Читать книгу Шизариум - Глеб Океанов - Страница 2

«– Здравствуй, дорогая…

В сумраке кабинета мне померещился силуэт погибшей год назад дочери.

– Здравствуй, папа.

Кошмар становился явью.

– Дочка, я тебя, конечно, люблю, всё такое, но… кажется, я не очень рад тебя видеть.

– Понимаю, – услышал я в ответ знакомый родной голос.

– Как так? – я не осознавал, что со мной происходит.

Как я дошёл до того, что мне мерещится такое…?

– Я на самом деле здесь, папа.

– Нет, ты мертва.

– Да. Это так.

Лунный свет и дым марихуаны проходили сквозь Элизабет, не прикасаясь к телу.

– Я – призрак.

– А, ну да, – усмехнулся я.

Этого не может быть, это дурной сон.

– Я на самом деле здесь, папа, – повторила она.

– Ну да, конечно.

Злорадно усмехаясь, я потянулся к бокалу с мартини и, отпив половину, произнёс:

– Нет, доченька, ты – просто галлюцинация, – и я улыбнулся. – Ты мне мерещишься потому, что я много пью в последнее время… и курю то, что запрещено курить в нашем штате… – медленно, с наигранной уверенностью произнёс я.

– Мне жаль, папа, что ты довёл себя до такого состояния. Если бы мама не бросила тебя, всё было бы иначе…

– А какая разница? Я хорошо зарабатываю, пишу книжки…

– Твои книги…

– Дорогая, – перебил я её, – я тебе что сказал? Ты – галлюцинация. Пожалуйста, уходи. Мне сегодня нужно ещё полглавы написать, а время уже позднее.

– Прости, папа, но я не уйду. Мне нужно поговорить с тобой.

– Я разговариваю с умершей дочерью, – я посмотрел на её силуэт сквозь мутную жидкость в стакане, – кто бы мог подумать?

– Если хочешь, я могу доказать, что это всё на самом деле.

– Валяй.

Не успел я сделать второй глоток, как собирался, и стакан в моей руке внезапно лопнул. Стёклышки разлетелись по полу, а я с обидой обнаружил на руке несколько кровавых царапин.

– Всё равно не верю, – упрямо произнёс я. – Я просто слишком сильно сжать бокал.

– Как такое может быть? – произнесла она, вплотную подходя ко мне. – Ты пишешь фантастику, а при этом не хочешь поверить в….

– В чудеса никто не верит… дорогая. К тому же я пишу ужасы…

– Ты всю жизнь писал про привидений, а теперь, когда одно из них разговаривает с тобой, к тому же не кто-то там, а твоя собственная дочь, ты не хочешь в это поверить?!

– Ну… да.

– Папа, из-за таких людей, и писателей, как ты, невероятное и остаётся только на страницах книг, в то время как это всё реально. Это всё на самом деле происходит.

– Ну, предположим, – я всё никак не хотел верить в происходящее, – что ты… погибшая год назад в аварии моя родная и единственная дочь Элизабет, стоишь передо мной, видимо, явилась из «царства мёртвых» или как там у вас…

Она кивнула.

– Чего ты от меня хочешь?

– Давай я сначала расскажу тебе кое-что, – я устало кивнул, вовлечённый в это игру моей больной фантазии. – Помнишь, когда я была маленькая, я спросила тебя: а почему в твоих книжках привидения постоянно пугают людей, нападают на них, мучают, зачем им это?

Я кивнул, соглашаясь, хотя вспомнить, когда такое было у меня не получилось.

– Теперь я сама могу тебе ответить. Просто нам скучно… нам нечем заняться, нам страсть, как нужны ощущения. Я здесь только год, но я уже отдам всё, лишь бы что-нибудь изменить. Мы не имеем своих чувств… и вынуждены довольствоваться чужими. Они как наркотик.

Я молчал.

– А теперь мне даровали возможность почувствовать себя чуть более… живой, если я окажу им одну услугу.

Теперь замолчала она.

– Какую?

– Ты напишешь про нас, про то, как всё это на самом деле происходит. Мы принесём тебе заготовки книг, сценарии. Ты станешь известным, популярным автором, гарантирую. Ты разбогатеешь и начнёшь новую жизнь.

