Читать книгу Демон в полдень - Грета Раш - Страница 6

Глава 5

Оглавление

Первым, с кем пришлось заочно познакомиться, оказался Максим Викторович Крылов. Двадцать восемь лет, русский. Единственный ребенок в семье. Мать – Инга Олеговна Крылова, в девичестве Филатова, учительница русского языка и литературы. Отец – Виктор Павлович Крылов, механик в небольшом автосервисе. Биография у Максима Викторовича оказалась весьма банальная. Всё как у всех. Десять лет в средней школе, которую он благополучно окончил твердым троечником. Потом оттрубил три года в училище с труднопроизносимым названием. Отгуляв выпускной, парень получил не самую востребованную профессию агронома. И, видимо, из-за трудной ситуации на рынке труда, вновь решил погрызть гранит науки, подавшись в автотранспортный техникум. Наверное, сказалось влияние отца. Еще два с половиной года Максим крутил болты и гайки, получая второй диплом. Став гордым обладателем еще одной рабочей профессии, он решил завязать с учебой и отправился работать. Следующие три года парень кочевал словно бедуин с одного места службы на другое. Где только не успел поработать: продавцом автозапчастей на рынке, помощником механика на станции технического обслуживания, охранником в ювелирном магазине, водителем такси, курьером, экспедитором в типографии и штукатуром в строительной бригаде. В общем, помотало парня. Нигде он не задерживался дольше полугода и всегда уходил по собственному желанию. Тут же были приложены характеристики парня с мест, где он трудился. Формулировки везде разные, но общая картина одинаковая, четко вырисовывающая портрет Крылова как работника. Итак, он ответственный, но безынициативный. Добросовестный, но не амбициозный. Неконфликтный, но упрямый. Спокойный, но неразговорчивый, немного себе на уме. Вполне обычный парень, не блещущий талантами, но и не дурак. Таких сотни каждый день по улицам ходят. По идее, его давно должны были забрать в армию, беречь Родину, но то ли нашлись хорошие знакомые, то ли у парня действительно было плоскостопие, как указали в выписке из медицинской карты. В общем, частью вооруженных сил парнишка не стал.

Последние три года своей жизни Крылов, поражая удивительной стабильность, проработал на местном заводе по производству пойла которое лишь по случайному недоразумению называется вином. Уволился с предприятия за неделю до своей гибели.

– Опять по собственному желанию, – вслух произнесла я, размышляя.

– Там все не так просто, – хмыкнул Сашка.

Я подняла на него взгляд, всем своим видом выражая недоумение.

Но он не спешил с ответом, демонстрируя мне свою фирменную надменно-снисходительную улыбку.

– И? – не выдержала я. – Поделишься с классом, потому что здесь, – я потрясла стопкой бумаг, – ничего нет.

Саша широко усмехнулся.

– Потому что эту информацию я узнал сам.

– Да говори уже! – прикрикнула я.

– Парня заподозрили в воровстве. Якобы он каждый день выносил с завода чуть ли не десятки литров вина. Хотя лично мне это кажется сомнительным.

– Почему? – недоуменно заморгала я, собрав листы в одну стопку и начав обмахиваться ими на подобии веера.

– Потому что на заводе есть служба собственной безопасности. Охрана на проходной, личный досмотр при выходе и камеры через каждые два метра понатыканы. Предприятие небольшое и не особо прибыльное, но за порядком там следят. Когда Крылову предъявили обвинения, он ничего отрицать не стал, но и доказывать свою невиновность тоже не рвался. Просто написал заявление по собственному и в тот же день покинул рабочее место.

– То есть, ты думаешь, парня "ушли"? – уточнила я, почесав в затылке.

– Уверен. Поговорил я там с одной барышней, и она рассказала мне кое-что любопытное.

Я не сдержалась и громко фыркнула.

– Да кто бы сомневался, барышни к тебе вообще не ровно дышат. А ты без зазрения совести используешь это в свою пользу.

Санька сверкнул своей белозубой улыбкой, которая, как мне по опыту известно, обезоруживающе действует на всех дам от шести до шестидесяти. Точнее, они просто начинают валиться с ног и прямо в объятия нашего соблазнителя.

– И что поведала тебя сия нимфа?

– Что Крылова повысили, как раз за пару месяцев до увольнения. Был простым рабочим, стал мастером.

Я собрала глаза в кучку у переносицы.

– Мастер – это кто?

