Читать книгу Долгая ночь - Горос - Страница 3
История 5
Жизнь после смерти
Закат
ОглавлениеЭто был серый мрачный поселок, ничем, по сути, не отличавшийся от других селений, в которых мне пришлось побывать. Только на вид они такие разные – люди, постройки… Все их отличительные особенности меркнут и уходят с дневной суетой, едва наступает ночь. Становится тихо, спокойно. Поселок погружается в сон. Конечно, сон – лишь иллюзия, темная маска. А за ней скрываются веселье и кураж. Настоящая жизнь наступает только тогда, когда уходит свет.
Я шел по мокрой грязной улице, гонимый ветром и проливным дождем. Темная лента дороги, фонари, блеск луж с пляшущими в них дождевыми кругами, силуэты небольших домов на фоне неба в тучах. В некоторых окнах все еще горел свет. Я был голоден, и сияние окон усиливало это чувство. Жутко кружилась голова.
Голод!.. Сейчас, мысленно возвращаясь в ту ночь, невольно вспоминаю то жестокое невыносимое чувство, сводившее меня с ума. Было около трех ночи. Проклятые люди. Почему их так много в свете фонарей и так мало в глухих переулках? Бредут по своим улицам (даже в ливень это их улицы), пьяными взглядами задевают чужака – меня. Каждая толпа – больше одного – источник опасности. В таких вот селениях обычно все друг друга знают, но в пьяном угаре с улыбками бьют морды «своим». А тут чужой!..
Последнее мое скитание было особенно долгим. А все из-за того проклятого мента. Я не хотел его убивать. Я ведь так давно никого не убивал… Но он слишком далеко зашел. Как часто на моем пути встречаются такие самонадеянные придурки, которые вбивают себе в башку, что они избранные (или хрен там знает какие) … Спасают мир! Им, видимо, больше всех надо. Таких я ненавижу больше всего. А этот… Ему почти удалось добраться до меня! И он с радостью прервал бы мое жалкое существование в этом мире, если бы не… Ага, просто случайность. Ну и, конечно, чувство самосохранения. О, сколько раз оно спасало мне жизнь. Такую жизнь, за которую и цепляться-то в принципе не стоит. А того мента я просто должен был прикончить. Да только пришлось бежать. Как и много раз раньше. Теперь вот снова голод, усталость, поиски пристанища…
Я свернул в темный переулок, сбежав от палящего света фонарей. Какой-то наглый обкуренный пацан откололся от своей крепости-братвы и попытался «наехать», но его вовремя подхватили приятели и поволокли…
– …пить самогонку, – объяснил ему один из них.
Темнота – друг молодежи? Эй, самоуверенный болван, почему ты не пошел за мной во мрак? Я уж показал бы тебе, чья это ночь!
Переулок представлял собой длинный коридор, стенами которого служил высокий дощатый забор, тянувшийся по обе стороны. Это больше напоминало тоннель, чем переулок в жилом квартале.
Под забором, возле лужи, лежал пьяный мужик. Я с трудом удержался, чтобы сразу не наброситься на него. Стоп. Только без суеты!.. А еще – надо поаккуратней, чтобы не убить, иначе с утра начнется паника, а я рассчитывал задержаться здесь хотя бы дня на три.
– Ты че, сука, урод… – рявкнул мужик, когда я засучил ему рукав. Но в следующее мгновение я сдавил ему артерию, и он отключился. Я же прокусил вену и сделал большой глоток. Спасен. Прощай, голод!
И все же, главное – не увлекаться. Я разжал губы, вытер рот рукой, быстро расправил рукав, прикрывая кровавый след. Мужик лежал неподвижно. К утру протрезвеет и ничего не вспомнит.
Ах да, в тот момент это и случилось. Внезапный свет всегда колол нервы, но свет в окне в такие моменты – взятие с поличным. Я шарахнулся в тень. Над забором в ярком окне второго этажа белокаменного особнячка стояла девушка и, казалось, смотрела прямо на меня. Я отступил глубже в тень, не отрывая взгляда от окна. Неужели опять влип? Как же я устал бегать…
Она меня не видела. Я понял это, но все еще прижимался к забору. Конечно, она не могла меня видеть. Если только до того, как зажгла свет… Но тогда бы не стала так вот спокойно стоять и смотреть. Нет, она просто смотрела вдаль, медленно расстегивая пуговицы на блузке. Она, похоже, совершенно не думала о том, что кто-то может подсматривать. А посмотреть было на что. Хоть незнакомка и стояла спиной к свету, можно было заметить, что она довольно симпатична. Правда, бывает, что под покровом ночи мы встречаем нимфу, богиню, а утром пугаемся от одной только мысли, что «я вчера с ней…»
Вдруг девушка вздрогнула, словно опомнившись, и задернула окно пурпурной занавеской. Я постоял еще с минуту, потом проверил пульс у мужика – живой! – и побрел прочь.
