Читать книгу Оценщик. Поединщик поневоле - Григорий Шаргородский - Страница 2

– Эт ву пре? – разлетелся по залу хриплый голос, который неопытное ухо могло бы спутать с орочьим, но издавший его человек мало того, что не обладал зеленой кожей, так еще и ростом был мне по плечо. И вообще, тренер по магическому фехтованию лично мне больше напоминал моего же учителя физкультуры из детдома. Сходство, конечно, отдаленное, и то если приделать бывшему жокею лихо закрученные усы и бородку клинышком в испанском стиле. Облаченный в классический костюм для спортивного фехтования, но без характерного шлема, невысокий испанец, не дождавшись от стоящих на длинном помосте соперников никакой реакции, резко гаркнул:

– Ангард!

Застывшие метрах в десяти друг от друга на невысоком возвышении, одетые точно так же, как и тренер, но все же с сетчатыми шлемами на головах, фехтовальщики чуть раскорячились, готовясь к бою. Правда, на костюмах и шлемах ассоциация с фехтовальными соревнованиями и заканчивалась, особенно учитывая, что вместо шпаг у соперников в руках были стандартные волшебные палочки. Сейчас я уже привык, а первое время у меня постоянно возникало ощущение какого-то косплея под Гарри Поттера. Не хватало только скачущих чудаков с зажатыми между ногами метлами. Такие непрошеные фантазии быстро вылетели из головы после пары полетов от пропущенных кинетических ударов.

Сейчас на помосте выступали старшие ученики маэстро Марреро, поэтому ни один из них не использовал щитовик, орудуя только волшебной палочкой как виртуальной шпагой. Оба соперника сделали практически одинаковые взмахи палочками перед собой, но это лишь казалось каким-то приветственным ритуалом. На самом деле они сплетали мобильные щиты. До сферической защиты, которую могли в мгновение ока создать настоящие мастера магического фехтования, даже этим парням было еще далековато. В основном они пользовались неким аналогом того, что создает мой щитовик, но плавающим вокруг хозяина без малейшей материальной опоры и управляемым силой мысли.

Закончив с созданием защиты, бойцы тут же перешли к более активным действиям. Расстояние между соперниками все еще оставалось солидным. Пока они перебрасывались силовыми плетениями, пытаясь пробить защиту друг друга. Первые атаки были прямыми и бесхитростными, по большому счету исключительно ради зрелищности. Вспыхивающие от ударов силовые щиты и свечение расплескивавшейся в пространстве энергии от нейтрализации заклинаний действительно выглядели феерически. Помню, как я увидел это в первый раз, так сказать, вживую. Честно говоря, не уверен, что вовремя успел захлопнуть открывшийся по причине отвисшей челюсти рот.

Да, нечто подобное я видел сотни раз в видеороликах, причем в исполнении куда более крутых чародеев, но вживую все ощущалось совсем по-другому. Мало того, что пространство содрогалось от хлопков распадающихся силовых печатей, так еще я чувствовал феерический танец столкновения энергий творения и разрушения. Порой приходилось отключать свой дар, чтобы не упустить мелкие, но очень важные детали, ради которых старшие ученики мастера и устраивали все это представление.

Лобовые удары соперников перешли в более хитрые и сложные заклинания, которые порой огибали соперников, норовя ударить с неожиданной стороны, миновав мобильный щит, но пока дуэлянтам удавалось либо подставлять под каверзные прилеты легко реагирующие на усилия воли силовые плоскости, либо создавать на пути малые одноразовые щиты, сплетаемые одним небрежным движением волшебной палочки. А то и вовсе конструкты сталкивались, уничтожая друг друга.

Бой продлился не более трех минут и закончился ничей, как и все аналогичные представления. Старшие ученики маэстро были слишком амбициозными, и проигрывать в показательной схватке никто из них не желал, а если бы была поставлена задача завершить бой победой, то мы бы увидели серьезную драку, которую на обычном фехтовальном помосте не проведешь. Здесь нужна защищенная силовыми полями арена, так что парни после команды учителя вальяжно изобразили короткие ритуальные поклоны и разошлись.

Ну а мы приготовились к предстоящим испытаниям и, возможно, унижениям. Мы – это я, Золушка, Одуванчик и Хомяк. Да, ученичество давалось непросто, причем не только для организма, но и для чувства собственного достоинства. Конечно, можно было бы плюнуть и уйти к более интеллигентному учителю, но Бисквит и Иваныч в один голос заявляли, что лучше этого в городе не найти. Точнее, есть спец куда круче, но доступ к нему для меня закрыт по причинам, кои мне знать не положено. Впрочем, дон Пабло, которого мой единственный русскоязычный соученик Митя Одуванчик чуть ли не в глаза называл доном Падло, надеясь, что тот воспримет это как особенности акцента, не был таким уж тираном и абьюзером. Честно говоря, его подколки давали больше пользы, чем мягкие увещевания.

Кстати, я тоже очень надеялся на непонятливость тренера, иначе Митяю так влетит, что его обычный одуванчиковый стресс покажется легким и веселым развлечением.

