Читать книгу Полет в никуда - Григорий Олегович Поздняков - Страница 6

Перед Новым годом ректорат института решил сделать всем студентам подарок. Они в наш маленький и убогий зал пригласили известного артиста театра и кино Андрея Миронова. Для меня он был, и по сей день остается, человеком со званием великого актера.

Я с удовольствием пошел на этот творческий вечер. Сидел в первом ряду. Миронов выступал в сопровождении концертмейстера – такого маленького еврея, который отменно играл на рояле. Миронов много пел, пританцовывая, рассказывал байки со съемочных площадок. Я не слушал его, я просто смотрел на великого и неповторимого Андрея Миронова. Я следил за его жестами, мимикой, за его глазами, руками – он все делал хорошо. У него был сильный насморк, он то и дело доставал носовой платок и сморкался. Наверное, он понял, что это смотрится довольно глупо, но не отменять же концерт из-за такой непрухи. Когда он пел песню «Остров невезения» из кинофильма «Бриллиантовая рука», при словах «Что они не делают, не идут дела, видно в понедельник их мама родила», он схватился за нос и постарался высморкаться не в платок, а в руку. И это при полном зале!

Потом схватился за театральный занавес, откинул его, сделал круг у концертмейстера и закончил петь.

Когда творческий вечер был закончен, ко мне подошел мой знакомый Виктор, он занимался обслуживанием этого зала, и говорит:

– Пойдем, я тебе кое-что покажу.

– Что именно?

– Пойдем, посмотришь «хохму»

Он подвел меня к сцене, на которой только что выступал артист.

– Видишь вон тот занавес? Представляешь, Миронов вытер свой нос о

наш реквизит.

Я посмотрел: «Да, действительно, – подумал я, – великий артист у всех на виду высморкался в театральный занавес и при этом никто толком ничего не заметил. Это здорово».

После концерта я очень хотел подойти к Миронову и перемолвиться хотя бы небольшим, но запоминающимся диалогом. Приготовил ручку и бумагу. Андрей вышел, от него пахло очень хорошим одеколоном. Лицо его было красным и мокрым от пота.

– Андрей, оставьте, пожалуйста, автограф.

– С удовольствием, – в нос проговорил Миронов.

– Плохо себя чувствуете? – заискивая, спросил я.

– Да, насморк одолел.

– Я заметил.

– А чем вы здесь занимаетесь, что это за институт? – картавя, спросил он.

– Мы учимся в институте киноинженеров. Технический персонал для

киностудий и кинотеатров.

– Операторы, что ли?

– Нет, хуже, будем чистить для операторов их кинокамеры и промывать

спиртом оптические оси, – сострил я.

Миронов рассмеялся, пожелал удачи, сел в машину и уехал. Мне было очень приятно – ведь я говорил с самим Андреем Мироновым! Я был горд и счастлив.

А автограф до сих пор у меня хранится в альбоме, он был оставлен на бумаге для заклейки окон. На тот момент я не нашел ничего более подходящего.

Мне очень хотелось попасть на концерт Гребенщикова еще раз. Я узнавал у Анечки, где можно послушать «живьем» Гребенщикова, но она не могла мне ничем помочь. Хорошая музыка, интересные тексты, а эта группа нигде не выступает. И я решил организовать концерт Б.Г. у себя в общежитии. Я подошел к коменданту с предложением. Это была пожилая женщина, вся погрязшая в «постельном белье» студентов и «разбитыми окнами» в общаге.

– Я хочу организовать «Аквариум» у нас в общежитии, – уверенно, но

наивно заявил я ей.

– Вы любите рыбок? Но у нас нет денег, молодой человек, чтобы

удовлетворить Вашу просьбу.

– Каких рыбок! Я хочу организовать концерт группы «Аквариум». Это

очень популярная в Ленинграде группа. Помогите мне.

– Не знаю такой группы. И это не концертный зал, а всего лишь

общежитие для иногородних студентов, – возмущенно, с раздражением ответила она. – Идите и не мешайте мне работать. «Аквариум» он хочет! До чего дошел. Совсем уже с ума посходили.

Я был огорчен и обижен – все равно ведь актовый зал пустует. «Ладно, – подумал я, – а если я Гребенщикова приглашу к себе в комнату? Это конечно не очень реально…». Но мне очень хотелось «вживую» послушать Б.Г. еще раз. И моя наивность, как всегда, меня не подвела.

Я поехал в «Сайгон» узнать у неформалов, как мне выйти на Б.Г.

Я подошел к длинноволосому парню в джинсовой жилетке, который стоял за столиком и пил кофе:

– Слушай, я хочу поговорить с Б.Г., ты не знаешь, как это сделать?

– С Гребенщиковым? – удивленно переспросил он.

– Да.

– А зачем тебе?

