Читать книгу Укумал разжигает костер. Сибирские хроники - Григорий Зарубин - Страница 3

Великий Тайджи Гирей стоял на холме и смотрел завороженно, наблюдая, как пылают сотнями костров в долине Катуни аилы кумандинцев. Самих кыштымов с их нищим скарбом джунгары погнали на юг.

На корявый сук старой сосны подвесили за правую ногу старика. Левую ступню отрубили. Укумал отказался подчиниться приказу…

– Здесь моя земля. Здесь жили и умирали мои предки, умру и я. Тому свидетелями будут Великие Ульген и Эрлик…

– Что ж, ты сам выбрал свою смерть. Будешь висеть, – пока ветер не растреплет твою кожу в лохмотья и гнус не выпьет кровь до последней капли!

– Да будет так, – улыбался старик, качаясь вниз головой из стороны в сторону.

– Ты радуешься?

– Да! я вижу и твою смерть.

– А ну-ка расскажи! – захохотал Гирей, – я сегодня не тороплюсь.

– Что ж, слушай!

– В тот день, когда повернет Катунь свои воды вспять, вырвется из-под земли Гриф Золотой. Расправит крылья огненные. И в этот же миг ты умрешь!

Через три луны веревка оборвалась, избавив старика от жестоких мучений…

***

1705 год от Рождества Христова.

В этом году что-то пошло не так. Весна – так себе. Холодное дождливое лето. Теплая осень. И сейчас даже сильные морозы не смогли сковать могучий Енисей. Точно в громадной бане парит от синей водной ряби, да в середине реки проплывают местами тонкие искристые льдины.

А на берегу возле добротного дома Васьки Котлова столпились людишки. Озябли малость, ожидая хозяина здешних приисков. Оттого и громко переругивались.

Но вот вышел на резное крыльцо купчина. Погладил бороду, поцарапал брюшко. Дюжина мужичков притихла.

– Вот вам, «детушки», за труды ваши и старания, – побросал им сверху маленькие холщовые мешочки с денежкой и добытым великими трудами золотым песком.

– Точно собакам! – Гаврилка, – в выцветшем зипуне и рваных лаптях, – недовольно подобрал плату с рыхлого снега.

– Приходите по весне. Работа будет, – будто не слышал бурчания мужичков Котлов, – по весне приходите. Да не к дому, а сразу на новый рудник.

Собрался было уходить, но углядел, что инородец топчется в сторонке.

– Ну? а тебе-то чего? Иди с Богом! Кормил тебя, поил, обул, одел. И довольно…

Тунгус низко поклонился и уплелся восвояси.

А Гаврилка, беглый каторжник, с острыми скулами, стоял недвижно, дерзко задрав загорелый подбородок.

– А тебе чего еще, межеумок?! – махнул рукой купец, – иди, иди отсель!

Тот, взглянув презрительно, зашагал вдоль берега вверх по течению…

***

– После ужина, мыслю, поедем! – дюже довольный уселся на лавку хозяин большого дома.

– Василий Мелентьич! С какой стороны начнем-то? – подручный купца Никодим уже заряжал, проверял пистоли.

– С северной, пожалуй, – крякнул Котлов, – думаю, что те охламоны увяжутся за тунгусом. Тогда – ищи-свищи по всей тайге.

Пришел сосед, тоже промышленник знатный Енисейских землиц, Прошка Авдеев. Перекрестился на иконы…

– Здоровенько!

– Ага! И вам не хворать. Уехал твой голландец-то?

– Нет. Дик хочет еще пушнины подкупить.

– Никак, на охоту собираетесь?!

– Ага…

– На медведя?

– На «горбачей»…

– Хорошее дело! А вдруг как воевода прознает?!

– Своих-то всех выловил? – хитро прищурился Василий.

– Всех почти. Сидели на опушке у костра. Грелись. Один сбег. Утоп в болоте.

– Жаль, наверное?

– Конечно, язви: на ем сапоги новые были, да три рубля за пазухой!

***

Уже затемно вооруженный конный отряд, скрипя снежком, выехал за ворота.

– Ребятушки! Пол-алтына дам – за каждого.

Никодим ощерился. Племянники захихикали промеж себя.

– Мало что ли?!

– Василий Мелентьевич! – приказчик нагнал хозяина, – дюже обидно слышать от вас такие речи. Все цельно преданны мы вам и без платы…

– Ну—ну! – пристально взглянул на подручного Котлов, – ладно! По рублю дам!