– Ну что, неженки, – прокаркал наш учитель, когда его старшие ученики покинули помост, – кто первый сегодня хочет полетать?

Блин, опять почувствовал себя как на уроке Бабы-яги – детдомовской директрисы. И как такому мозгляку удается довести взрослых, битых жизнью мужиков до подобного запуганного состояния?!

Кажется, зря я так громко думаю, потому что взгляд дона Пабло переместился на меня.

– Танцор, по глазам вижу, что ты просто жаждешь сплясать нам что-нибудь заковыристое.

Да, это он обо мне. Как и наклеенная бандосами погремуха Псих, новое прозвище заставляло внутренне морщиться. Впрочем, получил я его не просто так, и, как сам уже успел подметить, именно постоянное упоминание моих танцевальных талантов заставляет уделять больше внимания движениям ног во время тренировочных боев.

В ответ я ничего говорить не стал, лишь подавил грустный вздох и, нацепив на себя шлем, полез на фехтовальный помост. Перед тем как снять волшебную палочку с пояса, по въевшейся привычке сначала едва прикоснулся к ней кончиком пальца. Шип уже давно перестал долбить меня маленькими разрядами при каждом прикосновении, но рефлекс все равно остался.

В этот раз сидящая внутри палочки энергетическая сущность бузить не стала, видно надоело ей это дело, особенно после всех усилий, с которыми она в самом начале нашего общения пыталась показать мне и Бисквиту свой непростой норов.

Уже основательно взявшись за рукоять, я достал палочку из чехла и на всякий случай скользнул взглядом по ограничительному кольцу. Предохранитель был выставлен на третий уровень, так что ничего моему учителю не грозило. Впрочем, даже если бы уровень предохранителя был нулевым, дон Пабло справился бы без проблем. По крайней мере, я на это надеялся, потому что, если сидящая в палочке сущность взбрыкнет, очередной удар вполне мог сделать испанца еще короче. В храме богини Вечной весны таких укороченных мы с Шипом настрогали с полдюжины.

– Эт ву пре? – уточнил учитель.

Я в ответ кивнул, и он тут же разразился своим любимым торжествующим карканьем:

– Ангард!

Это был уже не первый и даже не десятый наш учебный бой, поэтому я впопыхах запустил щит, благо доставал стикер щитовика на одних рефлексах – только подумал, а он уже в левой руке. Спешка была вполне оправдана, потому что не хотелось прямо с первых секунд боя получить кинетической печатью в голову. А ведь он явно собирался это сделать, потому что меня вместе со щитом даже качнуло от мощного удара в верхнюю кромку силового поля. Благо это не какой-нибудь римский скутум – силовое поле работает по иным физическим законам, и мне не грозило получить кромкой в шлем. Энергетический шит хорошо гасил кинетику, впрочем, как и другие воздействия, нужно лишь не зевать.

Испанец сплетал и запускал в меня заклинания со скоростью если не пулемета, то полуавтоматического дробовика точно. В данный момент моей главной задачей было определить по энергетическому колебанию, цвету и даже звуку направленность заклинаний, чтобы вовремя сменить структуру щита и достойно принять атаку. Вот как раз с этим проблем не было, потому что я обладал таким читом, как мой дар. Нет, он не позволял видеть внутреннюю структуру самих печатей, зато я чувствовал каркас из энергии творения и вовремя успевал реагировать, за что иногда получал греющую самолюбие похвалу от скуповатого на это дело испанца.

Было немного стыдно перед не обладавшими даром и тем более таким продвинутым щитом соучениками, но я так никому и не признался в читерстве. И дело тут не в честности – в таких вещах от секретности может зависеть жизнь.

– Хватит танцевать! Сосредоточься! – вместе с заклинаниями прилетел ко мне каркающий упрек учителя.

Ну вот опять! Увлекшись защитой, я и сам не заметил, как начал понемногу отступать, при этом двигая ногами не как положено уважающему себя фехтовальщику. Я как-то привык в боевых ситуациях не стоять столбом, а активно уклоняться, смещаясь и сбивая сопернику прицел, но учитель был классическим фехтовальщиком и подобные излишества не одобрял. Можно было бы с ним поспорить, что если надо, то и кувырок придется в тему, но я сюда хожу не за тем, чтобы проводить теоретические диспуты.

Ругнувшись под нос, я встал в классическую позицию, но пробыл в ней недолго. Наконец-то поймал паузу в прилетающих ударах, чуть деформировал щит и, как мне казалось, лихо сплетя кинетическую печать, запустил ее в учителя. Она не долетела даже до середины пути, встретившись с очередной печатью дона Пабло. Маленький фейерверк дал мне еще пару секунд форы, и я решил зайти с козырей. Выставив щит практически клином, рванул вперед, одновременно с этим формируя силовое лезвие на палочке. Это было единственное заклинание, которое я смутно запомнил из того боя в храме. Благодаря ему палочка превращалась в подобие джедайского меча.

