Читать книгу Отец в золотистой обертке - Григорий Шансов - Страница 4

В то время, когда Рингер собирал в кучу все данные и пытался понять, что же улетело в космос, Дэниел Торрес выводил корабль на нужный курс и начинал основной разгон. Прячась в земной тени, «Вега» ушла в сторону, и теперь ее нужно было направить левее. Чтобы добраться до Плутона за 2 месяца, потребуется скорость в пределах 1000 километров в секунду. По подсчетам Райана, это максимальная скорость, на которой защитное поле справится с жесткой космической радиацией. Радиация не дает выжить человеку вдали от магнитного поля Земли. Всего полгода и можно даже не идти к врачу – последствия необратимы. А из далекого космоса порой прилетают такие ядра тяжелых элементов, кинетическая энергия которых сравнима с энергией пистолетной пули. И все это при микроскопических размерах ядра! Они пробивают любую барьерную защиту, попутно создавая шквал вторичной радиации.

Дэниел ускорял «Вегу» ступенчато. Двухчасовой разгон, затем перерыв, и снова ускорение. Длинный перерыв на сон, прием пищи, и снова ускорение. Двое суток он занимался только ускорением, ничем больше, ни экспериментами, ни тестами, ни обслуживанием. Наконец маршевые движки прекратили свой монотонный гул. Приборы показывали 997, 56 километров в секунду относительно Солнца. Скорости в космосе все относительные, и чтобы не ошибиться, важно это знать.

Как только ускорение прекратилось, появилось ощущение, будто «Вега» остановилась, замерла в космическом пространстве. Мимо не проносились деревья или острова, пейзажи не сменяли друг друга, а ближайшие космические объекты расположены так далеко, что перемещения не заметно. Земля осталась позади вместе с Луной неподалеку, впереди справа среди звезд проглядывало пятнышко Сатурна, слева очень тусклый Нептун, а по центру невидимый пока Плутон. Скорость здесь не ощущалась. Звезды, необычайно яркие, покоились на своих местах, как и сотни лет назад, а «Вега» неслась с безумной для космического аппарата скоростью на задворки Солнечной системы.

Дэниел обошел яхту, проверил все ли в порядке, поднялся в кабину, сделал записи в судовом журнале и лег на кровать, закинув руки за голову. Наконец то – ощущение полной безопасности. Здесь его уже не достанет ни одна ракета. Жизнь Дэниела сейчас зависела только от его корабля, и несмотря на это, он не беспокоился. Так владелец надежного автомобиля не переживает постоянно о его исправности, а просто едет и наслаждается, хотя теоретически возможно все.

Лететь в космос одному – бредовая затея. Стоит заболеть, отравиться пищей или сломать конечность, и успех миссии окажется под угрозой срыва. Астронавты и представить себе не могут отсутствие коллег и поддержки с командного пункта Земли. Но Дэн странным образом наслаждался одиночеством. Одиночество – это порядок, отсутствие суеты и покой. Не нужно решать проблемы с экипажем, ни у кого не возникнет антипатий, раздражения или тоски по дому. Ни у кого не сдадут нервы, ни за кого не нужно отвечать, никому не надо ничего объяснять. И в этом была определенная сила. Дэниел мог рассчитывать только на себя, не ожидая и не надеясь. В его случае надежды не существовало. Если он будет обречен, если системы жизнеобеспечения откажут, если движки не смогут вернуть «Вегу» на Землю, то он будет умирать в одиночестве, без паники, с достоинством космического пилигрима. Зная, что даже его смерть будет значить намного больше, чем смерть большинства из людей, которые умирают у себя дома, в теплой постели, на планете, согретой Солнцем.

"Вега" рассчитана на команду из четырех человек, одному на ней более чем комфортно. Подходящих людей, кому можно довериться, не нашлось. А глубоко в душе Дэн именно этого и хотел – совершить полет в одиночку. “Эта миссия войдет в историю по многим параметрам”, – подумал он.