– Я хочу организовать его концерт.

– Он здесь бывает очень редко. Я пару раз его видел, но, в основном, он

тусуется в рок-клубе.

– А где этот рок-клуб находится?

– На Рубинштейна. В доме народного творчества. Хотя, подожди, вон,

видишь того парня, который стоит через столик от нас? Он знает Б.Г. лично, подойди к нему.

– Спасибо за информацию, – поблагодарил я его.

Я подошел к парню, который пил кофе с длинноволосой девушкой в очках и «ксивой»1 на груди.

– Извините, я бы хотел задать Вам пару вопросов.

– Каких вопросов? – недоверчиво спросил он меня.

– Мне нужно поговорить с Б.Г.

– Всем нужно почему-то поговорить с Б.Г., – ехидно промямлил он,

отхлебывая кофе.

– Но мне по делу с ним нужно поговорить.

– Пипл, по-моему, ты кофе перепил.

– Я концерт хочу его организовать. И я знаю, что ты можешь мне

помочь.

– Концерт? Где?

– В общаге института киноинженеров.

Парень перестал нервничать и ухмыляться:

– А ты по башке, потом, за это не боишься получить?

– От кого?

– Наивный! Б.Г. в опале, за ним всегда пасутся КГБ и фараоны. Ты что,

не знал, что ли?

– Нет. Ну, вообще-то, это уже мои проблемы, и я их постараюсь решить

сам.

– Ну ладно, если ты такой прыткий, подходи сегодня в семь на угол

Невского и Софьи Перовской. Я познакомлю тебя с Гребенщиковым.

В назначенное время я подошел к указанному месту. Никого не было. Я прождал тридцать минут и ужасно замерз. «Да, – думал я, – пипл ловко обманул, отделался от меня, хорошо, что хоть на Гражданке2 встречу не назначил, оттуда фиг выберешься потом».

Я пошел по улице Софьи Перовской в надежде погреться в каком-нибудь закрытом параднике. Бродил недолго, увидел открытую дверь и зашел. Все стены в парадном были исписаны какими-то стихами. И, вдруг, я увидел надписи: «Борис, мы с тобой», «Б.Г. – ты наш кумир», «Боречка, я тебя люблю».

Эти надписи явно относились к Борису Гребенщикову. Неужели все парадные в Ленинграде такие, как здесь. Этого не может быть. Наверное, здесь живет Б.Г., иначе, зачем такие признания в любви? Я же не буду признаваться в любви, ну, например, Софии Ротару у себя в комнате на стене, это же глупо.

Моя интуиция сработала безошибочно. Я позвонил в первую попавшуюся дверь. Открыла бабушка лет семидесяти.

– Гребенщиков здесь живет? – твердо и решительно спросил я.

– Нет, что Вы, Боречка на последнем этаже, поднимайтесь выше, —

интеллигентно ответила она.

Я быстро поднялся на последний этаж и позвонил в дверь. Открыла молодая женщина.

– Я к Борису. Он дома?

– Нет, он будет через час. – Она закрыла дверь.

Я сел на корточки у его двери и стал читать надписи на стенах. Чего тут только не было: и стихи, и признания в любви – дифирамбы лились потоком. «Кому это нужно, – думал я, – разрисовывать все стены в пятиэтажке. Много у него фанов, однако же».

Время пролетело быстро. Послышались шаги по ступенькам. Сверху я увидел человека в тулупе и заячьей шапке, которая давно потеряла форму и распласталась, как блин, на голове у своего хозяина. Это был Гребенщиков Борис Борисович.

– Добрый вечер, Борис.

– Добрый. Вы меня ждете?

– Да, Вас. Я хотел бы с Вами поговорить.

– Я сейчас разденусь и поговорим. – Борис пригласил меня в коридор.

– Слушаю Вас внимательно, – мягко произнес он.

– Я бы хотел сделать Ваш сольный концерт у нас в общежитии.

– Когда?

– Когда Вам будет удобно.

– Я свободен в субботу. Стоимость моего выступления 30 рублей.

– Что будете пить?

Он призадумался и пошли рассуждения вслух:

– Вино расслабляет, водка слишком пьянит, а вот портвейн – хорошая

рабочая жидкость, особенно портвейн 72.

– Хорошо, договорились. Будет Вам портвейн и 30 рублей.

Я сказал ему адрес и, как быстрее добраться до места назначения общежитского «сейшна».

Я шел и думал: «Как все просто делается. По всей видимости, у Бориса очень плохо с деньгами. Если Андрей Миронов за полтора часа взял 500 рублей, а Борис Гребенщиков за четыре часа берет 30 рулей и портвейн».

