Читать книгу Смешинки от Гриши - Григорий Санжаровский - Страница 1

Как жук жужжит

Сказка

Жил-был котёнок.

Он был такой ма-аленький, се-еренький.

И вут этот котёнок любил на балкончик выходить и по балкончику гулять!

Вы-ысунет за дверь свою мордочку, посмотрит, какая там погодка, и скок на перила!

А за ним и все остальные котёнки тоже прыгнут на перила и все гуля-яют, гуля-яют по перилам друг за дружкой. Туда-сюда! Туда-сюда! И смотрят, куда-а соседские кошки пошли, куда-а собаки побежали, куда-а и как люди пошли-гуляют, куда-а машины поехали…

Всё им видно с четвёртого этажа!

И вдруг ни с того ни с сего!.. Ни с того ни с сего:

– Ж—ж—ж—ж—ж—ж—ж!..

Серенький котёнок гулял впереди всех и первым посмотрел, посмотрел направо. Посмотрел, посмотрел налево. Ничего не видит.

Но всё равно! Ни с того ни с сего:

– Ж-ж—ж—ж—ж—ж—ж—ж-ж-ж-ж!..

Котёнок ещё посмотрел, посмотрел… Ничегошеньки не видит!

Но всё равно! Ни с того ни с сего:

– Ж-ж—ж—ж—ж—ж—ж—ж-ж-ж-ж-ж-ж!..

Котёнок ещё посмотрел, посмотрел направо, Посмотрел, посмотрел, посмотрел налево. И вдруг видит: перед его носиком жук вьётся! Хочет его, норовит в нос у-ку-сить!

Ца-ап-цар-рап! Ца-ап-цар-рап!! Вот что он хочет!!!

Котёнок ка-ак лапу под-ня-ял! Ка-ак у-ух сту-укнул жука по носу!

И свалился с перил.

Котёнок приземлился на все четыре лапки. А ни капленьки не больно!

Огляделся.

Посмотрел наверх, не летит ли за ним жук.

Н-н-нет!

3 ноября 1996. Воскресенье.

Рука стёрлась

– Пап, я тебе сложное скажу. У меня рука стёрлась (устала).

Правильные усы

– Пап, а почему у тебя усы растут из носа, а у троллейбуса из спины?

– А ты хотел бы наоборот?

– Не знаю… А как правильно они должны расти? Как растут?

Стеклянный нос

– Поаккуратней слетай с горки на санках. А то нос рассадишь!

– А что, бабушка Нина, разве у меня нос стеклянный?

Крик

– Тише, тише. Успокойся, сыне.

– Извини, пап. Я больше не буду раскидывать крики. Больше не буду кричать по-кричачьи!

Срочная болезнь

– Гриша, а почему я Маринку сегодня не видел в садике? Вчера ж была!

– А сегодня мигом заболела!

– Что у неё?

– О-о-о… И горло болит, и нос болит, и… Вся заболела! До ног!

22 ноября 1996. Пятница.

Кипящий ток

– Кипяток – это кипящий ток? Кип, кип, кип ток?

Посторонний

– Пап, я хочу написать, что я в ванне делал.

– Да пиши.

«Собака, киска, солдат, попугай, мышка, пингвин, петух, рыбка, ослик, динозавр, милиционер, ёжик напускали в ванну воду и мотались в ней, а я только смотрел».

Простуда

– Не лежи на полу. Простудишься!

– Я ж не головой касаюсь. А касаюсь я желудком. И ещё ногами!

Контролёр

– Слезь со стола.

– Я не мешаю. Я сижу и смотрю, как ты печатаешь.

– А упадёшь нечаянно?

– Нечаянно я не упаду.

Вокруг пальца

– Зачем ты запихнул палец в нос?

– Это не я. Это палец запихнул меня в нос!

Бунт волос

– А почему у вас тут на голове нету волоса? Голова очень твёрдая, и волосы отказываются расти?

Вход в спальню

– У меня в саду двенадцать подругов!

– Кто ж это такие?

– Поля… Полина Маркелова, Чижикова Вика, Паша Казека, Паша Яковлев, Маркелова – фу да Маркелова! – Самира, Гигабанский Мака, Литвинова – летает! – Василиса, Цыганкова Ника, Марков Миша… Воротников… нет… Воротник Димка-шкет… Сегодня я нечаянно забежал в спальню и сразу к Поле. Ты знаешь, спальня у нас общая. Моя кроватка рядом с Полиной. Когда я лягу, её пятки всегда у моего лица. Она уже спала. Я стал щекотать ей пяточки и целовать. Она не хотела просыпаться. Я тихонько подул ей в лицо. Она проснулась наконец и встала. Зарадовалась вся, что я пришёл. Вскочила и стала со мной прыгать! Я даже в паровозик не успел поиграть… Жалко… Пап, напиши… Точка, точка, запиточка. Не налить вам кипяточка? Кипяток – кипячий ток!

Луна и фонарь

– Пап, а зачем луна?

– Ка-ак зачем? Луна светит людям!

– А фонарь кому светит?

– Так фонарь светит в одном дворе. А луна во всем мире!

– Так фонарь честно светит! Пока не перегорит! А луна то за дерево, то за дом спрячется. А потом из-за дома выглядывает и смеётся. То за тучи спрячется насовсем! Хи-ит-рая твоя лунёха!.. И ленивая!

18 января 1997. Воскресенье.

Столб

Сказка

Жил-был Столб.

Он жил один на улице. Совсем один. Ни в гости к соседям, к Столбам, сходить. Ни телевизор посмотреть.

Ску-учно жил.

Зато по праздникам стройный, как папа, и высокий Столб цвёл. Его наряжали и он высоко держал целые гирлянды весёлых цветных огней.

Люди вокруг него смеялись, плясали.

А в простые дни со Столбом оставалась всегда лишь одна Лампочка. Один божий белый огончик. Она была маленькая и всё равно всем светила. Людям, машинам, голубям.

И всем было видно, куда идти, куда ехать, куда лететь.

Но однажды у Столба заболела ножка, и он упал.

Вокруг стало темно и всем стало плохо. Как затемнело, не видели, куда идти, куда ехать, куда лететь.

Скоро Столб вылечил свою ножку. Снова высоко встал на своё место.

И всем стало всё сразу видно.

И все стали весёлые.

Провода и половник-полковник

Сказка

Провода дружно обнялись за руки, свернулись в тёплое толстое колёсико и заснули. На антресолях.

Спали они день. Спали два. Спали месяц. Выспали полный год!

Первый проснулся Белый Провод.

Он был маленький. Самый тоненький, самый худенький, самый бледненький.

А проснулся – очень кушать хотел.

Но на антресолях есть было нечего.

Беленький посмотрел в окно и сказал всем Проводам:

– Пойдёмте погуляем хоть!

Провода соскочили с антресолей. Все умылись и пошли гу-у-у-у ля-ять.

Были Провода длиннорослые, изящные, и все обращали на них внимание.

– Я устал гулять, – сказал Беленький.

– Всё ты вечно устаёшь! – засердился Серый Провод. – То устал спать. Теперь устал гулять!..