Благодаря отсутствию шлема я хорошо рассмотрел недовольную гримасу на лице испанца и сразу внутренне содрогнулся, понимая, что это недовольство сейчас выльется во что-то очень неприятное и болезненное. Так оно и вышло. Следующее плетение оказалось мощнее, и мой щит буквально заскрипел, грозя вот-вот распасться. Не помогла ни клиновидная форма, благодаря которой заклинание должно было уйти в сторону, ни мои новые навыки в подпитке силового каркаса печати. А я-то так гордился тем, что научался латать свой щит прямо во время боя, не допуская его разрушения. Благодаря этому не нужно было тратиться на плетение нового!

Скрип оказался зловещим предзнаменованием, и через секунду я услышал знакомо-неприятный звон разлетевшейся печати. Сплести из рун новую для меня дело буквально пары секунд, но кто бы мне их дал.

Даже пробовать не стал, а встретил следующее заклинание учителя ударом уже сформировавшегося силового клинка. Конструкт испанца ожидаемо разлетелся искрами, но следующий же энергетический снаряд вильнул прямо под силовую кромку и так зарядил мне в грудь, что, несмотря на движение вперед, тело отбросило назад метра на два. Хорошо хоть, площадь кинетической печати была довольно большой, так что больнее было падать на спину, чем получать удар.

– Плохо, ученик, очень плохо. – С каждым шагом вперед учитель вколачивал гвозди пренебрежения в мое разбухшее самомнение. – Я лишаю тебе звания Танцора, теперь ты Тортуга.

Не понял, причем здесь пиратский остров? Только через секунду я понял, что меня обозвали черепахой.

– Учитель, почему черепаха? – спросил я, с кряхтением поднимаясь на ноги, при этом даже не думая обижаться.

Мне-то как раз показалось, что я был быстр и стремителен.

– Потому что ты, подобно черепахе, либо надеешься на свой панцирь, либо атакуешь, забыв о защите. Да, твой щит хорош, но палочка слушается плохо, и я не могу понять, в чем проблема. Нужно больше тренироваться и вылезать из своего панциря. Я все же советовал бы тебе отказаться от боя со щитовиком, сосредоточившись именно на владении палочкой и мобильными щитами.

– Учитель, мы же обговаривали это, – сказал я, чуть понизив в голос, чтобы не услышали другие присутствующие в зале. – Без щитовика мне не выжить.

– Да, – с явным нежеланием кивнул испанец. – Секатор пояснил мне твою ситуацию. Очень жаль. Я чувствую в тебе талант, но порой жизнь подбрасывает нам задачи, которые просто невозможно решить.

Едва закончив с философствованиями, дон Пабло резко повернулся и гаркнул:

– Одуванчик, твоя очередь! Ты еще не постригся налысо?

Вместо ответа обладатель шикарной русой шевелюры нахлобучил на голову шлем и поплелся к фехтовальному подиуму с таким видом, словно это помост с гильотиной. Я же, двигая плечами, чтобы оценить последствия падения, вернулся на свое место и с наслаждением уселся на лавку. В голову в очередной раз полезли мысли о возможно ошибочном решении оставить у себя палочку эльфийского князя. Учитель прав, я пару недель назад для эксперимента купил в магазине недорогую волшебную палочку, и с ней плетение уже знакомых печатей было как бы не проще, чем с носителем энергетической сущности. Шип явно тормозил мое развитие, но при этом интуиция буквально вопила, что, если мне когда-нибудь удастся договориться с упрямым энергетическом клоном древнего эльфа, границы моих возможностей резко расширятся.

Что касается щитовика, то от него я точно не откажусь. Выступать на фехтовальных соревнованиях у меня нет ни малейшего желания, а в сложных ситуациях револьвер будет понадежнее любой палочки. Особенно учитывая, что боевые плетения пожирают запасы Живой силы, как Бентли Метеор сжигает бензин. Честно говоря, я возился с палочкой из чистого упрямства, которое уже начинает попахивать нездоровой манией, особенно если вспомнить, сколько мы с Бисквитом промучились, пытаясь замаскировать ее и нацепить предохранительное кольцо. Основу маскировки, которую я натягивал на Шип словно презерватив, удалось активировать только с небольшой поломкой станка, в котором проходило финальное формирование внешней экранирующей оболочки-обманки. Теперь на вид палочка казалась вполне себе заурядной, что вызывало раздражение внутренней сущности. Предохранительное кольцо, предназначенное для повышения безопасности в тренировочных боях, также обычно цеплялось просто вручную. Но за таких битых, как я, дают не троих, а добрый десяток небитых, поэтому это мы с Бисквитом сделали все на том же многострадальном станке. Благо оборудование было старым и Бисквит хоть и строил из себя убитого горем погорельца, но в конце признался, что давно хотел поменять силовой манипулятор для сборки опасных артефактов на новую модель. А менять пришлось. Притом что в самой палочке энергии было с гулькин нос, станок сущность развалила на мелкие части. Вид бедного агрегата до сих пор всплывает в памяти, когда я задумываюсь о перспективах освоения древнего артефакта.