Но все равно песни у Б.Г. хорошие. Мне было не жалко отдать ему эти деньги, тем более, что в свою комнату я могу набить человек пять, это уже будет дешевле. Ну, портвейн нам обойдется по 1 руб.70 коп. за пол-литра, зато у меня в комнате будет петь «святой» Б.Г. – иронизировал я.

По дороге домой я зашел в «Сайгон» выпить кофе и увидел того парня, который назначил мне встречу. Он подбежал ко мне и заискивающе пролепетал:

– Извини, братан, не получилось. Сегодня у меня тут куча проблем была.

– Да, не извиняйся, я уже передумал по башке получать.

– Ну, и правильно сделал. Ну, давай, не серчай на меня.

Я допил свой кофе и поехал в общагу. Шел по Невскому к метро «Маяковская», на моем пути появились два парня, коротко стриженные, и девица с подбитым глазом в плаще. Появились неожиданно, выскочив из двора колодца.

– Чело, ты хочешь «чебурашку» посмотреть? – спросил меня тот из

них, который был здоровее и выше ростом.

– Какого «чебурашку»?

– Значит заинтересовался. А значит хочешь, – язвительно процедил

сквозь зубы здоровяк.

Я не успел ничего сказать, как девица распахнула плащ, под которым ничего не было кроме отвисших сисек и сильно заросшего волосами лобка.

– Ну, как? Понравилось? – спросил у меня тот, что был поменьше

ростом.

– Нет, не понравилось, – возмущенно ответил я.

– Не понравилось, а платить-то надо.

Они схватили меня под руки и потащили под арку во двор. Я даже сказать ничего не успел, как оказался в колодце дома. Я понял, что, если не отдам деньги, мне хорошо набьют морду, причем ногами.

– Сколько я вам должен за вашу «чебурашку».

– А сколько у тебя есть? Витек, обыщи его, – ехидно улыбаясь беззубым

ртом спросила девица.

– Не надо меня обыскивать. У меня денег всего пять рублей, я вам дам

четыре пятьдесят, а пятьдесят копеек оставлю на транспорт, чтобы доехать до общаги.

– Ты что, студент?

– Да, студент.

– Ладно, давай, с тебя со студенческой скидкой, три пятьдесят.

Я отдал им деньги и ушел. «Благородные мудаки, – подумал я, – и почему мне так везет на это дерьмо?! Наверное, у меня на лице написано, что я «лох ушастый». Вечно ко мне цепляется какая-то мразь и тащат из моего кармана родительские деньги, которых мне и так еле-еле хватает, чтобы прожить до конца месяца. Просто на всем моем внешнем виде выцарапано: «Вот, смотрите, идет «Федя», из которого можно вытрясти денежки». Меня это ужасно злило. Может, морду лица делать посерьезнее надо или походку сменить. Ну, прямо не знаю, как быть с таким видом, как у меня. Вроде ростом вышел, а на лице было написано: «Этого можно развести».

Ленинград 80-х… Город приличий и морали, город огней, город важной суеты и видимого благополучия. Но в тайной душе Ленинграда жила вечная темная и непонятная для многих жизнь. Жизнь городских колодцев, дешевого портвейна, новой музыки, обкуренной, и вырванной из глубины Ленинграда, поэзии.

Жизнь людей, которые не хотели жить внешним Ленинградом и походить на благополучие города. Они пытались жить по-своему и знали, что это их настоящая, ничем и никем не затоптанная, хотя, подчас, искореженная, истрепанная жизнь. Они пытались что-то сделать, и время расставило все на свои места.

Кто-то выжил и добился того, о чем мечтал. Другие закапывали свой талант в груде шприцов или заливали дешевым портвейном и умерли, забытые городом и его жителями. Каждый получал от этого чудовища то, чего он хотел и желал.

Черный пес – Петербург. Город прозы Достоевского, город стихов Бродского и снов Гребенщикова…

Гребенщиков опоздал на тридцать минут. Он приехал в общагу с девушкой, интеллигентного вида, с длинными и гладко зачесанными волосами. За спиной Б.Г. висела двенадцати струнная гитара в тряпичном чехле.

– Привет! – улыбаясь, поприветствовал он меня. – Это Аня со

Снигиревки.

Я не знал Аню и, тем более, где находится Снегиревка.

– Добрый вечер, Борис, проходим через вахту. Я, думаю, у вас нет с

собой документов.

– Нет, я не ношу их.

– Тогда я представлю Вас моим родственником. А это Ваша сестра,

договорились?

– Договорились. Сестра, ах, елы-палы, – пропел Гребенщиков.

– Пошли! – скомандовал я.

На вахте не возникло вопросов с проходом в общежитие. Мы поднялись ко мне в комнату. Рабочая жидкость была уже куплена и готова к употреблению. У меня в комнате собрались пять человек, которые очень любили творчество Б.Г.

Борис разделся, снял тулуп и шапку.