– Я хочу есть, – захныкал Беленький. – Что ж мы дома все умылись, а ничего не поели?

Все вздохнули. Промолчали.

Они все были взрослые.

А один Беленький был ещё маленький.

– Мяу! – улыбнулся Беленькому Рыжий Провод.

– Гав! – крикнул на Рыжего Чёрный Провод.

– Мяу! Мяу! Мяу! Мяу! – завозражал Черному Красный Провод.

– Сяу! Сяу! Сяу! Сяу! – запередразнивал и Чёрного и Красного Жёлтый Провод.

– Что ты по-китайски мяукаешь? – заругался на Жёлтого Синий. – Тогда ты не мяукаешь, а сяукаешь! И ты не мяука, а сяука!

– А ты!..

– Гав! Гав!! Гав!!! Гав!!!! Гав!!!!! – страшно закричал на всех Чёрный.

И стали все они ругаться. Чтоб не так слышно было голоса голода.

А голод бегал в проводейских животах и сердито рычал.

И тут навстречу Проводам выявился Половник. Он тяжело весил и был кругленький, солидный, счастливый. Как самый главный Полковник.

– Господа! – сказал Половник-Полковник. – Вы чего ругаетесь, как кошки с собаками?

– А разве по нас не видно, чего мы ругаемся? – спросил Красный.

– Видно, видно! Вы такие длинные, худые. Совсем отощалые! И злые. Потому что жутко голодные. А голод не тётка!

– Хотим к тётке! – выкрикнули все разом.

– А на дядьку не согласитесь? – показал на себя Половник. И махнул рукой.

В тот же миг перед ним проявился грома-адный котёл с гречневой кашей.

Всех накормил Половник гречневой кашей с ветчиной. И с молоком.

И Провода сразу подтолстели, подобрели и задумались, как отблагодарить Половника.

Поглядели по сторонам.

Увидали два столба.

Залезли, легли на них, растянулись отдохнуть. А заодно и подхвати с земли Половника. Стали его качать.

Скоро прилетели на провода – кар! – кар! – кар! – Воро-ны.

Перестали Вороны каркать.

А начались жужжанья.

Это Пчёлки прилетели покататься на Весёлых Проводах.

– Жу-жу! Жу-жу! Жу-жу! Жу-жу!..

Кончились жужжанья – начались зузанья.

Это Комарики тоже прилетели покататься на Добрых Проводах.

– 3-з-з-з-з-з-з-з-з-з-э-з-з-з…

Провода весело взлетали и смеялись. И смеялись все. И Пчёлы, и Комарики, и Вороны, и Жуки.

И громше всех был смех Половника. Один раз он особенно высоко взлетел, и из-за дома солнышко пролыбнулось на его круглом лице.

Мимо шла важная дама из высокого о!о!о!о!общества. Звали её Сере… Сереб… Серебрис… Как надо говорить?.. Сере… брысь!.. Ой!.. Сереб-рис-тая Люстра!

Все катались вместе с Проводами.

Люстре это было что-то непонятное. И она так говорит-капризничает:

– Фффыр! Фффыр! Фффыр!..

Но на неё никто не обиделся.

А Половник-Полковник даже позвал её к себе наверх.

На качели.

К Полкану она полетела сразу.

И тоже засмеялась.

Ну кто же не любит гречневую кашу с молоком и с ветчиной?

Новая страна

– Пап, глянь в мою газету. Это чей флаг?

– Португалии.

– Хэх! Странная страна. Поругали!

– Да не Поругали! А Пор-ту-га-ли-я!

– А-а! Поругал И Я? А за что ты её ругал? И сильно ругал? Она обиделась? Или нет?

Открытие

– Пап, смотри… Спичка горела. Я подул. У меня изо рта выпал воздух и спичка потухла! Спряталась! Испугалась моего воздуха?!

Как мысли попадают в голову

– Пап, все мысли, что я мыслил, мыслил, взяли убежали из головы. Куда они убежали?

– На водопой?

– Не знаю… А как мысли попадают в голову?

– Как и уходят.

– Ну а как? Дырочку делают в голове?

– А не больно? Дырочку делать?

– Может, через ухо?

– А может, через нос?

– Не-ет! Через ухо-перепухо!

Человек

Человек –

Зеленый век.

Я вовсю мальчик!

Папа любил надевать на меня красивую косыночку.

И вот однажды раз мы играли с ним в Измайлове в жмурки.

Папа вроде закрыл глаза, прислонился лицом к берёзе, а я на цыпочках побежал за густой куст.

Увидала меня в косынке важная тётя в шляпе и закричала на весь лес:

– Люди! Да кто ж это потерял такую маленькую девочку одну в лесу!?

Я обиделся, что она назвала меня девочкой да ещё такой маленькой, и тоже стал кричать ей, правда, не на весь лес, а так, на половинку:

– Да не девочка я, а вовсю мальчик! Гриша я!!!

Страх

– Страховой полис… От страха?

Претензия к небу

– Папа, а небо круглое?

– Круглое.

– А почему я не видел, как оно закругляется? Зорче смотреть надо?

Сказка

– Папа, сегодня на участке в садике была в гостях рыжая собака. Овчарка. Собака кусала детей. Дети кусали собаку. Аж шерсть с потрохами отлётывала. Овчарка осталась недовольная. И лысая!

Слёзы

– А сегодня Настечка плакала на всю Россию…

18 июня 1997. Среда.

Тень

Я топнул, своечкину тень ударил. Тень сломалась, но не умерла. Она умрёт только тогда, когда умрёт человек.

Выдержливая земля

– Наша Земля сильная?

– Сильная.

– Даже сто этажей выдержит?

– Ноль проблем.

– Такая выдержливая наша Земля? Ничего себечки! Ой-ой-о-оечки!..

Кот

– Я сегодня четыре часа мяукал в саду! Я же кот!!! Меня все ругали, говорили, что отнесут в подвал или в бассейн, где сегодня завелась крыса.

– Что она там делала?

– Сначала, наверно, бегала по бассейну.

– Может, плавала?

– Сначала побегала, согрелась и стала плавать. А потом затонула. Пришли из нашей группы купаться. С крыской было тесно купаться. Крыску выловили. Стало просторно. И дети полезли купаться. И все стали крысами! А я не стал. Я не купаюсь.

– И купаться не купаешься, и крысой не стал. Кем же ты станешь?

– Сегодня Вичке Чижиковой я сказал, что я вырасту котом. А не папой.

– Жаль. Раньше ты обещал вырасти папой…

– А глупка Чижикова вырастет врачом! Аппендицит ей в руку!

Совмещённая погода

– Иду из сада – авария! Лужа разлеглась во всейную улицу!.. Сегодня была совмещённая погода. Дождь со снегом!

Кто наша мама

– Пап, наша мама дизельная горилла!

– Ты что куёшь?

– А кто ж она? Утром рано-рано-ранушко убегает на работу. Вечером поздно-поздно-позднушко прибегает с работы. В выходные опять бегом на работу. И бегает, и бегает, и бегает! Как дизель!.. И горит, и горит, и горит!.. Разве она не горилла?!

Заявка строителям

– Пап, а ты знаешь строителей, кто строил наш дом?

