Читать книгу Детектив из Мойдодыра. Том 3 - Григорий Лерин - Страница 6

Джипы, баксы и немного Шекспира
Часть вторая. Веселый Йорик
1

Оглавление

Скажите, вам никогда на голову не падали собаки? Не стеклянные или фарфоровые собачки, которые горделиво украшают серванты и камины и иногда порхают по двору, словно ласточки, оповещая соседей о надвигающихся бурных семейных грозах. Нет, я спрашиваю о живых собаках, без крыльев и пропеллера, сантиметров восемьдесят в холке и килограммов двадцать пять – тридцать веса.

Неужели не падали? В самом деле, ни разу? Странно…

А вот на меня, Виктора Стрельцова, отличного семьянина, примерного гражданина и удовлетворительного налогоплательщика, почему-то упала. Самая настоящая немецкая овчарка свалилась мне на шею откуда-то с третьего или четвертого этажа совершенно незнакомого мне дома. Совсем, как в «Хамелеоне»: «Иду я, ваше благородие, никого не трогаю…»

Не пугайтесь, если неожиданно получив собакой по голове, вы заработаете амнезию. Могу вас утешить: это – временно. Где-то с минуту я таращился на вставшую на ребро серую пятиэтажку, не понимая, как, вообще, здесь оказался. В понедельник, за три версты от своего рабочего места: детективного агентства с добродушно-зловещим названием «Мойдодыр». Потом вспомнил.

Я возвращался домой с очередного дела. Впрочем, и делом эту поездку назвать нельзя. Так, баловство: мне дали деньги – я положил их в карман. Правда, еще дали в глаз – так получилось. Глаз, к счастью, я в карман не положил – остался на положенном месте.

Первая попавшаяся маршрутка, в которую я запрыгнул почти на ходу, минут двадцать следовала в нужном направлении, но на очередном перекрестке не удержалась, свернула и поехала в ненужном. До моего дома оставалось всего-то три квартала, а дворами и того меньше. Я перешел через дорогу и направился во дворы.

На полпути я вынул из кармана сигареты. Еще через пару шагов достал зажигалку. Еще на протяжении десяти шагов с упорством неандертальца пытался добыть из нее огонь. Безрезультатно. Вдоль домов проносились порывы ветра, а в купленной вчера зажигалке при внимательном рассмотрении газа оказалось совсем на донышке. То ли на Нью-Йоркской бирже опять накрутили цены на отечественное топливо, то ли внутренние потребители накрутили новых дырок в газопроводе.

Увидев открытую дверь подъезда, я свернул к ней, чтобы спрятаться от ветра и еще раз попробовать прикурить. Я, конечно, слышал и читал в газетах о том, что во всем мире разворачивается широкомасштабная компания против курильщиков, которые не дают остальным людям мирно дышать выхлопными газами. Но, что меня достанут не в туалете самолета, а здесь, в обычном, ничем не примечательном пыльном дворе, никак не предполагал.

Я не дошел до двери каких-нибудь пару метров. Шуршание листьев у меня над головой заглушил громкий треск. Я вскинул голову. Сверху, обгоняя сломанные тополиные ветки, на меня молча падала собака.

Я успел отвернуться и шагнуть в сторону. Мощный удар пришелся на плечо и лопатку и сшиб меня с асфальтовой дорожки на газон.

В первые секунды показалось, что у меня оторвалась голова, и дальнейшее существование (если не сказать: прозябание) без головы представилось мне довольно мрачным. В виду моей экзотической и, не побоюсь этого слова, интеллектуальной профессии мне частенько приходится работать головой, а иногда даже очень интенсивно: когда держат за руки, например.

Я мыслю – значит, я существую! Кажется, оставшись без тела, моя голова ударилась в философию. Я похлопал глазами и внимательно осмотрелся, но нигде поблизости знакомого человеческого тела без головы не обнаружил. Потом сообразил, что если Господь решил бы вдруг от меня избавиться по каким-то непонятным причинам, Он не рискнул бы швыряться собаками, опасаясь праведного гнева и санкций от представителей «Общества защиты животных», а использовал бы более гуманный способ. При современных технологиях и повальной компьютеризации можно просто подвести указатель «мышки», выделить черным цветом и нажать на «Delete». Или еще проще и дешевле – шарахнуть ломом.