– Ну что, для разрядки, откупорим бутылочку портвейна, – вежливо

предложил я.

– Да, надо делать анализ, – философствовал Б.Г.

Борис сел на пол, его подруга Аня – на кровать. Мы выпили, поговорили о музыке, о книгах. Борис увлеченно рассказывал о буддизме и сыпал цитаты из книг об этой религии. Потом взял фломастер и написал на стене: «Седина – в бороду, а бес – в ребро». К чему она была написана, я так и не понял. Ну, наверное, великому Б.Г. лучше знать, чем мне непосвященному студенту.

В комнату постучали. Я открыл дверь, передо мной стоял Шарапов – это был студент из параллельной группы. Он был очень реалистичен и терпеть не мог творчество Гребенщикова. По этому поводу у нас не раз возникали споры и дискуссии, и, порой, они доходили чуть не до драки.

– Ты чего хочешь, Шарапов?

– А вы че здесь, бухаете?

– Тебе какая разница?

Он зашел в комнату и увидел сидящего на полу Гребенщикова с гитарой.

– Ой, мама родная, «Козлодоев», а ты как сюда попал?

– Мы разве знакомы? – растерялся Б.Г.

– Конечно, знакомы, я твою хуйню слушать не могу. Ни одного твоего

сраного текста не понимаю.

Борис после таких слов перестал пить, поставил стакан и сказал:

– Ну, если Вам не нравится, можете не слушать.

– Да я и не слушаю, но через стенку живет один педрила, который гоняет

твое говно с утра и до вечера по магнитофону. Этот бред у меня вот здесь сидит, – он провел пальцем по шее. – А все-таки, как ты сюда попал «Аквариум» с гитарой?

– Слушай, Шарапов, иди отсюда, а, – вмешался я, – отвали подобру.

Шарапов послал всех «на хуй» и вышел за дверь.

Настроение было испорчено, и я предложил еще выпить, мы откупорили бутылку, потом еще одну, и силы после этого инцидента начали восстанавливаться:

– Борис, не обращай внимания на этот кретин.

– Да, я знаю, мне такое не раз говорили. Ну, ведь у него есть свое

мнение. И я думаю, что доставил ему огромное удовольствие, дав возможность высказать это мнение мне в лицо.

– Да, это уж точно, он теперь будет всем рассказывать, что

Гребенщикова на хуй послал

– Ну, хоть в чем-то я ему угодил.

Б.Г. взял гитару и начал петь свои песни. Перед каждой песней он давал небольшие комментарии. Он пел часа два, потом отложил гитару и сказал:

– Ну, четверть своей нормы я выполнил.

Портвейн опять пошел в дело.

Мы поставили Б.Г. послушать группу «Воскресение».

– Я был у них на концерте, они меня приглашали.

– Ну и как? – поинтересовался я.

– Очень был пьяным, после первой песни я уснул на колонке, потому

что слушал их за кулисами.

– Когда выйдет твой новый альбом?

– Мы сейчас пишем материал, название его будет «Радио Африка». Там

будут очень хорошие песни.

– Спой из «Радио Африки» что-нибудь.

– Этот альбом электрический и на гитаре это не сделать. Будет

слушаться очень плохо и скучно.

– А когда он выйдет?

– Думаю, что через месяц.

Б.Г. пел еще часа полтора, потом делать это было все труднее, пальцы не слушались, и язык начинал заплетаться.

– Может, отвезешь меня домой, а Аню на Снегиревку забросите, – еле

проговорил Борис.

– Нет проблем!

Мы помогли ему одеться, нахлобучили кроличью шапку и пошли ловить такси.

– Ребята, мне у вас очень понравилось. – Б.Г. расплылся в улыбке. – Я

обязательно приеду к вам еще.

– Будем рады тебя видеть, Борис.

Мы попрощались, обменялись рукопожатиями, и великий и неповторимый Б.Г. уехал домой. Пьяный и с тридцатью рублями в кармане.

Да, в наше время все делалось просто.

Сейчас Борис Гребенщиков – это легенда, патриарх отечественного рока. А в 80-е годы его можно было запросто пригласить домой за символичную плату и послушать любимые песни Рамсеса IV.

Но без таких домашних «сейшнов», наверное, не состоялся бы великий Б.Г.. Это было нужно ему, и это было нужно нам.

«Аквариум» набирал обороты через «магнитофонную индустрию». Не было пластинок, компакт-дисков, не выпускались кассеты, но поклонники группы знали песни «Аквариума».

Сведения о концертах передавались при помощи «сарафанного радио» с молниеносной быстротой. На группу «Аквариум» всегда были аншлаги, и билеты продавались из рук в руки за символическую плату. Многие директора Дворцов культуры и местных клубов рисковали своим местом работы. Но, на свой страх и риск, устраивали концерты опальных исполнителей.