– Нет.

– Я как найду их телефон в справочнике, тебе сразу дам. И ты позвони. Попроси, чтоб они достроили наш дом до ста этажей! И скажи: не забудьте поменять планировку. Чтоб весь дом был наша одна квартира! Это тогда сколько у нас будет пространств? Полная куча!

Потери

– Мам, что у меня больше тратится? Язык, когда говорю, или уши, когда слушаю?

– Язык.

– Нет, уши. Я много слушаю магнитофон и мало говорю языком. Я так много слушаю, я так много слушаю, что у меня уши скомкались!

Проблемы стрелочки

– Почему стрелочка круглого градусника за окном ходит летом поверху, а сейчас понизу?

– Не знаю.

– Да потому что ей холодно! При минус двадцати кто нос задирает?

Стукачик

– Что я кашляю, это называется не кашель, а стукание ртом.

Первый пересказ

– Сынок, перескажи сказку Льва Толстого «Три медведя».

– А что такое перескажи?

– Вот прочитал? Своими словами расскажи, что читал.

– Можно многими словами?

– Можно.

– «Три медведя»… Написал Лев!.. Лёв!!! Толстый! Одна девочка заблудилась в лесу. И она нашла домик и захотела пообедать. Она пообедала. И ей захотелось спать. Она поспала. Пришли три медведя, её наругали, выгнали и укусили.

Авария

– Ой! У меня в мозгах незнамо что поломалось, и всё перепуталось.

Ушиный транзит

– Папа, зачем человеку два уха? Чтоб в одно влетало, а в другое вылетало? Да?

Побаска

Была перестройка-катайстройка.

Маленькую собачку учили петь-говорить по-новому:

– Мяу! Мяу! Мяу!

А собачка извивалась-извинялась, краснела-синела, вертела хвостиком и говорила по-старому:

– Гав! Гав!! Гав!!!

Ждём-с

– Вызвали мне скорого врача… А почему врач не приходит?

– Уколы напильником точит, – отвечает папа.

– А уколы большие?

– С твою руку. Или с мою ногу.

– Чтоб у него все уколы поломались! Или чтоб его встретил Бармалей, отнял все уколы и выбросил на помойку!

Гришелюб

– Ты кого из детсадовских любишь девочек?

– Никого.

– А из мальчиков?

– Одного Гришу.

– Но у вас в саду только ты Гриша.

– Вот именно!

Дикто-фикто

– Пап, я хочу на балкон.

– Пойдём вместе.

– Нет. Я хочу без тебя. Чтоб ты мне не мешал. Что мне подастся под руку, то я и запишу на дикто-фикто. Диктофон!

Мнение воспитательницы

– А Елена Юрьевна говорила, что я хуже злого тигра и хуже злой собаки.

– А почему она так говорила?

– Потому что я всех огорчаю.

– И это будет без конца? Конец твоих огорчений виден?

– Не просматривается, папа.

Любители семечек

Мы сегодня с мамой гуляли и брызгались семечками.

Болтушок

– Заправь маечку в штаники, – говорит мне папа. – Что ты такой разболтанный?

– Како-ой?

– Разболтанный.

– От слова болт или шуруп?

– Гайка!

– Гайка-побегайка!

Тогда пусть съест!

– Папа, а крокодил страшный?

– Страшный.

– Страшнючей, чем ты? – наезжаю в шутку.

– Это дело вкуса. Уточни у мамы.

– Он что хочешь просто проглотит?

– Что хочешь. И просто.

– А в желудке у него всё сломается?

– Всё.

– Тогда пусть съест мой колючий пуховый костюмчик! Чтоб костюмчик всё у него в желудке исколол!

Банный день

– Ой! Мама, очень высоко ты набрала в ванну воды. Чтоб мои глазки утонули?!

Баловной дождик

– Пап, а кто выпустил дождик?

– Чёрные тучки.

– А почему они на нас выпускают?

– Понравились мы им с тобой.

– А как дождик ходит?

– Пешком. На белых тонких ножках.

– Дождик на меня накапал. Он баловной?

Чего не хватает папе

Я потрогал папкин ус.

– Пап, ты настоящий кот?

– Настоящий.

– Ты усами нюхаешь?

– Ну!

– Чтоб ты совсема правдошно был кот, надо ушки сделать высунутые на лбу. И сделать ещё две лапки с когтями. Чтоб делал цап-царап! Цап-цар-рап!! Ца-ап-цар-рап!!!

Собачкины детки

– Щенята – собачкины сынки и дочки. Почему дяди и тёти, у которых нету людяных детей, гуляют с собачкиными детями?

– Кого Бог дал, с теми и гуляют, сыне ты мой мудрик.

– А собачки не сердятся, что дяди и тёти гуляют с ихнейской детворнёй?

– Это надо у самих собачек спросить…

Путь котлеты

Два мальчика маленьких едят котлеты.

– А котлета идёт сначала в горло, потом вот сюда, – показывает один на свой живот, – потом ещё ниже и в ноги?

– И дальше, – уточняет другой. – В тапочки!

Горизонт

– Когда горизонт перестанет отодвигаться от людей? Когда устанет?

Первая в жизни публикация. (23 июля 1999. «Российская газета».)

Где растёт молоко?

– Папа, а зачем у коровки вымя?

– В нём корова носит молоко. Как в сумке.

– А где молоко растёт?

– А ты как думаешь?

– На лугу. Коровка собирает травку. Травка потом в коровке вот перерабатывается, вот перерабатывается, перерабатывается и выходит из коровки молочко. Сразу прямо в пакетах!

Лапу остужаю!

Я открыл холодильник. Сунул руку далеко в глубь холода.

– Ну, ты зачем распахнул холодильник?

– Лапоть остужаю! Ой, лапу!

Угроза

Сегодня едем на смотрины (на вступительные экзамены) в МГУ.

– Пошли почище умоемся.

– Холодной водой???

– Только холодной.

– Я скажу, чтоб холодную воду отключали по утрам!!!

О дерущихся ногами

– В войне ножки болтаются. А руки с кулаками отдыхают!

Колеблющийся

– Мама, что дороже? Уговор или деньги?

– Уговор.

– А если деньги ну о-о-оч-чень большие?

Все совмещённо

– Пап, а почему человек дрожит?

– От холода… От страха… Ты дрожал когда-нибудь?

– Когда рождался. Мне было холодно. Это я в первый раз дрожал. А потом я ещё тыщу разов дрожал. И с холода, и со страха. Всё совмещённо!

И не разрешай!

– Сын, я не разрешаю тебе это делать!

– И не разрешай. Я сам разрешусь!

Жэлюзи?

– А почему детсадовская воспитательница Галина Михайловна жалюзи называет жэлюзи? Неправильно же! Откуда она всё это выдавливает? От верблюда? Или из верблюда?

Взаимность

Утром был дождь.

К обеду всё высушило.

– Кругом сушь, а у тебя сапоги по самое некуда в грязи. Где ты лужи находишь?

– Да это лужи меня сами находят! Я их совсемушки не трогаю. Бегу, а они смеются и на меня брызгаются!