За размышлениями о моих непростых отношениях с собственной волшебной палочкой, как бы это двусмысленно ни звучало, я практически пропустил весь тренировочный бой учителя с Митяем. Ему тоже пришлось немного полетать, да еще и подергаться в финале словно эпилептику. К лавке для отдыха он шел по сложной траектории и немного подергивая руками. Бедолага рухнул рядом со мной, явно не собираясь снимать шлем, и всем было понятно, по какой причине.

– Хватит строить из себя недотрогу. Чего ты выеживаешься? – попытался успокоить я своего товарища по учебно-мазохистическим страданиям. – Можно подумать, тут кто-то удивится. Привыкли уже давно. Снимай, не мучайся.

Мой сочувственно-убаюкивающий тон успокоил Одуванчика, и он все же снял шлем. Вот теперь даже непосвященным было видно, почему он получил свое прозвище. Шикарная русая шевелюра стояла дыбом. Куда там самым отбитым любителям прически в стиле афро. Мало того, между ставшими колом волосами иногда пробегали электрические разряды. Я тут же направил на него телефон и сделал снимок. Будет в моей коллекции еще одно интересное фото. Оно каждый раз получается по-новому.

Как у меня с постановкой ног, так у Мити были проблемы с модификацией щита под отражение конструктов-молний. Вот учитель и долбит его практически только ими. Так что в конце тренировки всегда получается такой вот пушистый результат. Не говоря уже о постоянной стимуляции малоприятными электроразрядами. Я один раз пропустил такой, так что знаю, о чем говорю.

– Ну вот что ты за сволочь такая, Назар? – без особого возмущения, с какой-то обреченностью пробурчал Митя.

– Думаешь, я не знаю! Сам мучаюсь. Знаешь, как трудно жить с таким характером? – с видом глубоко страдающего человека отреагировал я на упрек.

Вот чем мне нравится Митя, так это абсолютно незлобливым характером. И это притом что он работает в жандармерии, и не постовым каким-то, а следаком, и Бисквит уверяет, что получается у него лихо и временами жестко.

Пока мы общались, закончились еще две тренировочные схватки с учителем Золушки и Хомяка. С последним все понятно с первого взгляда – он был крайне неповоротливым. А вот у китайца с плохо выговариваемым именем проблема была схожая с Митиной. Только в его случае слабо работала защита от огненных конструкторов. Так-то поджечь тренировочный костюм невозможно. Он был пошит из специального заговоренного материала. И все же от прикосновения зажигательных плетений даже в ослабленном виде ткань хоть и не повреждалась, но покрывалась легкосмываемым сероватым налетом. В итоге после тренировки Золушка всегда выглядел слегка подкопченным.

Получив положенную порцию унижений от учителя, мы перешли к спаррингам с постоянной сменой соперников, но они были предельно скучными, как и последующая отработка печатей в специальном тире. Прохаживающийся за нашими спинами дон Пабло в очередной раз сокрушался над моей тугой работой с волшебной палочкой. Опять в голову полезли мысли о ежике и кактусе. Может, действительно забросить Шип в сейф и купить себе нормальный инструмент? Но тут же вспомнились слова Бисквита о том, что артефакты работы таких великих мастеров, как давно окочурившийся ушастый, позволяют работать с магическими потоками на таком тонком уровне, что изделия современных эльфов и тем более поделки человеческих артефакторов рядом не лежали. Да что уж там, я сам помню то удивительное ощущение всемогущества, которое дарил бой, проведенный со снисходительного разрешения сидящей в палочке сущности. Очень хотелось повторить, да и мое природное упрямство не давало отступить перед несговорчивостью какого-то псевдоразума. В конце концов, вредная сущность состоит из энергии творения, а я являюсь одним из лучших специалистов по оной в Женеве.

Благодаря общению с Секатором тренер знал особенности моей повседневной жизни, поэтому не заставил выжимать весь свой запас Живой силы, оставив где-то четверть, чтобы можно было и от супостата отбиться, и оценку провести. А вот остальных он выдоил досуха, и выглядели парни после тренировки не ахти. Ни с японцем, ни с низкорослым греком мы особо не общались, да и отношения с Митей вряд ли можно было назвать дружбой, но иногда после тренировок заглядывали в кафе, обсуждая злобность и коварство нашего учителя. Сегодня от предложения посидеть за чашечкой кофе с капелькой коньяка пришлось отказаться – через час у меня встреча с клиентом, и нужно подготовиться.

Фехтовальная школа находилась в коммуне Эр-ла-Виль, но здесь только название напоминало о французско-швейцарской культуре, потому что даже старые дома были либо отремонтированы, либо фундаментально перестроены в испанском стиле, и казалось, что меня забросило куда-то на улицы Севильи. Многие из национальных районов Женевы приобретали свое уникальное лицо. Больше всего в этом деле преуспели, можно сказать, оккупировавшие старый центр китайцы, но и испанцы тоже оказались щепетильными в вопросе ностальгии. Они даже убрали почти весь асфальт в районе и вымостили улицы брусчаткой.

