Читать книгу Откровенные романы. Или исповедь от первого лица - Григорий Жадько - Страница 5

Проснулся я ближе к обеду, тело казалось разбитым, сознание работало плохо, тормозило. Подставил голову под кран с холодной водой, взбодрился, тщательно вытерся и сел к столу подперев голову руками. Даже чая не согрел, ничего не хотелось. «Солнце заглядывало в окна, соседский полосатый кот, как цирковой, крался по воротам, заинтересованно поглядывал на птиц щебечущих на яблоне! Вся природа умытая, чистая, в ожидании жаркого полудня, так бы радоваться и радоваться, а на душе невесело. Все не так! Что-то обрушилось, придавило плитой! Что делать? Мыслей никаких! Пустота! Маша! Но я же ее совсем не знаю! Ровным счетом! Только ни на чем не основанные фантазии. Я ее придумал. От «а» до «я». Она просто одна тайна. Кто она? А Света? Почему я так опрометчиво отказываюсь от Светы?! Я же тоже был от нее без ума! Хотя мы не говорили о свадьбе, но это подразумевалось, витало в воздухе. По дуется, по дуется, и все встанет на свои места. Или не встанет? Или не надо?! Куда меня несет. Но я не могу быть таким непостоянным. Разрушить целый год отношений просто. А вот создать новое – большой вопрос. В голове калейдоскопом вспыхивали картинки прошлой ночи. «Всего один вечер, ночь и как резко все изменилось. Очарование незнакомкой! Немыслимое возможно! Ожидания чуда! Ее смех! Скромные опущенные ресницы. Безотчетные фантазии! Страх, прикосновения, разряды тока, электричество. И ничего! Пустота! Тайна ушедшая в пучину!» Одни развалины замка, которые воспаленное сознание возводило, строило и ничего не построило. «Это называется: «сам дурак!» Слава богу жив остался, а то бы лежал сейчас в какой-нибудь больничке со сломанными ребрами и пробитой головой!»

Следующий день и вся неделя, оказались для меня не лучшими. И все равно была причина, по которой я просыпался с улыбкой, и ложился спать с надеждой на перемены в ожидании следующего утра. Может я ждал какого-то подарка судьбы? Что-то обязательно должно было произойти. Ничего не уходит бесследно и не уходит в пустоту.

Света упорно клала трубку телефона, как только слышала мой голос, а тут еще испортилась погода: подуло с востока, заволновались деревья, подошел грозовой фронт, собирая и сжирая всю голубизну неба и фиолетовые тучи затянули все, вплоть до аэродрома. В такую мрачную субботу, вечером, среди порывов ветра, я неожиданно услышал, как кто-то аккуратно щелкает ручкой калитки.

«Кто там такой нерешительный, ведь не заперто?» – пронеслась у меня мысль. Я вышел, помог открыть дверь и реально остолбенел, потеряв дар речи. Удивлению моему не было предела! Это была моя спасенная. Глаза ее не были опущены, а смотрели широко и смело, а реснички часто вздрагивали. Длинные с пробором и челкой волосы открывали маленькие ушки с крохотными золотыми сережками. Все признаки болезни у нее прошли, и выглядела она чудесно.

– Здр-р-равст-вуй! Здрав-ствуйте! Проходи… д-дите! – пробормотал я растерянно и одновременно приветливо, не в силах переварить увиденное.

Я действительно обрадовался ее приходу. Да нет это слово совсем не характеризует мое состояние. Что значит «Рад!!» Я был вне себя от счастья! Я чувствовал себя на седьмом небе. Сидел там на облаке и боялся дышать. Но честно. Я почему-то чего-то такого ждал. Внутренне безотчетно. Ну раз случилось одно чудо, почему не может случиться другое?! Неужели сказки Северного поселка не кончились. Не ущипнуть ли себя!»

На мое приветствие и приглашение Маша отрицательно помотала головой.

– Будешь стоять здесь? – растерянно с придыханием спросил я.

Она утвердительно и смешно кивнула, обжигая меня взглядом из-под тени ресниц. Я не мог прочитать ее выражение лица. Она смотрела на меня и как бы мимо. Установилась неловкая пауза. Мой взгляд невольно скользил, по ней.

Одета девушка была в тщательно наглаженное клетчатое коричневое платье из грубой ткани: на воротнике и манжетах, оно было обрамлено белыми вставками; ноги ее обнимали белые босоножки, а в руках у нее была несерьезная светлая сумочка. Я почему-то вспомнил выпускной вечер и наших девчонок с класса. Они были такие же нарядные и смешные. Мы стояли молча. Я растерялся, не зная, что сказать. Наконец она нарушила молчание:

– А где ваша девушка? … Ее нет?

– Ее нет, – односложно сказал я, сбитый с толку и пытаясь поймать ее взгляд

Очевидно от волнения у меня перехватило дыхание.

– Я хотела бы с ней поговорить, – неуверенно промолвила она, не допуская, чтобы наши глаза встретились.

– Я тоже, – вздохнул я.

– Может, я подожду ее у вашего дома? – предложила моя нежданная гостья.

– Это скорей всего бесполезно.

– Не знаю. У меня есть время! – проговорила она с нотками упрямства, открыто и пронзительно, взглянув на меня из-под длинных ресниц.

– Ты не пройдешь? – одновременно спросил и предложил я, кивнув на дом.

– Не беспокойтесь. Здесь есть скамейка, – виновато и извиняюще улыбнулась девушка.

– Почему ты не хочешь зайти? – чуть суше сказал я, уже понимая, что она не отступит от своего решения.

– Я не хочу об этом говорить, – промолвила она без улыбки, и реснички ее затрепетали.

– И все же? – настаивал я, чувствуя что говорю не то.

– Разве это надо объяснять?

– Не знаю! Так будет лучше.

– Если придет ваша девушка, то лучше встретить ее здесь, чем в доме!

Она сверлила меня взглядом и не выдержал, отвел глаза.

– Да, но она не придет. Это пустая трата времени. – совсем сухо сказал я. – Мы неделю не общаемся.

– Я все равно подожду на улице… и уйду. Я чуть-чуть посижу. Вы идите, не беспокойтесь, – она так умоляюще посмотрела на меня, и так захлопала ресницами, что я не удержался, улыбнулся в ответ, и молча глупо кивнул:

– Хорошо.