Мы лежали рядом на траве. Овчарка глубоко дышала, делая большие паузы между вздохами. Из царапин на спине и боку и из разбитого носа сквозь намордник сочилась кровь.

Убедившись, что моя собственная голова осталась на месте, я подумал, что, возможно, сам оказался посланником Судьбы, собачей судьбы, естественно, чтобы бедному животному, опрометчиво прыгнувшему за кошкой или птицей, было не так жестко приземляться.

– Собака, ты давай, не умирай, – попросил я. – Иначе, какого черта я под тебя подставился?

Незнакомый двор продолжал жить своей жизнью, как будто ничего не произошло. Можно подумать, что падающие с неба собаки здесь такое же обыденное явление, как и падающие самолеты. Вокруг меня не толпились зеваки, надо мной не хлопотали мужественные представители министерства по чрезвычайным ситуациям, не голосили сердобольные бабушки, не радовались дети.

Я медленно повел подбородком в сторону, расширяя сектор обзора, и все-таки обнаружил присутствие человеческого разума. Двое «разумов» с интервалом в три-четыре метра продвигались в мою сторону от соседнего подъезда. Один шагал довольно резво и заинтересованно, другой отставал, запинаясь о собственные ноги, к тому же неэкономно расходовал силы на шевеление губами и выговаривание какого-то ему одному понятного заклинания. Третий «разум» дважды пытался подняться со скамейки, но невидимые иррациональные силы толкали его обратно. После третьей неудачной попытки он с удивлением и неприязнью оглядел скамейку и сгорбился, обхватив всклокоченную голову руками. Кажется, сдался.

– Подожди, мужик… Не двигайся…

Первый решительно шагнул на газон и, придерживая одной рукой полы пиджака, запахнутого на голой груди, опустился на колени и наклонился надо мной.

– Эй, не надо! Не надо ничего со мной делать! – решительно запротестовал я. – И вообще, ты бы, друг, зашел с подветренной стороны, а?

Он пошарил рукой у меня за спиной и продемонстрировал сломанную сигарету.

– Половинку – Толяну! – радостно объявил он. – Тебе-то уже не понадобится.

Его неслыханное великодушие оживило безжизненный двор.

– А что случилось? – раздался женский голос откуда-то сверху. – Мне из-за дерева не видно.

– Да вот, собака мужика загрызла, – ответил «разум» в пиджаке, задрав голову.

– Поразводили собак, житья никакого нет! На людей бросаются! Я сейчас в милицию позвоню!

Почему-то у меня и в мыслях не промелькнуло, что собака на меня бросилась. Я считаю, что не принадлежу к тому типу людей, на которых беспричинно бросаются собаки. Даже собаки в намордниках, то есть, заведомо невоспитанные и злые.

Я зашевелился и сел. Ароматный дядька стоял рядом со мной и отходить в сторону не собирался. Его присутствие действовало на меня, подобно нашатырному спирту.

– Собака тут ни при чем, – сухо пояснил я дереву, из-за которого доносился женский голос. – Я сам, кого хочешь, загрызу.

– Вот это мужик! – подбодрил меня «разум». – Сам, кого хочешь, загрызет! Слушай, а может, тебе сто грамм плеснуть?

– Может, и плеснуть… – Я осторожно ощупал плечо и саднящую шею. – Только пока не знаю – куда.

– Так в стакан – куда же еще! Ты давай полтинник – я сбегаю!

Подтянувшийся Толян остановился у поребрика и принялся меня разглядывать безразличными мутными глазами. Услышав про сто грамм, он заметно оживился. Третий компаньон тоже возобновил бесплодные попытки подняться со скамейки.

– Кллннч, что?… – выдавил из себя Толян вместе с пузырящейся слюной.