Я почувствовал, что меня начало отпускать, алкоголь в крови рассосался, но при этом моя мёртвая дочь всё так же стояла передо мной и не собиралась исчезать. От её слов у меня мурашки шли по коже, а что, если она говорит правду, а что, если это действительно не сон наяву…?

– Повторяю, это действительно не сон.

…и я смогу стать знамениты, богатым?!

– Сможешь, если согласишься.

…ууу!

– Тогда такой вопрос: а почему призраки сами не могут всё это написать, ты же говоришь «мы принесём тебе заготовки и сценарии»?

– Написать мы можем… но как нам это издать?

– А почему раньше призраки ни к кому не приходили и не предлагали подобное?

– А откуда ты знаешь?

Я задумался: действительно, откуда я могу это знать. Откуда я могу знать, не следят ли за нами пришельцы из космоса, не матрица ли всё это, действительно ли я живу или мерещусь сам себе… что на самом деле было, что ждёт нас впереди… что есть мы, что есть жизнь…?

– Папа, если ты поверишь в невероятное, отречёшься от прежней жизни и задумаешься над своим существованием, и позволишь решить сердцу, а не разуму, тогда ты найдёшь ответы на все эти вопросы. Всегда было так, и всегда это никто не понимал. Об этом нам рассказали там, но поделать уже ничего не возможно – слишком поздно, мы уже мертвы. Папа, – по её прозрачному бледному лицу скатилась блестящая призрачная слезинка, – прошу тебя, поверь мне, сделай так, как я говорю, тебе это ничего не стоит, зато сколько душ ты сможешь успокоить, труды скольких найдут своих читателей…

Она говорила долго, рассказывала мне, как им там… Я слушал… Да, я поверил, согласился и пообещал, что сделаю всё, что смогу…

Элизабет пришла на следующий день и принесла стопку бумаг. Я видел, как тяжело ей давалось это, как бумаги всё никак не хотели держаться в призрачных руках, норовя упасть прямо сквозь них на пол.

– Завтра принесу ещё, – сказала она. – И послезавтра, и послепослезавтра, и потом…

То, что я вычитал в бумагах, повергло меня в шок. Не только содержание и форма (призракам явно хватает времени, чтобы писать идеально), сколько сам факт, что всё это начертано мёртвыми, что я читаю тексты людей, давно ушедших от нас. Что они написали это всё, уже перешагнув за грань. Там каждая строчка наполнена горем и неимоверным желанием вернуться к жизни…

Я поклялся Элизабет, что перепишу, отредактирую и напечатаю всё это. Но главное – я поклялся сам себе, что не посмею обмануть умерших. Я и так им был обязан всем, а теперь уж и подавно!

Прошли годы – эти тексты изменили меня до неузнаваемости. Я держал обещание, хотя кипы бумаг в моей квартире уже занимали целую комнату, хоть мои пальцы и сводили судороги, а винчестер компьютера переполнился рассказами, повестями, романами… и всё это написали призраки…

Прошли годы, всё сбылось: я стал одним из самых читаемых писателей на планете, мною восхищались, меня называли лучшим фантастом Америки. Я разбогател и жил в горах, в собственном доме, брезгливо отмахивался от всех премий. Я переписывал и перепечатывал тексты, которые всё также носила мне дочь. Удивительно – она начала взрослеть, расти. Я спросил Элизабет об этом. Она ответила, что это дар ей за то, что она сделала для них. Теперь она растёт, чувствует, она даже может полноценно трогать предметы, есть, пить, она ощущает прикосновения ветра и воды. Я видел, как преобразилось её лицо, когда она говорила мне это, я видел, как она радовалась, и чувствовал, как от её рук исходит самое настоящее человеческое тепло, когда она обняла меня, радостно глядя, как на экране компьютера появлялись строчка за строчкой очередного «призрачного» романа.

