и одеяния монаха очень хорошо сохранились. Выкопанные предметы отправили в областной центр, в город Ярославль, где медики изучали причину такой редкой сохранности. Недавно колода с мощами была возвращена в Углич и монашеское одеяние Симеона Ульянова висит сегодня в Угличском музее, в так называемом тереме царевича Дмитрия, рис. 1.28. На рис. 1.29 и на рис. 1.30 приведены изображения самого гроба-колоды и музейной таблички со сведениями о захоронении.

На рис. 1.31 – 1.34 показаны надписи и изображения на этом русском монашеском одеянии XVII века. Подчеркнем, что здесь мы имеем уникальную возможность посмотреть – как же выглядели ПОДЛИННЫЕ одеяния XVII века. В столичных музеях мы сегодня такого обычно не увидим. По нескольким причинам. Во-первых, потому, что многие оригиналы XVI–XVII веков уничтожены в результате долгого и тщательного отбора, проводившегося историками за последние 300 лет. Во-вторых, потому, что подлинники того времени в подавляющем большинстве случаев просто разрушились естественным путем. Здесь же нам посчастливилось увидеть не только ПОДЛИННИК XVII века, недавно извлеченный из земли, но и ХОРОШО СОХРАНИВШИЙСЯ. Кроме того, он пролежал в колоде под землей все эти триста лет и потому счастливо избежал романовских чисток истории. А в наше время он по счастливой случайности попал в руки медиков. А не историков.

Рис. 1.28. Витрина музея «Терем царевича Дмитрия» в Угличе с иноческими одеяниями Симеона Ульянова. XVII век. Извлечены из захоронения в 1942 году. Фотография 2000 года

Рис. 1.29. Колода-гроб Симеона Ульянова в музее «Терем царевича Дмитрия» в Угличе. Фотография 2000 года

Рис. 1.30. Пояснительная табличка к колоде-гробу Симеона Ульянова в музее «Терем царевича Дмитрия» в Угличе. С видеозаписи 1999 года

Рис. 1.31. Верхняя часть иноческого одеяния Симеона Ульянова. XVII век. С видеозаписи 1999 года

Рис. 1.32. Фрагмент иноческого одеяния Симеона Ульянова. XVII век. С видеозаписи 1999 года

Рис. 1.33. Фрагмент иноческого одеяния Симеона Ульянова. XVII век. С видеозаписи 1999 года

Так что же написано на этом русском облачении? Оказывается, на нем слова канонических церковно-славянских молитв перемешаны с какими-то совершенно непонятными, по крайней мере, для нас, словами. Ситуация очень похожая на то, что мы видим у Афанасия Никитина. Вот например, три нижних строчки надписи, рис. 1.34. Первая из них легко читается: КРЕСТУ ТВОЕ [МУ]. Последняя строчка тоже прочитывается. Сказано следующее: ВКРЕСЕНИЕ. То есть, ВОСКРЕСЕНИЕ. Все эти слова написаны ПО-РУССКИ. Строчка же, находящаяся между ними, уже не поддается прочтению. Хотя буквы в ней те же самые, то есть славянские буквы. Причем очень хорошо сохранившиеся. Написано там примерно следующее: ПКЛАЕКОТР(?). Может быть эта строчка тоже написана по-славянски, хотя это и сомнительно.

Рис. 1.34. Фрагмент иноческого одеяния Симеона Ульянова. XVII век.

С видеозаписи 1999 года

Однако то, что написано по бокам и сверху от изображения креста, рис. 1.32, рис. 1.33, по-славянски не читается. Более того, в верхней строчке, представленной на рис. 1.32, совершенно явно написано «…АЛА АЛА…». То есть, вместо стандартной формулы ГОСПОДИ ГОСПОДИ здесь написано арабское выражение АЛЛАХ АЛЛАХ. В точности, как у Афанасия Никитина. Арабское слово АЛА вместо русского БОГ написано на одеянии русского монаха также на вертикальной надписи слева от креста. Читается снизу вверх, рис. 1.33 и рис. 1.35.

