Читать книгу Первая империя - Глеб Сорочко - Страница 6

Наверное, с этого и надо было начать? Вся эта история берет свое начало в небольшой комнатушке, находившейся в углу более крупной. Раньше в этом небольшом помещении, которое было, скорее, переговорной, на перерывах собирались руководители отделов дирижаблестроительного предприятия. Когда все, кто были старше нас по должности, покинули предприятие (кроме директоров), и комната стала пустовать, я, Хикс, Кивец и Николай приспособили ее под себя, сделав нерабочим кабинетом. К тому времени я уже занимал должность главного инженера, а мои друзья были руководителями отделов. Была сделана перестановка, притащена приглянувшаяся нам мебель: стол, стулья, шкафы, доска, диван (это был диван из офицерской каюты какого-то «Императора». Его достал Хикс, но как он ухитрился это сделать, – он интригующе утаил), шкафы, стеллажи… Увы, пока мы не успели прорубить заложенное ранее кем-то окно… Потом в нашей компании появился Оливер (о нем скажу чуть ниже). Мы быстро находили общий язык при решении каких-либо рабочих моментов, сообща принимали решения о том, как поступить в той или иной ситуации. Слово каждого в этой компании ценилось. На работе мы были коллеги, а за ее пределами – старые друзья, помогающие едва ли не безвозмездно друг другу в трудных ситуациях.

Полутора годами ранее:

– И последним из эллингов вышел… Этот… Как его?.. Я снова забыл!

– «Смотрящий За Край», – протяжно ответил я, не отвлекаясь от читаемой книги.

– Точно! «Смотрящий За Край»… – проговаривал Хикс, чирикая название корабля под нарисованным до этого его силуэтом.

На небольшой доске были нарисованы силуэты всех дирижаблей класса «Император» и подписаны их названия. На этой доске уже никто ничего давно не писал, так почему бы хоть на результаты наших совместных трудов иной раз не взглянуть?

Хикс. Я давно обещал про него рассказать. Хикс – мой однокурсник, коллега и давний друг. Всегда хорошо одет, всегда отлично подстрижен, всегда готов биться за свои идеи до конца и всегда мыслит на несколько шагов вперед, поэтому ему не было равных в шахматах, шашках… Хотя и в азартных играх у него не обходилось без удачи, но именно там она вся и оставалась… Ему вечно не везло с женщинами! Хикс был весьма вспыльчив, его было легко вывести из себя, и видеть его дерущимся где-то за углом или на заднем дворе университета было нередкое явление. Как-то раз нам двоим поручили задание: набрать учебного материала для какой-то из лекций. Мы быстро сработались и с тех пор работали вместе. После учебы сперва я, потом он устроились в УБВК.

– Ты что, не спал?

– Да-а-а… Снова со своей разругался.

– Что на этот раз?

– Бытовуха. Бытовуха, которая вылилась в проблемы взаимоотношений. Какой я плохой и все дела…

– Господа! Новое задание УБВК! – вломившись в кабинет, отрапортовал Николай.

– Так-так, и что же от нас управление хочет теперь? – оторвавшись от книги, спросил я.

– А на сей раз оно хочет супердирижабль!

– Какой-какой? – не удержался от вопроса Кивец, расположившийся на роскошном стуле с подлокотниками, который он незадолго до прихода Николая отодвинул от не менее замечательного письменного стола с зеленым сукном, на поверхности которого уже лежали моя книга, свернутые чертежи, тетради, папки и стояла кружка Хикса…

– Супердирижабль. Жесткий корпус, длина – не менее двухсот семидесяти метров, высота – в переделах сорока пяти метров. Вооружение: восемь тяжелых пушек и столько же легких. Не менее пяти башен вспомогательного вооружения. Бронепояс оболочки – начиная от восьмидесяти миллиметров. Скорость – не менее восьмидесяти узлов.

Хикс рассмеялся, услышав новое техническое задание.

– Это бред! – добавил он, выпив немного чая из своей кружки.

– Почему же бред?

– Потому что… – продолжил он, залпом допив содержимое, – создание такого дирижабля – невозможно.

– Хикс, вы можете обосновать свое мнение?

– Легко! Каркас не выдержит такой нагрузки. Здесь потребуется другая марка стали, более прочная, чем у «Императоров», а значит – более тяжелая, а раз так, то не хватит подъемной силы. Это, мне кажется, готов подтвердить Оливер. Оливер?