– Другое дело! – племяши стеганули лошадок. Рысцой исчезли в морозной ночи.

***

Нагнали «горбачей» быстро. Всемером сидели на бережку, грелись у костра. Что-то жарили на длинных палках.

Охотники спешились. Привязали в ельнике коней. Разделились. Котлов с приказчиком крались вдоль берега. Молодежь, как более резвая, ушла в обход в сторону леса…

Не прошло и четверти часа – из черного ивняка загремели выстрелы.

Котлов прицелился из-за валуна, пальнул из пищали так, что в ушах зазвенело.

– Пороху пересыпал, зараза! Никодим, дай пистоль!

Никодим не слышал. Побежал, спотыкаясь на скользком льду, к костру добивать уцелевших.

Пока добрался хозяин, дело было кончено. Племянники уже вовсю орудовали: шарили по одежде, снимали с мертвяков сапоги, вытряхивали на снег из мешков скарб…

– За остальными, Василий Мелентьевич, нынче же, или поутру?! – Никодим протянул семь мешочков с деньгами.

– А тунгус-то был с ними?! – снял шапку купец, вытер рукавом взопревший лоб.

– Там, вон, лежит. Итого – восемь. Осталось – пяток…

– Утречком тогда, рано. А то я чегой-то приустал…

***

С утра, напившись душистого чаю с пирогами, охотники снова двинулись в путь.

Следы указывали на южную сторону. Видимо, шли до Казачинского Луга. Однако же, у первой заимки в березняке нашлись абсолютно голые мертвецы.

– Никодим, Мелентий, Яшка! – почернев от злобы, ревел купец, – а ну выволакивай всех на улицу, живо!!!

Через полчаса обитатели четырех избенок выстроились у колодца. Мужиков не было, одни старухи да дети малые.

– И кто тут такой смелый, что дерзнул меня обокрасть?! – гарцевал на вороном жеребце перед строем Васька.

Люди угрюмо молчали.

– Замерзнут, Василий Мелентьич, раздетые, да на морозе, – Никодим с опаской подъехал к хозяину.

– Ну и пущай!

Вдруг из копны выпрыгнул мужичок. Подбежал к вооруженным до зубов грозным всадникам. Упал на колени. Протянул мешочки с золотом…

– Так, три, – выхватил Котлов свое добро, – а где еще один?!

– Нету больше! – взмолился мужичек, тряся патлатой, – грязной с соломой, – бородой.

Подъехал Никодим, – Василий Мелентьич! И то, правда, там трое и лежат.

– А где четвертый?! – раскраснелся от злобы Котлов, – еще-то, где один?!

– Убег! Богом клянусь! – запричитал мужик, – убег. Зарезал брата моего – насмерть, и убег! Не губи! Прости великодушно…

– Ладно, прощаю, – купец спрятал мешки в кожаную суму, слез с коня, потянулся сладко, – веди в избу, что ли. Заодно и обскажешь – как дело было…

***

Как и предчувствовал купец, удрал от расправы тот самый беглый Гаврилка. И где его теперича сыскать? Следы в тайге замело пушистым глубоким снегом. А по тракту, что до Красноярского острога, снуют туда—сюда уймища народу. Каждый обоз не обыщешь. И вполне может статься, что пистоль или карабин сыщется и за пазухой тулупа какого-нибудь проезжего. Сам тогда бесследно сгинешь…

***

У дома воеводы Енисейской крепости повстречалась карета, поставленная на сани, запряженных в тройку добрых коней. Тут же беглый Гаврилка сидел в снегу, закованный в кандалы и цепи.

– Реттет ин! – вывалился из двери пьяненький иноземец в камзоле под казацким тулупом нараспашку. Замахал руками Котлову, – реттет ин!!!

Четверо путников приостановились, переглядываясь.

Из избы неспешно вышел незнакомый офицер в дорогой соболиной шубе до пят.

– Эй! Не ты ли Васька Котлов?! – прихватил крепко узду купеческой лошадки.

– Ну, я, – немного оторопел купчина, – а что?

– Дело до тебя имеется. Слазь-ка, давай!

– Какое еще дело? – рявкнул Котлов.

Местные казаки, что стояли в сторонке, наблюдая за сценой ареста, на всякий случай сняли с плеч карабины.

– Не балуй! Сам знаешь, за что, – погрозил пальцем офицер.