Обратимся к надписи вокруг ворота на одеянии монаха, рис. 1.31. Написано следующее: ТОПОМИЛУ… ПОМИЛУ. Многоточием мы заменили часть надписи, которая не видна, поскольку она заходит за спину. Поясним, что здесь сочетание двух букв МИ объединено в одну букву. Таким образом, перед нами стандартная формула: «Господи помилуй, Господи помилуй». Однако вместо слова ГОСПОДИ мы видим странное выражение «ТО». Что это значит? Мы вновь сталкиваемся с каким-то уже забытым старым русским православным обычаем XVII века так называть Бога.

Таким образом, когда речь идет о XVI–XVII веках, то в современных альбомах и музейных каталогах нам показывают одно, а когда вещи, предметы той эпохи случайно извлекаются сегодня из-под земли на свет, в обстановке, затрудняющей их цензуру историками, то мы с удивлением обнаруживаем на них совершенно другое. Нам начинает приоткрываться поразительная картина, резко противоречащая внушенной нам скалигеровско-миллеровской истории. Но вполне объяснимая в рамках новой хронологии.

В начале августа 2001 года А.Т. Фоменко и Т.Н. Фоменко посетили Кремль в городе Угличе и, в частности, так называемый Дворец (Терем) Царевича Димитрия. Как мы только что рассказали, здесь выставлена колода XVII века, в которой нашли мощи монаха Симеона Ульянова, его одеяние (схиму) и предметы, положенные вместе с ним в колоду. Мы хотели еще раз, более детально, сфотографировать интересные, трудночитаемые надписи на схиме.

Рис. 1.35. Фрагмент иноческого одеяния Симеона Ульянова. XVII век. Фотография 2000 года

Научные сотрудники музея Угличского Кремля, к которым мы обратились за консультацией, неожиданно сообщили нам, что в колоде, кроме самих мощей монаха, его одеяния и «четок», были еще обнаружены ГРАМОТА И СВИТОК с достаточно большим текстом. Бумажная грамота лежала на груди монаха, а пергаментный свиток – рядом с ним. Текст грамоты довольно короток, а вот свиток достаточно длинный. Грамота написана скорописью XVII века, а свиток – кириллицей. Причем обо всем этом в официальной музейной экспозиции не сказано ни слова. Никаких сведений о свитках нет и в известных нам публикациях по истории Углича. Естественно, мы поинтересовались – что же написано на грамоте и на свитке? Сотрудники научно-исследовательского отдела музея неуверенно ответили, что там вроде бы записано по старо-славянски житие монаха. Свиток старинного вида, вертикальный, а не горизонтальный. См. по этому поводу книгу «Библейская Русь», гл. 2:2.2, где мы приводим данные, согласно которым на действительно древних свитках текст писали так, что при разворачивании длинного свитка-рулона сверху вниз, горизонтальные короткие строчки на нем тоже читались последовательно, одна за другой, сверху вниз, от начала до самого конца свитка. Во время чтения свиток держали вертикально, постепенно свертывая его верхний конец и разворачивая нижний. Именно такого вида свиток и извлекли из колоды монаха Ульянова.

Получается, что до нас дошел действительно старинный и подлинный русский документ XVII века. Мы попросили показать нам либо грамоту и свиток, либо их фотографии, а также текст или его прорисовки. Однако в научном отделе музея нам сообщили (в 2001 году), что ничего этого в Угличском Кремле уже нет. Будто бы материалы переданы в филиал Ярославского архива в городе Угличе. Однако, когда в 2002 году мы обратились в архив, нам заявили, что никаких оригиналов грамоты и свитка у них нет и никогда не было. Более того, нас заверили, что архив до сих пор не располагает даже копиями этих материалов. Ксерокопия имеется лишь в Свято-Воскресенском монастыре города Углича. Кстати, именно в подклете этого монастыря и обнаружена колода с телом Симеона Ульянова. Мы постараемся ознакомиться с этой ксерокопией и сообщить о результатах нашим читателям в последующих публикациях. Впрочем, как нам сказали, ксерокопия «плохо воспроизвела оригинал».