"Вега"… Это была идея отца – сделать космический корабль не в форме диска или летающей тарелки, как в кино, и не в виде самолета по технологии Стелс, как предлагал сын, а внешне напоминающим яхту. Никто не подумает, что уходя на месяцы в океанские путешествия, Дэниел и Райан на самом деле поднимались в космос. Океан огромный, весь его не осмотришь. И они выбирали самые пустынные районы.

– Я открыл такие вещи, – говорил Райан сыну, – что человечеству лучше не знать. Пока оно только и думает о том, как эффективнее убивать. Настанет лучшее время, и людям пригодятся мои разработки, но не сейчас.

Райан засекретил свои открытия. Закрыл проекты, обосновал их бесперспективность и уволился из компании. Именно тогда его посчитали ненадежным и ветреным. Он купил домик у моря и занялся постройкой яхты. Со стороны выглядело, будто ученый решил посвятить время своему хобби.

Хотя Райан скрыл от мира свои разработки, он не смог прекратить их. Когда удача уже на крючке, не вытащить улов довольно сложно. И Райан продолжал исследования. На свой страх и риск. Одержимость питала его все эти годы. Служила топливом. Убери ее – и человек потухнет. Райан не мог прожить жизнь также, как и все люди. Это не значит, что у всех людей нет цели в жизни, но цели большинства были слишком приземленными для него. Он считал, что люди несправедливо мало отличаются от обыкновенной белки. Она растет, питается, делает запасы, размножается. Если вокруг много еды, она жиреет. Затем она стареет и умирает. Но Райан считал, что способность к познанию неизмеримо отличает человека от белки. Способность, которой нужно воспользоваться, питать жажду познания, тем более, когда вокруг такой поразительно сложный мир, словно созданный для того, чтобы познавать его. Как будто неведомый кто-то подарил людям большой конструктор, где множество деталей, частей и материалов, а также чертежи и масса возможностей для творчества, тем самым давая человечеству реализовать свой потенциал.

Несколько лет назад, когда опухоль мозга еще не разрослась, Райан смотрел через телескоп, установленный во дворе дома, в область неба, где должен находиться Плутон. Воздух в ту ночь напоминал чистейший хрусталь. В такие ночи он мог наблюдать до утра, наслаждаясь минимальной турбулентностью воздуха и ясностью картинки.

– Знаешь сын, – сказал Райан, – что бы там ни было, а Плутон – это планета! Самая настоящая! Вон там…

Он прильнул к окуляру телескопа, стараясь разглядеть среди множества тусклых дальних звезд, неспешный маленький островок материи. Дэниел только что вышел из ангара, где работал над новой начинкой «Веги», вытирая замасленные руки.

– Там у Плутона свой мир. Далекий, темный и холодный. Оттуда наша планета выглядит ничем не примечательно, словно и нет на ней ничего, и никаких событий, – задумчиво произнес его отец.

Стало прохладно, и отец накинул на плечи золотистую термоизоляцию. Ту самую, которую применяют для сохранения внутреннего тепла и защиты от внешнего перегрева на спутниках и зондах. Дэниел тогда рассмеялся. Райан в облачении из золота походил на царя Персии.

– А я бы хотел прогуляться по Плутону, – Райан оторвался от прибора и посмотрел на сына. – Почему нет?

– Что? – Дэниел все еще не отошел от смеха.

– Я вполне серьезно, Дэн. Мы были на Луне и на Марсе. «Вега» после апгрейда способна развить такую скорость, что дорога в оба конца займет полгода, не больше.

– Далековато.

– Туда сейчас летит зонд P-2006. Если все получится, то мы его догоним, и помашем ручкой перед объективами, чтобы свести с ума оставшихся адекватных ученых! – отец тоже рассмеялся. Дэниел же наоборот, перестал смеяться и внимательно посмотрел на него. Все ли в порядке? Временами идеи нестандартно мыслящего ученого пугали даже его сына.

Отец стал ходить по площадке вокруг телескопа, а золотистый материал теперь напоминал мантию пришельца из далекого космоса.

– Мы непременно должны побывать на Плутоне! – разгоряченное лицо Райана приблизилось к нему. В глазах отражались звезды.

– Это идея! Можем припарковаться там, пожить недельку и обратно. Собрать данные, образцы льда, и камня. Возможно, там есть своя атмосфера. У него может быть еще несколько спутников, которые различаются по составу. И мы сможем обкатать новые движки и проверить «Вегу» на дальних расстояниях.