Оливер появился в нашей компании совсем недавно, когда работы по «Императорам» были готовы на восемьдесят пять процентов. Он был чем-то похож на Кивеца. Такой же тихий и неприметный. Но если у Кивеца был такой характер, то Оливер еще не успел полностью раскрепоститься в чужой, сложившейся компании, и пока был еще замкнут в себе. К тому же, он был младше нас лет на пять-семь. Оливер приехал из другого города, кажется, из Саиции (это другой край империи) сразу после окончания института. В Ёркстиме он не имел ничего, кроме документа о высшем образовании по специальности «Инженер-проектировщик воздушных технических средств». В этом промышленном городе у него не было ни знакомых, ни друзей, ни возлюбленной. Он искал работу: судьба привела его сюда – и свела с нами.

– Полностью поддерживаю. Я не вижу смысла говорить своим начинать расчеты… Если я не ошибаюсь, то у нас даже эллингов нет таких для постройки такого…

– Вы в своем уме? – оборвал Николай. – Что с вами? Это приказ министерства! Эллинг нам сделают, это даже не проблема!

– Я тоже согласен с ними. Такой дирижабль не может существовать, – тихо добавил Кивец. – Чтобы достичь той скорости, о которой вы говорите, надо установить большие тяговые винты, а к ним – мощнейшие силовые машины. Как же вы сами этого не понимаете? Да и потом, представьте себе, какие там должны быть рули. Мое отделение даже не начинало работ на такую перспективу.

– Как и мы! – подхватил Хикс. – Последний дирижабль класса «Император»… Как же его?..

– «Смотрящий За Край», – вновь подсказал я.

– Точно! Он ведь с трудом отрывается от земли. На нем предельное количество брони и вооружения. Всё, это потолок! Стоит его утяжелить еще хоть на двести килограммов – и он уже не взлетит. А вы говорите…

– Адриан, а вы-то что скажете? – обратился ко мне Николай, словно видя во мне последнюю надежду.

– Я считаю, что Хикс, Оливер и Кивец правы. По порядку. У нас действительно нет подходящего места для постройки, это действительно так, но один из эллингов можно реконструировать. Касательно дирижабля. Каркас не выдержит веса такой брони и пушек, это верно. Силы тяговых винтов не хватит для нужной скорости, рули не смогут как следует работать, а подъемная сила не сможет оторвать этот дирижабль от земли, это всё тоже верно. Но и вы, Никон, правы – это приказ министерства, и, если мы не хотим все вместе очутиться на каторге, надо предоставить расчеты, которые докажут, что «Смотрящий» – это предел технологий. Есть и еще одна проблема. Параллельно с нами, как и всегда, будут работать математики и физики, и будет забавно, если их руководители разрешат проектирование, а мы – нет. Поэтому у нас есть неделя… может, две, на предварительные расчеты, а дальше будем действовать по ситуации. Вопросы?

– Есть один. Что мы будем делать с гондолой? Небольшой выступ, как на «Императорах», не сделать. Согласно заданию, она должна полностью обшиваться броней – а это колоссальный вес! Помимо этого, ей надо иметь вооружение и форму, которая позволит снарядам рикошетировать при стрельбе с земли. И последнее – дирижабль таких размеров будет трудновато посадить на землю, а значит, он будет периодически садиться в портах. Это нужно учесть при создании формы.

Этот вопрос озадачил меня. Недолго думая, я предложил собравшимся сделать несколько набросков того, как они видят конструкцию гондолы, и на следующий день коллективно рассмотреть все варианты.

Вечером:

– Что ж, Адриан, я, пожалуй, тоже пойду. Время-то уже! Надо успеть добраться домой до начала комендантского часа и отключения электричества.

– Да, Кивец, конечно. Наброски не забудь сделать.

– Кстати, о набросках. Я почти довел чертежи своего двигателя. Почти закончил. Я хочу тебе рассказать принцип его работы.

– Давай уже не сегодня. Это надолго.

– Разумеется!.. Ох, кажется мне, – продолжил он после небольшой паузы, – у нас у всех будут проблемы из-за этого дирижабля.

– Проблемы? Какие? Почему же? – поинтересовался я, закрыв дочитанную книгу.

– Не могу объяснить. Заметь, они уже начинаются. Когда мы проектировали «Императора», всё шло как направляющим. Нутром чую, что этот дирижабль «родится» мертвым. Он будет биться в конвульсиях в попытках ожить, но ожить не сможет…

После ухода Кивеца я быстро собрался и, прибрав кабинет, выключил свет, закрыл на замок дверь, набросил на плечо сумку и напрялся к вахте, отдать ключи. На улице уже давно горели желтые фонари, в свете которых на землю медленно падал снег. Поскольку я вышел достаточно поздно, людей, локомобилей, общественного транспорта уже не было. Когда я подходил к перекрестку двух улиц, всё громче становилось шипение стравливаемого пара на расположенной неподалеку паростанции. Когда переходил дорогу, звук становился всё тише, и вот я уже совсем один шел мимо низеньких, облезлых двухэтажных домов, под желтым светом газовых фонарей. Оставался еще час до начала комендантского часа и более двух – до отключения электричества. Чтобы сократить путь до дома, я решил пройти через проходной двор, на площадке которого еще оставалась играть пара детей. На глаза мне попалась вывеска пекарни. «Зайти что ли? Утром хлеб закончился», – подумал я и не мешкая поднялся по скрипучим деревянным ступенькам. Передо мной в очереди стоял всего один человек.