– Лужи?

– Ну не я же! Я только в ответ на этих задир брызгаю!..

Мать ставит мат

Играю с мамой в шахматы.

– Мат! – сказала мама.

– Ой! – сказал я, зажал в кулачок штаники и прямой наводкой в туалет. Побрызгать.

Вчера я амкнул у мамы короля, сегодня – мама. Зато у папы я только выигрываю. Я учу его играть в шахматы.

Снова присаживаюсь к столу играть. Пою маме свою сочинилку:

Ничего…

У маленького Гарика мама тоже выигрывала. Но кто стал чемпионом всейского мира?

Спрашивание

– Почему ты не спрашиваешь, когда берёшь чужие вещи?

– Некогда. Их надо быстро-быстро взять!

Тонкая и толстая

Кухня.

На стене круглые часы с горами в снегу.

Интересно, почему секундная стрелка худая, а часовая – жирная коротулька? Потому что секундная бегает, бегает, бегает! Некогда даже поесть. А часовая шестьдесят минут стоит почти на месте и ест, ест, ест и толстеет, толстеет, толстеет.

Без движения ж!

Откровение

– Пап, тебя видно не только из космоса, но и с твоей кочки зрения.

Неразбудимый

– Папа! Ну разве ты не видишь, что я не могу открыть глаза? Ну перестань приставать! Не буди! Не мучайся напрасно… Нет, ты не отец! Ты пума бездомная! Ты не чувствуешь, что ты надо мной издеваешься?!.. Ну ты что, в чужом уме?.. Может, ты и в своём уме, но сошёл с умной дистанции! Ну разве ты не видишь, что я неразбудимый? Ну не приставай же ты к маленьким!.. Несочувственник!

Наши в космосе

– Пап, а ты знаешь, что самолёты летают в тропосфере?

– Да вот, родненький, узнал от тебя.

– А сверху есть ещё четыре этажа! Стратосфера! Мезо-сфера!! Термосфера!!! Экзосфера!!!!

– Господи! Да куда тебе топать через неделю в первый класс?! Тебя надо сразу на последний курс Сорбонны! В Сорбонну его, в Сорбонну! И боль никуда!

– Да ладно тебе про эту Сор… сорную бонну… Энциклопедию читать надушки!

25 августа 1998. Вторник.

Интерес

– А во-он пошла интерее-ее-есненькая тётя. Она такая круглая-круглая, что нигде не кончается!

Звездопадик

За два дня я получил аж четыре пятёрки. Не цифрой 5, а наклейками.

Очень уж много наклеек.

Прямо звёзды падают в тетради!

Оправдание

– Сын, ну зачем ты снова сказал ты сегодня Ларисе Соломоновне?

– Пап! Я запутался в этих ты-вы!

– Давай распутывайся! Всем взрослым говоришь Вы. Вы!.. Запомнил?

– А родителям?

– Конечно, ты. Как самым близким…

– А учительница разве далёкая?

Возраст

– Гриш, тебе сколько лет?

– Шесть, Вик.

– А мне семь!

– А-а! Понял, почему ты на год старше. Я учусь в первом бэ, а ты в первом вэ!

Осень в Ясеневе

8 октября 1997. Среда.

Прогулка дождя

25 августа 1998 года. Вторник. (Газета «Труд»,№ 113 за 2000)

Сапоги

21 ноября 1998. Суббота.

Опечатка

– Почему математику не до конца сделал? Почему не решил пример 4–0 + 1–7 =?

– Его, па, не надо решать. В учебнике опечатка! Мы работаем в пределах десяти. Значит, пример надо было составить так: 4–0 – 1 + 7 = 10. Я сказал это Ларисе Соломоновне, а она всему классу: «Последний пример нереша-емый. Не решайте! Там опечатка!"

– Григореску! Да ты умней учебника?!

– Никто в классе не заметил. Даже Лариса сама Соломоновна зевнула. Только я как-то сшустрил… Нечаянно…

21 декабря 1998. Пони /понедельник/.

Конь

Девочка Ксюша сказала мне обиду:

– Козёл!

– Сюша, а ты знаешь, что это слово плохое?

Козлоконь Козлоконь

– Я не про тебя! Я про настоящего козла!

– А-а… Тогда ты обозналась. По-настоящему я конь! Запомнила?

Разговор ржанием с учительницей на англе[1]

– У нас в школе цирк получился.

Папа спрашивает:

– Какой?

– Такой. Ольга Викторовна Госс проверяла английские кроссворды. Я их на переменке выполнил. Ольга Викторовна подошла ко мне, посмотрела на английский кроссворд мой. И сказала:

– Гриш! Чего у тебя буквы такие большие?

– Выросли!

– Чем ты их кормил?

– Овсом.

– Что, ты лошадей любишь? – спросила она.

– Люблю, – сказал я, прождав десять секунд, и: – И-и-и-го-го-го-го-го-го-го!!! – очень громчайшо[2] закрикакал[3] я. По-лошадски![4]

И Ольга Викторовна очень удивилась, но не стала меня ругать. Она осмотрела мой кроссворд. И рядом с обозначением, какая страница, поставила пять. И расписалась. Красно.

И в дневник красной ручкой поставила мне красную пятёрку. И тоже расписалась как там, в дневнике, положено.

Письмо бабушке в Гай

16 февраля 19999999999999999 года.

Здравствуйте, дорогая бабушка Нина!

Пишет Вам Ваш внук и поздравляет Вас с 8 Марта! Дорогая моя бабушка, желаю Вам здоровья и счастья!

Бабушка, я Вам пишу самое первое письмо в жизни!!!

Я люблю Вас больше всех!

А ещё я люблю (прямо обожаю) лифт и лошадей!

Ходим с папой в 22-этажные дома. Синие. Заходим в грузовой лифт. Катаемся. Вверх-вниз! Вверх-вниз!

Я живу хорошо! Приезжайте гостить пораньше в мае!

До свиданья!

Бабушка, найдите школу без домашнего задания!

Сейчас у меня гриппозно-мухоморные халтуркины каникулы. А кончатся каникулы – папанька потащит меня на канате вместо лифта в школу!

В этой школе одни муки!!! Походите, пожалуйста, по школам в Гае, в Орске, в Оренбурге, в Нижнедевицке, в Тикси, в Магадане, в Токио, в Мельбурне, в Осло, в Париже, в Рио-де-Жанейро, в Вашингтоне, в Веллингтоне…

Как найдёте мне школу, где нет домашних и классных работ, так мы с Вами туда и поедем. Учиться. Спешите!

Надо найти до окончания мухоморных каникул!

Ваш любимый внучек Гриша!

Далматинчик.

16 февраля 1999 Вторнёк.

Я рос у папы на багажнике.

Выпали глазки

– Пап, а есть не настоящее, а образное выражение выпали глазки?

– А что это означает?

– Это когда не знаешь, что делать. А когда знаешь, что делать, они не будут выпадать.

– Выпали глаза… Гм…Это немножко похоже на выражение разбежались глаза.

– Друг от друга? Они ж далеко друг от друга живут!

– Нет, недалече. Всего-то лишь за горкой носа.