Для «ночлега» – если можно так назвать мой отдых в светлое время суток – нашел какой-то подвал. Раздевшись догола, отжал одежду и снова надел ее. Долго не мог заснуть: в подвале всюду было грязно и воняло падалью. Я сидел на ржавой трубе, не в силах даже задремать и не имея возможности покинуть это место.
Ненавижу подвалы. Давно. И есть на то причины. Подвал – часть моей прошлой мерзкой жизни, которую я даже вспоминать не хочу и уж тем более возвращаться к ней.
А где-то там, наверху, снаружи, уже кипела жизнь – утренние будни. Слышны были голоса людей, лаяли собаки, хлопали двери подъезда. Там рождался новый день. Здесь было темно. Видимо, день забыл этот уголок, оставив его в вечное владение ночи. Так же, как и меня…
Снова бессонница. Я сидел, глядя в потолок, туда, где от сырости набухали пузатые капли и, срываясь вниз, хлипко разбивались о воду, пополняя и без того огромные грязные лужи. Иногда падали мне в лицо – еще одна причина бессонницы и отвратительного настроения. А еще я думал о Светке. Нет, не о той стерве, какой она стала позже, а о той голубоглазой светловолосой девчонке с короткой стрижкой и длинной челкой. Как же я любил ее тогда. Я и подумать не мог, что она может так поступить со мной…
Мне все же удалось заснуть на голом бетонном полу, прижавшись спиной к стене.
Я видел сон. Это было странно, ведь я давно не видел сны. А если что-то снилось, так только кровь, смерть, ночь… Но тогда я увидел день. Я всегда боялся дневного света, с тех пор как вернулся… другим. Однако во сне мне не было страшно. Я был таким, как раньше, прежним. Я шел по залитой лучами аллее, зеленые тополя трепетали на ветру, небо было синее, и облака сияли белизной. А навстречу шла она – Светланка, в белом платье, счастливая и прекрасная. И я был счастлив. Я так давно не был счастлив. И вдруг мне стало страшно…
Я проснулся. Снова подвал. Стены будто давили. Сколько раз я давал себе слово, что никогда не пойду больше в подвал. Куда угодно, только не туда! И сколько раз судьба снова и снова загоняла меня в подвалы.
В маленьком окошке синели сумерки. Еще не полностью стемнело, но в принципе терпимо. И я быстро пошел к лестнице.
Я вырвался в вечер из черного жерла подвала. На западе алела полоска небесной крови. Улицы оказались все еще полны народа: бегали дети, молодежь хохотала в беседках, на лавочках у подъездов бабки делились между собой информацией обо всем, что творится в поселке и не только. И этот покой нарушил я. Дерзкие усмешки из беседки, громкое перешептывание малышни. Даже бабки замолкли и провожали меня враждебными взглядами. Да пошли вы все со своими устоями! Не вы ли сделали меня изгоем?
Нелегко быть одиноким. Но хуже всего – постоянно чувствовать свое одиночество. Раньше было проще. Даже когда ушел Рутра, а потом Шут, я, оставшись один, не особо страдал от этого. Я знал, что есть только я и тот мир, который ненавижу. Раньше была злоба, жажда мести, и я жил этим. Но теперь, кажется, устал…
Настороженные взгляды встречных действовали мне на нервы. Хотелось скрыться где-нибудь, пока не уснет поселок. К тому же надо было подыскать себе новый «дом».
Проклятый закат, он просто выводил из себя, от него так и несло жаром. Я повернул в какой-то тенистый переулок, но наткнулся на группу ребят. Они кучкой сидели у стены. В воздухе висел дымок и резкий запах.
– Залечил? Давай, дуй…
Говоривший замолк. Напряженные взгляды впились в меня, словно жала. Один из парнишек, уронив «пятку», пытался незаметно задвинуть ее подальше. Я отвернулся и пошел дальше. В другом укромном местечке я застал влюбленную пару, а потом играющих детей.
Даже когда, пройдя не бог весть сколько, я забрел в глушь деревянных домишек, то и там был встречен собачьим лаем и недоверчивыми взглядами. В одном из дворов за низеньким ветхим забором веселился народ. Впрочем, судя по некоторым деталям, например по черным косынкам женщин, это были поминки. Две толстые тетки на лавочке у калитки, охая, вспоминали усопшего. Но при моем появлении они позабыли о покойнике и засверлили меня своим вниманием, словно я вот-вот вынесу из их домов все ценное или вытопчу огороды. А еще я наверняка наркоман, преступник и, небось, сбежал из колонии. Я прошел, стараясь даже не глядеть в их сторону. Но когда, свернув в другой переулок, остановился, позади раздалось: «Эй, чего там шаришься?..» И я пошел дальше, в душе послав их всех.