– Скажем так, в цепочке руководителей, мастер – замыкающий, – со знанием дела пояснил Сашка. – Это маленький такой, но уже начальник. Так сказать, первая остановка социального лифта.

– Так, – попыталась подытожить я, – и когда Крылов уволился, кого-то должны были назначить на его место. Верно?

– И назначили, – усмехнулся уголками губ Алекс, – паренька, который работал с Крыловым и которого всему научил. Моя собеседница тонко намекнула, что паренёк тот мутный и характера весьма дрянного.

– То есть, вполне мог начальника подсидеть, – протянула я.

– Ловишь слету, – похвалил Сашка. – Крылова обвинили на основании какой-то одной мутной видеозаписи и показаний свидетелей. Но я сумел достать то видео. На нем вообще не видно лица, а только спину в черной толстовке с капюшоном, наброшенным на голову. Да и съемка происходила в темное время суток. По сути, это мог быть кто угодно, но так как к видеозаписи пристегнули еще слова кого-то из сотрудников, то высокое начальство долго думать не стало и Крылову просто указали на выход, а на его место посадили его же собственное протеже. Кстати, у них практически одинаковый рост и телосложение. Ночью со спины вообще не отличить.

– Крылов, наверняка, дураком не был, – сделала я вывод. – То есть, хоть и ушел молча, но вполне мог догадываться кому должен сказать "спасибо". И настроение у него по идее должно было быть прескверное.

Я закусила губу и задумалась. Сложившаяся ситуация вполне могла ввергнуть парня в состояние депрессии. Или наоборот, подстегнуть к каким-либо активным агрессивным действиям. То есть, состояние погибшего на момент совершения взрыва могло быть весьма нестабильным. Люди в таком настроении очень легко поддаются постороннему влиянию. Не нужно быть гением, чтобы направить подавленного человека по кривой дорожке. Именно на таких людей, внушаемых и управляемых, охотятся мошенники, преступники и сектанты.

Я вернулась к изучению бумаг.

– А через неделю после увольнения, двенадцатого марта он спустился в метро, постоял некоторое время на перроне и вошел в вагон, который до следующей станции уже не доехал. Взрыв прогремел в двенадцать часов ровно.

– Да, не час пик, но людей было много. Все погибшие – молодые ребята. Эта ветка метро как раз проходит мимо университета. В вагоне были практически одни студенты, возвращавшиеся с учебы.

– Интересно, – пробормотала я, – на основе чего он выбирал место и время?

– Не факт, что выбирал он.

– Но кто-то же выбирал. Хотя, есть малая доля вероятности, что он случайно оказался именно там и именно в это время.

– Ты в это веришь? – скривился Сашка.

– Нет, я вообще не верю в случайности, – я сверилась с бумагами. – Поблизости места взрыва нет ни одного адреса, связанного непосредственно с Крыловым. То есть, если он и оказался на данной станции случайно, то это может значить только одно – он бесцельно бродил по городу не пойми зачем.

– Это я и сам понимаю, ты мне лучше объясни, как он подорвался, – процедил друг.

– Я тебе не Гарри Поттер, у меня нет волшебной палочки и я не могу за секунду наколдовать ответ, – тут же вспыхнула я злостью.

– Ну, хотя бы варианты ответа у тебя есть?

– Может быть, – уклончиво ответила я. – Но для начала, мне необходимо изучить остальное из этой папки.

Следующий взрыв прогремел 24 марта в торговом центре «Океан». Его виновником стал двадцати двухлетний парнишка по имени Вадим Сергеевич Глушко. Студент крупного университета, учился на факультете политологии. Мать – Елена Витальевна Глушко, до замужества Антонова, экономист в частной фирме "Мечта". Отец – Сергей Владимирович Глушко, менеджер среднего звена в банке "Инвест". В наличии имелась младшая сестра Мария Сергеевна Глушко, ученица седьмого класса. Как и Крылов, Глушко особыми достижениями не блистал. Числился студентом третьего курса Таврического гуманитарно-экологического университета. В учебе звезд с неба не хватал, считался устойчивым середнячком, иногда учувствовал в университетской самодеятельности вроде концертов КВН. Но опять же, не на первых ролях. В лучшем случае изображал, так сказать, пятое дерево по линии озера. Как и все студенты, иногда прогуливал пары, иногда хамил преподавателям, иногда заваливал зачеты. Любил выпить в компании друзей, с которыми часто посещал различные бары и клубы. В основном жил на средства, получаемые от родителей. Но время от времени устраивался на работу, правда, каждый раз без особо успеха. Пару месяцев работал оператором в колл-центре, потом бегал с подносом в кафе, после недолго стоял за барной стойкой, затем пытался торговать кальянами. Больше, чем на пару-тройку месяцев Вадима не хватало, его трудовой энтузиазм иссякал, и он вновь принимался за то, что у него получалось лучше всего – курение травки в обществе таких же лоботрясов, как и он сам. В общем, стандартный образец современного молодого человека. За исключением одного момента. В личной жизни Вадима был такой штиль, что невольно закрадывалось подозрение…