Крылья

Ужастик

Однажды один мальчик выключил электролампы.

Учитель хотел побить этого мальчика, как вдруг у него выросли крылья, и он вылетел через окно.

А его родители сказали быстро:

– Осторожней, Петя! Расшибёшься!!!

– Да нет! У меня крылья!!! – крикнул Петя.

– Что? Что?! Крылья??!! Зачем они тебе?

– Ух! Для того чтобы в любую секунду вылететь через окно любого класса и улететь от драки, от пристающих. А ещё чтобы не спускаться по ступенькам и не ходить по всей школе, а просто открыть окно…

– Знаю, знаю! – в испуге закричала мама. – Но ты можешь разбиться!!!

…– и спуститься на крыльях, – договорил Петя.

Он снова взлетел на крыльях к третьему этажу, и крылья у него отпали.

Учитель настегал его ремнём, и урок начался хорошо и удачливо.

Расстрой

– Пап, я сегодня схлопотал три пятёрки. Но когда придёт мама, ты скажи ей как убитый:

«Вот… дожили… до светлого праздничка… Наш сегодня в поту добыл ко-ол по поведению. Еле-еле донёс. Ко-о-о-о-л!!!»

«За что?» – обязательно спросит мама.

А ты не спеши отвечать. Дай ей поглубже войти в расстрой. Вздохни и добавь:

«Это ещё не все его громкие успехи. Он ещё две двойки припёр. По мать-и-мачехе и по русскому. Причина одна. Не сделал домашнее задание».

Папа и скажи, как я научил.

Но мама обрадовалась:

– Всё вместе – пять! Отлично!

С видом на Волгу, или рука без подружки

Мои первые летние каникулы!

Уже на второй день лета я с мамой и папой приехал электричкой в Конаково. Потом ещё немножко прокатились на автобусе.

До Карачарова.

И влетели в санаторий «Мать и дитя».

Тётя в регистратуре сказала:

– Вам номер с видом на лес или на Волгу?

– С видом на Волгу! – быстрей всех крикнул я, и Волга осталась за нами.

Мы быстро занесли вещи в свою комнату, и ещё быстрей втолпились все на балкон. Смотреть свой вид на Волгу.

В просветах между ветками тяжёлых сосен далеко сверкала вода.

Я первый раз видел Волгу.

Она была широкая и длинная.

Мы умылись, немножко посидели и засобирались провожать папу. Раз папа был у нас ни то ни сё – ни мать ни дитя, – то ни под каким видом ему нельзя было дольше здесь и оставаться. Привёз своих и учаливай!

Мы пошли провожать его до автобуса.

Было тихо, тепло.

Вдруг папа погрустнел.

Погрустнела за ним и мама.

Я посмотрел, куда они смотрели, и тоже заогорчился.

За канавкой с водой бугорок окашивал дедушка. Он был старенький. В такой же старенькой одежде. И по лицу ручьился пот.

У дедушки была всего одна рука. Как он косил одной рукой? Наверно, подумал я, одной руке трудно и невесело без подружки, без второй руки?

Второй руки у дедушки не было.

Так прямо сказать нельзя было. Была. Только испорченная. Без кисти. На запястье блестел короткий кожаный грязный чехол.

Этим огрызком руки он ловко припинал к сердцу рогульку посреди косы и косил очень сноровко. Травы только охали и падали.

Автобус увёз папу. Взамен него оставил нам посреди земли лишь шаткий комок пыли.

Поднялся ветер.

Сердито зашумели на нас деревья.

Стало холодно.

Я с мамой побежали в свой двести четырнадцатый номер. Молчали.

И вид на нарядную, в белых парусниках, речку нас уже не трогал.

Я с мамой выпросились в номер напротив. В двести седьмой.

С видом на лес.

2 июня 1999. Среда. Карачарово, Тверская область.

У Полли

Сегодня мама привела меня на качели.

Катаюсь я, катаюсь себе, прикупаю радости и вдруг вижу: совсем напротив, среди деревьев возбегается ввысь настоящая каменная гора с орлом на вершине.

Со всей скоростью я побежал к этой горе.

В боку горы, у самой земли, пряталась и грелась на солнышке мраморная узкая лестничка. Раньше, с качелей, я её не видел за острыми зубцами.

Я быстро взлетел по тёплым ступенькам к верху горы. К орлу.

Я обнял орла, выпрямился – и стал выше орла!

Высоко летает гордый орёл. Но неисправность вознесла меня выше! Аж дух чуть подломило.

И я потихоньку спустился по лесенке на противоположную сторону горы.

И тут я увидел. От горы отходила мраморная полоска. На полоске розовел камень с гладким одним боком. Со старыми французскими буквами:

Полли

1904–1913

Преданность ее была беспредельна

Полли бультерьер. (Собак я люблю. Особенно таксочек.)

Когда Полли умерла, её похоронили вот тут. На берегу Волги. Рядом с тем местом, где она спасла девочку. Та девочка тонула.

Говорят, Полли положили в могилу лицом к Волге.

И добрые, знаменитые карачаровские хозяева Гагарины поставили ей этот памятник.

Все любят сниматься у Полли. Мы с мамой тоже снялись.

На память.

4 июня 1999. Пятница. Карачарово, Тверская область.

Зачем ты учишься?

– Вик, зачем ты идёшь в школу во второй класс? Недостаточно одного?

– Тебе, Гриш, может, и сверхдостаточно. Но мне маловато одного класса. Я иду учиться. Чтоб умной быть!

– Ой-ой-ой!

– Да! Чтоб хорошо работать!

– Пр-равильно! Работать да ещё хор-рошо!

– Конечно! Надо очень хорошо поработать, чтоб много денюшек дали!

– А зачем тебе деньги?

– Ты что, с Луны бултыхнулся? На деньги можно покупать вещи! А без вещей чего носить будешь тогда?

– Котёнка! Он всегда тёплый… Теплячок… Согреет…

– Ага!.. Не голыми же нам оставаться!

– Ви-ичка!.. Какая ты уже сейчас вся умная. Ты уже сейчас знаешь всё, всё, всё! Куда тебе ещё учиться? Это уже просто сверхлишнее.

1 сентября 1999. По пути в школу.

Первая пятёрка

На уроке математики Лариса Соломоновна сказала:

– Ты достоин только кошки!

– Нет, мне собаку!!!

– Ну, где ты видишь тут собаку? – показала она свои наклейки.

– А вот это что?

– Это медведь.

– Хоть что это… Пускай кому медведь, а мне собака. Красивая! Ни у кого нет такой!.. И давайте, пожалуйста, мне оценки только собаками!..

У медведя была вытянутая мордочка, как у шелти. Глаза умные, как у дратхаара. Ну чем этот медведь не собака?!

Мы с папой шли из школы домой.

На улице везде проявлялось солнце.

Нам на пути встретилась таксочка Рамина. Такая сладость! Она с бабушкой пришла встречать моего одноклассника Арсения Фролова.

– Моя хорошенькая… Моя миленькая… Раминочка… Р-ряв! Р-р-ряв!!

Посмотрела на меня Рамина внимательно и вежливо промолчала.