– Да вот, мужик собаку загрыз. Вот это мужик, да, Толян?

– Плтннк дает?

Весть о новом Мессии, раздающем полтинники, вероятно облетела округу со скоростью мысли, потому что через пару секунд, раскачиваясь на ухабах, между домами протиснулся микроавтобус «Скорой помощи» и остановился у подъезда. За «Скорой» довольно бойко семенила бабуля с хозяйственной сумкой в руке.

Из кабины выскочил веселый дядька с блестящим, глянцевым лицом, украшенным очками. Он брезгливо покосился на «Кллннча» с Толяном, по-честному деливших мою так и не прикуренную сигарету, утратил хорошее настроение и совсем уж неприветливо взглянул на меня.

– Ну, что, болезный, живой еще? Чего глазами хлопаешь? Раньше надо было хлопать. С какого этажа выпал? Ноги поломал?

– Нет, – ответил я.

– А встать сможешь?

Я неуверенно пошевелился и поджал под себя ноги.

– Смогу.

Он опять развеселился.

– Так беги в машину, чего ждешь-то?

Бабуля с сумкой вывернулась из-за микроавтобуса, подошла ко мне и потянула за руку, ворча:

– И шагу не сделают, чтобы ботиночки не испачкать! Хватай меня за шею, сынок, не стесняйся. Так, потихонечку и подымешься. А то ведь уедут, паразиты!

– Спасибо, бабушка, я сам.

Я поднялся на ноги. Сильно болело плечо, и каждое движение отдавалось под лопаткой, но кажется, этим и обошлось.

Я оглянулся. Собака так же безмолвно лежала в траве, вытянув морду. Она тоже смотрела на меня безучастными глазами.

– Ну, идешь?

– Иду, – отозвался я нерешительно. – Послушайте, доктор, взгляните, что с собакой. Может, ей можно помочь?

– Тебе что, совсем мозги отшибло? Давай, садись, или я уезжаю! – Он раздраженно рванул на себя дверцу микроавтобуса и пожаловался кому-то внутри. – Надо же до таких чертиков налопаться, чтобы вместе с собакой из окна вывалиться! А нам возись тут с ними!

– Ты смотри, Толян, что делают! Оставляют мужика! – ахнул «Кллннч».

И тогда Толян возмутился. Утратив напускную флегматичность, он не вполне членораздельно, но предельно искренне заявил, что наша голубая планета, к сожалению, далека от совершенства, и в мире полно грязных и отвратительных мерзавцев и извращенцев. Но оставлять мужика, который, вроде бы, пообещал полтинник, без оказания помощи могут только самые распоследние мерзавцы и извращенцы, у которых нет ни чести, ни совести, ни полтинника. На этот вопиющий факт Толян закрывать глаза не может, потому что с подобными негодяями он всегда вступал и вступать будет в суровые и бескомпромиссные половые отношения, используя при этом как традиционные методы и средства, так и нетрадиционные.

Яркая речь Толяна, искусно сплетенная из каких-то пяти-шести слов, одно из которых: «мужик», а второе: «полтинник», прозвучала внушительно и вдохновенно. Пока двигающийся у него на шее кадык, словно поршень, проталкивал наружу обличительные тезисы, вокруг «Скорой помощи» собралась небольшая толпа. Толяну удалось донести свою мысль до аудитории вполне однозначно и даже сорвать жиденькие аплодисменты со стороны скамейки.

Врач не решился вступать в полемику и произносить в ответ клятву Гиппократа, перестал блестеть и виновато заморгал, признавая поражение. «Кллннч» растроганно прослезился, и только лишь стоявшая рядом со мной бабуля неодобрительно покачала головой.

Сверху опять раздался женский голос:

– А какой номер машины? Давайте, я номер запишу. Только мне из-за дерева не видно.

Разошедшийся не на шутку Толян незамедлительно пригрозил вступить в суровую связь и с номером, и с машиной, и с деревом.

Бабуля с отвращением сплюнула на землю.

– Да как язык-то не отсохнет, поганец!