– Почему бы вначале не попробовать высадиться на Европе или Ганимеде, а может посмотреть, что в кратере Цереры? – предложил Дэниел.

– Всегда успеем, – он прильнул к окуляру телескопа. – Да, я хочу этого! И непременно догнать P-2006. Я докажу этим бездельникам, что летаю быстрее.

– Шутишь?

– Так ты со мной или нет? – пробормотал Райан, снова глядя в телескоп.

– А как же твое лечение?

– Ерунда! Доктор намерен применить стереотаксическую радиохирургию. Через пару лет я забуду о болезни, как о прошлогодних листьях… Дэн, я вижу его! Это Плутон! Если мы слетаем туда, то вся Солнечная система наша. Все планеты и спутники станут доступны. А когда я умру, то пусть мой прах летает в космосе. Здесь мне нет покоя.

Последние слова он произнес как будто самому себе, словно повторяя всем известную культовую фразу из фильма или книги. А Дэн запомнил это, как необъяснимо почему вдруг запоминают случайно оброненные кем-то фразы на долгие годы.

Лечение Райану не помогло. Рак мозга оказался сильнее технологий. Уже во время процедуры отец неожиданно впал в кому, из которой так и не вышел. Дэниел знал, что отцу было о чем поговорить с ним перед расставанием, но в этот раз все оказалось сложнее. Они так и не поговорили. И хотя Дэн приблизительно знал, что хотел сказать отец, щемящее в груди чувство недосказанного, и невыраженного обжигало своей очевидностью и горечью. Нестерпимая печаль застелила покрывалом все, к чему прикасался Дэниел в то время, все о чем он думал, все что делал.

Бывает отцы, действуя из лучших побуждений, суют в карман сыну сотню долларов и выставляют за порог – зарабатывать на жизнь своим трудом. Сыновья скитаются, крепнут, устраивают себе сносную жизнь, и живут вдалеке, на необъятных просторах земли. И лишь некоторые, чуя, что отец готовится покинуть мир живых, начинают налаживать с ним хоть какой-то контакт. Зачастую не зная, о чем поговорить с увядающим стариком, они молча присутствуют рядом, когда навещают засыхающее дерево, которое дало им самим искру жизни. Они не понимают, что зовет их к отцу. Может долг, может кровь. Но многое так и остается невысказанным, не переданным, невостребованным, заранее приготовленным для погребения и утраты.

Отец Дэна, наоборот, всегда был ненавязчиво рядом. Никогда не заставлял сына что-то делать, но находил время сесть и спокойно объяснить, что от него ожидается и к чему приведет тот или иной поступок. Как потом стал понимать Дэн, эти часы в беседах с отцом, несмотря на его колоссальную занятость, говорили о многом. Отец вкладывал самого себя в сына, учил его, писал в нем самую лучшую в мире книгу.

– Ты должен стать лучше меня! – много раз повторял Райан. – Тебе предстоит не только работать в областях открытий, но и разобраться с их моральной стороной. Наверное, это даже сложнее, чем делать открытия. Увы, я еще сам не до конца понимаю этот странный миропорядок. Разберись с этим, Дэн.

И собственным примером зародил тягу к науке.

– Если и есть в этом бренном мире достойное занятие, то это наука! – говорил он. – Она имеет будущее, а все остальное лишь временное, опалубка, мусор и тлен.

Эти долгие часы бесед требовали от Райана усилий, и не прошли даром. Сын пошел по стопам отца. Идеи отца стали его собственными идеями, одержимость отца зажгла его собственную одержимость, и бескомпромиссная тяга к познаниям стала его неотъемлемой сущностью.

Однако, когда отец умер, Дэниел впал в прострацию. На время исчез всякий интерес к жизни, поскольку Райан занимал в ней ключевую роль. Он был опорой, советником, примером, всем самым лучшим, что может дать отец. Их грандиозные совместные планы охватывали десятилетия вперед. Райан показывал свои чертежи и разработки, обсуждал идеи, алгоритмы и фундаментальные основы для их реализаций. Все это вдруг повисло в воздухе, стало эфемерным, никчемным и пустым. У них не было в планах смерти.