– Раминочка, – сказала бабушка, – поздоровайся с Гришей.

Бабушка наставила на Рамину строгий палец. Твёрдо сказала:

– Рамина, голос! Голос!

Рамина трижды нежно гавкнула.

Бабушка сказала мне:

– Погладь Рамину. Она не кусается.

Я тихонько погладил её по спинке, потом за ушиками и взвизгнул от счастья! Смех во мне сам завёлся. После каникул я первый раз гладил собачку!

На всё это папа смотрел как-то неприручённо. Его понять можно. Его дважды кусали собаки. Даже в больнице лежал.

Как обычно, по пути мы заходим за молоком. На ступеньках магазина я и спроси:

– Пап, у меня над глазами нет жёлтых пятен?

Папа испуганно уставился на меня.

– Да ты не бойся, – сказал я. – Эти пятна я видел у Рамины.

– Нет! Ничего я у тебя не вижу! – почти прокричал папа обрадованно.

А я огорчился.

2 сентября 1000 + 999 = 1999. Четверг

Удивил!

Ну каким секретом удивить мне папу?

Думал я, думал, думал и придумал.

Вернулись мы с папой из школы.

Поели, что он там приготовил, и пошли в мою, в собачью (я ж собака!) комнату. Одомашниваться. Делать вместе мои домашние задания.

Раскрыл папа дневник, и глаза у него побежали вверх. Добежали почти до потолка.

– Это что ещё за морзянка? Ты почему не записал нормально задание по русскому? Куда проще! Пиши обычными цифрами номера страницы и упражнения. Так нет. На точки его повело! Ну что это за пунктирная карусель?

Я обрадовался.

Наконец-то хоть разик запутал папу!

Но уже через минутку я поскучнел. Целую половину секрета моего папа разгадал!

Он смотрел, смотрел на мои точки и:

– Ну… Страница четырнадцатая. Докопался. Тэ-экс… А номер упражнения? Двадцать девятый? Ну-ка, уточни.

Я уставился на свои точки, и теперь пришла уже моя очередь удивляться.

Точно помню, что писал и двойку, и девятку.

Но куда они провалились?

Двойка уже как и не двойка. А вся тройка. И девятка уже почему-то покруглела, как нуль. Вылитый.

Выбилась в ноли!

Не мог я век гадать на глазах у папы. Не мог и с лёта соглашаться с его догадкой. И смело выкрикнул:

– Тридцатый!

Под наблюдением папы сделал я это тридцатое упражнение.

Тут он снова сунулся в мой дневник. Хотел узнать, что задали уже по математике. Но ничего не узнал. Так я его и тут запутал.

Всё б ничего, да сильней папы я запутал себя. Сам ничего не мог разобрать в своих же секретах.

Папа рассердился.

Позвонил сам домой моей одноклашке Рите Серёгиной. Я с ней за одним столиком в классе сижу.

Оказалось, надо было делать именно то упражнение, про которое говорил папа.

Своими секретами я наказал самого себя.

Пришлось выполнять и второе упражнение. Двадцать девятое.

Удивил!

Но за одним удивлением прибежало другое.

За каждое упражнение я получил по пятёрке!

То б была одна пятёрка. А то целых две! Всё-таки две больше.

В один день! По одному предмету! В одни руки!

Первая публикация рассказа «Удивил!» в «Пионерской правде» 12 ноября 1999 года. Конечно, всё то, что круто наворочено вокруг текста, – наши с папой прикольчики.

И я тихонько засмеялся на уроке, когда впервые раскрыл тетрадку с двумя новенькими пятёрочками.

Я не хотел смеяться.

Мой смех сам высказался…

Хоть бы раз наоборот…

– Ну, сынку, отучился ты во втором полсентября. Какие успехи?

– А разве, пап, ты сам не знаешь? Еду пока без троек… Пятёрки… Прошмыгивают четвёрки… Да…

– Что так кисло вздыхаешь?

– Сладко не выходит. Я всем учителям говорю Вы. В ответ все учителя говорят мне ты. Или они сговорились?.. Я всех их без разбору слушаюсь. А они меня нет. Разве я маленький? Хоть бы разок… хоть бы понарошку сделали наоборот-наобормот…

Плач

Мы проходили согласные.

Антоняк спросил учительницу-чернильницу:

– А почему, когда люди плачут, они забывают про согласные и тянут только гласные звуки?

И Лариса Соломоновна ответила:

– При плаче ты ж не будешь, как паровоз, п-п-п-п-п-п-п-п-пых-пых-пыхтеть?!

На учениях

– Гриш, я тренируюсь учительские ставить оценки.

– Как это, Вик?

– Просто. Допустим, учитель ляпнул мне в дневник двойку. А я резинкой стираю или лезвием и культурно сажаю на том месте четвёрку. И мамочке покой обеспечен. А то она у меня постоянно переживает. Потому что у меня каждую минуту чэпэ случается. Вот только что я чуть в ванне не утонула. Мама вынула меня оттуда шваброй.

Падежики

Падежи озоровать хороши.

У меня была самая расстроенная неделя, когда я впервые встретился с падежами.

Они подняли меня на смех. Баловались, толкались, перебегали с места на место, и я никак не мог запомнить, кто же за кем должен идти.

И тогда я придумал стишок. Каждое слово начиналось с той буквы, что и очередной падеж.

И падежики послушно выстроились в порядок.

И совсем позабыли, как скакать с места на место.

Фантазия «Падуны»

Однажды я возбежал на гору.

А на горе на меня напал ветер.

Ветер сдул меня, и я покатился кубарем к столбу. Прямо в этот столб упал.

Столб подумал и тоже упал.

Я немножко отдохнул и покатился дальше.

Вниз.

Гроза

Когда я был маленький, я очень боялся грозы.

Мне было неприятно, когда сверкает молния и гремит гром. Я боялся, что молния войдёт в меня и стукнет.

Я прятался от неё и на улице, и дома.

За двухконфорочную газовую плиту зайду, закрою глаза крепко-крепко и жду, пока гром не умрёт совсем.

Однажды в грозу ко мне подошёл папа.

Положил руку мне на плечо, легонько тряхнул:

– Ну, молодой человек, почём у нас нынче дрожжи?

Я молчал.

Я боялся поднять голову и увидеть окно, за которым страшно ругались между собой гром и молния.

– Дрожишь? Значит, греешься?

– Я не замёрз, – буркнул я.

– Уже прогресс. А что дрожишь, так это всё нормально. Всем в грозу жутковато. Это только дурак ничего не боится. Так на то он и дурак. А ты бойся себе на здоровье и тихонько говори сам себе: всё равно не боюсь! всё равно не боюсь!! да всё равно ж не боюсь!!!

В грозу я часто прятался за папу, сильно сжимал глаза и шептал про себя:

– …н-н-н-н-н-н-н… б-б-б-б-б-б-б… н-н-н-не-е-е… б-б-б-бо-о-оюсь…

Постепенно я всё меньше боялся грозы.

А сейчас и совсем не боюсь. Даже хихикаю, когда шумят-склочничают гром и молния.

Не боюсь!!!