– Слушай, а Глушко вообще девушками интересовался или он играл за другую команду? – спросила я, вороша листы бумаг в поисках нужной информации.

– Судя по рассказам его друзей, парень был вполне традиционной ориентации. Просто ему нравились девушки, которым не нравился он.

– Что так? – наконец, я нашла искомое, а именно распечатку фотографий Глушко. – На лицо вроде симпатичный мальчик.

Шурик с самым довольным видом хохотнул.

– Ты просто не видела его в полный рост. Пацан ниже тебя ростом.

Я округлила глаза.

– А так бывает? Трудно быть ниже табуретки!

– Вот – вот, – довольно кивнул мой друг, – а западал он на длинноногих красоток, которым приходилось приседать, что бы их глаза были на одном уровне.

Теперь понятно, почему друг так развеселился. Ему-то с его почти метр девяносто такие проблемы не знакомы.

– Печально, – искренне посочувствовала я. – Если девушке тяжело жить с ростом чуть выше, чем полтора метра, то что говорить о парне.

– Меня это тоже всегда интересовало, – закивал Сашка.

– Что именно? – нахмурилась я, покосившись на длинные ноги человека, сидящего по соседству.

– Как ты живешь с таким ростом? – нагло ухмыльнулся Сашка и уставился на меня кристально чистыми глазами.

Я выразительно изогнула бровь.

– Да, я маленькая. Вернее, не маленькая, а компактная. Пролезу в любую щель. А ты пока свои задние конечности сложишь – вечность пройдет.

– И в постели, наверное, удобно, – впав в неожиданную задумчивость, заметил Сашка. – Через колено перекинул – и понеслась.

– Смотри, что бы я тебя через колено не перекинула, – предупредила я.

– А может быть я буду и не против, – отвернувшись, ответил друг.

– Напомни мне захватить наручники, – плотоядно заулыбалась я, продолжая шелестеть бумагами. – Слушай, кто сейчас занимается сбором информации?

– Ты его не знаешь, – скупо ответил Сашка, поправляя очки.

– И это его счастье, потому что иначе я бы просветила его на счет того факта, какой он криворукий тупица.

– Думаю, у тебя еще будет такая возможность. А что тебя не устраивает?

– Меня не устраивают пробелы в отчете, – воскликнула я, сминая листок бумаги с совершенно не нужным абзацем про наличие у семьи Глушко домашних питомцев. – Почему здесь указано, что у Вадима жил паук-птицеед, но нет ни одного упоминания про его пассий? И где аналогичная информация по Крылову?

– У Крылова девушки не было.

– Что вообще никогда? Ему двадцать восемь, он что, хранил девственность, так как собирался принять монашеский сан?

– Об этом я не в курсе.

– А зря! – твердо заявила я. – Что по поводу Глушко?

– Была девушка, Анастасия Головина, встречались давно, еще с девятого класса школы. Но потом расстались. Её допрашивали. Девчонка в шоке от произошедшего, про намерения бывшего отправиться к праотцам ничего не знала.

– Сказать можно все, что угодно, – произнесла я с изрядной долей скептицизма. – Я, например, могу сказать, что выращиваю огурцы на Марсе.

– Её допрашивали с применением специальных технологий.

Я выразительно вздохнула.

– И ты сам прекрасно знаешь, что, имея определенные навыки контроля своего дыхания, сердцебиения и других физиологических параметров тела, полиграф можно обмануть.

– Я знаю. И именно поэтому мы использовали не полиграф, а другие технологии.

Я вопросительно прищурилась.

– Узнаешь, – отмахнулся Сашка, – но поверь мне, подружка Глушко действительно ни при чем. Она не врала.

– Я хочу с ней поговорить, – решительно заявила я.