"Вега" тогда стояла на причале, ненужная, чужая, груда металла стоимостью сотни миллионов долларов. Дэниел зашел на борт, сел в кресло пилота, которое еще хранило запах отца, и зарыдал. Осознание страшной потери накрыло его с головой, сжало душу до беспомощного комочка внутри. Словно смерть накрыла их обоих, а его еще живое тело отказывалось жить дальше в мире, где больше нет отца, где одиночество настигает также быстро и легко, как мимолетная улыбка незнакомой девушки. И словно сама жизнь улыбаясь, забирает дорогое тебе, всего лишь ненароком обратив на тебя свое внимание, отнимает словно игрушку у ребенка в тот момент, когда он разыгрался и не думал, что забава временна.

Дэн пришел в себя не сразу. Разговор с друзьями отца – Алистером Санчесом и Адамом Бейкером, астрофизиками, подтолкнул к переосмыслению жизни. Дэн понимал, как важно жить с осознанием смысла, только тогда воля движет человеком, а в глазах горит свет.

Он принял наследие отца, решив делать то, что сделал бы отец. И первым делом осуществить сногсшибательную идею – отправиться на Плутон. Отец хотел побывать на Плутоне? Припарковать «Вегу» там на недельку? А в случае смерти остаться навсегда в космосе? Дэниел не сможет двигаться дальше, если не сделает этого. Сильный стресс от потери вылился в упорную работу по реализации сумасбродной идеи, автором которой был сам Райан.

Первым делом, чтобы обезопасить эксперименты, Дэниел перебрался из США в Австралию, забрав с собой прах Райана. Научное оборудование и инструменты он отправил самолетом в контейнерах, а «Вегу» перегнал своим ходом. Здесь в Австралии было заметно спокойнее. Купив небольшой домик на берегу бухты, Дэниел поставил ангар и продолжил подготовку миссии, трудясь без выходных.

Вспоминая сейчас обо всем этом, Дэниел наслаждался спокойным торжеством, какое имеет рыбак после удачного улова, покрывающего расходы на месяцы вперед, или фермер, продавший урожай втрое дороже. Все оказалось не таким уж нереалистичным. «Вега», словно скоростной астероид, уносилась от Земли и от Солнца, в свой самый дальний и важный полет. Дэн подошел к правой стенке кабины, увешанной мешками с различными вещами. Мешки, подвязанные к стенам – это необходимость на случай отключения гравитационного симулятора, чтобы вещи не разлетались по углам и не бренчали в ящиках. Дэниел открыл мешок и достал оттуда небольшую черную коробочку – контейнер с прахом отца. Блеснула скромная алюминиевая табличка с гравировкой «Райан Торрес 1958–2013». Покрутив контейнер в руках, он бережно обернул его золотистой термоизоляцией.

– Теперь ты отец в золотистой обертке, – вслух произнес Дэн. – А мы летим. Как ты и хотел. Почему нет?

Он закрепил контейнер на панели приборов. Ему так захотелось. Словно отец все еще управляет кораблем и находится в поле зрения. Тоска постепенно сменялась рабочим настроением и больше не выбивала из колеи. Сделав кофе, Дэниел прошел по кораблю с кружкой в руке, отпивая на ходу.

Противорадиационный щит работал на мощности, близкой к максимальной. Температура внутри заметно поднялась из-за нагрева электроники и силовых токопроводов. Было жарко, но терпимо. «Вега» отдавала избыток тепла через тепловое излучение корпуса, в который вмонтированы теплообменники. Теперь, когда разгон завершен, есть немного времени на опыты, эксперименты и подробные отчеты. Два или три месяца для серии научных экспериментов – это очень скромно, и Дэн скорее не управится даже за время обратного пути. Но все же постарается сделать как можно больше.

Земля медленно удалялась, тоскливо сжимаясь в размерах, скрывая на своей поверхности кишащий жизнью мир, а верный спутник Луна торжественно вальсировал вокруг, вдохновляя влюбленных на Земле, и служа превосходным ориентиром из космоса. Когда смотришь издалека, например, с расстояния орбиты Марса или Юпитера, Земля безошибочно узнается по голубоватому цвету и по Луне неподалеку.