Я выудил из кармана две десятки и поспешно протянул «Кллннчу», отвлекая внимание Толяна, медленно сосредотачивающееся на бабуле.

– Держи, друг. Спасибо за поддержку. Теперь они меня ни за что не оставят. И других больных лечить станут. А спирт и таблетки больше воровать не будут.

«Кллннч» степенно передал деньги оратору.

– Толян, пересчитай.

Врач проводил взглядом деньги, снял очки, и в его добрых близоруких глазах я увидел признаки понимания и гуманизма. Водрузив очки на место, он решительно подошел, наклонился, потыкал в овчарку пальцем.

– Дышит… – Он понизил голос до шепота: – Можем до ветеринарки добросить. Полтинник даешь?

Я нисколько не удивился.

– Даю. Поехали. Там, кроме как усыплять, что-нибудь умеют? Или такие же, как у вас?

– Там все умеют. Они же платные. Ну, садись.

Я опустился на колени, просунул руки собаке под живот и под голову. Она коротко взвизгнула, но вырываться не стала. Мне тоже было больно разгибаться, но я сдержался и не взвизгнул. Прижав собаку к груди, я бережно понес ее к машине.

– Давай, мужик, поправляйся, – благодарно пожелал мне вслед «Кллннч».

Толян мне вслед ничего не пожелал.


***


В приемной на втором этаже висел угрожающего вида плакат с огромным, жутким шприцем и лицемерно-садистской надписью: «А ты не забыл сделать своему любимцу прививку от бешенства?» Под плакатом вдоль стены сидело не менее десяти посетителей с собаками и кошками всех мастей. Возможно, несчастные животные предпочли бы бешенство, но их никто не спрашивал.

Я вздохнул, перехватил собаку поудобнее, еще раз взглянул на шприц и повернулся к выходу. Но меня остановили.

– Мужчина! Мужчина с овчаркой на руках. Проходите. Проходите к доктору.

Я не поверил своим ушам! Меня пропускали без очереди! Причем, пропускали все хором, без обычных в таких случаях реплик, вроде: «Я тоже инвалид перестройки и беременный от неразборчивых рыночных отношений, а вот жду». Наверное, общение с животными помогает их хозяевам вырабатывать человеческие качества.

В отличие от людей в грязно-белых халатах из машины «Скорой помощи» совсем молоденький на вид собачий доктор излучал любовь и сострадание.

– А что с нами случилось? Подрались? Кладите сюда на стол. И намордничек снимите – ни к чему он сейчас. Вон, какая симпатяга! А как нас зовут?

– Вообще-то, мы не дрались. Мы не на прививку от бешенства. Она на меня упала. Нечаянно. – Я осторожно уложил собаку на покрытый простыней стол и принялся расстегивать намордник. – А зовут нас Виктор Эдуардович.

Молодой человек рассмеялся.

– Да я про вашу собачку спрашиваю. Но все равно – очень приятно.

Да я, в общем-то, понял. Вот только не знаю я, как нас всех зовут. А если признаюсь, что собака не моя, а неизвестно чья, не пошлет ли он нас подальше? Опять же, на прививки от бешенства, например.

– Собачка хорошая, – неопределенно ответил я и по-хозяйски положил руку ей на голову. – Не кусается, и слюни не текут. И вас не укусит – не бойтесь, доктор.

– Я не боюсь. Правда, иногда бывает – кусают. Не от злости, а от боли. Предупреждают об осторожности. Так как зовут собачку-то?

Он бестактно настаивал, хотя я уже дал понять, что вопрос мне неприятен. Тем более, что кроме Тузика и Мойдодыра, как назло, ничего в голову не приходило. Кличка «Мойдодыр» слишком уж ассоциировалась с прививками от бешенства. Я решил не оригинальничать и выбрал Тузика.

– Тузик? – крайне удивился доктор и посмотрел на меня с ярко выраженным недоверием. – Странно…

Ч-ч-черт, надо было все-таки сказать: «Мойдодыр»!