– Не вижу необходимости, но если тебе так уж припекло, то ладно. Никаких проблем, – легко согласился Сашка, – вы сможете увидеться, как только мы приедем в город.

– Хорошо, кто у нас третий?

– Белов Даниил Игоревич, – подсказал Сашка. – Третий подрывник. Погиб при взрыве в кинотеатре 5 апреля.

Я потерла лоб, пытаясь сосредоточится.

– Погоди, это же вроде какой-то праздник был, если я не ошибаюсь.

– Ты не ошибаешься. И именно поэтому последний взрыв самый кровавый по численности жертв. Зал был полон, люди пришли на премьеру. Явились целыми семьями. Теперь ты представляешь себе масштабы трагедии и уровень обеспокоенности в высших эшелонах власти? СМИ едва не тряслись в припадке, пока сверху не пригрозили и не попросили заткнуться. Среди погибших есть дети, Фим. Маленькие дети, которых потом собирали по кускам.

– Не дави на психику, – отмахнулась я с раздражением. – Я ведь не отказываюсь помогать, а просто… не хочу возвращаться туда, откуда с таким трудом смогла убраться.

– Хасана больше нет, – напомнил Сашка, внимательно посмотрев на меня. – И дела на тебя нет. Никто уже не сможет дергать тебя за поводок.

Я с настороженность покосилась на него, пытаясь что-либо прочесть по выражению лица, которое, к моему великому сожалению, сохраняло непроницаемый вид.

– Надеюсь на это, – тихо произнесла я, – очень надеюсь. Моя вера в людей и в человечество итак ничтожно мала. Не хотелось бы разочароваться окончательно.

Он не ответил. Да я и не ждала, а потому вернулась к чтению.

Третий фигурант дела. Белов Даниил Игоревич. Двадцать лет.

Мать – Белова Антонина Евгеньевна. Бывшая медсестра, а ныне пенсионерка, сорок лет проработавшая в поликлинике. Родила сына поздно, других детей не имела. Отец – Белов Игорь Анатольевич. Имя скорее всего вымышленное. По рассказам знакомых и соседей, отца парень никогда не видел. Его вообще никто никогда не видел. Женщина никому не сказала, от кого родила. Судя по всему, сын стал для медсестры утешением на старость лет. Так сказать, запрыгнула в последний вагон. Цинично, но честно. Антонина Евгеньевна растила мальчика одна, замужем никогда не была, вкладывая всю свою любовь в сына. Судя по всему, матерью она была хорошей, и вырастила не менее хорошего сына.

– Могу себе представить, что пришлось ей пережить после взрыва, – тихо проговорила я. Общество, как правило, сочувствует жертвам и их родственникам. И никто не думает, каково приходится родственникам преступников. Каково им жить с таким грузом? Родителям, женам, мужьям, детям, братьям и сестрам.

– О ком ты говоришь? – отреагировал Саша.

– О матери Белова. Мне её жаль. Единственный сын, её надежда и опора.

– Такова судьба, – безразлично бросил Сашка.

– Не замечала ранее за тобой склонности к фатализму, но в чем-то ты прав.

– Читай, – велел Сашка, – сочувствующая роль удается тебе не хуже, чем все остальные, но есть вещи более существенные, чем твой театр одного актера.

– Какой театр? – возмутилась я. – Мне действительно её очень жаль.

– Можешь убеждать себя в этом сколько угодно, если тебе так нравится.

– Что ты хочешь этим сказать? – я нахмурилась.

– Только то, что уже сказал. И не надо делать вид, будто мои слова стали для тебя новостью, – он взглянул на меня. – Ты – королева драмы, Фима. Обожаешь все трагическое, печальное и мрачное. Но еще больше ты любишь себя в окружении всего этого. Ты обожаешь все гиперболизировать. Если любить, то фанатично, если страдать, то до самоуничтожения, если ненавидеть, то до смерти. Сама себя убеждаешь в том, что что-то чувствуешь. Хотя на самом деле, правда в том, что ты не чувствуешь ничего. Абсолютная пустота – вот, что в твоей душе. Хотя ты обожаешь убеждать себя в обратном.

– Послушать тебя, так я просто какое-то чудовище.

– Все мы чудовища, – ответил Сашка, – в той или иной степени. Монстры, моя милая, бывают разные. Всех мастей и форм.

– То есть, ты считаешь, что я не способна на простые человеческие чувства? И в том числе, не могу сочувствовать?