И везде, везде я ощущал свою неуместность. А ведь когда-то и я жил в подобном поселке, где знал всех и все знали меня, жил теми же проблемами. Как бы мне хотелось вернуться в то, такое далекое прошлое – отдал бы все на свете! Сейчас оно вспоминается как прекрасный сон. Хотя там, где я жил, меня, скорее всего, вспоминают как ни с чем не сравнимый кошмар. Наверное, до сих пор вбивают мертвецам осиновые колья, чтобы те не вернулись… как я. А вернулся я шумно. Убил ее и того парня тоже. А другие были, вообще-то, ни при чем… Но что поделаешь, раз я пребывал тогда в ужасном настроении. В общем, дома меня не ждут, скорее уж наоборот. Да ладно, не бойтесь. Не вернусь я. В прошлое дороги нет. Будущего нет. Настоящее – полное дерьмо. Кто виноват? Она? А ведь я любил эту мразь!
Наконец мне удалось отыскать безлюдный переулок. Я уселся в тени забора и принялся ждать. По-моему, я даже задремал, так как сумерки сгустились незаметно. А думал я тогда о самой обыденной проблеме, единственной, которая волновала меня в последние годы: как не загнуться от голода. Где в поселке можно встретить пьяных? Да где угодно, практически везде. Но больше всего их обычно возле кабаков либо на дискотеке. Скоро надо идти.
– Ты смотри недолго!.. И одна в потемках не шарахайся. Придурков всяких хватает…
– Мама, я все это слышала сотню раз.
– Как ты с матерью разговариваешь? «Сотню раз!..» Шибко взрослая стала?
– Ой, мама, прекрати…
В сплошной стене забора образовалась калитка, и в ней показалась девушка. Случайность – забавная штука. Я вдруг узнал в ней ту вчерашнюю оконную нимфу. Ага, тот же заборный коридор, вот и лужа, возле которой валялся мужик, а над забором окно. Девушка между тем прошла мимо, окинув меня безразличным взглядом. Я подумал немного и пошел следом.
И не ошибся. Ну куда еще может идти девушка в такой час? Вариантов маловато…
Сивушная дискотека. Деревянное здание клуба окружали пьяные толпы. Все как всегда и везде: на крыльце курят, в сторонке пьют, за клубом «шабят» и мочатся. Два дюжих мента с дубинками взирают на этот беспорядок, полагая, что все в порядке и под их самодовольным контролем. Хотя, если захотят, и правда могут к кому-нибудь прикопаться, даже отлупить.
Моя белокурая проводница затерялась где-то в толпе. А может, зашла в клуб. Но меня это мало интересовало. Я мигом осмотрелся и направился за клуб, туда, где темнели кусты. Там и стал ждать. Пару раз приходили какие-то парни – просто отлить. Я делал вид, что занимаюсь тем же. И вот вскоре появилась девушка. Она присела метрах в пяти от меня, нисколько не стесняясь. Торч от алкоголя, похоже, был сильнее моральных принципов. Когда она собралась обратно, дорогу ей преградил я. Все в ту ночь получилось, как обычно, легко.
– О!.. А ты кто такой? – с трудом выговорила она, когда я не пропустил ее. Пыталась казаться крутой, но я знал, что это ненадолго. Все они так.
– Привет, – сказал я, глядя ей в глаза. Не знаю почему, но этот трюк срабатывал всегда. Может, правда у нас во взгляде есть что-то гипнотическое. Я, наверное, узнал бы это – если б мог увидеть себя в зеркале. Но я давно уже этого не мог…
– Жека, ты, что ли? – неуверенно пробормотала она, теряя крутость.
Я не ответил, а лишь протянул руку и коснулся ее лица, слегка погладил. Потом провел ладонью по шее (крестика нет!) и привлек ее, уже податливую, к себе. Мы целовались, жадно лаская друг друга, но недолго. Я медленно спустился к шее, и она чуть слышно застонала, скорее от удовольствия, чем от боли, когда я прокусил немного горькую от духов кожу. Я забирал ее жизнь, а она таяла в моих руках от наслаждения.
Наконец я отстранил ее. Несколько секунд она стояла в растерянности и даже попыталась снова шагнуть ко мне, но я удержал ее.
– Извини, все. – И опустил глаза.
– Пойдем со мной. Там уматно!..