– А ничего странного. Такое старинное русско-собачье имя, – пояснил я. – Сейчас в моде все традиционное, полузабытое, так сказать…

– Странно… – Посомневавшись пару секунд, он положил ножницы на стол и приподнял собаке заднюю лапу. – Ну, конечно, я и так вижу. Морда такая аккуратная и осанка, и структура… Хм… Первый раз слышу, чтобы Тузиком назвали овчарку, да еще и девочку.

– Девочку?… Ну и что? Девочка Тузик. Звучит неплохо, да? Даже кокетливо. Как в фильме: «Ее звали Никита». Вообще-то, я перед тем, как кличку придумать, под брюхо ей не заглядывал, – пробормотал я в свое оправдание.

– И до сих пор не заглядывали? – с иронией поинтересовался доктор и принялся разрезать грязный бинт на лапе. – Вы ее еще не вязали?

Тут уж настал мой черед удивляться.

– Что не делал?

– Я спрашиваю, вы вашу собаку еще не вязали?

Я длинно-длинно, с досадой выдохнул.

– Еще раз объясняю вам, доктор: мы не дрались. Она упала, я ведь, кажется, так сказал? И до этого она не нарушала законов Российской Федерации. За что же ее вязать?

Но доктор мои объяснения не слушал. Размотав бинт, он наклонился и внимательно изучал рану. Что-то ему не понравилось, и он снова засомневался.

– А ранение-то у вашей собачки огнестрельное. И вот здесь, на голове кожа разорвана – тоже, похоже, след от пули.

– Так что, теперь ее за это вязать? – не унимался я.

Он почувствовал мое раздражение и, пожав плечами, пошел на попятную.

– Да нет, можете не вязать – это ваше право. Просто вы говорите, что собака на вас упала… или прыгнула? Вы не знаете, откуда у нее пулевые ранения?

– Не знаю! Возможно, я бы и успел всадить в нее две пули налету, но я забыл свой «Смит и Вессон» под подушкой у Толстозадой Молли. Вы задаете так много вопросов, доктор, как будто видели портрет этой собаки на стенде «Их разыскивает милиция». А несчастная Тузик, тем временем, уже почти целый час умирает, и никто не собирается оказывать ей помощь.

Парень взглянул на меня, и в его глазах промелькнула обида.

– Но я как раз этим и занимаюсь. Вы пока присядьте, Виктор Эдуардович. Я ведь просто так спрашиваю, чтобы вам не скучно было. И собаке спокойнее, когда ваш голос слышит.

Мне стало стыдно.

– Извините, доктор, – проворчал я, затихая. – Извините, я разволновался. Какая-то сволочь стреляла в мою собаку, а я об этом даже не знаю. Она выздоровеет? Вы представить себе не можете, как ее любят все петербургские детишки.

Он неопределенно хмыкнул и потянулся за ватой.

Собака была, конечно же, девочкой, потому что доктор не только обработал и смазал раны, но и общупал ее всю, от шеи до живота, посветил в глаза и залез в пасть. Она не протестовала. Только когда он попытался снять с нее ошейник и просунул пальцы под толстую кожу, она забеспокоилась, приподняла голову и прижала его руку нижней челюстью к плечу. Доктор передумал и оставил ошейник на месте.

Закончив, он стянул с рук тонкие резиновые перчатки и снова улыбнулся.

– Вы не смотрите, что я такой молодой. Я ветеринарный институт закончил и с собаками вот с таких вот лет. – Он указал куда-то под стол. – Хотите полный диагноз? Ну, почти полный.

– Хочу.

– Значит, так… Это – не ваша собака. И вообще, вы еще с собаками тесно не общались. Я имею в виду, они у вас не жили.

– Тесно не общался, – подтвердил я. – Но всевозможные собаки постоянно жили где-то за стенкой. И еще, когда я был маленьким, мне очень не нравилась идея происхождения человека от обезьяны, и я хотел произойти от собаки.