Собственной парковки у школы не было, поэтому мне пришлось пройти метров двести до небольшой площади и уже здесь, так сказать, воссоединиться со своим транспортным средством. Не скажу, что с детства мечтал стать наездником стального коня, но однажды, когда Бисквит в очередной раз назло контролирующим его бюджет старейшинам менял машину в автосалоне, я не сдержался. Настоящие байкеры с презрением сказали бы, что ездить на электробайке недопустимо, но я-то байкер ненастоящий, причем никаким боком. Просто меня покорили футуристические обводы шикарного черного Деймона Гиперфайтера, и захотелось такой вот экзотики. Цена немного кусалась, но оно того стоило. Честно говоря, больше расстроили траты на экипировку и парковочное оборудование у меня дома. Впрочем, не особо я и огорчился: денег хватало, и чахнуть над ними подобно Плюшкину я не собирался.

Да, ощущения совсем не такие, как могли бы быть от поездки на «харлее», и жужжание с легким свистом дает ощущение передвижения на каком-то скутере, но все же свой транспорт – это серьезный плюс. Водить легковые авто я не люблю, тем более не понимаю извращенцев, готовых десять минут идти до парковки, а затем пять минут ехать на машине. С другой стороны, мое не совсем правильно сформировавшееся в детском доме чувство собственного достоинства не позволяло раскатывать на велосипеде или тем более самокате. В общем, это приобретение стало компромиссом, удовлетворившим множество факторов.

До дома я добрался меньше чем за пятнадцать минут, примерно столько иногда приходилось ждать «Убер». Рядом с каменным крыльцом, ведущим к моей входной двери, появилась конструкция, отдаленным и очень бедным родственником которой является велопарковка. Уверен, соседи считают, что я испортил аутентичный ансамбль улицы, но мне как-то было по фигу: городская администрация разрешения выдала, а со всеми остальными претензиями они пусть идут к своим психотерапевтам. Впрочем, Заряна обещала прислать специалиста, который покроет стальные трубы особым составом, что сделает их похожими на чугунное литье. Может, тогда эти псевдоэстеты успокоятся.

Уже отработанным за несколько месяцев финтом я лихо заехал на тротуар и завел электроцикл в железное стойло. Стянув с головы шлем, быстро поднялся по ступеням крыльца к своей двери. Отпирание замков давно стало эдаким ритуалом, упрощать который я не собирался, потому что это давало дополнительное ощущение защищенности. В нашем неспокойном городе только чувство абсолютной безопасности позволяет расслабиться.

Открыв дверь, я, не заходя в прихожую, нащупал на стене переключатель и нажал на него. Металлическая конструкция, в которой надежно угнездился байк, тут же пришла в движение, и транспортное средство словно ухнуло куда-то вниз. Открывшийся проем тут же закрыла специальная стальная заслонка. Бисквиту пришлось помучиться, чтобы надежно перекрыть эту брешь в обороне моего дома. Устанавливая дополнительные контуры, он постоянно бурчал, что я мог бы оставлять байк на ближайшей парковке, хотя у самого прямо под боком гараж на две машины. Когда надоело слушать, я пригрозил, что пойду к другому артефактору, и орк тут же заткнулся. Любой специалист такого высокого уровня послал бы меня в далекое эротическое путешествие, но для Бисквита моя безопасность почему-то стала идеей фикс. Наверное, я хороший друг, что он так боится меня потерять. Впрочем, от мысли о том, что что-то плохое может случиться с зеленокожим здоровяком, меня тоже обдавало неприятным ознобом.

Чудны твои дела, Господи! Никогда у меня не было по-настоящему близких друзей, а тут сподобился один, да и тот нелюдь нелюдью. Ночью такого встретишь – обделаться можно, а вот гляди ж ты, как получилось.

Так как клиент у меня сегодня довольно представительный, хоть и живет в Сером городе, являться к нему в мотоциклетном костюме я посчитал невежливым, потому и определил свой байк в подвал. Заметив, что я спешу, прибежавший меня встречать Тик-так что-то приветственно пискнул и убежал обратно на чердачную оранжерею. В последнее время мышоур там практически поселился, помогая моей соседке-зельеварке. Пока ущерба для порядка и чистоты в доме это не несло. Впрочем, он мне не раб, и если забьет на уборку, огорчусь, но напрягать его не стану. Хотя и жуть как не хочется снова браться за швабру.

Быстро переодевшись в один из своих самых дорогих костюмов, я прихватил саквояж с инструментами и, спустившись по ступеням крыльца, забрался на заднее сиденье уже ждавшего меня «Убера». Лишь недавно я перестал высчитывать, сколько сэкономил бы времени и денег, если бы постоянно ездил на байке, – пришло понимание, что под каждую ситуацию нужен свой инструмент. По той же причине и таскаю с собой старинного вида саквояж, когда-то прихваченный больше для имиджа, чем для реальных нужд. Раньше он практически пустовал, а сейчас был доверху набит по-настоящему нужными вещами.

С клиентом я общался только по телефону, но встретивший меня на пороге пусть и небольшого, но дорогого и представительного особняка человек выглядел именно так, как я его себе представлял. Невысокий, с легкой склонностью к полноте англичанин полностью разрушал стереотип о своих соотечественниках как чопорных и надменных джентльменах, словно специально двигающихся и даже говорящих в стиле слоу-мо. Этот был немного суетным, слегка рассеянным и до предела дружелюбным. Возможно, его стиль поведения был обусловлен легкой взволнованностью, которую я и явился либо развеять, либо усугубить – смотря как пройдет оценка.