Я покачал головой и отступил во мрак, растворившись в ночи. А она, словно придя в себя, испуганно посмотрела по сторонам и быстро пошла, потирая место укуса.
– Ты че так долго? Там клуб не подмыло? – Мужской голос: наверно, того самого Жеки. – Чего это у тебя?
– Поцарапалась.
А потом, погодя, – подруге, восторженно:
– Там был такой парень!..
Я усмехнулся и побрел в сторону дороги. С ними всегда так. Как легко они готовы отдать кровь, да и все на свете, за миг наслаждения. С мужиками гораздо сложнее. Их просто приходится вырубать. С мужиками я вообще связываюсь редко, только когда выбора нет или очень уж жрать охота. Да и то приходится чего-нибудь стащить у жертвы – не столько ради поживы, сколько для того, чтобы отвести от себя подозрения. Уж лучше быть вором, чем вампиром. Деньги, конечно, тоже бывают нужны. Случается даже, что «бабки» и шмотки оказываются ценнее крови. Вот и в тот вечер я думал о том, что пора бы раздобыть финансы. Тогда можно будет снять номер в гостинице и нормально одеться. Ничего удивительного, что люди на меня косились: джинсы на коленках протерлись до дыр, кроссовки уже не первый месяц просили кушать, а «котонка» выглядела ужасно еще тогда, когда я снял ее с какого-то бомжа. Более-менее смотрелась только черная футболка с картинкой мрачного содержания и надписью «Кинг Даймонд» – стащил у одного металлиста. Такой прикид делал меня похожим на панка. И если в больших городах, где полно бомжей, психов и неформалов, по мне лишь скользили равнодушные взгляды, то в таких вот поселках я воспринимался, в особенности старухами, как исчадие ада. Конечно, не мешало бы еще помыться. Длинные волосы удобны – отчасти скрывают лицо. Но когда они висят грязной паклей – монстр вдвойне!
«Неплохо бы разузнать название этого поселка и найти карту района, – размышлял я. – Ведь скоро придется двигать куда-нибудь в другое место. Черт возьми, но ведь у меня было все, но осталось там, на хате, когда я в спешке сваливал от фанатиков. Скоро эти уроды и здесь меня найдут. Не отстают ни на шаг. Вбили себе в головы бредовую идею о том, что спасают мир. Да что они могут знать о таких, как я? Они – люди, я – кровососущая тварь, убийца. Но кто превратил меня в убийцу, кто сделал таким? Они – люди!»
Конечно, Рутра сделал меня вампиром, но только ради того, чтобы спасти мне жизнь, пусть даже такой ценой. Я ведь мог тогда просто уйти. Но она, Светка… Я ведь ради нее вернулся! Это она разбудила во мне монстра. Да, я убил ее и еще кое-кого. На этом все могло и кончиться, но общество сделало из меня кошмар, ужасную легенду. Возможно, они до сих пор пугают моим именем своих детишек. Ненавижу! И я мстил. А как иначе – когда в душе творится такое… Но даже это со временем бы ушло, боль бы утихла, злоба перекипела. Однако менты сделали из меня обычного маньяка, так и не поверив в «сказки о вампирах». И я продолжал оставаться убийцей, только теперь не мстил, а боролся за жизнь. Пусть никчемную, отвратительную, но жизнь. Система правоохраны работает паршиво. Их методы неэффективны против таких, как я. Сколько раз я ставил целые УВД в тупик, выкидывая такие штуки, которые даже самые просвещенные умы не в силах были объяснить и приписывали их всякого рода аномалиям, только лишь бы не поверить… А вот с фанатиками дела обстоят много хуже. Сборище суеверных психов. Наивны, но опасны. Превратили меня в зверя, слугу дьявола. Их методы борьбы примитивны, но действенны против таких, как я! И я продолжаю оставаться убийцей!
Я зачем-то сильно ударил по какому-то почтовому ящику и пошел быстрее. Эти ночные кварталы сводили с ума. Что за мир мне достался: пьяницы, наркоманы, шлюхи, грабежи, убийства… Спасибо тебе, ночь!
Я тенью прошел мимо какой-то толпы. Не прицепились. Сейчас бы сам с удовольствием набил кому-нибудь морду. А вообще, лучше сейчас уйти туда, где нет никого. Я побрел, не сворачивая, с надеждой в итоге дойти до окраины поселка. И действительно, чем дальше от центра, тем нежнее пела тишиной ночь. Глохла вдали попса дискотеки, зато слышнее становился хор лягушек, с наслаждением дравших глотки в своей болотной глуши. Лягушек побеждали сверчки, потому что их было больше и они были ближе. Ночные птицы вскрикивали редко и уныло, без всякого стремления кого-то перекричать. И все эти звуки не давили и не угнетали, они были частью самой тишины. И я старался идти как можно тише. Даже тише, чем журчала река… Река!
