Читать книгу Норманская теория. Откуда пошла Русь? - Август Людвиг Шлецер, Готлиб Байер - Страница 3

Киев на Днепре, в Украине или в Малой Руссии, следственно, еще в южной Европе, принадлежит к древнейшим городам нашей части земного шара, хотя никто не знает не только года, но и столетия, в которое он основан. Около 882 года был он уже главным и столичным городом нового русского государства, а спустя сто лет после сего принял он с остальной Русью христианскую веру.

Вскоре после крещения стали приходить в Русь из Византийского царства монахи и пустынники. Иларион, пресвитер на Берестове, оставив свою церковь, пошел на Днепр на холм, где теперь стоит старый Печерский монастырь, а тогда был большой лес. Здесь вырыл он себе пещеру в две сажени глубины, часто приходил в нее с Берестова и молился Богу втайне. А в 1050 году великий князь Ярослав сделал его первым русским митрополитом.

Вскоре после того вздумалось одному мирянину из города Любеча идти странствовать. Пришед на святую гору, обошел он тамошние монастыри, возлюбил монашеское житье, пострижен одним из игуменов и назван Антонием. Пришел он на холм, где Илларион вырыл себе пещеру, которая ему понравилась, и он в нее вселился. После он выкопал себе новую пещеру, где пребывал в трудах, молитвах и посте. Вскоре узнали о том добрые люди и стали приносить ему все нужное. Распространившаяся о нем слава возбудила некоторых просить его о приеме их в братство…

Август Людвиг Шлёцер (1735–1809) – немецкий историк, в 1761–1767 годах состоявший на русской службе в Санкт-Петербурге.

Шлёцер – один из авторов норманской теории возникновения русской государственности. Особенно резко выступил Шлёцер против искажения истории с патриотической целью. В этом отношении ему пришлось вынести большую борьбу с приверженцами противоположного взгляда.

Число братии все умножалось и построили они монастырь и церковь возле него; затем Феодосий, избранный Антонием, занял место его. Феодосий принимал всякого к нему приходящего – здесь начинается Несторова история.

В том, что бессмертный сей муж есть точно русский, в том никто не сомневается, но настоящее место его рождения неизвестно. Татищев думал, что отыскал оное на Белоозере, но он обманулся ложным или не так прочитанным разнословием, находящемся в одном только Радзивилловом сборнике.

Нестор оставил две книги: «Житие некоторых игуменов и других богобоязливых мужей Печерского монастыря», но несравненно важнее и дошедшее до нас сочинение его есть Временник, который доставил ему по превосходству почетное звание русского летописателя. Временник сей очень важен сам по себе, ибо без сего монашествующего брата что знали бы мы достоверного о всем верхнем севере до XI столетия?

Но каким образом человек сей образовался на Днепре, а особливо, как пришла ему в голову мысли написать временник о своей земле на своем языке? Кого брал он за образец? Из каких источников брал он свои известия и как поступал вообще при своем описании?

С 988 года было дружеское и редко прерываемое сношение между Киевом и Константинополем. Священники, монах, художники (архитекторы, живописцы и т. д.) отправлялись во вновь обращенную землю, а русские путешествовали в Грецию. Не удивительно, что весь временника Нестора сделан на византийский покрой, также подражал он византийским историкам и в хронологическом расположении.

А источники, из которых почерпнул он свои известия? О многом писал он как современник, ибо государству его не исполнилось и двух столетий; многое узнал он, как сам говорит, от одного своего товарища, монаха Яна, умершего в 1106 году 90 лет отроду, следовательно, родившегося в 1016 году, спустя всего год после смерти Владимира Великого.

Но не было ли у него еще каких-нибудь древнейших письменных известий? Верно не Иоакимовские бредни. Если бы существовала когда настоящая Иоакимовская летопись, то возможно ли, чтобы Нестор ее не знал и не привел ее в свидетельство? Особливо, если бы сие древнейшие известия, как в отрывке ложной Иоакимовской летописи, совершенно отличались от Несторовых.

Но об Олеговом и Игоревом мирных договорах с византийскими императорами говорит он пространно, по крайней мере, помещены они во многих списках, что составляет для меня загадку. Столь пространные памятники в прозе не могли никак сохранится славянскими преданием, но неужели тогда уже (в 907 и 945 годах) умели писать необразованные норманны? И византийцы ничего не говорят о сих двух важных договорах; Олега не знают даже по имени. Правда, сие происшествия случились в то время, когда сделался величайший промежуток в византийской истории (813–959).

А каково его изложение? Точно по-византийски начинает он космографией, баснословствует о разделении земли между Ноевыми сыновьями и доходит до Вавилонского столпотворения, которое, однако, скоро оставя, приступает к вступлению в историю своего отечества. Тут доставляет он очень полезные и совершенно новые известия о многих малых народах, обитавших тогда в Руси, прежде чем соединились они под одну державу. О переходах славян в древние времена говорит он много такого, чего нет ни в одном византийском историке, и что, однако, согласуется с прочими известными историями, или, по крайней мере, не противоречит оным.