– Месье Петров, рад вас видеть! – по-французски поприветствовал меня хозяин особнячка, тут же отошел в сторону, давая возможность пройти в гостиную. Еще разговаривая по телефону, он понял, что мой английский оставляет желать лучшего, и сам перешел на французский, которым владел в совершенстве с едва заметным акцентом. – Проходите. Может, хотите чаю?

Стоявшая неподалеку служанка тут же сделала стойку, но я лишь мотнул головой:

– Нет, месье Макнил, благодарю, думаю мы все же сначала займемся возникшими у вас сложностями, а уже затем, возможно, выпьем чаю.

– Хорошо, давайте так и сделаем, – с явным облегчением проговорил этот немного суетный человек и после приглашающего жеста добавил: – Прошу за мной.

Мы прошли мимо лестницы на второй этаж и через пару минут оказались у массивной дубовой двери. Макнил на секунду замер, перед тем как открыть двери. Казалось, что ему не совсем уютно в собственном доме. Подобное поведение напрягло меня, и сразу вспомнилось посещение кабинета с висящим на стене триптихом голландского мастера. Если и здесь проявилась какая-нибудь зловредная сущность, нужно быть очень осторожным. Впрочем, пока из тревожных признаков имеется лишь немного странное поведение самого англичанина – мой дар никак не реагировал на обстановку, да и особой концентрации энергии творения я не ощущал. Наконец-то хозяин дома решился и, словно ныряя в холодную воду, открыл дверь. Причем не пропустил меня вперед для собственной безопасности, а вошел сам, показывая, что никакого подвоха с его стороны ждать не стоит.

Не очень-то большой кабинет был оформлен в классическом английском стиле. Мне уже хватало знаний, чтобы разбираться даже в антикварном интерьере. Причем большинство вещей и предметов мебели, включая дубовые стенные панели, обладали небольшим зарядом энергии творения и точно не являлись репликами. Предмет моего дальнейшего изучения мы с Макнилом обсудили заранее, поэтому я тут же нашел взглядом не очень крупное полотно, размером полтора на метр. Картина висела на противоположной от входа стене и должна была занимать место над массивным резным креслом у рабочего стола. Ну, сейчас кресло стояло в углу комнаты, да и вообще кабинет казался каким-то нежилым, что ли. Не исключаю, что хозяин не появлялся здесь уже несколько дней.

Заказчик как вошел в кабинет, сделав три шага вперед и два в сторону, чтобы мне было удобнее пройти, так и замер, завороженно смотря на картину. В принципе я его понимаю. В магическом городе хватает не только простых волшебников, чьи действия вполне вписываются в новые магические законы, но и мастеров проклятий, к которым остальные пусть и с большим скрипом, но уже привыкли. Так что вещами, которые, как говорится, находятся за гранью реальности, женевцев не удивишь, но вот проявления энергии творения, порой наделяющей творения гениальных мастеров не только определенными малообъяснимыми свойствами, немного нарушает общий психологический устой. Не говоря уж о зарождении энергетических сущностей. Не только простые маги, но и опытные чародеи относятся к таким непоняткам настороженно, как к привидениям и другим необъяснимым даже законами прикладной магии явлениям. Насколько я понял, сам Макнил является неплохим артефактором, но, столкнувшись с тем, что он не может ни измерить с помощью магического инструментария, ни тем более прочувствовать, бедолага испытывал если не мистический ужас, то по крайней мере ощущение крайней настороженности. А если приплести сюда страшилки об энергетических сущностях, которые ходят по городу, то получается чистый хоррор.

– Что скажете? – спросил хозяин кабинета, не дождавшись, пока я параллельно с размышлениями закончу первичный осмотр картины. – Она как-то плохо влияет на меня? Там сидит опасная сущность?

Не люблю, когда меня отвлекают в такие моменты, но человек он вроде неплохой, и его переживания вызывали у меня искреннее сочувствие. К тому же уже сейчас было понятно, что никакой угрозы своему владельцу картина не несет. Теперь нужно понять, насколько она может быть ему полезна, ну, кроме того, что будет радовать взгляд и дарить эстетическое удовольствие. А еще выяснить, с чего он так переполошился. Я никакого дискомфорта не ощущал, и это было странно.

– Не беспокойтесь, энергетической сущности внутри нет. Заряд достаточно сильный, и определенными пока неизвестными мне свойствами картина точно обладает. Причем сразу могу сказать, что вредоносность их крайне сомнительна. Позвольте мне закончить оценку, и я дам более подробное и внятное заключение.

– Простите, месье Петров, я не хотел вас отвлекать. – Англичанин обезоруживающе выставил вперед ладони и даже сделал шаг назад к двери.

Вот как можно злиться на такого плюшевого интеллигента? Я ответил ему подбадривающей улыбкой и решительно направился к картине великого мастера. В том, что это подлинник творения Микеланджело Караваджо под названием «Давид с головой Голиафа», сомнений не было. Даже нет необходимости в распознании эмоций, с которыми художник подписывал полотно. Никакой имитатор не способен влить в холст такую прорву энергии творения.

