Читать книгу Видок. Чужая боль - Григорий Шаргородский - Страница 2

Тяжела и неказиста жизнь офисного статиста.

Немного не в ритм, но верно. Скучно и однообразно – пришел с утра и проверяешь сводки без конца и края. И так последние двадцать лет. Уже старость не за горами, о чем каждое утро, а порой и в течение дня, напоминает потрепанный организм. И что хуже всего, просвета не видно. Особенно тоскливо стало в последние два года. Эти самые два года назад произошло одно событие, вывернувшее меня наизнанку. Сместились почти все приоритеты в жизни, точнее, не сместились, а стали какими-то фальшивыми, что ли. Жизнь враз потускнела, и чем дальше, тем противнее было смотреть в зеркало. И это учитывая то, что я всегда считал себя изрядным циником и эгоистом.

Стараясь отгородиться от тяжелых воспоминаний, я встряхнулся и только после этого услышал голос нашего сисадмина.

– Евгений Васильевич, вы что, оглохли? – явно второй раз раздраженно повторил парень.

– А? Что? – чуть паясничая, тоном старикашки спросил я.

– Эвакуация у нас! – крикнул он и выбежал из офиса.

Захотелось, как в советском мультике, нахмуриться и сипло произнести, копируя голос неподражаемого Джигарханяна: «Шо, опять?»

Похоже, действительно вновь проявили себя телефонные террористы. Здание, в котором разместилась наша фирма, «минируют» уже третий раз за этот год. Осмотревшись, я увидел совершенно пустой офис.

Да уж, несмотря на предыдущие два фальшстарта, народ не утратил прыти. Похоже, хорошо живут, раз так смерти боятся.

Не то чтобы я жил слишком плохо, но и желания суетиться как-то не было. Спокойно встал и, собрав свои вещи в сумку, так же неспешно направился к выходу. Внезапно пол подо мной вздрогнул и, кажется, даже перекосился.

Неужели с третьей попытки шар ушел в лузу?!

По барабанным перепонкам ударил грохот, затем я провалился в нечто похожее на сон – несвязный и сумбурный. Меня тянуло куда-то вверх, так сказать, к свету. И в этот момент во мне почему-то проснулось жгучее желание жить.

Очень вовремя!

Внезапно откуда-то из бесконечного водоворота тьмы и света послышался не то чтобы голос, а некий отчаянный посыл.

«Помогите!»

Кто бы мне помог.

«Как же тебе помогу?» – постарался я отправить ответную мысль-послание.

«Я не выдержу больше. Сил нет. Замените. Я не могу, а вам нужно».

Интересная заявочка. Он, видите ли, не может, а мне нужно. Хорошо хоть не должен или обязан – очень уж я не люблю эти два слова.

Больше из любопытства, чем с каким-то определенным намерением, я потянулся всем своим естеством в сторону, откуда прилетела мольба о помощи. И вдруг почувствовал, как меня кто-то тормошит.

– Вставай, болезный.

И кто бы это мог быть, неужели сисадмин Олежек, которого все называли Глюком, решил вернуться и спасти старика?

Следующее действие в виде очень холодного душа заставило рывком ворваться в реальность.

– Свали на фиг, глюк системный! – заорал я, резко садясь на кровати.

На кровати?!

Все еще не прояснившийся после сна взгляд пробежался по комнате с бревенчатыми стенами и наткнулся на здоровенного мужика с деревянным ведром в руках.

Так вот откуда столько воды.

Утерев ладонью лицо, я понял, что бревенчатые стены – еще не самое странное в этом перформансе. Здоровяк с ведром имел очень колоритный вид. Выглядел он как типичный казак предреволюционных времен. Рядом с ним стоял классический городовой из того же периода.

Это какой-то карнавал или…

Появление в комнате нового персонажа окончательно поставило все на свои места. Весь его вид, от ладно сидящей формы с погонами почему-то без звезд, был цельным и естественным, без малейшего намека на фальшь или театральность.

– Господин коллежский секретарь, извольте встать.

Книги о попаданцах я читал часто. Они сначала не верили происходящему и постоянно лезли к окружающим с просьбой дать мобилу с целью позвонить знакомым или вызвать милицию. Обычно в ответ на настойчивые просьбы просящим давали в рожу. Когда реальность все же пробивалась сквозь отупение, бедолаги начинали рвать на себе волосы от отчаяния.

У меня же с появлением господина в погонах принятие этой реальности произошло практически мгновенно – ну не может окружающая обстановка быть декорацией, а действия людей игрой. Что же касается бреда – то вряд ли он бывает настолько четким и реалистичным. Хотя что я могу знать о бреде, не говоря уже о сумасшествии? С психическим здоровьем у меня вроде всегда был полный порядок.