Что в этом было хорошего? Сам не знаю. Конечно ничего. Сделав над собой усилие, я ушел, но на душе скребли кошки. Постоял во дворе, что-то вспомнил, потом снова забыл, что хотел, сделал несколько кругов по огороду. Желание вернуться к ней казалось, непреодолимым, меня тянуло к ней, но я этого не сделал. «Да! Я так растерялся, но так обрадовался! Я очень хочу с ней поговорить! Тогда зачем я согласился, ушел? С моей стороны непорядочно ее одну там оставлять. Даже если так, как теперь возвращаться? Что я скажу?! Тогда не нужно было уходить.» Нет, наверно правильно, что я ушел!» – пытался успокаивать я себя, но места себе не находил. «И все-таки почему я не настоял, позволил ей уехать!» Я ненавидел себя за эту безвольность, бесхребетность. Но дело сделано. Я упустил свой шанс. «Такая девушка! И такой болван! Восторженный пустой болван. Это мог сделать только я!»

В воздухе пахнуло близким дождем. Я зашел в дом. Холодные комнаты были не уютны и пахли старыми журналами. Лучшее, что можно было придумать – затопить печь, но в такую погоду это проблема. Я сходил за дровами. Толстым тупым ножом привычно и ловко нащипал лучины. Огонь не хотел разгораться. Дым упорно шел в кухню, а не в трубу. Так бывает, когда в печных колодцах образуется пробка из сырого влажного воздуха. Комната наполнилась едким дымом. Меня пробил кашель, глаза слезились. Я открыл маленькую чугунную дверцу рядом с трубой и бросил в кирпичный колодец зажженную газету. Воздушную пробку прорвало, в трубе загудело, и огонь весело заскакал по тонким сосновым полешкам. «Наконец-то!» – облегченно вздохнул я и глянул в окно. На улице начинался дождь. Крупные редкие капли падали на листья малины, и они тряслись как сумасшедшие. Ветки ранетки качало. Стало заметно темней.

Дождь то усиливался, то стихал, чтобы спустя минуту начаться с новой силой. Железо на крыше периодически гремело, будто на него горстями сыпали мелкую дробь. На мгновение яркая вспышка осветила местность ярким фосфорическим светом. Над головой раздался треск и тут же протяжно, и оглушительно грохнуло. Дом содрогнулся, и казалось, присел. Жалобно зазвенела посуда в серванте.

Люблю дождь весной, летом… и больше всего, когда он сопровождается грозой. Мне нравится, когда небо лопается от громовых раскатов и перечеркивается вдоль и поперек огненными всполохами. Я открыл настежь дверь, убрал занавеску и стал смотреть на струи воды, которые падали с неба. Они заливали грядки, тонкой пылью, отбивались от досок крыльца, холодили руки, одежду. Гроза в своем доме – совсем не то, что в городской квартире!

«Я не могу перестать думать о ней, – поймал я себя. – Она все время в моих мыслях. Успела уехать моя спасенная до дождя? Наверно едет сейчас в теплом автобусе?» – подумал я и машинально прошел в зал, уперся носом в стекло, чтобы боковым зрением захватить скамейку: но было уже слишком темно, чтобы что-нибудь разглядеть. Вдруг яркий разряд молнии вспышкой озарил округу, и… О! Черт!!! Черт!!! Черт!!! Я увидел на скамейке одинокую маленькую фигурку девушки!!! Маша сидела сжавшись в комочек. Без зонта, совсем промокшая, с распущенными по плечам волосами. На коленях у нее была знакомая светлая сумочка и наверно от холода, она почти касалась ее подбородком. Эта картинка на мгновение высветилась и пропала. Жалость и недоумение вспыхнули в моей душе. Я, как угорелый, набросив штормовку, бегом отправился к ней. Завел ее в дом безропотную, тихую и безмолвную. Посадил на маленькую табуретку у печи. Она не сопротивлялась. Мы молчали. Наша кошка покинула насиженное место и удивленно нюхала наши мокрые следы на полу.

Скоро молчание начало тяготить меня. Это было неприятно, но в голову ничего не приходило. Совсем ничего – кроме жалости. Я не мог забыть вспышки молнии, и ее сжавшуюся в комочек без зонта, совсем промокшую с распущенными по плечам волосами. Ну что же она себя совсем не жалеет? Идет в разнос! Знает, что так не делается, но делает. Сжигает себя! А я ушел как последний кретин. Да настоящий кретин. Другого слова не подберешь! А как печально и красиво ее лицо. Бледное, не улыбчивое, и даже трагически обреченное. Лицо мадонны. Она как цветок, – надломленный брошенный на асфальт. Хрупкая нежность цветка можно растоптать сапогом, а можно возвысить до небес. А если бы я не увидел, и не вышел?! Если бы! Если бы! Что обсуждать свою очередную дурость! Стоеросовый болван! Что ни сделаю – все не так! Но почему она не ушла? Это было необъяснимо!

Мне казалось, что у нее есть какая-то незримая свобода, отсутствие предрассудков. Ее нелогичные поступки, при всей их абсурдности, имели неизвестный мне стержень – скрытую правду – о которой знала только она. Я видел только вершину айсберга, одну десятую часть, а все остальное было скрыто от моего сознания, но, тем не менее, ее поступки подчинялись именно этой подводной части.

– Как зовут вашу кошку? – промолвила она, наконец, после долгого молчания.

– Вообще-то Муся или кисс-кисс. Она на то и другое откликается.

– Муся, Муся, – Маша ласково погладила ее по спинке, потрепала за ушком, хотела посадить к себе, но Мусе не очень нравилась ее холодная мокрая одежда и она вырывалась.

Под табуреткой начала образовываться маленькая лужица.

– Она не сразу привыкает к чужим, – как бы оправдываясь, промолвил я.

– Муся ну куда же ты, – ласково пыталась она образумить уходящую кошку.

– Вообще-то она у нас ласковая.

– Ваша Муся меня не любит. А я очень люблю кошечек. Мама не хочет, чтобы у нас дома были животные.

– Их часто бросают – когда они надоедают.

– Я бы не бросила.

– Никогда?

– Думаю да!

– Все, наверное, так думают, когда берут. А сколько их бездомных потом?!