Процесс оценки для меня уже давно превратился в некий ритуал. Я поставил на стол саквояж с инструментами, которые, скорее всего, мне не пригодятся, встал прямо перед картиной и внимательно всмотрелся в детали. Когда-то, подобно людям из своего старого круга, причем не только на уровне детского дома, но и уже обучаясь в институте, я с насмешкой относился к посетителям картинных галерей, надолго замиравшим перед какой-то мазней. Мне всегда казалось, что они не ищут в полотне нечто незаметное с первого взгляда или вообще недоступное простым смертным, а просто обезьянничают, чтобы не выделяться из стаи таких же лицемеров. Те времена давно прошли, и я сам завороженно застываю перед холстами по-настоящему гениальных художников, чтобы увидеть что-то потаенное, глубоко спрятанное творцом от слишком поверхностных людей. С каждой секундой созерцания картина словно расцветала, наполняясь дополнительными красками и смыслами, словно проявляя второй, невидимый слой эмоциональной глубины.

Заезженный до дыр библейский сюжет тут был подан с неожиданной стороны. Давид смотрел на голову поверженного Голиафа с каким-то странным сочувствием и даже сожалением. При этом раскаянья и нерешительности в глазах не было – лишь отголоски отчаянной смелости, толкнувшей его на безнадежную схватку, в которой он мог уповать только на помощь свыше. И ведь помощь таки пришла.

Я читал об этой картине, и единственное, в чем полностью сходятся все искусствоведы, – это то, что голова Голиафа является автопортретом самого Караваджо, а вот насчет личности модели для Давида мнения расходятся. Некоторые считают, что это ученик художника и по совместительству его любовник. Другие полагают, что смысл куда глубже и Давид – это тоже автопортрет, но только юного Микеланджело.

Достав из кармана перчатки, я натянул их. Закрыл глаза и сделал неглубокий вдох. Первое же прикосновение пальцами к бугристому полотну позволило моему дару войти в полный контакт со сгустком энергии творения, пропитавшей старинное полотно. Информация полилась бодрым ручейком. Сведения возникали в моей голове словно из пустоты, а образы и эмоции мелькали быстрым калейдоскопом. Я даже не пытался обуздать этот водоворот, а как опытный рыбак выуживал из него нужные мне крохи.

Ага, пуритане все-таки ошибались. Нет, Караваджо действительно имел интрижку с собственным учеником, но именно эта картина все же являлась двойным автопортретом, и эротического подтекста здесь не было. Художник изобразил собственное сожаление о том, что, достигнув зрелого возраста, потерял нечто, наполнявшее его жизнь смыслом и дарившее вдохновение. Усталый разум, словно голова, отсеченная от тела, не способен на многое из былых страстей…

Так, стоп! Я тут не диссертацию по Караваджо готовлю, а выполняю вполне конкретный заказ. Чтобы наладить контакт не с поверхностным слоем энергии творения, запечатлевшим эмоции художника, его мысли и стремления, а копнуть поглубже к сидящей внутри структуре, так и не развившейся в полноценную псевдосущность, пришлось поднапрячься. Но и это тоже прошло без проблем. Как интересно! Картина несла позитивное влияние, но не для всех, и теперь понятно, почему я не ощущаю никакого дискомфорта, а бедолага Макнил вон весь извелся, не понимая, что с ним творится. Прервав контакт с энергетической структурой, я максимально пригасил свой дар, чтобы расшифровываемая им информация не мешала думать. Стянул перчатки и задумчиво посмотрел на владельца особняка, застывшего любопытно-настороженным сусликом. После своей недавней бестактности он все еще не решался заговорить первым.

– Ну что же, – тихо произнес я с видом доктора, оглашающего диагноз. – Картина действительно не производит негативного воздействия на окружающих. К примеру, я совершенно не чувствую ее влияния, потому что мое сознание не пытается бороться с ним, а вот ваше, похоже, сопротивляется. Простой защитный механизм психики вызывает тревожность.

– И что со мной не так? – тут же вскинулся англичанин, явно задетый тем, что кто-то обвинил его в ущербности. Все-таки менталитет оставляет определенный отпечаток на личности.

– Не уверен, что вам будет приятно это слышать. К тому же вы должны понимать, что заключение оценщика, особенно касаемо влияния энергетический структур на разумных, считается субъективным и не имеет никого подтверждения, кроме слов самого оценщика.

– Я хочу знать, – практически перебивая меня, заявил англичанин и как-то ревностно посмотрел на картину.

Похоже, он долго и упорно добивался обладания ею и не хочет расставаться без серьезнейших на то причин. Оно и понятно – полотно на данный момент должно находиться на вилле Пинчиана в галерее Боргезе. Скорее всего, там сейчас выставлена всего лишь копия. Несмотря на теснейшие связи с жандармерией, факт явно незаконного перемещения картины в Женеву меня абсолютно не волновал. Внутри нее нет вредоносной сущности, ну и чудненько. Если владельцы не вопят на весь белый свет об ограблении века, значит, им нравится смотреть на хорошо сделанную реплику.