В общем, терзать себя сомнениями я не стал и просто вскочил на ноги. Получилось плохо – мотало, словно по палубе корабля в изрядный шторм. Короткий взгляд на пустые бутылки вокруг кровати дал вполне логичное объяснение такому бедственному состоянию моего тела.

Но моего ли?

Посмотрев вниз, я увидел торчащие из кальсон худые и бледноватые ступни.

Точно не мои, как и руки с тонкими пальцами и обгрызенными ногтями.

– Господин видок, вы готовы приступить к исполнению своих обязанностей или же нам стоит подумать о разбирательстве вашей непригодности к службе?

Слово «разбирательство» мне не понравилось больше всего.

– Нет, то есть готов! – прохрипел я и постарался выпрямиться по стойке «смирно». В спине что-то хрустнуло.

Кстати, дрожащий голосок мне тоже не понравился.

– Тогда извольте привести себя в надлежащий вид. Иван Митрофанович, помогите ему, – строго приказал пока незнакомый мне господин и вышел из комнаты.

Не скажу, что одетый в черный мундир с заправленными в сапоги штанами седоусый персонаж был груб, но и до обходительности королевского камердинера ему было далеко. Мне помогли стащить с себя мокрое белье. Под кальсонами, кстати, ничего не было, так что ситуация вышла довольно пикантной. Зато удалось частично осмотреть свое новое тело.

Точно новое, потому что у старого не было ни такой худобы, ни странной вязи татуировок по груди и рукам.

Странное украшение для явно невзрачного типчика.

Из шкафа силами моего вынужденного помощника был выужен мундир, чем-то похожий на одеяние вышедшего из комнаты строгого господина. Темно-серый китель и довольно широкие, особенно на моих худющих ногах, штаны, которые после надевания нужно было заправить в сапоги.

Под конец усатый доброхот нахлобучил на мою голову фуражку и опоясал ремнем с портупеей, но ни шашки, ни револьвера с удавкой на шее, как у него самого, мне то ли не полагалось, то ли в данный момент не требовалось. Интересный факт – на моих погонах с красной окантовкой серебряного поля и красной же полосой посредине красовались аж три звезды, когда у строгого господина на точно таком же погоне не было ни одной.

Но что-то я сильно сомневаюсь, что он ниже меня по званию.

Практически пассивное переодевание дало мне возможность собраться с мыслями. Даже если все это окажется розыгрышем, лучше уж выглядеть в глазах юмористов полным лохом, чем оказаться в застенках местной охранки, если факт попадания подтвердится. Так что следуем совету одного очень умного пингвина – улыбаемся и машем. Точнее, наблюдаем, мотаем на ус и молчим в тряпочку.

Выход наружу в сопровождении усатой няньки и казака окончательно развеял жалкие ошметки сомнений. Дом, двор и улица, по которой мы ехали на коляске, не выглядели декорацией.

Так что придерживаемся первоначального плана.

В душе было не то чтобы пусто, но как-то без особых переживаний. То ли я действительно какой-то отмороженный попаданец, то ли штормить меня начнет позже. Впрочем, многое ли я оставил в старом мире – потасканное тело, давно уже нелюбимую жену и двухкомнатную квартиру? Ни детей, ни особых богатств я не нажил, так что и ностальгировать не о чем. А вот придется ли мне жалеть о приобретении молодого и почти непотрепанного тела, еще предстоит узнать, когда выяснится наличие идущих в нагрузку проблем.

Заскучать я не успел – вскоре коляска остановилась. Мой временный опекун, сидевший на передке рядом с водителем лошади, несмотря на явно солидный возраст, легко спрыгнул на землю и сразу начал распекать двух парней в белых форменных кителях с удавками на шеях, ведущими к пистолету в кобуре.

Кажется, эта штука нужна, чтобы никто не своровал у городового его оружие.

Казак направился к стоявшим наособицу двум товарищам, а всю дорогу промолчавший строгий господин, когда сошел с подножки коляски, сделал мне приглашающий жест рукой:

– Будьте добры пройти на место преступления, Игнат Дормидонтович. – В голосе полицейского чувствовался изрядный скепсис.

Да вы издеваетесь! Ладно еще Игнат, но Дормидонтович?!

Я уже отдышался на воздухе, но все равно еще пошатывало.

Что же ты, Дормидонтович, так себя запустил?

До двери в хоть и большую, но явно не особо ухоженную избу удалось дойти быстро, однако после перехода через сени меня застопорило. В нос ударил непередаваемый запах крови и зарождающейся гнили. Когда глаза привыкли к внутреннему сумраку, легче не стало. В обставленной грубой мебелью комнате словно прошел погром. Предметы интерьера разбросаны, а посреди всего этого хаоса лежало тело какого-то мужика. Натекло из бедолаги изрядно, и кровавое пятно получилось солидного размера.