Я повернул в переулок, который, как мне показалось, выведет меня к «большой воде». Вскоре он закончился, и дорога узкой ломаной тропой побежала вниз по склону. Интересно, сколько детей расшибло себе носы и коленки, катаясь тут зимой на санках… К чему это я?
Песчаный берег, быстрое течение, далекие темные очертания противоположного берега и река, сверкающая огнями железнодорожного моста. Я упал на песок, закрыл глаза – свободный, как ветер, что прохладой трепал мою шевелюру. Как хорошо! Природа ненавидит людей за их вандализм и жестокость, но прощает любого, кто вернулся к ней хотя бы на миг.
– Да пошел он!..
Я вздрогнул, осмотрелся по сторонам. Девушка? Нет, даже две. Да, сидят на скамье, едва заметные на фоне кустарника. И весьма пьяные.
«Очень кстати!» – зло подумал я. Покидать облюбованный мной бережок не хотелось. Может, сами скоро уйдут?
– Танюха, да ладно ты…
– Он с-с-скотина… кр-р-рест! Не… (икнула) Не прощу!..
– Да брось ты. Он скоро сам приползет. Вот увидишь.
И так с полчаса. Весь диалог состоял из бессвязных фраз и слов, чаще матерных. Но даже в этой словесной каше суть проблемы была ясна. И незачем было жевать одно и то же, как в бразильских сериалах.
– Ну че ты в самом деле? Костик…
– Пшел он на …, этот К-костик…
Обе говорили громко, и вскоре я этого Костика готов был убить, и не за то, что он кинул одну из девиц, а лишь бы обе заткнулись и пошли трезветь по домам. Меня уже не радовали красоты природы…
Я уронил голову на песок, снова закрыл глаза, пытаясь вернуть лягушек, сверчков, собак, шум реки… Проклятые девки! И все же принципиально я решил остаться. И дождался-таки – одна из девиц высказала наконец первую за все это время трезвую мысль:
– По домам надо. Эй, Танюха, пойдем!
Та, которую назвали Танюхой, сидела, абсолютно не реагируя на попытки более трезвой подруги поднять ее со скамейки. Потом пробормотала:
– Я еще это… здесь… Оставь!..
Мне захотелось встать и закричать: «Иди домой, родная!»
– Танюха, ты гонишь! Пошли!..
– Ленка… – махнула та рукой. – Иди. Я дойду… потом.
Ленка сдалась.
– Как знаешь. Смотри не говори потом…
И ушла. Ее подруга осталась сидеть, обхватив голову руками, что-то бормоча. А немногим позже я заметил, что она спит, откинувшись на спинку скамьи, запрокинув голову. Пусть спит, так все же спокойней.
Я сел и принялся швырять в воду плоские камешки, пытаясь, как в детстве, выбить как можно больше подскоков. Раз… два… три… Короткие отрывистые всплески эхом разносились в тиши. Где-то на другом берегу гулко залаяла собака. Тут же этот лай подхватили с десяток других. Дурацкая собачья солидарность. По железнодорожному мосту, сияя окнами, прогремел поезд, но вскоре все снова утихло. Остались только всплески.
– Ты?.. Да ну… почему?..
Я вздрогнул – совсем уже позабыл о своей соседке. Она спала, обратив запрокинутое лицо к желтому лику луны, и говорила во сне. Но к этому ее разговору я почему-то отнесся терпимо. И вообще, мне теперь было даже приятней оттого, что я здесь не один, что кто-то есть рядом. Я снова вспомнил о Светке.
Как правило, блондинки голубоглазы. Светланка ничуть не отступала от этой нормы, скорее наоборот: ее глаза отливали прямо-таки небесной синевой. Когда я впервые увидел ее, мне она показалась такой недоступной, что очень долго не решался подойти, а лишь издали ловил каждый ее взгляд. Мы учились в одном классе, и я даже на уроки стал ходить лишь ради того, чтобы увидеть ее. А когда нам было по двенадцать лет, я нашел в себе храбрость подойти к ней и сказать: «Давай дружить?..» Когда она ответила: «Давай», – я думал, что счастливее уже и быть не могу. Наверное, прав был тогда. Уж что-что, а мозги парням запудрить у нее с детства был талант. Сколько раз потом я бросался в омут любви, но был отвергнут, а сколько пытался забыть, но она не отпускала – прекрасный дьявол. А депрессиям и стычкам с парнями из-за нее вообще не было числа. Она играла мной, но даже не догадывалась, что где-то глубоко во мне спит зверь. И она разбудила его. Высвободила! Я потом еще долго убивал всех похожих на нее. «Раз уж я стал таким, то останусь до самой смерти!» – думал я тогда. А в душе продолжал любить ее. Люблю ли до сих пор? Наверное, нет. Возможно, даже ненавижу. Но мне почему-то жутко не хватает ее, словно моя грешная душа ушла вместе с ней в мир иной!