Оба друга Райана работали в университете Хопкинса в Балтиморе, недалеко от Лорел. Когда остальные сотрудники собирались домой, Адам Бейкер еще сидел в своем кабинете, копаясь в бумагах. Его офис олицетворял собой минимализм и рабочий беспорядок одновременно. Несколько столов, заваленных бумагами, какой-то утварью и карандашами, компьютер, принтер, холодильник, забитый минералкой, голова Эйнштейна, засиженная мухами, и, пожалуй, еще бумаги. Бейкер, дожив до своих семидесяти лет, не переставая работал в университете. Его ценили за опыт, часто приходили за мудрым советом в отношении всего на свете, в том числе и по вопросам семейного благополучия, неизменно получая от него жаркий совет держаться от женщин подальше. Его жена умерла 10 лет назад, оставив лишь сполох былой печали в душе, потому что Бейкер давно жил отдельно, забывая отправить ей открытку на Рождество. Временами старый ученый преподавал. Его любили студенты за колоритный басовитый голос и обязательные шутки в теле серьезных фундаментальных лекций.

Дверь бесшумно отворилась и на пороге появилась фигура Алистера Санчеса.

– О, дружище, заходи! – пророкотал Бейкер.

Тот быстро зашёл, убрал со стула стопку бумаг, и сел. Его ноги в лакированных туфлях моментально оказались на столе. В свои 50 лет его считали ещё молодым, отчасти из-за занятий спортом, отчасти благодаря манере одеваться в ультрасовременном стиле, и регулярному окрашиванию волос и бороды. Также, как и Бейкер, Санчес вел холостяцкую жизнь, пополняя ряды семейных неудачников. Его тайная подружка коротала время в библиотеках Вашингтона, посещала музеи и выставки по всему восточному побережью, приобщая нудного физика к высоким художественным идеалам. Алистер имел мексиканские корни и терпел подтрунивание коллег, что побуждало его работать как проклятого, дабы не ударить в грязь лицом. И если сотруднику с “традиционно американским происхождением” было достаточно и половины достижений Алистера, чтобы считаться гением, то последнему приходилось тужиться до полуобморочного состояния, чтобы хоть кто-то снисходительно похлопал его по плечу.

Санчес достал ручку из кармана и принялся нервно щелкать кнопкой.

– Ты слышал, сборная университета опять ведет в счете!

– Ха, ха, за такую стипендию, какую платят этим ребятам, и я бы стал чемпионом! – усмехнулся Бейкер, что-то ища среди бумаг.

– Брось, дело вовсе не в этом. Игра на родном поле делает свое дело. Вот посмотрим, как они сыграют на следующих выходных. Мне неинтересно болеть за тех, кто на голову опережает остальных. Нет интриги! Как это было с гонщиком Рёрлем! Если он в составе заезда, то всегда приедет первым! Слышал, его даже хотели дисквалифицировать за это.

Дверь распахнулась и вошел Рингер из отдела управления P-2006.

– Всем привет! Как делишки? – вальяжно произнес он.

– Все прекрасно, – натянуто улыбнулся Бейкер, отложив бумаги.

– На выходные обещают чудесную погодку, – Рингер подмигнул и сел на стол, брезгливо отодвинув листы бумаг. Часть их упала на пол.

– Я Дэрик Рингер, сотрудник группы управления из проекта P-2006 в Лорел, – он стряхнул пылинку с брюк. – Я ищу мистера Адама Бейкера и Алистера Санчеса.

– Мы перед вами, мистер Рингер.

– Это прекрасно, рад знакомству, – его голос выдавал нетерпение. Он подошел сначала к Бейкеру, а затем к Санчесу, брезгливо протягивая влажную руку. – Сразу перейду к делу. Вы были хорошо знакомы с мистером Торресом. Я глубоко скорблю по его безвременной кончине.

Рингер выждал паузу, прибавил высокопарности и продолжил.