– Что для вас? – спросила его продавщица.

– Кофе с молоком.

– Что еще?

Покупатель в недоумении посмотрел на продавщицу. Немая пауза на пару секунд:

– И всё! – после этого он почему-то рассмеялся.

– Восемьдесят семь рофей… – также с улыбкой на лице ответила ему девушка.

Покупатель, взяв бумажный стаканчик с кофе, подмигнул продавщице, она еще раз ему ответно улыбнулась. Что-то мне подсказывает, что он еще вернется, но на сей раз уйдет отнюдь не с товаром с полок. Только мужчина повернулся спиной к кассе, девушка переключила внимание на меня.

– Здравствуйте. Для вас?

– Буханку «Столичного»… А, его нету уже, – мельком осмотрев полки, заметил я.

– Да, его уже не осталось… Возьмите нарезной.

– Пожалуй.

– Пятнадцать рофей.

Пакет с хлебом я нес в руке, потому как в сумку он не поместился. Да даже если бы и поместился, то дома это был бы уже не хлеб, а, скорее, мука. Возле двери дома, кое-как наощупь найдя на дне сумки ключи от двери, я вставил ключ в замочную скважину и принялся перехватывать сумку. В это время дверь открыли с той стороны. Софи. Моя любимая Софи.

– Привет. Чего не открываешь?

– Руки заняты.

– Давай пакет…

Я снял куртку, сел на обувной стеллаж и принялся стаскивать ботинки. Софи стояла рядом, ждала меня. Разобравшись с ботинками, я поднялся и оказался прямо напротив нее. Она, подняв глаза и голову, посмотрела мне в глаза. Обняться хочет. Софи – тактильный человек…

– Устал? – спросила она, прижав голову к моему плечу.

– Да. Министерство опять издевается…

– Пойдем, за ужином расскажешь.

Софи – еще один важный герой. Важный не столько для хода истории, сколько для меня. София – моя жена. Познакомились во время учебы. Как-то случайно, как это обычно и бывает. На каком-то мероприятии. Мы и раньше пересекались, то в столовых, то в коридорах, то в очередях гардеробов… И – то я ловил ее взгляды на себе, то она мои на себе. И вот нас свел случай. Еще тогда, на вечернем мероприятии после учебы, стало понятно, что из этого общения выйдет нечто большее, чем просто университетская дружба. Так и получилось. Любовь с первого взгляда? Возможно. Не проскочи тогда какая-то искорка между нами – ничего бы не вышло, но тогда было, скорее, понимание друг друга с первого слова. Остальное пришло чуть позже, когда мы стали проводить много времени вместе и наедине. Я учился на два курса старше и был старше ее на четыре года. Она была (и остается) человеком разнонаправленным. Из десяти событий, проводимых университетом, Софи участвовала как минимум в половине, но, помимо этого, успевала заниматься балетом и даже была прима-балериной в небольшом местном театре. Я часто бывал на ее выступлениях, как у нас, в Ёркстиме, так и в столице, и в других местах. И всё было хорошо, причем настолько, что один из столичных университетов, связанных со сценическими искусствами, пригласил ее на обучение. Ей пророчили отличную карьеру, но серьезнейшая травма позвоночника и колена толчковой ноги, полученная на одном из выступлений (под выступающими провалилась сцена), поставила крест на этом увлечении. Врачи запретили ей заниматься этим искусством. Боюсь даже вспомнить, в каком подавленном состоянии она тогда была. Сколько слез пролила. С тех пор она больше видеть не может танцовщиц: «Они могут, а я нет!» Ее стройная фигурка быстро потеряла гибкость, она стала чуть крупней. Характер тоже поменялся. Всё в нем пришло к одному знаменателю. Хорошие качества уравновесились с плохими, а плохие с хорошими. Ее активность пошла на спад. Теперь из десяти мероприятий она появлялась на двух-трех. Из открытого и раскрепощенного человека она стала холодной и расчетливой – всё ее окружение сбросило маски и показало, как на самом деле к ней относится. Кто друг, кто враг, кто завистник, кто союзник. Также свою роль сыграла и полученная университетская специальность. С тех пор немногочисленным друзьям и близким она уделяла максимум внимания и заботы.