Сзади послышался какой-то шум, и кто-то явно недовольный непредвиденной задержкой грубо толкнул меня в спину. Попытка сохранить равновесие успеха не принесла, и, сделав три быстрых шага, я свалился на четвереньки. Как назло, ладони обеих рук тут же угодили в подсохшую и оттого очень липкую кровь. В довершение меня вырвало.

– Да чтоб тебя! – ругнулся за моей спиной сердитый господин.

И вдруг все вокруг изменилось. Комната пропала, точнее, она стала другой. Я ошарашенно поднял голову, все еще оставаясь на четвереньках.

Исчезло не только кровавое пятно, но и то, что вышло из меня. Под руками был относительно чистый пол. Мебель находилась на своих местах, а лежавший на полу мужик теперь сидел за столом и что-то ел.

Правда, картинка была какой-то блеклой, словно во сне.

Не успел я удивиться, как к столу мимо меня прошли еще два мужика. На них мне пришлось смотреть задрав голову. В собравшейся тусовке тут же разгорелся спор, которого я не услышал. Внезапно один из пришельцев рывком наклонился над столом, всаживая выдернутый из-за пояса нож в грудь оппоненту. Это не убило жертву – хозяин дома резко встал, опрокинул стол и, казалось, пошел прямо на меня, разбрызгивая по всей комнате свою кровь.

От навалившегося страха я отшатнулся и совершил, казалось бы, невозможный прыжок спиной вперед, вследствие чего врезался в стену рядом с дверью. Как только мои руки оторвались от пола, окружающий мир дернулся и стал таким, каким был минуту назад, – с неподвижным телом, лужей крови и моей рвотой прямо на уликах преступления.

Ну и что это было?! Происшедшее удивило меня сильнее, чем перенос в другое тело и другой мир.

Не менее странной оказалась реакция моих новых знакомых.

– Вы что-то видели? – дернул меня за плечо сердитый господин.

Быстро сложив в голове этот вопрос с тем фактом, что меня все почему-то называют видоком и зачем-то пустили на место преступления первым, я решил не скрывать от окружающих своих галлюцинаций:

– Его убили двое.

– Описать можете? – Раздражение в голосе моего собеседника сменилось неподдельным интересом.

Не успев выразить вполне обоснованные сомнения, я вдруг понял, что не только могу описать нападавших, но и обладаю непонятно откуда взявшимися дополнительными сведениями, но почему-то только об одном из гостей хозяина дома. Запомнился лишь убийца.

В глазах моего собеседника горел такой азарт, что меня понесло. Вещать начал прямо сидя на пятой точке у стены:

– Один одет получше. В сапогах, нет мизинца на правой кисти. Хромает. Его нога сильно болит в колене, и это злит убийцу неимоверно. Второй – в одежде попроще. В лаптях.

Вот хоть убейте, сам не знаю, зачем добавил про боль и злость убийцы. Словно выскочило из меня, как пробка из бутылки. Причем выводы я сделал в основном из эмоций подозреваемого, которые почему-то сумел прочитать. Шальная попытка сделать это же с моими сопровождающими ничего не дала.

Я уже невольно поморщился в ожидании упреков и насмешек, но не тут-то было. Все внезапно проявили, по мне, нездоровое оживление.

– Это Щукарь, – уверенно заявил седоусый. – О прошлом годе ему на перекате колено бревном зашибло. Озлобился весь. И пальца у него нет. А вот лапотника я не знаю.

– Узнаем, – уверенно кивнул строгий господин. – Берите казачков, Иван Митрофанович, и занимайтесь этим вашим Щукарем, а мы вернемся в управу.

– Будет сделано, ваше благородие, – козырнул седоусый и выскочил из избы.

Я все еще пребывал в шоке по поводу того, что слова похмельного алкаша, к тому же явно склонного к галлюцинациям, все эти серьезные дядьки вот так легко приняли на веру. Мало того, взгляд строгого господина потеплел и даже заимел искорку уважения ко мне.

– Вставайте, Игнат Дормидонтович. Остальное закончим в управе.

Свежий воздух и выброс адреналина благостно повлияли на мое похмельное, да чего уж там, запойное состояние. И все же это облегчение демонстрировать не стоило. Сейчас пришибленный вид для меня лучшая защита. Сильно сомневаюсь, что аборигены обрадуются факту поселения чужой души в знакомом им теле. Наверняка сразу возникнут вопросы, куда же делась душенька настоящего Игната Дормидонтовича. Что-то мне подсказывало, что версия о добровольном уходе Игнаши их вряд ли устроит. Так что молчим и всем своим видом изображаем болезного.