Моя соседка по тишине вдруг проснулась. Оторвавшись от спинки скамьи, она сгорбилась, уперла локти в колени и уронила голову на ладони. Девушка долго смотрела перед собой, видимо, пытаясь поймать «убегающий» вид округи. Наконец заметила меня.
– Эй!.. Время есть? – спросила громко. – Часы, говорю, есть?
– Нет, – ответил я и, отвернувшись, снова стал швырять в воду камешки.
– Счастливый, – пробормотала она скорее себе, чем мне. Потом громче: – Ну чего там сидишь, скучаешь? Иди сюда.
Я подумал немного, потом пожал плечами, поднялся и побрел к скамейке. О черт! Вот это да! Я чуть не сказал это вслух, когда вдруг узнал «нимфу» со второго этажа. Вот так случай – третий раз! Бывает же такое! Я присел рядом, там, где недавно сидела ее подружка.
– Слушай, а тут со мной девушка была?..
– Она ушла, – ответил я.
– Ах да, точно… – Она обхватила голову руками и, помолчав, призналась. – Ох и нажралась я… Как свинья!
Она словно оправдывалась.
– Что – проблемы? – спросил я скорее из вежливости.
– Угу. Да-а, офигеть!.. – Ответ прозвучал немного громче, чем следовало. Немалую роль в этом сыграла ночная тишина. Татьяна махнула рукой. – А, ладно!.. Пошел он…
– Он? – спросил я и поймал себя на том, что отчего-то вдруг нарываюсь на откровения.
– Он, – повторила она. – Да я просто дура! Как сразу все не поняла. Он же…
Татьяна быстро прикрыла лицо ладонями, и я заметил, что она плачет.
– Я всегда была не нужна ему. С самого первого… С тех… с самого начала! – судорожно всхлипывала она, а я даже не знал, как ее успокоить.
– Все будет нормально, – неуверенно начал я.
– Нет… – Таня мотнула головой. – Нет, я… Пошел он!
Наконец она перестала лить слезы и замолчала. Молчал и я. В округе было тихо и безветренно, и казалось, что все замерло. Время остановилось. Тишину снова нарушила она.
– Скажи, ты кого-нибудь любил?
Мне стало не по себе. Вопрос бил по самому больному.
– Только по-настоящему. Ну, ты понимаешь?..
Я понимал. Но что я ей мог ответить? Да, я любил. И прикончил свою подружку после того, как она меня кинула…
– Любил. – Я опустил глаза.
– А вот представь себе, что человек, которого ты любишь, оказывается самой величайшей падлой на свете.
– Могу представить!
Это вырвалось непроизвольно и, возможно, слишком резко. Татьяна испытующе посмотрела на меня.
– Как ее имя?
– Света.
– Она красивая?
Я взглянул на нее и сразу отвел глаза. Грудь сдавило. Татьяна в лунном свете жутко напомнила мне ее. Красива ли она была? Конечно: чертовски, даже дьявольски!
– Да. – И добавил: – Очень.
– Она тебе изменила?
Изменила ли она? Это еще мягко сказано!..
– Да, изменила.
– А ты?
– А я…
Я вдруг почувствовал, что если этот допрос не прекратится…
– Я пил с месяц не просыхая, – соврал я. – Потом как-то по пьяни влетел в реку на мотоцикле. Чуть не утонул. Попал в больницу. А когда вышел, забил на все и… В общем, не люблю говорить об этом.
Потом мы снова долго молчали. Каждый думал о своем и все же об одном и том же. Оба – брошенные люди.
– Ох, башка болит, отпускать начало, – простонала Татьяна. – Домой надо. Мать, наверное, с ума сходит.
– Проводить?
– Да нет, сама дойду. Кстати, зовут-то тебя как?
– Денис.
Как же давно меня так не называли.
– Я – Таня. Ну, счастливо, Денис. Приходи на дискотеку. Я там часто бываю. Может, увидимся.
Я тоже сказал: «Счастливо», – и мы расстались. Я даже не надеялся, что мы еще когда-нибудь встретимся, и все же приятно было пообщаться. Со мной редко разговаривали так – по-человечески.