Я говорил о кошке, а думал о Маше. Ливень не испортил ее внешности. «Милые девочки, они прекрасны своей свежестью. Это тот период, когда косметика не нужна. Все естественно от природы. Молодость: ни морщин, ни печати усталости на лице, и оно прекрасно и свежо слабым слегка проступающим румянцем. Никогда еще мне не доводилось так близко и наедине общаться с таким нежным созданием. Подумать только: много лет она росла, училась, была хорошей девочкой-паинькой, которой гордились учителя и родители! Может быть, ей просто надоело быть такой умной и послушной». Как далеко и отнюдь не целомудренно иногда витают мысли молодых людей, когда они смотрят на таких девочек. Но что думать о пустом и несбыточном!

Шум дождя по железной крыше то усиливался, то ослабевал, порывы ветра доносили на кухню запахи озона и свежести, но от печки шло приятное тепло.

– Ты наверно сильно замерзла? – спросил я, – может подложить дров?

– Да так, – неопределенно промолвила девушка. – Не надо!

– Я могу!

– Правда не стоит!

– Почему ты не ушла, когда начался дождь? – поинтересовался я.

– Я не думала, что он будет такой сильный.

– Ты хочешь заболеть?

– Я крепкая, я очень крепкая, и почти никогда не болею.

– У меня есть старая куртка из овечьей шерсти! – вспомнил я. – Принести?

– Это уже не поможет! Я если честно, мокрая насквозь.

– Совсем?

Маша сделала попытку улыбнуться, и она у нее получилась очень виноватой.

– Совсем, совсем! Даже трудно представить!

– Ну, вот что, – сказал я довольно решительно, и нагнулся к ее лицу, стараясь заглянуть в глаза, – я тебя наверно оставлю здесь. Закрывайся, раздевайся и сушись!

– Что значит раздевайся? – неуверенно произнесла она и посмотрела строго.

– Ну как хочешь, только так быстрей! Я уйду, совсем, и буду ждать тебя пока ты не обсохнешь.

Ресницы девушки захлопали, она неуверенно посмотрела на меня снизу вверх, как бы определяя, насколько мне можно доверять.

– Да-да! – добавил я еще решительней, не терпящим возражения голосом. Легонько приподнял ее за плечи и подвел к двери. – Замка нет, но ты вот так: швабру за ручку протолкнешь, и будет надежно. Ничего не бойся. Договорились?!

Лицо ее посветлело. Она, молча, кивнула в ответ и глянула на меня с благодарностью.

Когда я уходил, то оглянулся. Она смотрела в мою сторону с каким-то странным выражением, сквозь меня, будто я… совсем не я, а кто-то другой. Лицо ее отражало что-то мне неведомое и запретное, и вся она казалась, светилась внутренним светом.

«Милая, но непонятная! – промелькнула непрошенная мысль у меня. – Но у девушек наверно такое бывает! А какое у нее чудесное имя! И прямой обезоруживающий взгляд. Посмотрит из-под ресниц – как напалмом прожжет, оставляя раны в душе. Вот бы научиться мысли читать! Сколько нового и интересного про девчонок можно было бы узнать!» – промелькнула у меня шаловливая мысль. Но к черту! Сказал – выполняй!

Я, с грустным выражением лица, прошел на веранду. Здесь было заметно холодней и не уютней. Но в больших клеточках рам, со всех сторон, гроза чувствовалась сильней. Дождь не стихал, а может даже усилился, но молнии сверкали не так сильно. Я сел, откинулся на спинку стула и закрыл глаза. Когда идет дождь хорошо думается. Но гроза не занимала мои мысли. Я вдруг живо представил, что происходит на кухне. «Вот Маша, пробует на прочность швабру, подходит и закрывает ей дверь. Проверяет, надежно ли закрыто, нет ли щелок, и только после этого… руки ее неторопливо скользят за голову. Пуговицы на спине непослушны. Наконец, платье расстегивается. Взявшись за подол, она чулком, наизнанку снимает его. Тело ее при этом соблазнительно изгибается. Мокрое и тяжелое платье она вешает на спинку стула и придвигает к дверце горячей печки. Платье нагревается и от него начинает идти пар. Она подходит к закрытой двери слушает, но не улавливает никаких звуков и только после этого доходит очередь до лифчика. Он тоже мокрый, как и всё на ней. И как резиновая лягушка липнет к телу. Какого он цвета? Наверно белый?! Или нет – голубой. Руки девушки привычно скользят за спину… Хорошо бы взглянуть на это хоть одним глазком?! В самую малую щелочку. Но конечно, это никак не получится! И даже если было возможно! Разве…

«Стоп!!! Там же есть ОКНО!!!!!» – Пронзила меня молния! Я вскочил как подброшенный пружиной.

Эта мысль моментально лишила меня покоя. Я нервно и ожесточенно заходил, меряя четырехугольник веранды. «Черт побери!!! Вообще – то это все не очень?! Ведь я обещал! Что стоят тогда мои слова?! – Я вспомнил ее глаза. Ее доверчивые глаза, они смотрели сейчас на меня! Что я делаю?! О чем я думаю?! Делая усилие над собой, я опустился на стул. Меня всего скрутило. Я буквально чувствовал физическую боль. «Но я ведь все равно не высижу здесь! Ни за что не высижу! Точно знаю. Стоит ли терять время?! Нет! Этого не нужно делать! Конечно, не стоит. Не стоит? Но так хочется, что просто нет сил!!!»

Виновато, прикусив губу, я в нерешительности поднялся, вздохнул и обратно сел. Но спустя секунду вновь встал, ломая пальцы, и вновь опустился, опять встал и, наконец, …и, наконец, с замирающим сердцем, испытывая угрызения совести, вышел в дождь. Ноги сами понесли меня к северной стороне дома, к кухонному окну. Я чуть не упал на скользкой дорожке, так торопился! «Вот и Бог не хочет, чтобы я подсматривал!!!» – мелькнула совестливая, непрошеная мысль и сразу погасла как случайная искра, вылетевшая из костра.

Белые занавески закрывали только нижние две трети окна. Встав на высокий приступок фундамента, я вытянулся и ухватился за ставню. Она предательски жалобно скрипнула удерживаемая слабым крючком. «Этот звук можно услышать из дома!» – это я знал наверняка. Опасаясь быть обнаруженным, я выждал бесконечно долгую минуту, с замирающим сердцем вытянул вверх голову и осторожно глянул поверх занавески.

