Читать книгу Тайна Катынского расстрела: доказательства, разгадка - Гровер Ферр - Страница 3

Многие читатели, возможно, с удивлением спросят: «Зачем понадобилась ещё одна книга о Катынском расстреле?». И кроме того: зачем называть произошедшее «тайной»? Ведь тайна, как можно подумать, – если таковая прежде существовала – раскрыта давным-давно, в начале 1990-х годов, когда советское, а затем российское правительства признали вину и предъявили «неопровержимые факты» из «Закрытого пакета № 1», т.е. документальные доказательства виновности СССР в этом злодеянии.

Примерно так я раньше и думал. Прочитав в «Нью-Йорк таймс», что президент СССР Горбачёв признал вину сталинского правительства за Катынь, я не нашёл повода для сомнений. Сообщение в той же газете пару лет спустя, что президент России Ельцин передал документы с «неопровержимыми доказательствами» президенту Польши Леху Валенсе, подтверждало моё уже сложившееся мнение.

Мне было всё равно. Катынский расстрел казался далёким и давним. Между тем, число массовых убийств, совершенных Германией и Японией, масштаб смертности в годы Второй мировой войне были настолько велики, что жертвы Катынского расстрела вряд ли добавляли к ним что-то существенное. Я не испытывал внутреннего расположения к судьбам польских военнопленных, которые, как утверждают, погибли в местах, которые в целом стали известны как «Катынский лес» или «Катынь». Почему нужно сочувствовать им, а не десяткам миллионов других жертв той войны? Просто невозможно искренно сочувствовать всем давно ушедшим из жизни.

Но с середины 1990-х годов вдруг начали появляться исследования, где утверждалось, что подобные представления ошибочны. Что «Катынь» – антисоветская, антироссийская и антикоммунистическая провокация. Я тогда не пришёл к какому-то мнению, но сегодня, оглядываясь назад, припоминаю своё безразличие к тому, удалось ли мне вынести какое-то устойчивое убеждение или нет.

Однако интрига была налицо. Теперь «Катынь» – термин, который в дальнейшем будет использован без кавычек как сокращённое обозначение «Катынского расстрела», – обрела ореол таинственности. А я люблю неразгаданные тайны! Особенно исторические.

В притягательности темы Катыни заключалось нечто большее, чем просто интерес к жгучей тайне. Со студенческих лет, когда мне довелось участвовать в движении против американской войны во Вьетнаме, я увлёкся марксизмом. Борьба вьетнамцев за независимость вызывала сочувствие. Становилось всё яснее, что антикоммунизм не выдумка – правительство Соединённых Штатов действительно исповедует антикоммунизм, – и что антикоммунизм служит прикрытием для империализма и банальной капиталистической эксплуатации. Франция, потом Япония, а затем Соединённые Штаты жаждали господствовать во Вьетнаме. В случае Франции и Соединённых Штатов антикоммунизм служил оправданием войны ради сохранения империи. Во Вьетнаме и во всём мире именно коммунисты стали главной силой, организовавшей противодействие империалистической войне со стороны Соединённых Штатов.

На многолюдной антивоенной демонстрации в Манхэттене в 1967 году пожилой человек – наблюдатель, а не участник – дружелюбно порекомендовал мне воздержаться от поддержки Национального фронта освобождения Южного Вьетнама (Вьетконга). «Почему? – поинтересовался я. Потому что Вьетконг возглавляет Коммунистическая партия Вьетнама во главе с Хо Ши Мином. Хо – ученик Иосифа Сталина. А Сталин, по его словам, уничтожил 40 миллионов человек.

Я не принял сказанное «просто на веру». Но сомнения у меня тоже не зародились. Я решил, что серьёзно займусь этим вопросом, как только появится время, когда встану на ноги в своей преподавательской деятельности, и моя докторская диссертация будет близка к завершению.

Беспокоится об обладании необходимым инструментарием для решения подобных проблем мне не приходилось. Я неплохо читал по-русски; и это был как раз один из тех языков, требуемых для получения в Принстонском университете учёной степени по сравнительному литературоведению (средневековый английский, немецкий и русский языки). Ещё мне было известно, что для полноценного исторического исследования необходимо сначала выявить, отыскать, получить, изучить первоисточники и затем, опираясь на них, построить логические выводы. Последнее я почерпнул от своего наставника и учителя Д.У.Робертсона-младшего. В начале 1960-х годов его настойчивость в проведении исследований, строго опирающихся на первоисточники, до основания потрясла степенно-чинную область литературоведения Средних веков. Робертсон – ученики называли его «Робби» – подвергался нападкам как враг науки и противник самогó Просвещения, ибо осмелился ставить под сомнение «полученные знания».