Получилось неплохо, сжалившиеся казачки организовали воду, чтобы вымыть руки и умыться, они даже где-то достали лоскут чистой ткани в качестве полотенца.

Дорога до управы оказалась довольно долгой. Мое первое впечатление от того, что попал я в провинциальный городок царской России, как-то смазалось. Сначала на улице начали попадаться двухэтажные дома, в которых первый этаж был каменным. А затем мы выехали на широкий проспект, по обеим сторонам которого стояли двух- и трехэтажные каменные особняки. Настораживал слишком уж свежий вид этих зданий – явно новострои. По разделяющему проспект бульвару совершали утренний моцион неплохо одетые горожане. Их наряды опять наводили на мысль о провале во времени, но были и сомнения.

И все же я попал в провинцию, потому что на улице вполне уживались и дамы в не самых удобных длинных платьях с целыми нагромождениями складок сзади, дополненных шляпками типа чепец, и мужики в чем-то, что можно было назвать только зипунами. Разнообразие усиливали господа в сюртуках с цилиндрами и гражданских мундирах с фуражками. Иногда попадались явные франты в кургузых пиджачках и с котелками в качестве головного убора. Конечно же не обошлось без классических студентов и гимназистов, а также девушек в образе донских казачек.

Разнообразие персонажей было таким пестрым, что мне даже пришлось прикрыть глаза, чтобы собраться с мыслями.

И все же окружающее не похоже на прошлое моего родного мира. Настораживало поведение людей и куча мелких деталей. Да и не мелких тоже. Я не историк и оценить всех фактов не могу, но точно уверен, что полицейские прошлого вели бы себя иначе. Взять хотя бы тот момент, что мою галлюцинацию приняли на ура и даже начали строить дело на ее основе. К тому же меня постоянно называли видоком, что вполне могло оказаться легальной профессией. Ничего подобного исторические анналы моего родного мира не сохранили.

Второй зацепкой в идее перемещения в параллельную реальность стало здание управы. Нет, снаружи большой двухэтажный каменный дом смотрелся вполне обычно. Зато насторожило нечто похожее на скандинавские руны, которые покрывали входную дверь. И это в христианском-то городе – маковку златоглавого собора я мог видеть прямо от порога управы. Даже обернулся на всякий случай. Более того, сразу вспомнилось, что все, кто входил в дом с трупом, крестились.

Внутри управы обстановка была менее колоритной, по крайней мере в моем понимании исторической идентичности. Я хоть и старался скрыть любопытные взгляды, но все же замешкался на входе, так что пришлось догонять. Как раз успел к моменту, когда строгий господин столкнулся с еще более строгим. Этот вообще являл собой персонажа с колоритностью на грани возможного. Властное лицо с крупными чертами обрамляли такие шикарные и длинные бакенбарды, что с первого взгляда показались мне окладистой бородой. Лишь через пару секунд я заметил пробел на подбородке.

Богатырская, слегка располневшая фигура была облачена в темно-серый мундир, пошитый из очень дорогой ткани, что отметил даже мой неискушенный взгляд. Всякие аксельбанты и даже ордена делали его похожим на участника маскарада. На погонах, как и у моего проводника, звезд не было – все то же серебристое поле с красной окантовкой, но вместо одной тонкой продольной полосы имелись две.

Оружия у гиганта, как и у первого строгого господина, не наблюдалось, ни холодного, ни огнестрельного.

Ох, нужно поскорее разбираться с местными реалиями, а то попаду как кур в ощип.

– Вижу, у вас хорошие новости, Дмитрий Иванович, – прогудел, как иерихонская труба, обладатель бакенбардов.

– Так точно, ваше высокоблагородие, – вытянулся мой куратор, но не так, как перед ним самим тянулись городовые, а как младший офицер перед старшим.

– И что? – с любопытством спросил гигант.

Дмитрий Иванович расслабился и заговорил более простым тоном:

– Чудо у нас, Аполлон Трофимович: после всех потрясений в нашем видоке даже дар усилился.

– Эва как… – Переведя на меня взгляд, обладатель божественного имени удивленно поднял кустистые брови. – Внешне, кроме непотребного вида, чудес не наблюдаю.

– Да, внешне не очень, сам диву даюсь, как он в таком состоянии сумел не только увидеть убийство, но и дать очень неплохое описание убийц.

– Действительно чудно́, – прогудел Аполлон, – но все же потрудитесь привести его в более благообразный вид.

Может, начальник и думал, что, услышав упрек, я постараюсь придать себе более бравый вид, но он сильно ошибался. Мне бы как-то выскользнуть из-под их пристальных взглядов. Так что я выдал пантомиму умирающего лебедя.