В то же время, как нам заявили в городском архиве, грамота и свиток до сих пор хранятся в музее Угличского Кремля. Таким образом, Угличский архив ссылается на музей, а Угличский музей – на архив. Ситуация тупиковая. Нам так и не удалось тогда взглянуть на эти материалы. Кстати, как нам сообщили в Угличском архиве, свиток сначала «был утерян» в музее, но потом «счастливо найден».

Между прочим, в 2002 году в Угличском архиве мы узнали, что СЗАДИ НА СХИМЕ ТОЖЕ ЕСТЬ КАКАЯ-ТО НАДПИСЬ. Будто бы она идет по краю схимы, а в центре – большое изображение Голгофы. Хотя буквы хорошо видны, текст, тем не менее, тоже не читается (как и «передняя надпись») и расценивается работниками архива как «религиозная тайнопись». Никаких фотографий или прорисовок «задней надписи» тоже якобы до сих пор нет. Более того, первоначально на монахе (в момент обнаружения колоды), поверх схимы, было еще какое-то облачение. Но оно будто бы бесследно исчезло и никаких более подробных сведений о нем не сохранилось.

Далее, как нам сообщили в 2001 году, оказалось, что сами сотрудники Угличского музея не были в общем-то допущены к исследованию уникальных свитков. Как они нам рассказали, местные музейные работники лишь эпизодически присутствовали при расшифровке текста приехавшим из Москвы представителем Историко-архивного института. Хотя текст был старо-русским, его пришлось расшифровывать. Результаты расшифровки сотрудникам Угличского музея (по их собственным словам) неизвестны. Мало что знают об этом и в городском архиве. Вообще, никаких следов этих исследований в музее Кремля города Углича, в городском архиве и в Свято-Воскресенском монастыре почему-то нет. По-видимому, многие материалы увезены в Москву.

Остается непонятным, почему в официальной экспозиции захоронения монаха Ульянова ни слова нет (и не было) о найденных в колоде свитках с его жизнеописанием. Почему в витрине не были выставлены сами свитки, или же хотя бы их фотографии, а также копии-прорисовки текста, его перевод? Ведь многим посетителям музея было бы интересно познакомиться с подлинными свидетельствами далекого XVII века.

Здесь стоит сделать общее замечание. Наш многолетний опыт общения с музейными работниками и сотрудниками научно-исследовательских отделов музеев обнаружил любопытный эффект. Пока вы послушно слушаете их пояснения, например, во время экскурсии, – все в порядке. Если задаете нейтральный вопрос, вроде – «из чего соткано это одеяние», – почти наверняка услышите вежливый и даже подробный ответ. Но стоит поинтересоваться об основах хронологии, каким веком, а главное ПОЧЕМУ, НА ОСНОВАНИИ КАКИХ ДОКУМЕНТОВ ИЛИ СВИДЕТЕЛЬСТВ датируется то или иное сооружение или музейный предмет, ситуация обычно меняется. На вопросы, выводящие за рамки стандартной экскурсионной беседы, – например, почему на русских воинских шлемах и щитах сплошь и рядом выгравированы надписи, считаемые сегодня арабскими, см. гл. 1:1 настоящей книги, – сотрудники музеев, чаще всего, начинают отвечать кратко, неохотно, ссылаются на незнание, на отсутствие собственного интереса, либо же на вышестоящие инстанции.

Дальнейший «излишне детальный» интерес иногда вызывает напряжение и даже раздражение. Настойчивые распросы часто приводят к агрессивной реакции. А ведь речь идет о событиях далекого прошлого, то есть уже лишенных личной эмоциональной окраски. Невольно складывается ощущение, что подлинная археологическая история Средних Веков (не только средневековой Руси, но и Западной Европы) как бы негласно засекречена и сегодня нам предлагается лишь покорно выслушивать официально утвержденную, скалигеровско-миллеровскую ее версию. Возникает мысль, что музейных работников в неявной форме приучают и вынуждают глушить излишне глубокий интерес посетителей к истории и хронологии древних предметов, выставленных в музеях. Нечего, дескать, «глубоко копать».