Первая публикация рассказов десятилетнего Григория Санжаровского в «Клубе 12 стульев» «Литературной газеты» 22 мая 2002 года.

Не разлей вода

У меня есть маленький щеночек.

Далматин.

Он хорошенький, белый в крапинку.

Я дал ему кличку Рекс.

Есть у меня и кот Пушок.

Вместо будильника меня будит по утрам своим лаем Рекс.

Рекс и Пушок любопытные.

Всегда подсматривают, как я делаю уроки, и тоже учатся.

Как я сделаю в тетради ошибку, Рекс гавкает, а Пушок мяукает. Переживают за меня, предупреждают. Они больше меня боятся моих ошибок. Потому что у меня по русскому ух и строгиня учиха. Без единой ошибульки сделай задание, но хоть одно слово напиши не так красиво или подчеркни случайно что там не карандашом, а ручкой, – всё, отдыхай! Можешь не волноваться. Два! И рядышком крас-ное указание «Старайся!»

Как поделаем уроки, все втроём идём во двор гулять.

Рекс добрый, никого не кусает. Ему это даже неинтересно!

Рекс с Пушком бегают по двору. Щиплют травку. Никогда не ссорятся. Играют.

И меня в игру зовут.

Но я и без зова вот он вот. В игре.

По вечерам мы втроём смотрим из темноты застеклённой лоджии на проезжающие мимо машины, на весёлые ясеневские огонёшки.

Смотрим и вздыхаем.

Нам неохота расставаться даже и на время сна.

Мама

Моя мама красивая, добрая, хорошая. Она стройнее всех.

Она ласковая.

Мама любит, когда мы с папой приезжаем неожиданно к ней на работу.

На работе мама готовит нам кофе с бутербродами.

Я с нею играю, работаю на компьютере. Смотрю с нею, как собака-акробатка прыгает, бывает в разных весёлых позах. Собака ж механическая!

При прыжке собака переворачивается в воздухе и опускается то на ноги, то на бок, то на нос, то на спину.

Поиграю с мамой, поработаю на компьютере, и мы отправляемся все вместе в Измайловский парк (это совсем рядом), где я с мамой катаюсь по кругу на паровозе, на качелях.

Мне с мамой всегда хорошо.

Я даже сплю с нею в ночи под выходные и праздничные дни.

Забывчивая

– Мам, а как я залез к тебе в животик?

– Я, сынок, уже и не помню…

– Какая ты забывчивая! Если я понапихаю в карманы к себе какие железяки, я всегда помню, откуда они взялись.

Мы просто обнялись любвя

После болезни пришёл я в свой второй бэ и сразу нарвался на приключение.

Увиделись с Димой Черкасом. Мы просто обнялись. Он меня не так крепко обнял, как я его. Целую ж неделю не виделись!

Я просто обнял Димкулю любвя!

А Лариса Соломоновна ничего не поняла.

Она вообще никогда ничего не понимает! Стала нас растаскивать. Боялась, будто мы собирались задраться. Хотела раскидать друг от дружки на части. И не смогла растащить.

Какая она слабу-улька-булка… эта наша Ба! Шилова!

Ручка

– Сын, я же просил тебя в новом дневнике не писать что попало. Это что за кривуляка?

– Я её не писал. Это ручка нахулиганила. Сама упала на дневник и тут же дневник превратился в грязник. Вот доем твой красный борщ, ух изобью её! Писать ею не буду! Пока хорошенечко не попросит!

Реформатор

– Пап, почему ты не стал учителем? А я хочу!

– А кто ещё вчера горел стать водителем?

– Ну и что? Я и сейчас хочу стать водителем. Один день учителем буду работать. Один день водителем. У меня в школе ребята будут в два раза меньше получать двоек. Потому что через день будут учиться. И отдыхать через каждый день!

Откуда берутся подарки?

– Вик, я сегодня не спал до четырёх часов. Родители уложили меня, ушли. А я потихошку встал у себя в комнате, включил одну синюю слепую лампочку и написал письмо Деду-Морозу. Ты не писала?

– Не тупи! Что я, с головки съехала? Я со старичьём не переписываюсь. Я старчикам записочки не шлю!

– А я написал. Знай, Дедко-Мороз, что именно мне дарить! Я так и настрогал в блокнотике Микки-Мауса: «Дедушка Мороз! Подарите, пожалуйста, пёсика, кошечку, книгу „Змея вытянутая“, настоящую железную дорогу, гирлянду в 399 огней, лифт игрушечный, этажерку в шесть этажей, дом в восемь этажей, 15 журналов». Приставил нарядное послание к ёлке на столике. Лежу жду. Я хотел подглядеть, как Дед-Мороз принесёт мне подарки. А Дедоня всё не нёс, не нёс… Я и засни. А просыпаюсь – под моей ёлкой в моей комнате на столике ксилофон, альбом-календарь про далматинчиков моих любимых… А рядом на стуле че-ты-ре книжищи Акимушкина «В мире животных»! Там и про змей, вытянутых и скрюченных, там и про червей!.. Про что и не хочешь! Столик не выдержал бы этих животных и упал. Потому книжки положили рядом на стул.

Я просил совсемушки мало! Потому что всё у меня есть. Собак-кошек книжных, конечно, у меня полный угол. И гирлянды по всей моей комнате, по кухне. И железная дорога с гудящим паровозом есть. А новую я попросил так, про запас… Да и не про запас. А просто так. Писал, что на ум набежало, и побольше. Чтоб я смог располучше рассмотреть Мороза, пока он будет читать. А напиши мало – быстро уйдёт! Накрутил с вагон – всё равно не увидал даже! Деда-Мороза я не видел. А откуда тогда подарки свалились? С неба?

– С Меркурия!

– С созвездия Гончих Псов!

– С Солнца!

– С Солнца сгорят!

– А может, с Марса?

– Гриш! А ты не пробовал очутиться на Марсе? А я была на Марсе! В бочку напихала бенгальских огней, хлопушек там разных. Всё подожгла и меня вместе с бенгальскими огнями подбросило на Марс! А ты не пробовал туда попасть? Хоть с этим приплюснутым Санта-Клаусом?

– Да что мне твой сом! Я не пойму, как подарки попали ко мне!

– Мне кажется, подарки свалились с девятого этажа. Там в полу образовалась дырка, и в ту дырку подарки слились к тебе.

– А дырка большая?

– Не помню…

– Я говорил маме: «Прикинься спящей с двадцати трёх сорока пяти до нуля часов двух минут. Не забывкивай. Как Дед-Мороз отдаст подарки, так и открывай глаза!» Не успела прикинуться. Осталась без подарка. Только папа ей утром подарил несчастную, худую пилочку для ногтей. Но разве это подарок?

Я лёг за три минуты до полуночи, можно было и позжей лечь. Пока Дед обнесёт весь наш дом… Пока докувылькает до нашего четырнадцатого подъезда, можно два раза выспаться! Но я до всех четырёх часов не заснул. Дедоня так и не пришёл.

Вчера дедушка президент Ельцин сам отставился, и папа сказал, что Дед-Мороз мог к нему поехать уговаривать его дальше работать. И чтоб задобрить, может, повёз ему подарки… Дед-Мороз у меня не был. А подарунчики проявились. Как это произошло? Не знаю… Я прямо смущаюсь…

1 января 2000. Суббота.