Когда Татьяна ушла, я, шатаясь вдоль берега, думал о недавнем разговоре. Вот так всегда: для людей ты человек, пока они не узнают, кто ты на самом деле. А что в принципе меняется? Я ведь остаюсь таким же, как был: та же внешность, те же мысли, понятия. Да только если б она узнала, кто я, уверен, шарахнулась бы от меня, как от демона, и побежала бы звать народ. Но почему?.. Ведь если бы я хотел ее убить, сделал бы это сразу же, без лишних разговоров!..
С такими мыслями я бродил там почти до рассвета. Поговорил немного «о жизни» с рыбаками. Загрузил какого-то старика суицидальными рассуждениями, начав с политики и закончив погребальными обрядами. Но когда тот спросил: «А ты чьих такой будешь?» – я, как обычно, соврал: «Да так, к приятелю приехал в гости». И на этом разговор был окончен. Раз интересуются тобой, значит, пора «делать ноги». Я распрощался со стариком и побрел на поиски нового места для своего «дневного ночлега». Я дал себе слово, что в тот подвал больше не вернусь. И ближе к рассвету я нашел пристанище – в какой-то подвальной каморке клуба.
От жары кружилась голова. Мне всегда жарко на свету, но эту лампу я погасить не мог. Выключатель находился где-то снаружи, а разбить ее было слишком опасно – пришли бы менять лампочку и обнаружили меня. Пребывание в той каморке в подвале клуба, где я провел день, с большой натяжкой можно было назвать отдыхом. И все же это гораздо лучше, чем гнить среди сырости и вони. Я кутался в какие-то тряпки, стараясь укрыться от этой ужасной лампы дневного света, а самое главное – от чужих глаз. Горячий пот струился по телу, заливал глаза. Несколько раз я слышал, как в подвал входили люди: искали что-то, перебирали вещи. Я сидел тише воды, и мне везло. И даже, несмотря на все, мне удалось немного поспать. И наконец-то пришел вечер.
Вечером снова лил дождь. Сквозь подвальное окошко я видел, как мчатся по улице ручьи, обстреливаемые сплошным потоком капель, унося с собой массу мусора. Было еще довольно светло, и все же я решил сбежать от кошмарной лампы клубного подвала. Взобравшись на какой-то ящик, я протиснулся в маленькое окошко – и тут же угодил под холодный душ. Проклятый дождь соорудил приличных размеров лужу прямо под окном, и, выбравшись, я стал похож черт знает на кого. Да ладно, дождь смоет. За грозным покрывалом туч все еще чувствовалось солнце, но холодная вода смягчала его убийственный жар. И я пошел куда-то – туда, где, может быть, больше тени, меньше воды и есть еда.
Да, тогда мне, помню, невыносимо захотелось просто поесть. Еще бы, три дня голодовки дали себя знать. А добыть еду, тем более в это время суток, довольно непросто. Не идти же в таком виде воровать в магазин? А забирать деньги разбоем довольно рискованно: поселок небольшой, найдут быстро. Оставался один вариант. Тоже немалый риск, но и шансы на успех имелись. И вот, проходя по какому-то переулку, я заглянул за забор.
Малинник, огород, дальше сад, какой-то сарай (скорее всего, хлев) … А вон то, видимо, летняя кухня! Осмотревшись по сторонам, я быстро перемахнул через забор и укрылся в малиннике. Где-то совсем рядом хлопнула не то дверца машины, не то дверь дома. Я поглубже залез в колючий кустарник, ругая себя за то, что не потерпел до темноты. Конечно, дождь был мне на руку – загнал всех людей по домам. Но, с другой стороны, на сырой земле огорода оставались глубокие следы. Да и из окна меня могли заметить. Не хватало только в ментовку загреметь. И все же я быстро побежал к саду, стараясь не задевать грядки. У забора снова присел, выглянул, и мгновение спустя был уже в саду, среди зарослей смородины и крыжовника. Пробрался к летней кухне, заглянул в окно: никаких признаков съестного. Зато, похоже, есть погреб. Я осмотрел раму, она оказалась забитой изнутри. Тогда я решил проверить замок. Дверь находилась со стороны жилого дома, но от крыльца была укрыта большим кустом сирени. Хорошо, хоть собаки нет, думал я, пробираясь к двери. И вид замка меня обрадовал: таких мне приходилось вскрывать немало. Не прошло и трех минут, как я оказался внутри.
Насчет погреба я не ошибся. Откинув половик и крышку, я спустился в его пахнущую землей прохладу. Кроме прошлогодней картошки тут оказались банки с домашними овощными консервами, а в фанерном ящичке лежали три приличных куска сала. Подхватив пустой мешок, я тут же засунул в него кабачковую икру, помидоры, пару банок с каким-то салатом, кусок сала, набросал картошки. И собирался уже выбираться, как вдруг услышал шаги. Я еле успел задвинуть крышку погреба над головой, как в домик кто-то вошел.