Может, еще блевануть? Нет, пожалуй, будет уже перебор.

– Оформите все чин чином и отпустите бедолагу, – приказал Аполлон и пригрозил мне похожей на сосиску пальцем. – Но чтобы завтра…

Уточнять, что именно должно случиться завтра, он не стал и величественно прошествовал к выходу. Мы же пошли дальше и, поднявшись по лестнице, оказались на втором этаже. Там был еще один переход по коридору к ничем не примечательной двери. За дверью находилась обычная комната с высоким потолком. Внутри нас ждал еще один человек в форме, на погонах которого имелось на одну звезду меньше, чем у меня. Логика говорила, что он младше меня по званию, но у того же Дмитрия Ивановича на таком же погоне звезд вообще не наблюдалось, так что выводы делать рано.

Парню на вид было лет двадцать, и вел он себя соответственно – при виде начальства вскочил как напружиненный.

– Здравия желаю, Дмитрий Иванович.

В ответ мой провожатый лишь скупо кивнул и, усаживаясь в кресло за большим столом, указал подбородком на меня:

– Алексей, запишите показания Игната Дормидонтовича.

И как он только язык не сломал, с моим-то новым отчеством!

– Слушаюсь! – Обладатель двух звездочек на погонах едва не щелкнул каблуками.

Мне же он по-свойски махнул рукой, указывая на стул перед своим столом.

Не знаю, принято так делать постоянно или это скидка на мое состояние, но то, что мне не придется писать отчет самому, откровенно порадовало.

– Игнат, ты как? – тихо спросил Алексей.

В ответ я только закатил глаза, потому что ответить мне ему было нечего. К тому же всплыла сложность с обращением. В моем новом имени вариации отсутствовали, а вот сидящего напротив меня можно было обозвать как угодно: Алексеем, Лешей, Лешенькой или вообще Лехой.

Парень понятливо кивнул и приготовился писать.

Все так же изображая из себя мученика, я пересказал увиденное в галлюцинации своему новому коллеге и горестно вздохнул. Леха еще что-то дописал от себя и протянул бумагу мне вместе с перьевой ручкой, предварительно окунув ее в чернильницу и по-особому встряхнув.

Вот и еще один повод для беспокойства.

Написано все было канцелярским русским языком, без привычных для меня неологизмов, но и без особых вывертов из старославянского. Ятей и всего остального хватало, но разобрать содержание можно без проблем. Я вообще был удивлен, что здесь даже простые обыватели довольно редко вставляют в свою речь слова типа «иже», «поелику», «понеже», не говоря уже о классической «лепоте». Если честно, я боялся, что этого добра будет значительно больше. Так что в разговорном плане влиться в местное общество было легко, нужно лишь следить за тем, чтобы не ляпнуть что-то из сленга двадцать первого века.

Кроме точного изложения моего рассказа в конце документа имелась приписка:

«Записано помощником следователя уездной полицейской управы Топинска губернским секретарем Алексеем Карловичем Вельцем со слов видока, коллежского секретаря Игната Дормидонтовича Силаева».

Ну хоть фамилия нормальная.

Больше всего меня заинтересовала проставленная дата – пятнадцатое октября одна тысяча восемьсот девяносто пятого года. При других обстоятельствах я, может, и стал бы размышлять о том, что это – перенос в прошлое или другое течение времени в явно параллельной реальности, но сейчас были проблемы и посерьезней – подпись.

Очень опасный момент. Одна надежда на мышечную память, в крайнем случае попытаюсь сослаться на тремор.

Прикрыв глаза, я попробовал расслабиться и вызвал в себе истовое желание оставить на бумаге свою подпись. Рука привычно дернулась, и когда посмотрел на бумагу, я увидел вполне аккуратный незнакомый мне вензель.

Фух, кажись, получилось! И все же что-то не так.

Забрав у меня ручку, Леха продолжал выжидающе смотреть.

– Печать видока, – не выдержав минутного ожидания, шепотом подсказал он.

Ну и какая, блин, печать? Впрочем, на этот случай есть стандартный школьный ответ:

– Дома забыл, – таким же страшным шепотом ответил я.

Мы оба осторожно повернулись к Дмитрию Ивановичу, наткнувшись на его грозный взгляд.

– Идите домой, Игнат, – явно сдержав ругательство, сказал следователь уездной управы. – Завтра явитесь в подобающем виде и с печатью.

Ага, и тебе мое отчество встало поперек горла!

Все еще изображая страдания от делирия, который был слишком уж мягким для такого запоя, я удалился из кабинета. До самого выхода меня никто не трогал, а вот в дверях я практически столкнулся со знакомой личностью. Нежданная встреча заставила меня замереть в ожидании ответного узнавания, но прихрамывающий, звероподобного вида мужик даже не взглянул в мою сторону. Его больше заботили руки, вывернутые казаками за спину.