Новый век? Старый век!

С вечно расстёгнутым настежь ртом Антонелли спросил в школе учительницу:

– Что такое календарь?

– Календарь – это то, где указаны годы, месяцы, дни недели, праздники.

– А-а-а… А я не знал…

– А сейчас особый праздник. Новый век! Новое тысячелетие! Третье! Сегодня мы учимся первый день в новом веке!!! – торжественно доложила Лариса Соломоновна. – Первый урок в третьем тысячелетии!!!

– Неправильно! – сказал я. – Разве бывает десяток без головы? Разве десяток из девяти состоит? Девять ещё не десять! Сейчас ещё старенький век. А новый начнётся в две тысячи первом году. Через триста пятьдесят шесть дней!

– Да ладно… – кисло вздохнула наша Ба! Шилова! – Отдыхай…

10 января 2000. Понедельник.

Как залетел ко мне в дневник чужой гусь

Россия– родина слонов в посудной лавке.

Николай Журавлёв

Когда я добываю двойку, у папы начинается очередной самый последний конец света.

Злость его аж до потолка подкидывает. Важно хоть немножко кинуть соломки на то место, где он опустится. Жалко всё-таки. Папа как-никак.

Сегодня я начал издалека.

– Пап, что больше? Восемь или один?

– Конечно, один.

– А если хорошенько подумать?

– Ну… пока восемь…

– Уже хорошо… За вчера и сегодня я честно вытрудил восемь красивых пятёрок-тетёрок и одну-единственную худющую раскоряку двойку…

Когда папа вернулся с неба на кафель школьного вестибюля, я сказал:

– Этого гусика я обожаю! – и поцеловал двойку в раскрытом дневнике. – Я хочу, чтоб каждая четверть начиналась и кончалась двойкой. Прямо меч… меч – та-аю! Чтоб композиция такая кольцевая была!..

Разбушёванный папа схватил меня за руку и потащил по всем этажам. Искать Ларису Соломоновну. Какой любопытный! Хочет знать, откуда взялся гусь!

– Не твоя композиция, а вот эта, – тычет папа в двойку и напротив её в чумные буквы «Д/з», – откуда эта композиция прилетела? Д/з – домашнее задание. Ты ж вчера мне стишок молотил я тебе дам! И два? Ты ж мне его сто раз наизусть оттарабанил!

– И в сто первый Ларисе Соломоновне! Ну… Рассказал я ей стишок, а она мне злобно, сквозь зубки: «Он мне не нужен!» – и отмахнулась. Как тигрюха лапой.

Я промолчал.

Она раскрыла дневник, подняла ручку и, представляешь, задумалась. Сигнал, что я выстарал себе плохую отметку.

Ну… Думает она год, думает два.

Я спрашиваю:

«Что вы так длинно думаете?»

«Я думаю, какую тебе двойку поставить. Большую или маленькую!»

Г-г-г-г-гос-с-с-с-поди! Мне б её заботушки!

Отоварился я и пошёл к себе за столик сел.

– Пап, она ж пишет ужасно. Ни один дурак её не поймёт! За её двойку, как она написала, я б сам спокойно поставил ей двойку! А она мне её переадресовала. Ручка её – старый адрес. А мой дневник – новый адрес…

– Что ты тут мне байки…

– Когда она что задаёт – пишет на доске только номер страницы. Она написала 13. На тринадцатой странице сказка «Никита-Кожемяка». Её троечка оказалась вылитой двоечкой. Я за двойку и прими. То есть, тринадцатую страницу я принял за двенадцатую. А на двенадцатой уже стих «Сказка» Берестова. Так кто виноват? Так кому гуся под-носить?

Папа засмеялся:

– Не горюй. Зажуём эту горю!

– Ну ошибся я. Не с той страницы выучил. А с соседской. Что там «Сказка», что там сказка. Только одна «Сказка» в стихах. А другая в простых словах. Ну какая разница? Я ж все равно учил?! Учи-ил!!! Так чего ж тогда кидаться гусями? Лучше б себе оставила к столу. На старый Новый год!

– Вот именно! – весело сказал папа.

12 января 2000. Среда.

Что ты хочешь от моей линейки?

В понедельник, двадцать четвёртого января двухтысячного года, упала со стола на пол моя линейка.

И Ксюша кинулась её поднять.

Я спросил Ксюшу:

– Что ты хочешь от моей линейки?

– Я от неё ничего не хочу. Я просто хочу её всю себе забрать!

– Что, тебе своей не хватает?

– Конечно, не хватает!

– Ну и моей не хватит! И подавно!

И я наступил на линейку. Чтоб Ксюня не цапнула.

Но уже к этому моменту под линейкой нежданно устроилась рука Ксюши. И я невольно наступил на линейку с рукой.

До линейки оставалось во-от столько, сантиметров тридцать, и тут Ксюша подпихни руку под линейку, и я уже не мог остановиться. Нога уже сама неостановимо вниз пошла.

Так случилась эта чертовщина.

Я извинился перед Ксюшей.

Но руке её от этого извинения не стало легче.

Раскипелся папа. За эту историю мне выговор закатил.

Но и от этого Ксюшиной руке не стало легче.

– Почему ты мне это сам сразу не рассказал? – спросил папа. – Я ж тебя каждый день спрашиваю, какое было чэпэ!

– Ты неправильно сегодня спросил. Ты спросил вообще. Но ты обязан был у-точ-нить! Именно про ксюшину спросить руку!

– Но разве я могу наперёд знать все твои выбрыки?

– А не знаешь… Я-то тут при чём? Спрашивай точно, и я б тебе точ-нень-ко рассказал!

Будто ксюшиной от этого руке стало б легче…

Муки таракана

– Мам, я в коридоре сегодня видел огромного больного таракана!

– А чем он болеет?

– Корью и скарлатиной!

Ну и что?

Народ – это сила в борьбе друг с другом.

Геннадий Малкин

Сегодня у нас была контрольная по математике.

– Крысёнок Пи! Иди возьми свою тетрадь да не забудь дневник.

С дневником я подошёл к учительскому столу.

Лариса Соломоновна сказала:

– Сейчас я тебе поставлю…

Она спихнула мне в дневник замарашку синюшную троечку, а себе в журнал водрузила целую раскормленную пятёрищу!

– Поставьте мне и в дневник пятёрку…

– Нет. Пусть будет тройка.

– Но я же получил пять! – сказал я вырывающе.

– Ну и что? Ха-а-ха-а-ха-а!!! – проговорила она по сло-гам. И поддразнила: – Будешь троечником.

Обидно.

Вот так из пятёрочника я превратился в троечника. Что я папе скажу?

16 февраля 2000. Среда.

Урок немецкого в желудке акулы

Фантастический ужастик

Идеи побеждают разум.

Геннадий Малкин

Кончилась большая, родненькая, переменка.

Учительница Олеся Александровна Бойченко начала говорить немецкий урок.

Кто-то из ребят по моей команде выключил свет. Свет потерялся – стало почти темно.