Опять мои мысли ушли куда-то не туда. Внутренне встряхнувшись, я принялся пояснять заказчику все то, что сумел вычленить из хаоса информации, переданной мне моим даром.

– Дело в том, что полотно пытается сделать вас решительнее. Но вы по натуре человек, скажем так, осторожный, и ваше естество сопротивляется такому влиянию. От этого и дискомфорт. А то, что вам в голову лезут мрачные мысли, так это, скорее всего, из-за слухов о зловещих энергетических сущностях и тому подобное. Я не психолог и поэтому не могу подсказать, как вам следует поступить. Советую обратиться к своему терапевту.

– Картина может сделать меня смелее?

– Нет, даже энергетическая сущность, коей здесь нет, неспособна настолько изменить человека. Затуманить голову, порой даже подчинить своей воле – возможно, но поменять человеческую суть ей точно не под силу. Думаю, находящаяся в этой картине не очень сложная структура способна помочь вам принять решение в момент, когда вас одолевают сомнения. С другой стороны, в некоторых случаях стоит проявить осторожность. Повторюсь, я не психолог, а оценщик, поэтому просто рассказываю вам о свойстве этого, так сказать, инструмента, а как им воспользоваться, решать только вам.

Я хотел бы помочь в общем-то неплохому человеку в этой не самой простой ситуации, но, похоже, сделал ее только сложнее. Чтобы как-то разрядить обстановку, на всякий случай добавил:

– Если хотите, могу дать экспертное заключение, а также предварительную финансовую оценку и оценку физического состояния картины.

– Нет, спасибо, – задумчиво ответил англичанин. – В этом нет нужды. Продавать своего Давида я не собираюсь.

Мне же оставалось лишь ободряюще улыбнуться и слегка поклониться в знак того, что моя миссия в этом деле закончена. Заказчик спохватился и полез в карман за конвертом. Женева являлась вполне современным городом с доминирующим безналичным расчетом, но все сделки, находящиеся, так сказать, в серой зоне, оплачивались либо наличными франками, либо элькоинами. Сложность данной задачи не была такой уж запредельной, и эльфийское серебро мне не светит, но и пачка франков тоже согреет душу. Передав мне конверт с оговоренной суммой, Макнил перевел взгляд на картину. Мне было интересно наблюдать за меняющейся на его лице гаммой эмоций. Сначала сомнения и настороженность, затем заинтересованность, которая сменилась на время угасшим восхищением. После этого к восхищению добавилась нотка решимости использовать новые свойства ценной собственности на полную катушку. По крайней мере мне так показалось.

Это любование могло продлиться дольше, чем мне бы того хотелось, так что я позволил себе легкое покашливание, тут же вырвавшее англичанина из этого подобия транса.

– Простите, – извинился он. – Как насчет чая и небольшой лекции об энергетических сущностях? Конечно, за дополнительную плату.

– От чая не откажусь, как и от разговора на интересующую нас обоих тему. Дополнительная плата не нужна. Того, что вы уже дали, вполне достаточно.

Мой ответ понравился заказчику, и дело тут явно не в его жадности. Это очень хорошо. Нас свел один из контрабандистов, провозящих произведения искусства в Женеву, и хорошие отзывы мне точно не помешают. В данный момент они намного ценнее той пары сотен франков, которые я могу получить за дополнительную консультацию.

Общение с Макнилом оказалось действительно приятным, плюс к этому еще и познавательным. Не только я поделился с ним информацией об энергетических сущностях, по крайней мере той ее частью, которая была предназначена для относительно широкой аудитории, но и он раскрыл для меня кое-какие подробности женевского теневого рынка произведений искусств. Не скажу, что мне так уж нужна эта информация, – мое дело оценка, а слишком углубленное знание подводных течений могло быть даже вредным. С другой стороны, это давало лучшее понимание того, куда стоит влезать, а какие дела следует обходить стороной. Я изначально принял для себя решение не выходить за пределы, так сказать, серой зоны. Соваться в откровенный криминал и близко сходиться с определенными представителями этого мира меня отучило слишком уж тесное общение с авторитетом по прозвищу Пахом. Наши с ним разногласия по поводу моей личной свободы закончились печально для в общем-то неплохого дядьки. Не нужно было ему нарушать данное Секатору слово. Иваныч в таких вопросах крайне щепетилен. Все закончилось в общем-то нелепой гибелью Пахома и развалом его организации. Единственный, кто был мне симпатичен в этой банде, если не считать попытки убить меня, возможно, даже остался жив. Уже полгода Косарь не дает о себе знать, и слава богу. Хорошо бы он вообще затерялся в глубинах человейника Святогор и забыл обо мне навсегда.

Выкинув мрачные мысли из головы, я попрощался с Макнилом и отправился домой. Искать вечерние приключения на свою пятую точку, да еще и посреди недели, было как-то лень, так что я накормил ужином Тик-така и остаток дня посвятил чтению. Когда понял, что сейчас усну прямо за столом, решил все же перебраться на кровать.