Значит, повязали убивца, а меня арестованный не узнал, потому что никогда и в глаза-то не видел. Пока он даже не догадывается, по чьей наводке его взяли. Хорошо, если это неведение продлится подольше.

Выход из управы порадовал меня, но уверенности не прибавил. Дорогу сюда я откровенно забыл, а при осмотре карманов кителя не обнаружилось никаких средств на местное такси. Да и адрес моего нового дома мне был совершенно неизвестен.

Судя по всему, моя растерянность смотрелась так жалко, что добродушное сердце водителя казенной лошади не выдержало.

– Доставить вас домой, ваше благородие? – Рядом со мной появился уже знакомый кучер в форме городового.

– Если это вас не затруднит, – предварительно выбросив из заготовленной фразы неологизмы, сказал я.

– А мы скоренько, – подмигнул мне пожилой городовой.

Действительно, очень быстро проехались, так сказать, с ветерком. Отблагодарить своего благодетеля мне было нечем, так что я лишь обозначил легкий поклон с прижатой к груди рукой.

Когда коляска на повышенной скорости скрылась из виду, я облегченно вздохнул.

Наконец-то остался один. Во дворе сориентироваться удалось без проблем, и я через общие сени прошел в отведенную мне пристройку бревенчатого дома.

Что же теперь делать? Информация нужна как воздух, если не больше. Куда мог спрятать источники этой самой информации мой предшественник? Как назло, от памяти носителя не осталось и следа, так что придется справляться самостоятельно.

Для начала я рассмотрел себя в зеркало для бритья. Не красавец, конечно, но вполне терпимо – русый, серые глаза, черты лица с претензией на аристократичность, но картину слегка портил чисто славянский нос картошкой.

Так, теперь подумаем, где именно молодой парень мог спрятать свои документы. На новом месте любой холостой мужик заканчивает распаковку не раньше чем через полгода. И самым надежным схроном всего важного очень долго остается чемодан.

Мои догадки оказались разумными. Один из двух обшитых кожей чемоданов был забит книгами и тетрадями. Там же нашлись документы, включая диплом об окончании Новгородского специального училища и направление видока в чине коллежского секретаря Игната Дормидонтовича Силаева на службу в уездную управу полиции города Топинска, куда он должен прибыть не позднее пятого октября девяносто пятого. А значит, десять дней назад.

Что мне это дает? Хорошая новость – серьезных личных связей за это время образоваться не могло, а те, что были прежде, остались в Новгороде.

Настроение немного поднялось, и я с удвоенным старанием продолжил обыск. Особо мое внимание привлекла плоская шкатулка, в которой лежали странные очки-гогглы, перстень, тонюсенькая пачка купюр и с десяток разноцветных и разнокалиберных монет. На купюрах было написано, что это государственные кредитные билеты. Хорошо хоть не ассигнации, которые, как мне помнится, непонятно сколько стоили в пересчете на серебро. Не нужно будет забивать себе голову подсчетами.

Радовал тот факт, что бедолага не успел пропить все до копейки. Нужно только понять, на что мне хватит этого остатка.

Из документов, кроме предписания, в наличии был паспорт с фотографией и чем-то похожим на голограмму, и это еще раз доказывало, что я попал не назад в прошлое, а куда-то вбок. Кстати, в допросном листе, который мне дал на подпись Леха, рядом с моим именем имелся приклеенный квадратик чего-то похожего на фольгу.

Ничем не испачканная поверхность перстня наводила на мысль, что печать придется ставить не с помощью чернил. Сургуча в руках Лехи я тоже не заметил.

Это может стать проблемой. Ладно, повторим удавшийся опыт с подписью. Выбор носителя для кольца пал на средний палец правой руки. Там была вытатуирована маленькая руна, и наверняка не просто так. Сжав кулак, я приложил перстень к листу тетради, закрыл глаза и постарался полностью расслабиться.

– Сим заверяю и подтверждаю, – непроизвольно вылетел из меня легкий шепот.

Перстень потеплел, но осмотр бумаги ничего не дал. Надеюсь, с квадратиком фольги на документе получится продуктивнее.

Пока мне везет, но не уверен, что белая полоса будет такой уж длинной. Поэтому серьезно беремся за дело. Несмотря на плотность залегания документов, проверить комнату все же стоило. К тому же обыск стоило провести, пока я нахожусь в одиночестве.

Ага, размечтался.

– Игнат Дормидонтович, с вами все в порядке? – послышался сзади голос квартирной хозяйки.

От усилий вспомнить, как ее назвал седоусый полицейский, даже голова разболелась, но я справился.

