Читать книгу Джаз-банда - Глеб Сабакин - Страница 14

Если в бригадах такие вещи проходили не столь болезненно, особенно в поздние годы, то в районных группировках это было страшным событием в жизни человека. Как если бы вас публично изнасиловали, разнесли весть по городу, и теперь в вас все тыкают пальцами. А иногда ещё и камни бросают.

Стандартная процедура отшивания выглядела примерно так. Провинившийся выводится в круг, оглашается его косяк, потом бьют и прогоняют ссаными тряпками к чертям собачьим. Момент довольно трагичный. Человек побитым псом ковыляет прочь, и вслед ему смотрят десятки бывших друзей, с которыми немало пережито. Кто-то смотрит сочувствующе, кто-то презрительно, а кто-то кричит в спину слова, за которые ещё совсем недавно нужно было грызть глотку.

Дальнейшая жизнь была несладкой. Ты становишься изгоем, от тебя отворачиваются все. Ты не только не можешь привычно блатовать, но и любой способен испортить тебе и без того неважнецкое существование. И будь ты хоть чемпионом мира по боксу, за тобой никого, ты – никто. Более того, ты – говно, изгнанное из общества.

Отшивали в основном за отступление от понятий, которые были переплетены хитрее хитрого. Шаг в сторону – и ты не пацан. Не ответил на оскорбление, не встал в отмах, лоханулся, кого-то сдал, кинул своих, всплыли факты из прошлого, что-то где-то не то сказал, и т.д., и т.п. – поводов и причин было немерено.

Расскажу про несколько особо запомнившихся случаев.

Один персонаж рыскал с районом лет десять и готовился перейти в старший возраст. Но случилась незадача. Зависал с подругой в уличном ларьке, где она работала продавщицей. Она отошла в туалет, табличку «закрыто» повесить забыла, и её приятель продал пачку сигарет. Сей поступок расценивался как крайне недостойный. Могло бы и проканать, если б не одно «но» – покупатель оказался коллегой по банде. И, что самое досадное – ребята не особо ладили.

За былые заслуги дали сохранить и уйти по собственному желанию. Правда, предложили унизительную альтернативу – перейти в младший возраст. Такое случалось – парни, не представлявшие жизни вне группировки, на третьем десятке возвращались в пиздюки. И курили потом втихоря по подъездам – когда-то младшему возрасту было запрещено курить на улице. Но этот предпочёл уйти. С тех пор обитает в Москве, в родной город ни ногой.

Я тогда подумал, что одно и то же событие можно воспринять по-разному. Ведь то, что обычно в тех кругах воспринималось как смерть, в данном случае стало освобождением и началом новой жизни.

Другой похожий случай. Молодой подвёз кого-то на машине и взял предложенные деньги. Тайное стало явным. Церемониться не стали, избили и прогнали с позором. И бывшие друзья отобрали у него тот самый злополучный автомобиль шестой модели «Жигулей».

А ныне подобное не западло. Да что там – в некоторых бандах едва ли не каждый третий работает таксистом. Доходит до смешного – вечером на сборах качают молодым за понятия, ночью возят их пьяных с тёлками как клиентов. Один такой подвёз пиздюка, у того денег не оказалось. Ничего, говорит, на сборах отдашь. И добавил – ты это, в приложении поставь оценку.

Когда-то понятия вообще запрещали работать. Это считалось недостойным занятием. Тем более что у правильного пацана не должно быть начальников, подчиняться он мог только старшим. Теперь многие на заводах пашут, днём у станка стоят и терпят притеснения трудового народа, а вечером на районе пальцы гнут. Заодно в соцсетях возмущаются, что всё вокруг плохо.

Помню, прогнали однажды любителя опиатов. Били его долго, показательно, чтоб другим неповадно было.

На следующий день я пришёл к районному руководству в офис, то ли забрать что-то, то ли передать. Подобное «принеси-подай» воспринималось тогда как хороший признак – значит, выделяют, приближают. Кто-то за несколько лет хозяев района в глаза не видел, а ты – за руку здороваешься. Но не о том сейчас. Короче, сидят два авторитета, играют в нарды, рядом – незнакомый мне чел, спит сидя. Со сломанным носом – чуть ли не под прямым углом, никогда таких кривых не видел.

И перед уходом меня спрашивают, как, мол, в лагере дела, что нового. Да нормально всё, говорю, вчера вот одного отшили, колоться начал.

Кривоносый поднимает веки, явно не без труда, бормочет – «это правильно» – и дальше залипает.

– Ах вы суки, – подумал я тогда. – Нам внушаете, что торчки – черти, а сами в открытую колетесь.

Знал ли я в тот день, что самого ждёт.

Отшитый бедолага моментально спился и умер дурацкой (или мудацкой?) смертью. В лютый мороз открыл окно, комнату проветрить, уснул и замёрз.

Позже, уже в свою героиновую бытность, я случайно пересёкся с барыгой, отоваривавшим парня. Узнал, что он и не кололся особо. Больше пьянствовал, а говном с похмелья иногда снимался.

Зато кривоносый живее всех живых. Видел его потом по телевизору – стал депутатом в посёлке городского типа недалеко от областного центра. Нос исправил.

Ну, и классическая ситуация, связанная с оральными утехами. Юноша полюбил девушку, стал с ней встречаться, гулять по району и целоваться прилюдно. И вскоре злые языки с соседней местности донесли, что она – шлюха, на которой пробу ставить негде. Да и башкастая вдобавок, то бишь имелись случаи взятия члена в рот.

А минет, напомню, тогда считался лютым грехом, от таких шарахались как от чумных.

То, что по незнанке зашкварился – не проканало. Не прокатили и попытки очиститься старым пиздюковским методом. Считалось, например, что если покурил после башки, то можно поводить зажигалкой по губам до ожогов или оставить на морозном столбе куски губ, и скверна снята. В данном случае чел был молодым, что подразумевало бОльшую ответственность. И району не нужно было такое пятно на своей репутации – разговоры могли выйти за его пределы. Испорченный телефон бы добавил красок, стали бы говорить – да что там Матня, у них вон даже молодые зашкваренные. Поговаривали, что чувак выбил даме сердца все зубы и переломал рёбра, но плёнку жизни тем назад не отмотать.

На районе ему жилось с тех пор плохо – мягко говоря. Морально сломался настолько, что бывал бит самыми отпетыми чмошниками. Однако прошли годы, и жизнь сложилась так, что он теперь топ-менеджер одной весьма небедной компании. Работу в которой даже на низовых позициях бывшие районные деятели почитают за удачу.

Кстати, позже, уже будучи в другом коллективе, я услышал то, от чего уши свернулись в трубочку. После традиционной пятничной игры в футбол старшие в раздевалке накурились, и громко и весело обсуждали прелести ротовой любви. Я быстро срулил, с одной мыслью в голове – куда я попал, не рвать ли когти, пока не влип как кур в ощип. Через несколько дней осторожно поделился с одним из них. Он не стал ничего объяснять, только посмеялся и сказал – подрастёшь, вспомнишь, и сам посмеёшься.

Вот, вспоминаю, и смеюсь. Да что там – ржу как конь.

Позже я сам буду балансировать на грани. По причине собственного разгильдяйства вкупе с внутриколлективными рамсами. Правда, ввиду моих тогдашних жизненных обстоятельств и изменившегося мировоззрения я уже не особо парился. Но это уже, как говорится, совсем другая история.