Прошло ещё несколько лет, и такая вещь, как деньги, меня вообще перестала интересовать. Я стал законодателем жанра. Я иконой, богом и мессией – для обычных людей, конечно. Я-то знал, что я на самом деле никто, что за меня всё пишут призраки. А сам я не заслужил жизни вообще, а такой тем более. И от этой мысли я начал сходить с ума.

Мне хотелось прекратить, я хотел бросить это занятие, перестать целыми днями печатать и печатать, писать и переписывать. Я так давно не дышал свежим воздухом, я уже не помнил, что солнце можно видеть не только сквозь стекло, мне хотелось свободы… я, как и призрак, грезил о настоящей жизни… Но моя дочь всегда уговаривала меня, просила ради себя, ради её новой «жизни после жизни», ради других привидений, которые могут почувствовать себя с моей помощью живыми.

Постепенно я стал понимать, что попал в потусторонний заговор, что меня используют, это словно наказание за мои книги, за настоящие, действительно мои книги, те старые, которые с тех пор никто и не читал, которые не стоили никогда чьего-либо внимания и времени… Читали только романы, написанные мёртвыми…

Я пытался прекратить писать, тогда мне снились кошмары. Мертвецы приходили ко мне во сне и наяву. Кто просил, кто советовал, а кто и угрожал, и все твердили одно: «Напиши про нас!».

Я сходил с ума, хотелось рассказать хоть кому-нибудь о том, что со мной происходило… Но рядом никого не было, кроме моей мёртвой дочери и её мёртвых друзей. Моя Элизабет действительно росла, она стала настоящей красавицей, молодой девушкой. Мне становилось дурно при мысли, что она мертва, и ей не перед кем похвастаться прекрасным лицом, и никого не интересует её улыбка. С каждым новым романом она становилась всё прелестнее и краше, и всё озлобленней. Я знал, из-за чего это, причины всё те же: она мертва, и, насколько бы ближе к жизни она не подбиралась, живой ей от этого никогда не стать. И я ничем не мог ей помочь, даже сказать что-либо… Она тоже оказалась в ловушке: света в конце тоннеля достичь невозможно.

Через некоторое время я отважился, я спросил дочку, могу ли я написать своё. Я кое-что придумал спустя многие годы, не про призраков – про людей. Она сначала отшучивалась, мол, «Ты же сам решил когда-то писать про мёртвых, так в чём теперь дело?». Я не унимался. Когда она пришла в следующий раз, я снова попросил её, чтобы она уговорила их позволить мне только одну книжку, мою. На что она отвечала уже более агрессивно. Она сказала, что призракам не нравится, когда даже после смерти им не дают обрести покой, а я своими книжками терзал их души.

– Но если я и виноват в чём-то, то я уже давно отработал, я написал уже сотню книг…

– Это несопоставимо, папа, – отвечала она, взирая на меня с ненавистью, как на единственного виновника её горя. – Душевные муки можно уважить только душевными муками, а ты лишь двигаешь пальцами по клавиатуре. Вот когда твоя душа вытерпит всё то, что испытывали они, только тогда они успокоятся и отпустят и твою и мою души…

– Но это невозможно!

Потом я извинился, пообещал, что выполню всё, что они попросят.

Но я соврал… издал свою книгу, плоть от плоти мою, с моими муками, мыслями и терзаниями… Это стало роковой ошибкой, моей последней роковой ошибкой. Надо было сразу писать честные книги, теперь уже поздно…

На моей могиле не написано «Любящий муж» или «Заботливый отец», там написано: «Мёртвый писатель».

Не знаю, кому пришло в голову написать такое на моём надгробном камне, но я это действительно видел… лично.

Уже много лет я мёртв, и здесь, поверьте мне, не очень приятно. Я нашёл способ передать мою историю живым, и вот я её диктую…!»

Молодой паренёк перестал стучать по клавиатуре.

– Стив, простите, я устал. Можно мы допишем это завтра?

– Нет, Расти, пиши, давай, ещё много надо написать. Ты пока что написал очень мало, а надо ещё много написать. Ты станешь богатым, ты станешь известным, Рассел, ты только пиши, не останавливайся, пиши, давай. Напиши всё, что произошло со мной. Пиши-пиши. Это только начало!

Уфа

Лето 2007