Удивительно, с какой точностью отличает он славянские и финские племена; но то что он леттов (древних пруссов) мешает с финнами, а не со славянами, утверждает меня в моем старом, некоторыми людьми оспариваемом мнении, что летты составляют особенный, отличный от славян народ.

Также исчисляет смежные и отдаленные европейские народы, как тогда известны они были в Киеве.

После сего краткого вступления приступает он немедленно к своей истории. Повествование его о происхождении русской державы можно в настоящем смысле назвать всеобщим: как по странному, но понятному стечению вещей, три совершенно различных народа соединяются; как Рюрик, призванный только для того, чтобы быть простым предводителем, делается государем и т. д.

Но то что говорит он о путешествии апостола Андрея в Русь, есть благочестивое повествование, которого истину может оценить лишь тот, кто сведущ в церковной истории. Его Кий, Щек, Хорив, Лыбед, Радим, Вятко суть этимологические существа: перевозчик Кий мог быть и дать свое имя Киеву, но никогда не мог быть князем, которого уважали константинопольские императоры (однако последнее, может быть, вставлено позже).

Каким же был древний верхний север с 800 года, когда мало-помалу начал он открываться с многих сторон? Люди в нем уже были, но, верно, не в большом числе, ибо чем им питаться? Люди, разделенные на малые орды, предводительствуемые старейшинами или кациками, которых баснословы, следуя греческому обычаю, называли царями и князьями; люди, очень способные к образованию, которого, однако, сами себе дать не могли, а должны были ждать от внешнего побуждения; не имеющие политического постановления, сношений с иноплеменными, письма, искусства, религии, или только глупую религию.

Вот как изображает нам честный Нестор землю свою до Рюрика, т. е. до 860 года: как пустыню, в которой жили порознь небольшие народы, которых всех исчисляет он подробно и часто, с точностью определяет место их пребывания; которые жили, а не кочевали, жили в городах, не похожих на нынешние города, а на огороженные деревни. Русские летописи очень обстоятельно описывают, как мало-помалу в последующих только столетиях возникли настоящие города в Руси.

Первый шаг к образованию, сделанный новгородцами и соседственной чудью, состоял в том, что те и другие, хотя и против воли, поставили у себя государя; второй же шаг состоял в том, что первые около 1000 года, хотя и тоже против воли, крестились.

Прочие северные народы достигли своего образования по другим степеням. В последней четверти восьмого столетия голод, а потом мщение против франков погнали ютландских норманнов в Немецкое море и на юг; их набеги им удавались и этот пример, вместе с голодом, повлек за ними и прочих норманнов. В IX столетии с удивлением видим, что множество малых народов, вскоре один за другим и по большей частью неволей, соединяются и образуются в шесть правильных больших держав: Данию, Норвегию, Исландию, Швецию, Польшу и Руссию. Как это сделалось, знаем мы только про Норвегию, Исландию и Руссию.

* * *

Нестора можно и должно исправлять с помощью прочих исторических познаний; в коротких словах скажу, что произвело одно простое сличение его переписчиков.

I. Все показывают год, в который призваны варяги, в который они пришли, в который Рюрик сделался государем, и все это ложь, ибо в начале русской истории совсем нет верной хронологии и грубые противоречия ощутительны.

II. Начало Руси – не теперь отыскано, ибо слава этого принадлежит Байеру, – но выведено из всякого сомнения. Никто, кто только что-нибудь читал о норманнах, не может принять варягов ни за кого более, кроме норманнов; сам Болшев убедился бы, что Рюрик был немец, а не финн, а Варяжское море было Балтийское, а не Ладожское озеро.

III. Никто не может более печатать, что Русь, задолго до пришествия Рюрика, называлась уже Русью. До сего времени земля эта не имела никакого общего названия, а получила его только от некоторой особенной части варягов, называемых руссы, ибо это говорит сам Нестор, противоречить которому есть то же, что признавать ложную Иокимовскую летопись за истинную.

Что хотя многие считают весьма вероятным, что эти руссы означают шведов, то если они и обманываются, то не за что считать их государственными преступниками; а равно и тех, которые думают, что прародитель высокого Рюрикова племени упражнялись в (тогдашнем) почетном ремесле прародителей англо-саксонских королей.

IV. О древних городах Славянске и Русе Нестор столь же мало знает, как о сродстве Рюрика с императором Августом. Даже существование самого Гостомысла подвергается опасности от грубых противоречий и т. д.

В описаниях происшествий, бывших при последующих государях, а особливо при Ольге и Владимире Великом, представляются такие же вздорные басни и несообразности, принадлежащие как переписчикам, так и самому Нестору, и которые должна разобрать критика.

Неизвестно, до какого места писал Нестор, ибо временник его смешан без отделения с продолжателями оного. Татищев думал, что Нестор перестал писать в 1093 году, ибо здесь в некоторых списках на конце поставлено увещевание, оканчивающееся аминем.