– Никто не может. Не в нашей профессии, малыш. И ты бы не стала тем, кем ты являешься, если бы было как-то иначе.

– Спасибо, за эту минутку откровенности, на которую я теперь не знаю, как реагировать. То ли согласиться с тобой, то ли вышвырнуть тебя из твоей же машины, – прошипела я.

– Тогда просто читай, – улыбнулся Сашка. – Определишься потом.

За неимением других вариантов, я послушалась и вернулась к изучению жизненного пути Даниила Игоревича.

За восемь месяцев до взрыва он вернулся из армии. До того, как парня призвали в ракетные войска, он успел потрудиться рабочим на стройке. Судя по всему, работать начал сразу после окончания школы. Параллельно учился в университете на заочном отделении, получая весьма бесполезную, но определенную увлекательную профессию психолога. Учился парень в основном на троечки и, если верить отзывам преподавателей, своей будущей профессией не так, чтобы интересовался. Скорее всего, поступил лишь ради корочек о высшем образовании. Как и многие другие. По сути, это не учеба, а диплом в рассрочку. Одногруппники его почти не знали, так как встречались лишь пару раз в году, да и то на экзаменах. В таких условиях сложно свести близкие знакомства. Обычный парень, так сказали о нем студенты из его группы. Хороший пацан, правильный – это уже характеристика от друзей.

В наличии также была девушка по имени Алина Познякова. Барышня младшего своего избранника на…

– Пять лет! – воскликнула я. – Серьезно, ей пятнадцать или здесь опечатка?

– Опечатки нет, девчонка действительно еще школьного возраста, – ответил Сашка, проявляя чудеса сдержанности.

– Черт, – процедила я сквозь зубы, – значит, допрашивать её нельзя.

– Почему?

– После всего случившегося родители наверняка нас к ней не подпустят. А без их разрешения сам знаешь – хрен нам с гармошкой, а не допрос.

Алекс выдал кривую усмешку и прибавил скорости, ловко идя на очередной обгон впереди едущего автомобиля.

Я покосилась на стрелку спидометра.

– Сашка, – позвала я, – ты знаешь, что я – русская?

– Ты на что-то намекаешь?

– Нет, прямо говорю. Я – русская, а какой русский не любит быстрой езды. Но если ты прибавишь еще чуть-чуть машина пойдет на взлет. Мы что, учувствуем в гонке, о которой я не в курсе?

– У нас самолет через час.

– Чего? – аж подпрыгнула я, рассыпав бумаги. – Какой к хренам еще самолет?

– А ты думала, мы поскачем на оленях? – ехидно поинтересовался Сашка.

– На оленях, верблюдах, да хоть на ездовых собаках! – завопила я. – Мне все равно! Я не сяду в самолет.

– Ты все еще не справилась с этим страхом? – поразился Сашка.

– Нет, – процедила я сквозь зубы. – Ты знал, что я боюсь летать, и все равно заказал билеты?

– Самолетом будет быстрее всего. На машине мы проведем в пути трое суток. Ты сможешь столько времени провести в машине? Без остановок?

– Да, смогу, – упрямо заявила я, хотя точно знала, что не смогу. Мне и пары часов-то не высидеть.

– Нет, не сможешь, – зашипел на меня Сашка, наконец, растеряв свое буддийское спокойствие. – Ты будешь ныть, ерзать, проситься погулять, пописать и поесть. В итоге, нам придется тормозить у каждого угла и добираться мы будем неделю.

– Ты так описал, словно я не человек, а беспокойная болонка, – рассердилась я, собирая рассыпанные бумаги.

– Может быть именно ею ты и была в прошлой жизни, – проворчал Саша.

– Если ты хочешь, чтобы я взошла по трапу, тогда нам нужен магазин с большим выбором алкоголя, – предупредила я, запихивая бумаги обратно в бардачок.

– Напомню, что пить тебе нельзя. Ты тормозить не умеешь.

– Ничего, ты же рядом, в случае чего, поможешь подруге по старой памяти.

Сашка скривился.

– Выводить тебя из запоев удовольствие сомнительное.

– Либо мы едем в магазин и на самолет, либо катим до столицы на своих четырех колесах, – решительно заявила я, откидываясь на сидении.

– Хорошо, – отчетливо скрипнул зубами Сашка, побледнев от плохо скрываемой ярости.

Демон в полдень

Подняться наверх