– Теперь все будет нормально, Марфа Спиридоновна, – повернувшись, сказал я и тут же скорчил самую покаянную мину из доступных моей нагловатой натуре. – И прошу простить меня за недостойное поведение.

– Ой, да бросьте, – тут же замахала руками женщина. – Или я без разумения. Столько вам пережить-то пришлось! А то, что запили, так у нас кажный от кручины так лечится. Хорошо хоть все уже кончилось и на пользу пошло.

Последнее предложение хозяйка выдала в полувопросительной интонации и подозрительно посмотрела на меня.

– Будьте уверены, такого больше не повторится, – опять приложил я руку к груди.

– Ну и славно. Вижу, вы решили прибраться, – кивнула Марфа Спиридоновна, сразу меняя тему. – Так я вам помогу.

Ну прибраться так прибраться. Может, чего полезного найду в процессе, да и жить, как в свинарнике, не хотелось. Помощь квартирной хозяйки уборкой не закончилась. Через полчаса я был накормлен обильным, но не отягощающим желудок обедом. Моя благодетельница пояснила такое меню тем, что не раз откармливала покойного мужа после подобных моему залетов.

Под конец реабилитации я попал в баню к соседу – милому старикашке, отзывавшемуся на деда Никифора. Старый сморчок, несмотря на возраст, вовсю флиртовал с моей квартирной хозяйкой. Да и прыти ему хватало – веником орудовал так лихо, что упарил меня до состояния разваренной макаронины.

После полулитра кваса у меня появилось дикое желание поспать как минимум сутки, но пришлось пересилить себя и сесть за документы моего предшественника.

Как я и предполагал, самыми полезными оказались конспекты. В них нашлось все, что нужно знать тому, кто пытается изображать из себя видока. Было там и много другого интересного, но это я оставил на потом, как и десяток разнообразных учебников.

Кое-что удалось узнать и о личности моего предшественника из табеля успеваемости. Игнат Силаев в учебе звезд с неба не хватал. Хотя и был прилежным учеником, об этом говорили старательно составленные конспекты. А вот оценки по профильным практическим занятиям не впечатляли. Отсюда и удивление начальства по поводу моих прорезавшихся способностей.

С этим нужно поосторожнее, впрочем, как и со всем остальным.

Весьма полезной оказалась служебная брошюрка: «Уложение о несении полицейской службы, благопристойном виде служащего и построении мундира, а также партикулярного платья».

Эвано как, мундир у меня, значит, построенный, а еще полагается платье.

Незамысловатая шутка заставила меня засмеяться, что расслабило ту часть нервов, которая оставалась напряжена даже после бани.

Шутки шутками, но книжка оказалась очень полезной, и завтра мне будет не так страшно входить в управу. Кстати, в брошюрке говорилось, что для работников следственных отделов, «дабы способствовать произведению следственных действий», есть послабление в одежде. Подчиненные строгого следователя, как и он сам, могли носить на службе гражданское платье, но пользоваться этой привилегией я пока поостерегусь. Сначала выясню, почему они все ходят в мундирах.

Немного разобравшись в местных реалиях, я вздохнул свободней.

Ну а что? Грех жаловаться. Появился шанс прожить еще одну жизнь и, возможно, исправить то, что натворил в прежней.

Слова стремящегося на свободу Игната о том, что мне это нужно, окончательно стали понятны при беглом прочтении конспектов. В этой реальности те, кого называли видоками, не просто часть следственной группы, но и главные свидетели обвинения. Причем настолько важные и авторитетные, что на суде видоков даже к присяге не приводили. Они давали клятву при выпуске из училища – раз и навсегда. Не очень радовало то, что за «лжу корыстную» на суде наказание для видока было одно – смертная казнь.

В общем, строгости круче некуда.

Теперь, приняв внутреннее решение, я уже мог без душевной муки вспомнить свой самый главный проступок в прежней жизни. Два года назад, гуляя по парку, я увидел, как три парня смуглой наружности затащили девчонку в черный джип. Вмешаться я не только не успел, но и вряд ли бы смог, а вот в полицию все же позвонил. Девочку нашли на следующий день мертвой в пригородной лесополосе. Благодаря моим описаниям похитителей взяли, но перед самым судом все пошло наперекосяк. Увы, в отличие от Штатов, у нас защита свидетелей совершенно не работает. В один не очень прекрасный день в мой гостиничный номер каким-то образом сумел войти невзрачный с виду человек и предложил поговорить. А разговаривать он умел, ибо это точно было его работой.

Вначале, по классике жанра, он как-то вяло предложил деньги, и весьма немалые. Я ответил отказом. Затем в течение пары минут мне было рассказано, что будет со мной, с моей женой, парочкой самых близких друзей и их семьями, если я не откажусь от своих показаний.

