Читать книгу История похода в Россию. Мемуары генерал-адьютанта - граф Филипп-Поль де Сегюр - Страница 4

С 1807 года расстояние от Рейна до Немана было уже пройдено; обе эти реки превратились в соперницы. Своими уступками в Тильзите за счет Пруссии, Швеции и Османской империи Наполеон приобрел благосклонность только одного Александра, но этот договор был результатом поражения России и началом ее подчинения континентальной системе. Он задевал честь русских, что было понято лишь некоторыми, и их интересы, что было понято всеми.

Посредством своей континентальной системы Наполеон объявил беспощадную войну англичанам. Он связывал с нею свою честь, свое политическое существование и существование Франции. Эта система не допускала на континент никаких товаров английского происхождения – или же таких, за которые была уплачена Англии какая-либо пошлина. Эта система могла иметь успех лишь в случае единодушного согласия и только посредством утверждения единой и сильной власти.

Но Франция восстановила против себя народы своими завоеваниями, а королей – своею революцией и своей новоиспеченной династией. Она не могла иметь больше ни друзей, ни соперников, а только подданных, так как ее друзья могли быть только фальшивыми, а соперники – беспощадными! Следовательно, нужно было, чтобы все ей подчинялись, иначе бы она подчинялась всем!

Император, увлекаемый своим положением и предприимчивым характером, лелеял грандиозный проект – остаться единственным господином в Европе, раздавив Россию и отняв у нее Польшу. Он с трудом сдерживал свои стремления, и они постоянно давали себя чувствовать. Громадные приготовления, которые требовал такой далекий поход, огромное количество провианта и боеприпасов, весь этот звон оружия, грохот повозок и шум шагов такого множества солдат, это всеобщее движение и величественный и страшный подъем всех сил Запада против Востока – всё это возвещало Европе, что два колосса намерены померяться силами.

Чтобы достигнуть России, необходимо было пройти через Австрию и Пруссию и двигаться между Швецией и Османской империей.

Наступательный союз с этими четырьмя державами являлся неизбежным. Австрия подчинялась превосходству Наполеона, а Пруссия – его оружию. Достаточно было ему только показать свой план, чтобы Австрия сама присоединилась к нему. Пруссию же ему легко было подтолкнуть. Опутанная, точно железною сетью, договором от 24 февраля 1812 года, Пруссия согласилась выставить от 20 до 30 тысяч человек и отдать в распоряжение французской армии большинство своих крепостей и складов.

Австрия не без умысла присоединилась к этому плану; занимая положение между двумя колоссами Севера и Запада, она была довольна, когда они вступали в драку. Она надеялась, что они обессилят друг друга и что ее собственные силы выиграют от истощения этих двух врагов. Четырнадцатого марта 1812 года она обещала Франции 30 тысяч человек, но благоразумно приготовила для них тайные инструкции. Австрия добилась неопределенных обещаний относительно расширения своих границ, вознаграждения за военные издержки и заставила гарантировать ей обладание Галицией. Однако она всё же допускала возможность уступки части этой провинции Польскому королевству и в этом случае должна была получить в виде удовлетворения Иллирийские провинции; статья 6-я тайного договора ясно указывала на это.

Таким образом, успех войны не зависел от уступки Галиции и от необходимости щадить австрийскую щепетильность в вопросе о владении этой провинцией. Наполеон, следовательно, мог по вступлении в Вильну открыто объявить освобождение всей Польши, а не обманывать ее ожиданий и не вызывать ее изумления, стараясь охладить ее пыл неопределенными высказываниями.

Между тем это был один из тех важных пунктов, имеющих как в политике, так и в войне решающее значение; поэтому-то на них и надо настаивать. Но оттого ли, что Наполеон слишком рассчитывал на превосходство своего гения, на силу своей армии и на слабость Александра; или же оттого, что принимал во внимание то, что оставалось позади, и находил, что такую отдаленную войну опасно вести медленно и методично; или, наконец, оттого, что, как он сам говорил потом, он не был уверен в успехе, – но он пренебрег объявлением независимости страны, которую только что освободил. Может быть, он не решился на это?

Тем не менее Наполеон направил представителя в ее сейм. Когда ему указали на это несоответствие, он ответил, что назначение – враждебный акт, который только свяжет его в ходе войны, «в то время как эти слова оставляют пути как для войны, так и для мира». Таким образом, его единственным ответом на энтузиазм литовцев были неясные выражения, и это в то самое время, когда он наступал на столицу империи Александра.

Он даже не позаботился очистить южные польские провинции от бессильных русских отрядов и не обеспечил себе посредством хорошо организованного восстания прочную операционную базу. Привыкнув идти кратчайшим путем и обрушиваться, подобно удару молнии, он хотел и тут подражать самому себе, несмотря на разницу места и обстоятельств. Но такова уже слабость человека, что он всегда подражает кому-нибудь или самому себе; последнее встречается особенно часто у великих людей. Поэтому-то необыкновенные люди и погибают так часто вследствие наиболее сильных сторон своего характера.

Наполеон положился на успех сражений. Он приготовил армию в 650 тысяч человек и думал, что этого достаточно для победы. Он ждал всего от этой победы. Вместо того чтобы всё принести в жертву, лишь бы достигнуть победы, он думал именно посредством нее достигнуть всего! Он видел в ней средство, тогда как она должна была служить целью! Победа была безусловно необходима ему. Но он так много надежд возложил на нее, обременил ее такою ответственностью за будущее, что сделал ее безотлагательной и неизбежной. Отсюда и происходило его стремление достигнуть ее как можно скорее, чтобы выйти из своего критического положения.

Однако всё же не надо торопиться судить великого гения! Скоро мы услышим его самого, и станет понятно, какая необходимость увлекала его. Несмотря на то что стремительность его экспедиции была безрассудна, она всё же, вероятно, увенчалась бы успехом, если бы преждевременное ослабление его здоровья не отняло у него физических сил, той бодрости и энергии, которые всё еще сохранял его дух.