«Ни фига себе!!! Ни фига!!! Вот это да!!!» – задохнулся от увиденного я и чуть не свалился обратно. Картина, которая открылась мне – захватила меня целиком! Я сразу ощутил жаркую волну, подступившую к горлу, сердце забилось в учащенном ритме готовое выпрыгнуть из груди! Моя ночная гостья действительно была без одежды!!! Обнаженная и прелестная – она стояла у печки, в чем мать родила!! Девушка спокойно сушила волосы, сбивая их легкими движениями. Я видел Машу только со спины. Лопатки ее двигались, волосы струились по плечам, спине и были такой длины, … что немного не достигали белых аккуратных половинок начала ног с белым отсутствием загара в виде чайки. Дыхание мое остановилось, я боялся вздохнуть или шелохнуться. Маша часто встряхивала головой и подносила локоны волос ближе к печи. Выхватывала новые прядки и вновь сушила.

«Когда же моя гостья обернется?! Когда же?!!!! Когда?! – настойчиво желал я! – Какая стройная и нежная она сзади, а что будет, когда она обернется?!» Наконец, Маша прекратила свои занятия, встряхнула последний раз головой, разбросав волосы по плечам, и сделала несколько шагов к двери кухни. Она ступала свободно и просто – как будто на нашей кухне – ей ходить раздетой было совсем привычно. Приблизившись к двери, Маша приложила к ней ухо и прислушалась. Это было очень забавно и смешно, я видел ее всю голенькую как на ладони, а она слушала меня там, через дверь. И, наконец, – это свершилось – она повернулась и пошла обратно!

«О боже!!! … О боже!!! Боже!!!! Нужно хорошо держаться, а то я грохнусь и что-нибудь сломаю! И поделом! Проклятый обманщик!»

Но как она была хороша!!! Черт побери!!! Да разве хороша?! Эх! Нет таких слов! Зачем девчонки носят свои платья и другие штучки, если они так прекрасны без них! Если бы они знали, как пацаны хотят увидеть их без всего этого!!! Вот эти милые грудки, качающиеся в такт шагов, с розовыми упрямыми сосками, и стройный втянутый живот, с таким ласковым вдавленным пупком. И самое главное, что есть у девушки, прикрытое легким темным треугольником волос!! Этот вытянутый треугольничек прячется где-то между ног – играет, двигается от ее ходьбы, просвечивает, и взгляд, ну совершенно не оторвать! Это класс! Это нечто необыкновенное и сногсшибательное! Это то, что всегда недоступно и пленительно! Это нельзя смотреть пацанам! У меня даже закружилась голова и перехватило дыхание от увиденного. Но Маша даже не подозревала о моих шалостях.

Наконец, я почувствовал, что совсем промок. Хотя карниз и защищал меня от прямых струй дождя, все же порывы ветра приносили изрядные порции влаги. В ботах у меня уже было полно воды, но я, ни за что не хотел бросать своего занятия, только старался придвинуться ближе к стене дома, где меньше доставалось от непогоды. «Походи еще немножко! – просил я ее мысленно, – никогда еще голые девушки не ходили у нас так запросто. Походи – и я посмотрю на тебя!! Мне так хочется посмотреть еще раз, еще чуть-чуть! Ты же такая красивая, такая восхитительная… нежная… открытая и свободная! Что тебе стоит порадовать меня еще раз. Ну, один раз! Самый маленький разочек! И все!»

Но как, ни жаль! Моя ночная фея не вняла моим молитвам, а решила одеваться. Видимо ей тоже не очень хотелось этого делать. Маша трогала одежду, хмурилась и тяжело вздыхала. Наконец, она сняла со спинки стула розовые плавочки, нагнулась и поочередно вступила в них. Протянув их по стройным ножкам, высоко и плотно натянула на живот, последний раз дав мне мимолетно насладиться узким гребешком волос между ног. Розовый бюстгальтер, очевидно, не высох и она, приложив влажную материю к груди, сморщилась смешно, и немного подумав, свернула и сунула его в сумочку, а шерстяное платье еще не совсем просохшее с трудом через голову одела на голое тело.

– Так! Так! Достаточно! – мысленно произнес я рывком спускаясь с приступки фундамента. Да! Я уже чувствовал, что задержался без меры и мне пришлось поспешно ретироваться и мчаться стремглав назад. Я вновь чуть не растянулся на повороте и еле успел! Когда она появилась в сенях, я уже сидел мокрый на стуле, у открытой двери, и с меня лилось не меньше чем с нее, когда она уходила.

– Спасибо за печку. Так тепло и здорово! – промолвила она с добрыми нотками в голосе, когда я услышал ее шаги у себя за спиной.

– Я рад Маша! – обернулся я к ней. – Так будет лучше.

– Правда, шикарно! Других слов не найду – я вам так благодарна. Вы очень добрый и хороший!

«А какая ты хорошая – не представляешь!!! У меня до сих пор руки дрожат!» – подумал я, стараясь быть спокойным, и пытаясь никак не выдать душевного волнения. Я глядел на нее, и только что увиденное, яркими образами всплывало у меня в сознании. Мои глаза видели ее вновь без этого сурового клетчатого платья. А она наивно хлопала ресницами и мило улыбалась.

– Хотела спросить, – вдруг промолвила она, бросая взгляд в соседнюю комнату. – Видела у вас гитару. Вы играете?

– Немножко.

– Может, когда-нибудь, я услышу вас? – лукаво щуря глаза, сказала моя гостья.

– Моя игра тебе быстро надоест, и ты непременно попросишь спеть, – разведя руками констатировал я.

Она улыбнулась, как будто своим мыслям.

– Наверно так и будет. А что тут плохого?

– А пою я скверно и даже отвратительно, – пришлось сознаться мне.

– Совсем?! – не поверила моя гостья.

– Увы! Без сомнений. А в гитаре не важно как ты играешь – главное как ты поешь.

– Не задумывалась, – с нотками сожаления промолвила она.

– Это правда. Ты знаешь, сколько заблуждений окружают нас, – это была ключевая фраза. Спусковой крючок. Я почувствовал, что меня понесло. Если девушка нравилась мне, меня несло. И чем сильней – тем больше, и я продолжил не в силах совладать с собой, – это и в живописи и литературе так. Люди думают, если человек умеет рисовать, то он уже художник.

– Вы так не считаете?

– Человек, который может точно нарисовать, еще совсем не художник, он просто хорошо владеет карандашом. Он ремесленник, а не творец и возможно им никогда не станет. Так можно любого учителя русского языка назвать писателем. Да! Он грамотно пишет, правильно излагает на бумаге свои мысли, возможно даже прекрасно разбирается в литературе и учит учеников, как писать сочинения – но все же до писателя ему далеко. До хорошего я имею в виду.

– Пожалуй насчет учителя, я с вами соглашусь. А у вас на гитаре шесть струн или двенадцать?

– Шесть – одинарный набор.

– Жаль конечно!

Мне осталось непонятным, что ей было жаль: или то, что струн только шесть – или, что у меня голоса нет. Я не успел ей ответить, как Маша неожиданно заметила состояние моей одежды.

– А что с вами? Вы тоже с ног до головы? – удивилась она, увидев меня, насквозь промокшего.

– Я люблю ходить в дождь, – пробормотал я, не задумываясь, первое, что пришло на ум.

– Вы не боитесь грозы? – удивилась она, оглядывая меня недоверчиво и со скептицизмом в лице.

– Я люблю её, – заверил я без тени сомнения. – Гроза в июле – прекрасно!

– Это все равно холодно, неуютно! – неуверенно возразила девушка.

– Первую минуту! А потом здорово: только нельзя стоять.

– Бр-р-р! – сжав кулачки, выпалила она.

– Надо двигаться.

– И вы один – так долго ходили по дождю?! – изумилась она.

– Ходил. А как дети бегают по лужам и получают удовольствие, – продолжал я нести околесицу. – Это как настроиться. Вспоминаются ощущения чего-то давно забытого и утраченного. Такой заряд: энергии, бодрости… нового и свежего!

– Вы так вкусно рассказываете! – удивленно и с интересом промолвила моя гостья.

– Потому что это правда, – соврал я.

– В этом наверно, что-то есть? – неуверенно предположила девушка и слегка задумалась.

– Конечно – какие сомнения!

– Может и мне попробовать – возьмете меня? – неожиданно предложила она.

– Наверное! – смущенно улыбнулся я.

– У вас сомнения насчет меня? – сморщила она лобик, и капризно вытянула губы.

– Ничуть. В следующий раз обязательно.

– В следующий? – разочарованно протянула она.

– Конечно.

– Почему в следующий? – недоумевая, спросила меня Маша.

И мы встретились глазами, и я утонул в них. Так хороши они были. Так волновали меня. Я определенно чувствовал, что со мной что-то происходит.

– В очередной раз непременно, – как мантру пробубнил я, чтобы хоть что-то ответить.

– А зачем ждать? – сказала она, и глаза ее озорно заблестели.

– Ты серьезно? – немного опешил я, прикусывая губы.

– Конечно! Только сейчас! И сию минуту! Иначе, … иначе… в общем: или не будет дождя, или меня, или вообще ничего!!

– Как же так Маша?! – недоумевал я. – Ты только просохла?! – пытался образумить я ее.

– Я все равно пойду – если пойдете вы! – решительно промолвила она и посмотрела на меня открыто, и даже дерзко. Ее взгляд и голос привели меня в легкое замешательство. Мне показалось в эти секунды, что незримая преграда ломалось в наших отношениях. Видимо Маша, тоже почувствовала это, и в глазах ее, одновременно с вызовом и бесстрашием, читалось что-то еще. Она смотрела на меня долго и неотрывно – дожидаясь моего ответа. Наконец я не выдержал и сказал не совсем уверенно:

– Без шуток…?!

– Конечно! – глаза Маши горели огнем.

– Готова? Мы сейчас пойдем в дождь? – спросил я, хотя это было лишним, я понимал, что она не отступит.

– Мы пойдем в дождь!!!

Вот это был поворот! Ночь, дождь как из ведра, всполохи грозы, а мы решили покинуть наш дом.

Взявшись за руки, мы вышли в ночь, и ледяные струи огненным холодом беспощадно полились нам за шиворот, проникая всюду, где только находили сухое местечко. Скоро таких мест не осталось, но нам не было плохо. Нам напротив, было очень хорошо. Я приостановился, не отпуская ее ладонь: она с ходу по инерции развернулась на полушаге. Мы оказались лицом друг к другу. Я не отпускал ее руку, нашел в темноте вторую. Она приблизилась ко мне: близко, потом еще ближе, потом вплотную. Струи дождя текли по голове, лицу, распущенным волосам Маши. Темные волосы фосфорически поблескивали, обрамляя овал лица, и бросали на него таинственную зыбкую тень. Свет из окон веранды скрадывал черты, и нельзя было рассмотреть ее глаз. Они казались очень глубокими и черными – как смотришь на дно бездонного колодца. Мы стояли очень близко, и я чувствовал ее маленькую теплую грудь. Она доверчиво не отстранялась.

– Хотите, я научу вас целоваться? – сказала она вдруг – и засмеялась.

– Что? – не расслышал я из-за близкого раската грома.

– Если вы меня не поцелуете – я могу это сделать сама!! – почти прокричала она звонко и весело.

– Маша!!! – взволнованным шепотом проговорил я, и нежная волна благодарности захлестнула меня.

– Я, правда – умею!

Я нагнулся и бережно вскользь поцеловал ее: в голову, в мокрые волосы, потом в лоб, глаза и, наконец, добрался до ее скользкого холодного рта. Я целовал ее не нежно и трепетно, а немножко грубо, поворачивая голову и не давая ей дышать. Она держала свои руки на моих плечах и тянулась вверх, привставая на носочках. Дождь лил и лил, а нам было хорошо. Какой это был дождь! Мы не замечали его холодных струй. Мы были так близки, мы были одним целым. Это было вожделение! Восторг и маленькое сумасшествие в одном стакане. Что делалось с нами?! Разве это можно описать! Я дрожал, но не от холода, от близости, от того что она рядом, что мы могли позволить это себе. И она дрожала в ответ! Мы были на вершине блаженства.

– Вы не обманули меня! Дождь это здорово! – воскликнула Маша, немножко отстраняясь и переводя дыхание.

– Маша, откуда ты взялась?!! – с восторгом произнес я.

– Я «Никто»! – шаловливо и с вызовом промолвила девушка.

– Как это? – сделал я вид, что не понимаю.

– Я девушка «Никто!». И зовут меня «Никак!», – дурачась обронила она.

– Ты классная девчонка. И что ты со мной делаешь?! Я не могу от тебя оторваться.

Маша опять засмеялась счастливым смехом радостного ребенка.

– Это сон, – прошептала она, – и нам все привиделось.

– Ты так считаешь?

– Считаю.

– Во сне можно многое…, – многозначительно пробормотал я.

– Ну-у-у-у-у, – затянула она в раздумье… и после длинной паузы согласилась, – в общем да!

– Правда? – обрадовано воскликнул я.

– Не всё! – остудила она меня.

– Тогда это не сон! Я хочу поцеловать тебя там! – нерешительно высказал я крамольную мысль, касаясь ее груди.

– Ого?! Прямо там? – чуть опешила девушка, инстинктивно отстраняясь.

– Конечно!

– Это зачем! – обронила она и смущенно попыталась посмотреть мне в глаза. – Ничего себе!

– Можно?

– М-мм! – она растерянно молчала.

– Так как? – настаивал я с замиранием в душе.

– Наверно нет, – голос ее дрогнул, – так неожиданно!

– И все-таки – я поцелую, – с чего-то обнаглев, решительно заявил я.

– Ты можешь это не делать?! – прошептала она умоляюще, переходя на «ты».

– Могу, но не буду, – не отступал я.

– Это страшный сон?!

– Совсем нет Маша. Ты боишься?

– Меня ни-к-то, ни-ко-гда, не це-ловал там, – проговорила она, чеканя по слогам слова, … подумала немножко и добавила, – даже во сне!

– Я буду первым, – предположил я.

– А потом? – с тревогой промолвила моя гостья.

– А что потом? – невинным голосом переспросил я.

– А что мы будем делать потом? – растерянно обронила она.

– Не знаю.

– У меня ни-ко-го, ни-ког-да не было, – отчеканила девушка опять, – ты поцелуешь и отпустишь меня, – выдавила она из себя, с придыханием.

– Отпущу! – с трепетом от сжигающего меня желания сказал я и меня даже слегка бросило в дрожь.

– И все сразу забудешь?! Обещаешь?!

– Конечно!

– Точно, …точно?! Без обмана?! – отстраненно уточнила она, как девочки берут клятву с одноклассниц, когда доверяют им свои сокровенные тайны.

– Не сомневайся, – убежденно и наивно пробормотал я.

Хотя как это можно забыть, я и представить себе не мог. Ведь это на всю жизнь.

– Тогда наверно можно – один разочек, чуть-чуть.

– Бог ты мой! Маша! – не верил я тому что слышал. – Я схожу с ума!!!

– Ты можешь не говорить! – прошептала она умоляюще и ласково.

– Все делать молча?!

– Да!

Если бы еще вчера, кто-нибудь сказал бы мне, про это – я бы не поверил! Но порой действительность превосходит самые смелые предположения. Но это, бывает редко, так редко – что, кажется, никогда.

Я трясущимися, непослушными пальцами расстегнул платье девушки, аккуратно стянул его с одного плеча, потом с другого. Бюстгальтера не было – это я уже знал наверняка. В темноте нашел руками ее ласковые замерзшие грудки. По ним текла вода, сосочки наверно от холода были совсем маленькие и твердые. Я подставил под чудные комочки свои ладошки и приподнял вверх. Они утонули в моих губах и я ласкал их, и грел своим ртом, не давал холодным струям дождя заморозить такие прекрасные нежные создания. Маша, откинув голову назад, подставляла лицо струям дождя и шептала что-то невнятное, наверно обращаясь к небу.

– Ты сумасшедший, и немножко нахал.

Наконец разобрал я.

– Ты права, – заверил я ее, не пытаясь возражать.

– Ты просто… ты просто сумасшедший, – уточнила девушка, утопив ладони в моих волосах.

– Да я сумасшедший, – безропотно сказал я.

– Но очень славный и нежный.

– Конечно! – со всем соглашался я, когда мои губы не были заняты делом.

– И мне хорошо с тобой! – оживилась Маша. – Ты заметил, я назвала тебя: «славный и нежный»?

– Заметил.

– Тебе нравится, как я тебя назвала?! – не унималась девушка.

– Конечно. Конечно милая Маша! Ты прелесть! У меня тоже никогда такого не было. Поверь!

– Я тебя теперь так часто буду называть! – торжественно заверила она.

– Это здорово.

– Мне не видно твоего лица. Я хочу видеть его – не смеешься ли ты?

– Что ты такое говоришь! – искренне возмутился я.

– Просто так спрашиваю милый.

– Даже в мыслях не было.

Мое лицо утопало у нее на груди. Мы забылись на время. Думаю, Бог выключил часы. Они сломались, и погнутые стрелки беспомощно дергались не в силах преодолеть притяжение наших сердец. Время, расстояния, галактики и миры, – все это упало к нашим ногам, растворилось в неге зыбкого непрочного счастья.

«С тех пор, как я встретил ее, я начал верить, что мечты сбываются! Мне казалось мы научились читать мысли друг друга!»

Наконец дождь ослабел и почти закончился. Только редкие капли срывались с деревьев.

Она смущенно засмеялась, легонько отстранилась и натянула тяжелое платье на плечи.

– Один разочек ведь давно кончился?! – лукаво напомнила она.

– Так быстро! – слегка ошарашенный ответил я, приходя в себя. – Я потерялся.

– Конечно! Мы тут стоим целую вечность!

– Неправда.

– Правда! Даже дождь не выдержал! – улыбнулась она, прикладывая свои ладошки к моим щекам.

– Потому что нам хорошо вдвоем, – с замирающим ощущением истинной правды подтвердил я.

– Нам не просто хорошо! Мы потерялись! Нас нет! Нет дождя, нет холода, я ничего не чувствую кроме тебя.

– А я тебя.

– Наверно я скажу, что девушке не стоит говорить совсем, но я не дипломат…

– О чем ты Маша?!

– Мне было хорошо, как никогда в жизни. – сказала она с теплотой в голосе. – Это правда. Не ожидала. Такие необычные ощущения!

– И мне чудесно. – восторженно заявил я. – Правда! Правда!

Раскаты грома и бело-голубые всполохи отправились в сторону аэродрома, но мы не уходили.

– Что ж. Пойдем, просохнем, – неуверенно предложил я, слегка ослабляя свои объятия.

– Не уверена! – чуть слышно промолвила Маша.

– Что?

– Скорее всего нет!

– Что значит нет! – удивился я, пытаясь взглянуть ей в лицо, но увидел только темную тень и ощутил теплое дыхание.

– Я… я пойду домой, – прошептала она в задумчивости.

– Ты пойдешь мокрая? – не поверил я, чуть отстраняясь.

– Да! Мокрая! – сказала она потерянным голосом.

– Почему? – недоумевал я, совершенно сбитый с толка.

– Потому! – односложно и скучно выдохнула девушка, отворачивая голову в сторону ушедшей грозы.