И я ему поверил. Поверил холоду в его глазах и равнодушному тону, каким он пророчил смерть близким мне людям. Поверил и совершил то, что даже для такого старого циника, как я, оказалось перебором. Слезы не получившей хоть толику справедливости матери и плевок в лицо от посеревшего лицом отца погибшей девочки вывернули меня наизнанку.

И вот теперь появился шанс хоть немного очистить свою душу. Может, это прозвучит слишком пафосно, но я пойду по этой дороге и теперь уже не сверну, что бы ни случилось. Эту жизнь мне выдали в долг и явно с определенной целью.

Ближе к ночи, когда с красными от чтения при керосиновой лампе глазами я уже собрался ложиться спать, окно в комнате тихо отворилось. От накатившего страха у меня по спине пробежало стадо мурашек.

Неужели расплачиваться придется так быстро?! Что, Женя-Игнат, теперь и ты стал жить так хорошо, что испугался? Или это просто нормальная реакция молодого тела?

– Тьфу ты! Чего тебе нужно, убогий? – ругнулся я, увидев, что в окно лезет паренек лет двенадцати от роду.

– Так ты сказал прийти вечером, принести вино, – ответил замерший на подоконнике пацан.

Ага, вот, значит, кто поставлял запившему видоку хмельное топливо. Захотелось сразу послать парня далеко и надолго, но я тут же себя одернул.

– Лезь внутрь, чего застыл?

Паренек спрыгнул с подоконника, осторожно подошел к столу и поставил на него бутылку.

– Вот, вы вчера заказывать изволили, – сказал визитер, под моим ироничным взглядом растерявший прежнюю наглость.

– Я уже расплатился? – спросил я и, увидев забегавшие глаза мальца, строго добавил: – Только не ври и в будущем сможешь неплохо заработать.

Парень тут же подобрался и прямо посмотрел мне в глаза.

– Дали двугривенный, барин, и обещали сверху алтын.

Так, алтын – это, кажется, три копейки, хотя я не уверен.

Вернувшись к чемодану, я открыл шкатулку и внимательнее присмотрелся к монетам. В наличии у меня – три серебристых монеты по двадцать копеек, четыре по пятьдесят и два рубля. Также имелось два десятка монет разнокалиберной меди, некоторые с дробями на аверсе.

Взяв двадцать копеек, я вернулся к столу.

– Получишь еще двугривенный, если ответишь на мои вопросы.

Я с сомнением посмотрел на юношу и не заметил признаков недопонимания. Парень с явным удовольствием косился на монету и с готовностью кивал.

– Как тебя зовут?

– Осипкой мать назвала, еще кличут Чижом.

– Хорошо, Осип. Меня можешь называть Игнатом…

Вот зараза, не осилит парнишка мое отчество. Только коверкать будет.

– …В общем, зови пока барином, а там посмотрим. – Решив не затягивать, я сразу перешел к опросу: – Расскажи, что обо мне говорят в городе.

– Так много чего, – замялся паренек.

– Начни с момента моего появления в Топинске и говори все без утайки, не бойся.

Чиж немного помялся, но затем, махнув рукой, заговорил:

– Так когда вы появились у нас, разговоров-то не было вовсе. А аккурат в прошлое воскресенье порвал двоедушник Малушку, дочку купца Санькина. Так, глянув на ее, вы умом-то и повредились. Блажить начали, а потом запили. – Постепенно Чиж перешел на таинственный шепот. – И не зря, говорят, разум-то у вас помутился. Малушку городовые выносили почти что в торбе, на куски всю разъятую.

– Двоедушник?

– Так стрига же, – уточнил парень, словно о чем-то само собой разумеющемся.

Расспрашивать дальше я не стал. К тому же очень хотелось спать – сил заниматься сбором информации и проведением агентурной работы уже не было.

– Хорошо, свой двугривенный ты заработал. Если что услышишь обо мне, либо что-то важное о полицейских делах, приходи, не пожалеешь. Только не лезь нахрапом. Свистни сначала, что ли.

Парень понятливо кивнул и полез обратно в окно.

– Кстати, – остановил я его уже на подоконнике, – где тебя найти?

– Так живу я туточки рядом, через два дома. Учеником у сапожника Дорохова.

Когда парень канул в темноту, я зевнул, едва не вывихнув челюсть, и принялся раздеваться.

Сон навалился, как только голова коснулась подушки. И все же, несмотря на всю усталость, некая странность заставила меня проснуться посреди ночи. Послышалось, будто что-то мелкое протопало по комнате, затем был звук, с которым из бутылки выливается жидкость. Вновь воцарившаяся в комнате тишина успокоила меня, и сон навалился с новой силой.