– Его не понимали в определенных кругах, но для меня и вас не секрет, что мистер Торрес был гениальным ученым. В мире нет ему равных. Это современный Никола Тесла с безумными идеями. Но только на первый взгляд безумными. К величайшему сожалению его не стало, но…, но я бы хотел продолжить его работы. Я могу выбить хорошее финансирование для проектов. Уверен, что у мистера Торреса осталась масса незавершенных работ.

Адам Бейкер откинулся в кресле и уютно положил руки себе на живот.

– Нам, как хорошим знакомым Райана Торреса, приятно слышать от вас столь лестные замечания о таланте коллеги. – Бейкер кивнул Санчесу. – Однако, со свойственной ученому точностью, поспешу отметить, что вы несколько преувеличиваете.

Алистер поднялся, подошел к окну и стал нервно поглаживать идеальную бороду.

Бейкер продолжил:

– Мистер Рингер, я искренне не понимаю, в чем ваша проблема. Труды Торреса в свободном доступе, опубликованы и теперь являются всеобщим достоянием. Вы можете их прочесть на сайте, или заказать печатный вариант, можете сходить в библиотеку, они там есть.

Рингер недовольно поморщился:

– Я думаю, что мистер Торрес опубликовал не всё.

Он посмотрел пристально в глаза старому Бейкеру, боковым зрением замечая, как суетится Санчес у окна.

– Ну, это естественно, – Бейкер развел руками и снова положил на живот.

– Я все понимаю, мистер Бейкер. Ученые не публикуют незаконченные работы или те, которые сомнительны. Но посмотрите на его патенты! Торрес явно знал намного больше! Я был бы счастлив поговорить с ним лично, но увы я не успел. Поэтому зашел к вам, ведь вы с ним общались.

Алистер Санчес повернулся к нему и нервно произнес:

– Почему вы пришли к мистеру Бейкеру? Разве у него есть права на работы доктора Торреса?

– Тогда скажите мне, у кого они?

– Обратитесь в компании, где он работал. Мы вам ничем не поможем, – прозвучал бас Адама Бейкера.

– Вы знаете, кто такой Дэниел Торрес? – спросил Рингер. Санчес вздрогнул.

– Это его сын, зачем он вам?

– Я бы хотел поговорить с ним, мистер Бейкер, – голос Рингера стал теплее.

Старый ученый сделал извиняющийся жест, будто только что пропустил мяч в игре:

– Мы бы и сами хотели знать, где сын Райана.

Рингер приуныл, его губы скривились, глаза потускнели, в лице отразилась грусть, а спустя мгновение – невинность.

– Я не тороплю, вы можете подумать. Однако уверяю вас, – голос Рингера стал почти ласковым, – работы и изобретения Райана Торреса будут приняты ученым сообществом и сделают его имя легендой! Разве это плохо? Вы же не против?

На этой фразе Рингер направился к выходу, застыл в дверях, вернулся назад и протянул визитку Бейкеру:

– Пожалуйста, свяжитесь со мной, как только решите обсудить мое предложение. Помните: финансирование на самом высоком уровне!

Он аккуратно собрал с пола бумаги, которые уронил, положил на стол и вышел, тщательно отряхивая руки. Санчес и Бейкер посмотрели друг на друга.

– Что это значит? – спросил Санчес. Грузный Бейкер встал, подошел к окну и проводил взглядом вышедшего из здания незваного гостя.

– Что ж, этого следовало ожидать. Работами нашего покойного друга будут интересоваться, – спокойным тоном произнес престарелый ученый и посмотрел на вечернее небо.

– Где там наш сынок?

– Если все идет по плану, то закончил ускорение и вышел на прямую траекторию, – ответил Санчес.

– Последнее время он был сам не свой, – Бейкер продолжал смотреть на небо. – Ему надо жить своей жизнью, а не вспоминать прошлое. Не все идеи Райана следовало развивать. Я беспокоюсь, вернется ли он. Не погубит ли его нелепая затея отца.

Бейкер, тяжело шагая, вернулся за стол.

– Не нравится мне этот мистер Рингер, – заметил Санчес. – Сегодня я работаю допоздна…

– Как обычно, – усмехнулся Бейкер.

Его друг развел руками и направился в свой офис.