– Да… твою мать! – раздался грубый мужской голос наверху, а я приготовился треснуть этому мужику в лицо попавшим под руку коротким куском доски, если крышка погреба приоткроется. Наверное, в тот момент я мог бы даже убить.
– Антоха, бестолочь! – прорычал мужик. – Ни хрена ему доверить нельзя!
Он, видимо, поправил половик, что-то взял и ушел. Я бросил кусок доски и со вздохом облегчения опустился на ящики. То, что какой-то там Антоха получит несправедливую оплеуху, меня волновало мало. Я решил никуда не высовываться до наступления полных сумерек и принялся завтракать (хотя для нормальных людей в то время суток это был бы ужин). Больше меня никто не беспокоил. Наевшись до отвала, я закопал пустые банки в картошке. По моим подсчетам, время уже было подходящее для того, чтобы выбираться наружу. Проверив, что все выглядит почти как раньше (тут уж спасибо моему «кошачьему» зрению), я выбрался из погреба, поправил дорожку и… обнаружил запертую снаружи дверь! Вот этого я как раз не предусмотрел. Я огляделся в растерянности. Что ж, без «палева» не вышло… Стараясь действовать как можно аккуратнее, я выставил оконную раму. Затем с грехом пополам приладил ее снаружи, хотя было ясно, что хозяева обнаружат вторжение. Но это завтра…
Я побежал вдоль малинника по своим чернеющим в грязи следам, унося с собой трофейный провиант в том самом мешке, который нашел в летней кухне. Когда закончится дождь, можно будет развести костер где-нибудь у речки и испечь картошку.
А вот теперь самое время сходить на дискотеку!
В зале царил хаос. Я сидел в стороне на лавке и молча смотрел, как дергаются под музыку толпы пьяных и не очень индивидов. И я искал. Жертву?.. Тогда я убеждал себя, что именно так. Но сейчас, вспоминая тот вечер, я понимаю, что искал ту самую Татьяну. А когда мой взгляд вдруг выхватил ее из общей массы, что-то отозвалось в груди, пропело. Я знал, что она не вспомнит меня – тогда она была слишком пьяна, да и темно было. И я просто наблюдал, как пляшет и веселится она в своей компании, не замечая меня.
Я просидел так минут пятнадцать. В какой-то момент мне даже захотелось подойти к ней, но осторожность удержала. Тогда я встал и быстро пошел к выходу. Оказавшись на улице после душного зала, я съежился от прохлады, и это словно вдохнуло в меня жизнь. Недолго побродив по хвойной посадке за клубом, я вскоре отыскал нетрезвую молодую особу, которая поделилась со мной кровью. Да только принял я ее без особого аппетита. Потом я забрался в подвал какой-то трехэтажки и всю ночь, а также следующий день провел там.
«Какой же я дурак. Чего это я, в самом деле, гружусь какой-то ерундой?» – думал я, восседая на ржавой трубе в подвале. Она мне понравилась – наконец-то я признал это. Ну и что? Сколько женщин было до этого, и не менее привлекательных, и все же не бросался в любовные дебри. Или по серьезным отношениям соскучился? Так вспомни, кто ты такой, а еще лучше – вспомни о Светке! А будущего нет. Есть только прошлое, которое даже вспоминать противно. А еще есть новая, другая жизнь, в которой нет места любви, а есть лишь борьба за выживание. Была еще ненависть, но теперь в этой части пусто, а любовь не годится для заполнения пустоты. И вообще, все бабы – суки, и точка! Женщина чуть не погубила раз – так неужели ничему не научила?
Я зло пнул какую-то бутылку, и та с плаксивым звоном разлетелась о бетонный покосившийся столб.
– Что ты делаешь, хулиган? Тут дети ходят!.. – заголосила какая-то старуха.
Я зло обматерил ее. Достали все!
Клуб был уже рядом. Все-таки здорово, что дискотеки в поселке проводят каждый день. Я стал в тени деревьев – фонари действовали на нервы. Все было как и везде: на крыльце мелькают сигаретные огоньки, от скрытых темнотой лавочек у сосновой посадки слышны маты и звон бутылок, окна клубного зала переливаются радужным свечением, и воздух сотрясает «ненашенская» попса. Я снова ждал – и лгал себе, что не ее. А чего я еще мог ждать? О жертве не могло быть и речи: пьющие еще не дошли до нужной кондиции. А мимо проходил народ – стягивался на «дэнс». До меня долетали обрывки разговоров: