Читать книгу Детектив из Мойдодыра. Том 2 - Григорий Лерин - Страница 2
Сезон тайфунов
1
ОглавлениеПервый раз он ворвался в «Мойдодыр» хрустящим морозом мартовским утром. Я его не звал и не томился в ожидании. Парочка недавно законченных совершенно дурацких дел вполне позволяла мне поддерживать на уровне семейный бюджет и содержание Ленкиной косметички.
Но все же он ворвался и хлопнул дверью, и затопал по приемной, не реагируя ни на Ленкино строгое:
– Вы к кому? – ни на Ленкино раздраженное:
– Да вы к кому это, собственно?! – ни на Ленкино истерическое:
– Виктор Эдуардович!!!
А я сидел в кресле и надеялся, что обойдется – с назойливыми коробейниками и перепившими пиво некультурными прохожими, блуждающими иногда по подъезду в поисках несанкционированного облегчения участи, Ленка обычно справлялась сама. Но тут уж пришлось действовать, хотя с утра действовать как-то не хотелось.
Я метнулся на крик, опрокинув кресло, и, распахнув дверь в приемную, очутился в самом разгаре сражения.
Молодой, очень перепуганный солдатик с красным мокрым носом и красными ушами хватал Ленку за руки и пытался зажать ей рот. Это была заранее проигранная баталия. Во-первых, ему очень не хватало третьей руки, да и четвертая не помешала бы, во-вторых, я сам пытаюсь зажать Ленке рот вот уже сколько времени и – безуспешно.
Так что, тоже красная и перепуганная Ленка еще раз завопила:
– Виктор Эдуардович! – хотя я уже стоял в приемной.
Я обхватил его сзади, расстегнул два верхних крючка и рывком спустил шинель на локти, после чего, на всякий случай прохлопал карманы. Черт его знает, чему их сейчас в армии учат.
Ленка быстро пришла в себя. Она небрежным кивком одобрила мои действия, перевела дух и влепила злодею чувствительную оплеуху.
– Он меня за грудь тронул! – с надрывом пояснила она.
Ее возмущение показалось мне не совсем искренним. Я развернул парня за плечи и слегка подтолкнул к стене.
Он не пытался сопротивляться или хотя бы выпутаться из шинели. Он выглядел, как утопающий, как падающий с десятого этажа, как стоящий перед строем в ожидании команды: «Пли!» – в общем, выглядел неважно. Он затравленно переводил взгляд с Ленки на меня и тяжело дышал, как будто для того, чтобы тронуть Ленку за грудь, он прибежал, по меньшей мере, из Москвы, не обращая внимания на все другие встреченные по дороге груди.
– Да он, наверное, сексуальный маньяк, – озабоченно проговорила Ленка. – Они в армии все такими делаются. Ну-ка, дайте ему хорошенько, Виктор Эдуардович!
Он забулькал легкими, стараясь удержать дыхание, и, наконец, выдавил:
– Патруль… Не надо… Пожалуйста…
Что-то подобное я, честно говоря, и ожидал.
– Лена, отведи маньяка на кухню, засунь за плиту и прикрой занавеской. И задвинь чем-нибудь на всякий случай. Давайте быстро, бегом! – добавил я шепотом, потому что в незапертую дверь уже звонили.
– Чем это я его задвину? – огрызнулась Ленка, но послушно схватила парня за рукав и потащила в коридор, ведущий на кухню.
Я знал ответ, но промолчал, только скользнул взглядом по ее спине и ниже и пошел к двери.
– Входите, открыто!
Увидев пехотного лейтенанта и двух морских курсантов, я удивился в меру своих способностей и вторично пригласил их войти.
Они вошли и стали, как гуси, вытягивать шеи в разные стороны, стараясь заглянуть в кабинет через приоткрытую дверь и в коридор, в котором шелестели неопределенные звуки из кухни.
Как только лейтенант приступил к делу, шеи курсантов дисциплинированно сократились до обычных размеров.
– Лейтенант Вашенкин. Извините за беспокойство. К вам сейчас не забегал солдат? – произнес он быстро и подозрительно.
– Нет, – снова очень искренне удивился я, – еще не забегал. А что случилось? Всеобщая мобилизация? Друг Саддам опять в беде?
Он хотел ответить, но не успел. Из коридора выплыла Ленка с подносом в руках. На подносе понуро стояли две чашки остывшего кофе.
Лейтенант Вашенкин выстрелил по Ленке холодным взглядом и никак не оценил ее интригующей улыбки. Я бы, например, сразу догадался, что она кого-то прячет.
– Курсант Самсонов почти догнал его у этого дома. Он, видимо, заскочил в ваш подъезд.
Один из курсантов кивнул.
Я пожал плечами.
– В подъезде шесть этажей.
– Курсант Самсонов оббежал все этажи. Еще он слышал, как на первом этаже кричали женским голосом: «Иван Теодорыч!» Ему показалось, что кричали у вас, и дверь у вас не заперта.
Я укоризненно взглянул на курсанта Самсонова. Он снова кивнул, не сводя с Ленки откровенно поедающих глаз.
Ленка покосилась на меня, поощрительно улыбнулась курсанту и задрала нос.
– А у меня в столе два пирожных есть! – зачем-то похвасталась она в никуда.
Мне этот театр двух актеров совсем не понравился. Уж не собирается ли она пригласить курсанта Самсонова попить кофе на кухню? А что собирается сделать курсант Самсонов, слишком уж недвусмысленно написано на его лице. Кроме того, мне она пирожные никогда не рекламировала и не предлагала.
Отвернувшись от Ленки, я доверительно понизил голос:
– Кричали, действительно, у нас. Она всегда кричит женским голосом, когда ко мне обращается. Видите ли, эта славная девушка – глухая. Еще у нее часто бывают провалы в памяти, и она забывает, как меня зовут. Бесполезно спрашивать, кто такой Иван Теодорыч, и бегал ли он когда-нибудь от патруля – этого она тоже не вспомнит. – Я уперся взглядом в курсанта и добавил металла. – Так что, не надо на нее облизываться, курсант Самсонов. Ее все равно не призовут на военную службу.
Курсант Самсонов облизываться перестал и отвел глаза.
– Спасибо, отнеси поднос в кабинет, Леночка! – заорал я через плечо. – И застегни верхние пуговицы кофточки – сегодня здесь дует суровый балтийский ветер.
– Я кричала: «Виктор Эдуардович»! – дрожащим от ярости голосом произнесла Ленка. – Я всегда кричу, когда вы ко мне пристаете, шеф. Только так вас можно остановить.
Три пары глаз взглянули на меня, словно через прорезь прицела. Мне ничего не оставалось, как развести руками в предельном изумлении.
– Да? Действительно: Виктор Эдуардович? Ну… тогда… Ну, тогда, значит, глухой – курсант Самсонов.
– Курсант Самсонов, курсант Ткачев, на выход! – жестко скомандовал лейтенант и первым шагнул к двери.
Я вяло покивал им вслед.
– Жаль… А то бы зашли на кухню, за плитой бы пошарили…
Дверь в подъезде хлопнула преувеличенно громко.
– Здорово я их выпроводила, шеф?
– Здорово, юная леди, просто здорово!
Внешне довольные друг другом мы вернулись на кухню. Он уже успел отдышаться, но смотрел все еще, как из форточки.
– Спасибо…
– Пустяки, – отмахнулся я, – нам это ничего не стоило. Эти военные готовы поверить любой ерунде. Поэтому в случае очередного военного переворота курсант Самсонов отыщет меня под землей и расстреляет из главного корабельного калибра. – Я повернулся к Ленке. – А тебя утащит в казарму, и там уж кричи – не кричи, никакой Иван Теодорыч тебе не поможет… котик.
Ленка презрительно фыркнула по поводу нарисованной перспективы, и я снова обратился к нашему незваному гостю:
– Чего бегаешь-то, боец? В самоволке?
Он виновато взглянул на меня, потом на Ленку.
– Извини, я не хотел… В смысле, нечаянно… Я дезертировал из части.
Я присвистнул.
– И давно?
– Вчера вечером. Перелез через забор и убежал.
Он снял шапку, положил на колени и стал ее пристально рассматривать.
– Ух, какие красные уши! Замерз, наверное? – пожалела преступника Ленка.
– Ему стыдно за свой поступок, – пояснил я и продолжил допрос:
– Как тебя зовут, защитник? Одним словом, без «гвардии рядовой».
– Алексей.
– Так вот, Алексей… – Я хмыкнул. – Алешенька, сынок! Дезертиром ты станешь через двое с половиной суток, а пока ты только самовольщик, не надо набивать себе цену. Тебя что, в учебке Уставом по голове не били? Возвращайся в родную часть, к родному котлу с кашей, в худшем случае – пять суток «губы», и все дела. Знаешь солдатскую поговорку, отчего «а мы все крепче»?
Он вздохнул длинно и тяжело, совсем как взрослый.
– Мне надо срочно вернуться домой.
Он прямо так и сказал. Он не сказал, что ему хочется к маме, что ему плохо, трудно – нет. Он сказал, что ему надо, и это «надо» важнее всего остального. Во всяком случае, я его заявление понял именно так, и он меня порядком озадачил.
И, по-видимому, Ленку тоже, потому что она решила прояснить все до конца.
– А чего это ты вдруг домой собрался? – строго спросила она. – Не нравится Родину защищать?
Он недоверчиво взглянул на меня исподлобья и снова завздыхал.
Я кивнул.
– Если ты не скажешь, она побежит за патрулем и, будь уверен, догонит даже быстроногого курсанта Самсонова. А может просто заехать в ухо, ты же знаешь. Так что, не говори, конечно, если не хочешь. У нас самый демократичный «Мойдодыр» в городе.
Ленка надулась, и Алексей решил, что на него.
– Хорошо, я скажу, – заторопился он. – Если честно, я совсем не знаю, что мне делать дальше. Может быть, вы мне что-нибудь посоветуете?
До призыва, то есть, всего месяц назад, он жил в городке безработных шахтеров и неполучающих зарплату металлургов где-то далеко на востоке, по ту сторону Уральского хребта. До десяти лет жил с родителями, пока с залетным артистом не сбежала мать. До двенадцати лет жил с отцом, командиром батальона внутренних войск. Отец погиб при исполнении, и Алексей остался с теткой, сестрой отца. Мать домой так и не вернулась.
Вскоре после его ухода в армию на тетку наехали. От нее требовали продать квартиру, в которой она выросла, квартиру в доме, построенном еще пленными немцами, и поэтому просторном, добротном и теплом. Тетка крепилась, как могла, отвечала на угрожающие требования нервно-обреченными жалобами в милицию и каждую неделю писала племяннику отвлеченные письма о погоде и ценах.
Вчера Алексей получил письмо от Танечки. Танечка – это не тетка, это та, самая красивая и самая единственная девушка на Земле, которая ждет его возвращения, чтобы сыграть свадьбу, нарожать детей, в общем, создать свой маленький уютный мирок, в котором хоть как-то можно будет отгородиться от страны. Танечка сама совсем недавно узнала о шантаже после того, как тетке пригрозили, что в случае дальнейшего упорства они займутся Таней вплотную, и разъяснили, что это значит. Тетку увезла «Скорая» с сердечным приступом в больницу, где она и рассказала девушке о надвигающейся беде, попросив ничего не сообщать Алешеньке.
Танечка подумала, поплакала и сообщила. Без паники, но сообщила, что она одна, она боится, и она беременна.
Тем же вечером Алешка маханул через забор.
Он согрелся от нашего кофе и участия и рассказывал охотно и долго. В основном, он говорил о Танечке, но кроме того, какая она чудесная и замечательная, ничего нового не сообщил. О тетке он упомянул довольно скупо, но выдал гораздо больше информации.
Тетка Саша была женщина нервная, постоянно всем и всеми недовольная, в том числе, и Алешкой. Правда, после смерти Алешкиного отца она никогда больше не кричала на племянника и прощала ему все, от двоек до Танечки. Только перед самым уходом в армию Алешка вдруг как-то неожиданно подумал, что, возможно, есть еще кто-то, кому тетка все прощала или простила бы, но спросить об этом суровую тетку не решился.
Он показал нам письмо и фотографию симпатичной девушки с широко распахнутыми, чему-то слегка удивленными глазами. Это было все, что он прихватил с собой в побег.
А я сидел, уныло постукивая пальцами по крышке стола, и помнил, что он ждет от меня совета.
Что я мог ему посоветовать? Только заново родиться в другом времени, а еще лучше – в другом месте, но с этим делом нам всем, кажется, крупно не повезло. Да и нет никакой гарантии, что в том же времени и в том же месте кто-нибудь родит ему Танечку с такими доверчиво-удивленными глазами.
– А Таня твоя живет с родителями? – спросил я без энтузиазма.
Ему, видимо, показалось, что я ткнул пальцем в обратный адрес на конверте без должного благоговения, поэтому он сгреб со стола письмо с фотографией и спрятал в карман.
– Таня живет в общежитии. Она учится в институте и работает, – заявил он с гордостью. – А по вечерам заходит к тетке Саше чаю попить. Я письма на наш адрес пишу, потому что в общежитии могут пропасть.
– Это было бы ужасно, – проскрипел я.
После демонстрации Танечкиной фотографии и чувств Ленка потеряла к Алексею возникший было интерес, но, изнуренная вынужденным длительным молчанием, направила разговор в деловое русло.
– Ты, наверное, на самолете полетишь? Так тебя в аэропорту сразу и схватят!
– Нет, самолетом очень дорого, – ответил Алексей, подумал и добавил, опустив голову: – У меня пока и на поезд денег нет.
– Ну, это сущая ерунда, – заметил я. – У нас тут недалеко находится валютник Промстройбанка. Ломанешь кассу и – бегом в «Мойдодыр». За плитой на кухне отсидишься, если что… Куда ты собрался, воин?! Да ты не успел через забор перепрыгнуть, как напоролся на патруль. А еще надеешься проехать пол-России без денег, без документов, и потом…
Я махнул рукой.
– Так ему, наоборот, повезло, – вступилась за парня Ленка. – Если бы не патруль, он бы к нам не попал. А денег на дорогу тебе Виктор Эдуардович даст, это не проблема, – обратилась она к Алексею. – Ты не думай, он добрый.
– Я бы вернул, – тихо пробормотал Алешка, внимательно рассматривая мои ботинки. – Я бы потом прислал переводом.
Я бросил на щедрую юную мисс неприязненный взгляд, вздохнул, встал и повернулся к сейфу.
– Ладно… По сравнению со всем остальным это, действительно, не проблема. Лена, одевайся, поедешь на Московский вокзал за билетом. Постарайся взять на завтра. На обратном пути купи ему что-нибудь поесть на вечер и в дорогу. Ты, Алексей, переночуешь здесь. На улицу не высовывайся, понял? Завтра я тебе что-нибудь из одежды привезу. Телефон у вас дома есть? Ну, и отлично, позвонишь вечером Танечке, расскажешь, как ты готовишься стать отцом.
Он недоверчиво посмотрел на меня, на Ленку, покраснел и счастливо заулыбался.
– Вот-вот, – сказал я неизвестно к чему, – это тебе не обычных честных девушек за грудь трогать.
***
Второй раз он проник в «Мойдодыр» по телефонному проводу через трое суток после отъезда.
– Ее до сих пор нет, Виктор Эдуардович, – сказал он ровным звенящим голосом. – Они ее все-таки забрали. Тетка Саша подписала им все документы, а Тани до сих пор нет.
– Откуда ты звонишь, Алеша? Из дома?
Для него мой вопрос не имел никакого смысла, но все же он послушно ответил:
– Дома у нас больше нет. Мы живем пока у знакомых. Я звоню с переговорного…
В трубке затрещало, защелкало, потом снова донесся голос Алексея.
– Ее надо спасти, Виктор Эдуардович, иначе, ее, наверное, не отпустят.
– Ты знаешь, где она может быть? – закричал я и не сразу заметил, что кричу. – Где ее искать, ты знаешь?
– Я знаю, с чего начать, – ответил он.
– Подожди, Алешка…
Я чуть не крикнул: «Подожди, я еду!», но вовремя спохватился. У меня была очень уважительная причина, чтобы спохватиться.
– Я не могу ждать, Виктор Эдуардович. Ее надо спасать. Я хотел вам сказать, что, если у меня не получится, ее все равно надо спасти.
Он замолчал. Наверное, он думал, что я все-таки крикну: «Я еду!». Но я тоже молчал.
В трубке щелкнуло, и запели гудки.
Я сидел и ждал, что он перезвонит. Я ждал до позднего вечера, но звонок так и не раздался.
В третий раз он ворвался в мою жизнь уже мертвым.