– Ну, и замечательно! У вас должно получиться. Это – немецкая овчарка, чистокровная, с отличным экстерьером, возраст от трех до четырех с половиной лет, девочка, не вязанная. Хорошо воспитана. Два пулевых ранения и множество мелких царапин. Кость на ноге цела, но мышца сильно задета. Через неделю-другую заживет, может быть, останется легкая хромота на какое-то время. Похоже, сильный ушиб или даже трещина нижнего правого ребра – без рентгена точно сказать не могу. Поэтому вы ее на руках больше не носите – ей больно. Умирать она не собирается, но сильно истощена и находится в шоковом состоянии. Предполагаю, что потерялась несколько дней назад.

– Вы – прямо собачий Шерлок Холмс, доктор! – воскликнул я с восхищением. – А как ее зовут, вы не сказали, коллега?

Он довольно улыбнулся.

– Вот этого не знаю. Но сто процентов, что не Тузик. На ошейнике нет бирки, к сожалению – я проверил. Что вы собираетесь делать дальше, Виктор Эдуардович?

Я пожал плечами.

– Я об этом еще не думал. Я только хотел, чтобы она не умирала. Надо, наверное, вернуться к тому дому и попытаться найти хозяина.

Доктор с сомнением покачал головой.

– Если бы это было так просто, она сама бы его нашла. А сейчас ей нужно отдохнуть, оправиться. Хотя бы сутки. Вы можете взять ее домой? Или оставьте у меня – я попытаюсь ее пристроить.

Неожиданно я осознал, что не только могу, но и хочу взять собаку домой.

– С чего это вы будете пристраивать мою собаку? Нет, мы поедем домой.

Парень обрадовался и протянул мне тюбик с мазью.

– Я так и подумал. Тогда я не буду перевязывать ей лапу. Вы дома собачку помоете, потом рану смажете и сами сделаете перевязку. Я вам свой телефон дам, если что – звоните. А теперь, давайте, я немного вами займусь.

Меня он не собирался пристраивать. Он всего лишь имел в виду глубокие саднящие царапины у меня на шее и плече. Обрабатывая ссадины, доктор мимоходом расширил мой кругозор, поведав, что в собачьих кругах означает слово: «вязать».

– Крайне поэтично! – только и смог вымолвить я, надевая рубашку.

Он проводил нас до выхода.

– Все будет хорошо, Виктор Эдуардович. Постарайтесь подружиться. Для собаки потеря хозяина – тяжелейшая психическая травма. Хозяин для собаки – не просто родное существо, а… как бы это сказать… смысл существования – именно так, наверное. Вам понадобится деликатность и терпение. И звоните – не стесняйтесь, с любыми вопросами… Какая симпатяга!

– Спасибо, доктор. Терпения и деликатности мне не занимать – вы, должно быть, сами уже это заметили. – Я с чувством потряс его руку. – Оказывается, в нашей стране можно болеть, только надо быть собакой.

– Лучше не болейте.


***


Собака, тяжело припадая на правую лапу, шла рядом, но, в то же время, шла сама по себе. Она ни разу не взглянула на меня, не оглядывалась по сторонам и, вообще, не поднимала головы. И все же, когда я свернул к остановке маршрутки, она свернула за мной.

Я помог ей взобраться по ступенькам автобуса.

– Эй, ты куда с собакой-то? – заохал кто-то сзади.

Водитель оглянулся. Присутствие собаки в автобусе, кажется, его не возмутило.

– На собаку оплата отдельная. Не нагадит?

– Не больше, чем остальные, – с уверенностью опытного собачника заявил я.

Овчарка уже ездила в автобусах. Она прошла в конец салона и забилась в угол между сиденьями. Я сел рядом и положил руку ей на холку.

– Ну и дела-а-а… Как же тебя все-таки зовут, собака?

Она подняла голову и посмотрела мне в лицо тоскливыми, смертельно уставшими глазами.


«Как зовут, как зовут… Чего прицепился – все равно не поймешь… Джульеттой зовут… Отстань, Виктор Эдуардович…»

Детектив из Мойдодыра. Том 3

Подняться наверх