– Реттет ин!!! – заорал немец.

– Говорит, что б тебя немедля повесить! – закивал одобряюще офицер, переводя иноземную речь, – я, я! Гут, гут! Опосля, обязательно повесим!

– Дак за что?! – вскрикнул Котлов.

– Реттен ин! Битте хелфен зи мир! Зи кеннен михь тетен! – обнося перегаром, кинулся к Котлову немец.

– Нет, нет, нет! Ваше превосходительство! – поймал за воротник вельможу офицер, – самоуправство – ни к чему! Сие есть беззаконие!

«Ваше превосходительство», смертушка ко мне пришла – за грехи мои тяжкие! – застучала кровь в висках купца. Васька чуть не упал в обморок…

***

– А как Вас по батюшке величать?! Может, договоримся, а? – прошептал побелевшими губами купец.

– Имя мое – тебе знать ни к чему! А по «Артиклу» – капитан я, – офицер с удовольствием уселся в удобное хозяйское кресло, – мзду предлагаешь, подкуп мне учинить?!

– Да какую там?! Господин капитан! Гостинец! Десять рублев. А?!

– А знаешь ли ты, Василий Никодимович, что князь Гагарин, – заговорщицки подмигнул офицер дрожавшему, точно в лихорадке, Котлову, – нынче привез в Тобольск аж цельный обоз всякого «инструменту пыточного»?!

– Так я, так я, – заёкал купец, – следом и отправлю те подводы, что утаил от казны! Богом клянусь!!!

– Ну, не знаю…

– Не губи! – брякнулся на колени купец.

– А что я в Тайную канцелярию отпишу? – капитан хрустнул пальцами. Встал. Заходил по горнице. И по лицу видно – довольный.

– Дак что возможности не было раньше мне долг исполнить…

– Сто!

– Что, сто?

– Сто рублей давай! – прищурился хитро офицер.

– Где ж я возьму – сто?! Экая сумма!

– Тогда собирайся! Собака! – капитан больно пнул Котлова под дых, – «повискаришь» на дыбе, да над огнем!

– Ой, ой, ой! – застонал купец.

– Впрочем, может и повезет тебе! Сразу башку отрубят…

***

Через четверть часа карета на санях, взрыхляя снег, лихо умчалась по Енисейскому тракту.

Васька, громко охая, лежал на лавке. Хоть и потратился премного, но счастлив был безмерно, что жив остался.

Утречком пришел навестить, прознавший о горестях старого приятеля, Прошка Авдеев…

– Как ты, Васенька?

– Да, – только и вздохнул купец. Уселся на лавку, царапая затылок.

– А нашего воеводу кто-то в погребе запер. Всю ночь просидел. Вот смеху-то…

Котлов не ответил. О чем-то задумался крепко…

– Прошка! А твой гость еще не уехал?!

– С обеда собирается.

– А ну-ка пошли…

***

– Что по-немецки, означает: «реттет», иль: «риттет»?!

– «Спасите», – ответил голландец Дик.

***

– Ну, Федька! – Гаврилка Фирсов, освобожденный от холодного тяжелого железа, примерял сапоги. Гоготал радостно на весь лес, – ай да, Федька!!!

Федор Зудилин чинно восседал в карете, считывал, – делил монеты. Соболью шубу отдал обратно немцу. В казацкой-то одежде сподручнее орудовать пистолями…

– Может и мне в казаки записаться?! – Гаврилка заплясал вприсядку, быстро перебирая тощими ножонками в новой обувке.

– Хорошее дело, главное – «прибыльное». Зубы-то на полку быстро сложишь. На! Твоя доля, – протянул увесистый мешок дружку, – эй! Просыпайся!

Немец с трудом пошевелился, валяясь спьяну под скамейкой.

– Это тебе, – Федька положил перед ним два рубля, – за двух лошадок. Слышишь? Езжай прямо. До Казачьего Лога.

– Реттен ин…

– Хватит тебе и одного коня. Доберешься с Богом.

– Федька, а откудава слова-то такие знаешь – мудреные «охвицерские»?! – уже выпрягал своего жеребца из кареты Гаврилка, – я аж сам поверил, что ты «капитан»!

– Сиживал в казематах прошлой весной, – Федор задрал чуток кафтан на спине, показывая крупные рубцы от пыток, – сам Князь «Кесарь» ручку приложил.

– Поехали, что ля?!

– Поехали…