– Почему, потому?!

– Не спрашивай.

– Хочу знать, почему?! – настойчиво не унимался я.

– Вы много хотите знать, молодой человек, а это лишнее.

– Маша! Ты меня совсем сбила с толка!

– Иначе я не уйду совсем как ты не понимаешь, – заявила она сухо, и как бы сбрасывая тонкую пелену очарования и сказки, что недавно окутывала нас.

– Тогда я останусь один? – проронил я, стараясь приблизиться к ней ближе.

– Сны иногда кончаются, – добавила она грустно и повернувшись ко мне, дурашливо взбила ладошкой мои волосы.

– И всегда не вовремя, – упавшим голосом добавил я.

– Наверное… – удрученно согласилась Маша, коротко взглянув на мое кислое лицо.

– Пойдем, я подброшу дров, печка уже остыла, – предложил я.

– Печка у вас классная! – слегка оживилась девушка.

– Тогда я за дровами.

– Без меня, мой милый, – она печально улыбнулась.

– Ты – лучшее, что когда-либо со мной случалось.

– Я рада!

– Подумай, может, все-таки зайдешь на секундочку?

Купол неба отодвинулся ввысь. Стало значительно светлей. Легкий ветерок качнул ветки деревьев, и они просыпались запоздалым дождем.

……

– Только попрощаюсь с Мусей, – сказала она после бесконечно длинной паузы и тяжело вздохнула, опустив взгляд в землю.

Мы, держась за руки, вернулись в дом.

– Где ваша Муся?

– Кс-ксс, – позвал я, обращаясь в пустое пространство.

Кошки не было.

– Вот я говорила, она меня не любит!

Маша, зябко вздрогнув, прислонились к уже изрядно остывшей печке.

– Принести дров? Это рядом в стайке, – заботливо предложил я.

– Ты должен отпустить меня, – прервав меня, промолвила она умоляюще.

– И я останусь один?

– Один. – грустно улыбнулась она. – А что делать?

– Такая чудесная ночь! … Гроза! Молнии!

– Согласна. Чудесная.

– И все так необыкновенно! Я как во сне. И ты! И мы!

– Ты забыл, что это был сон, который надо забыть?! – прижав мне губы ладошкой, напомнила она.

– И ты согласилась, на то, что я даже не мечтал. Доверилась! И нам было хорошо!

– Не говори так! Ты уже все забыл! Этого не было, – она сжала пальчиками мои губы.

– А если было?

– Но не с нами. В другом мире.

– Хочу в этом! Не уходи. Куда ты пойдешь?

– Сказать честно – по настоящему? – голос ее зазвучал глухо, прерывисто. Она как бы делала усилие над собой.

– Конечно, скажи.

– Мне и самой не хочется уходить!!

– Тогда останься! – взволнованно попросил я.

– А как? – переспросила она. – Легко сказать остаться? – она помолчала, как бы собираясь мыслями, – это невозможно и вообще…

Маша отошла к печке, положила руки на теплые кирпичи.

– Что ты имеешь в виду, – проследил я взглядом, почувствовав что теряю ее.

– Зачем ты задаешь такие вопросы? – задумчиво сказала она, прислонившись головой к печи. – Спрашиваешь?

– Больше не буду, – глухо буркнул я.

– Вот и молчи!

– Ты видишь у меня рот на замке?!

– У меня сзади глаз нет.

– А мы это сейчас проверим.

Я подошел к Маше сзади. Обнял ее за плечи. Она не убрала рук от теплых кирпичей.

– Точно говорю, нет! – сказала она отстраненно.

Легким дыханием, я убрал волосы и тронул губами ее шею. Потом еще раз. … Еще. Она была очень нежна и шелковиста.

– Ты там их ищешь?

– Да!

– Ничего не нашел?

– Пока нет.

– Я же говорила, – с улыбкой промолвила она.

– Я целовал и целовал, тонул в ее мокрых волосах, она не реагировала, только сильней прижималась к печи.

От этих прикосновений не просто бежали мурашки, а сладко ломило всё тело!

– Мы так не договаривались! – прошептала она, наконец, переходя на звонкий шепот.

– Мы без уговора!

– Я вообще пришла не к тебе, а к Мусе, – шутливо и возмущенно напомнила она.

– Мне показалось, ты передумала.

– Ничего не передумала милый. Ничего не передумала… Где Муся?

Платье Маши оставалось не застегнутым, и я начал легонько прикусывая зубами спускать его, вначале с одного плеча, потом с другого и целовать мокрые не отогревшиеся ключицы, продолжение шеи, острые лопатки, начало спины.

– Ты мне дашь увидеть Мусю?! – горячо и требовательно зашептала Маша. – Я хочу Мусю… и домой!

– Конечно! Я могу сходить ее поискать! – с придыханием согласился я, но мои глаза уже были в разбег.

– Вот и иди! – ласково прошептала она. – Не теряй время!

– Но я не могу оторваться! – сжав зубы прошептал я.

– Вы врете молодой человек! – шутливо пытаясь злиться, промолвила Маша.

– У меня кружится голова! – честно сознался я, ощущая легкое опьянение от ее тела, щекочущих меня волос, от того, что она такая доступная, что мои губы так касаются ее, целуют, оголяют верхнюю половину тела.

– Не верю ни одному вашему слову! Вы врун!

– Да врун! Несчастный! Но мне бы не упасть. Это выше моих сил.

Платье девушки тяжелым комом сползло на талию, чуть задержалось и бесформенно свалилось на пол.

Открылись покатые плечи, прикрытые местами мокрыми волосами, нежная узкая спина, белые узкие плавки, и стройные чуть розовые от холода ноги девушки. Она была стройная как солдатик, с прижатыми друг к другу лодыжками. Я взял ее за плечи, легонько сжал.

– Маша… Повернись! – попросил я чуть слышно, как будто кто-то мог нас услышать.

– Не-е-е-т! Не могу! – еще тише и протяжно ответила она.

– Почему?

– Мне сты-ы-дно милый? – голос ее задрожал. – И я бою-юсь. … Честно.

– Я хочу увидеть тебя! – умоляюще сказал я.

– Ты говоришь глупости! – нерешительно возразила она. – Это ни к чему.

– Хочу увидеть твои грудки! Которые я… я целовал.

– Они же обычные. – скромно сказала она, с улыбкой в голосе.

– Они необыкновенные! – горячо возразил я.

– Они маленькие, упорствовала Маша.

– Они прекрасные! – не сдавался я.

– Скажи еще что-нибудь хорошее про них, и я повернусь, – проговорила она и тихо засмеялась.

– Они просто прелесть у тебя, и мне ужасно хочется ласкать их сильней и сильней.

Маша, смущенно глядя в пол, обернулась, прикрыв их руками. Я стал целовать ее ладошки, убирая каждый пальчик губами, оголяя нежные возвышенности и, наконец, она опустила левую руку, потом правую, и я целовал их, … целовал нежно и страстно, немного, прикусывая соски. Девушка тихонько вскрикивала от боли и чему-то улыбалась, а дыхание у нее было прерывистое.

От этих откровенных влажных поцелуев у меня слабели и подкашивались ноги, и стала кружиться голова…

– Ну что ты делаешь, что ты творишь?! – шептала Маша с легким укором, а руками держала мою голову и гладила ее. Так продолжалось, вечность, но вот я опустился перед ней на колени, и стал целовать упругий девичий живот, розовые трусики, в начале у резинки, потом ниже и ниже.

– Не надо! Я прошу милый – не надо! – шептала она в забытье.

Холодная мокрая материя была почти прозрачна от воды, и темный треугольник ясно читался на ней.

– Сумасшедший. Ты сумасшедший! Туда целовать не надо.

– Откуда ты знаешь? – пребывая в коматозном состоянии, выдавил я.

– Знаю.

– Не знаешь!! – шептал я в забытье.

И, я решился, попробовать убрать эту последнюю преграду. Мои руки по бедрам поползли под них. Она вздрогнула.

– Ма-а-аша! – прошептал я как можно нежней. – Она молчала, только глаза у нее округлились и были испуганы. – Ма-аша! – повторил я с укором в голосе.

– Может не надо?! – встрепенулась она, придерживая их. – Ты сильно хочешь их снять?

– Сильно, сильно! Ты даже не представляешь как!

– Что я делаю! – обреченно прошептала она.

Трусики в моих руках медленно, поползли вниз, еще ниже, оголили скомканные кудряшки волос, по ногам, спустились на острые синие коленки, и дальше до самых щиколоток. Маша прикрыла пальцами рук потайное место девушки. Но не плотно, слегка.

– Вот это да! – невольно выдохнул я, встряхивая как от наваждения головой. Это было необыкновенное зрелище, предел мечтания любого мальчишки! Вот она девчонка без одежды, без всего, голенькая, в двадцати сантиметрах от моих глаз! И я всю вижу ее, вижу полностью! Сгораю от нетерпения! Меня душит душная волна! Проступает пот на лбу! Неужели правда? Мне не кажется? Это я вижу на самом деле! Но так не бывает!! Мое сознание захлебывается от приливших к голове эмоций. В этом легкой поросли волос, среди милых кудряшек прячется, да и почти не прячется, нежная черточка, запятая уходящая между ног! «Да! … Да! … Да!» – застучали молотобойцы у меня в голове. Запульсировали жилки в висках. Но я даже не могу утереть пот со лба. Я оцепенел! Я в восторге и наслаждении увиденным! Какая прелесть эти узкие ножки, можно даже наверно коснуться там, между ними.

Я потянул ее за ладошку вниз. С душевным волнением и трепетом я почти коснулся губами того места, где совсем недавно были ее трусики, почти дотронулся до ее кудряшек, но в последний момент не решился. «Мне не надо смотреть туда, но я хочу, я хочу!» Маша немного съежилась и ласково и попросила меня подняться.

– Ты еще успеваешь меня рассматривать?! – прошептала она укоризненно и чуть строго.

– Совсем чуть-чуть. Мне надо запомнить тебя, – с трепетом в голосе промолвил я.

– Это ни к чему милый. Встань, пожалуйста!

– Давай я не буду смотреть! – пообещал я, возвращая взгляд на ее лицо. Она благодарно кивнула, но была неумолима.

Мне пришлось подняться. Мы вновь слились в долгом поцелуе. Маша завела локти за мою шею, и держала меня нежно и бережно. Слегка придерживая девушку правой рукой за талию, я увлек ее в соседнюю комнату, к постели. Мы забрались на нее, так и не расцепившись ни на миг. Тут, наконец, я поборол свой безотчетный страх и, освободив правую руку, опустил вниз. Моя ладошка утонула в жестких упругих волосках. Было страшно приятно трогать резко обрывающуюся вниз глубину между ее ног, забирать в руку мягкую округлость низа живота девушки, ощущать, как средние пальцы неумолимо, от каждого движения, проваливаются во что-то влажное, отзывчивое и горячее. В трельяжном зеркале я видел наши ломкие отражения, и они плыли как в тумане.

– Я не хочу, что ты все видишь милый, – сказала она вдруг очень ласково.

– Ты такая необыкновенная! – голос мой дрогнул от нежности.

– Все равно не хочу этот дурацкий свет, – жалобно собирая морщинки на лбу сказала девушка и ресницы ее затрепетали.

– Он не дурацкий, – неуверенно возразил я, понимая, что она права.

– Ты не понимаешь! – шепнула она с мольбой в голосе.

– Наверное!

– И себя не хочу без одежды! – мучительно запротестовала она, подрагивая.

– Если бы ты знала, как прекрасна без нее! – почти теряя сознание, от близости ее тела, проговорил я.

– Не говори так!

– Не буду! – покорно согласился я буквально поедая ее глазами.

– И не хочу то, что ты со мной делаешь сейчас! – шептала она горячо, мешая мне руками.

– Ты будешь капризничать как маленькая?! – ласково промолвил я.

– Я еще, правда, маленькая. Ну пожалуйста, хоть выключи его.

– Хорошо – сейчас пойду, – согласился я, тяжело вздохнув.

Мне это так не хотелось делать. Но я должен был пожалеть Машу.

Я погасил потолочный светильник на кухне, но света из коридора все равно хватало, чтобы смутно видеть ее. Пока я торопливо раздевался, комкая и бросая вещи, она не лежала, а сидела на кровати. Когда я вновь оказался в постели, она вдруг спросила обернувшись ко мне:

– Милый ты ничего не скажешь?

– Скажу! – растерялся я, не зная что сказать.

– Это будет больно? – спросила она, вдруг отстраняясь от меня в полусумраке.

– Не… не знаю! Не думаю!

– Ответь честно – у тебя же были девушки?

– Нет! – сказал я правду, имея в виду, что у меня были только женщины.