Публикации Робби коренным образом изменили само литературоведение. И, как он утверждал, ему это удалось благодаря твёрдости в отстаивании главенствующего значения первоисточников. Он объяснил нам, что это значит: необходимо всегда подвергать сомнению и фактически оспаривать господствующую в данной области ортодоксальность, сколь бы монолитной и несокрушимой она ни казалась – если того требуют доказательства, вытекающие из первоисточников.

Помимо всего, я приступил к изучению советской истории – чтобы сделать её понятной самому себе. Основные вопросы касались сталинского периода в истории Советского Союза, ибо они бросали тень сомнения на моё неприятие войны во Вьетнаме, неприятие американского империализма и общепринятой парадигмы «холодной войны» в понимании истории и политики. Зато я обладал инструментарием учёного и бесстрашием, приобретённым благодаря участию в антивоенном движении. Словом, я приступил к исследованию сталинского периода в истории СССР.

К 2006 году я прочитал о Катыни достаточно, чтобы осознать: сформировалась «критическая масса» исследований, которые ниспровергают то, что можно назвать «официальной» версией Катыни вместе со всеми её обвинениями в виновности советской стороны. Поэтому я создал Интернет-страницу, которую назвал «Катынский лес:

ктоэтосделал».1 На тот момент она оказалась единственным англоязычным ресурсом, способным дать представление о работах, оспаривающих «официальную» версию. Ни с одной из них я не соглашался: ни с «официальной», возлагающей вину на СССР, ни с «оппозиционной», призывающей считать, что расстрелы поляков учинены Германией, а на Советы возведена напраслина. Я оставался «над схваткой» и не поддерживал никакую из сторон.

Для себя я решил, что никогда и ничего не напишу о Катыни. И на протяжении почти всех 7 лет моя катынская Интернет-страничка заканчивалась словами:

Итак, вот моя последняя на данный момент мысль: НУ И ЧТО?

Я серьёзно. Не думаю, что сие что-то значит для очень многих людей, может, вообще ни для кого.

«Катынский расстрел» – не исторический вопрос, а ОРУЖИЕ, ДУБИНА. Ими пользуются чтобы воевать с теми, кто находится «по ту сторону», и всё.

Те, кто говорит «вина лежит на СССР», НИКОГДА не согласятся с тем, что виновен кто-то другой – независимо от доказательств.

Те, кто говорит и/или надеется, что «Советский Союз НЕВИНОВЕН», НИКОГДА не перестанут уважать и восхищаться СССР, ДАЖЕ ЕСЛИ их удастся убедить, что вина лежит на Советах. Не думаю, что может произойти и то, и другое!

Это то же самое, как убедить христианина, что Иисуса никогда не существовало. Иными словами, мы имеем дело не с историей, а с религией.

Удачи!

* * *

Ну, сие представляет интерес. Однако на данный момент хочу ограничить себя: (а) чтением материалов по теме; (б) напоминанием тем, кто «знает» (= уверенным, что знают, и не желают слышать иного), об их недобросовестности.

Можете представить, какую «славу» я рискую приобрести! Но заработать такого рода непопулярность – как раз то, чем я бы остался весьма доволен.

Надеюсь, сказанное было интересно и, быть может, полезно. Поверьте, есть ещё столько всего, о чём вам не захочется даже знать!

(«Катынский лес: кто это сделал», 3 апреля 2007 года.)

В 2006 и 2007 годах мои выводы резко в штыки встретил некто Сергей Романов и указал на некоторые ошибки, допущенные мной на Интернет-странице. Я исправил их и там же без обиняков поблагодарил его. Наш обмен мнениями на Интернет-форуме он поместил на своём сайте.2

Но г-н Романов тоже допустил серьёзную методологическую ошибку. В то время я недостаточно хорошо изучил материалы по Катыни и осмыслил их не так глубоко, чтобы понять, что к чему. Поэтому я поблагодарил его, отказавшись следовать его требованию: признать безусловную вину СССР.

В вопросе о Катыни я держался поодаль от каждой из сторон. Как выяснилось, такая позиция была правильной. Но тогда до конца я это ещё не понимал.

В 2010 году мне стало известно о заявлении депутата Госдумы Виктора Илюхина, что он располагает доказательствами фальсификации документов, представленных Ельциным Валенсе и известных как «Закрытый пакет № 1». О чём кратко написано далее в Главе 1.

В январе 2013 года стало известно о раскопках совместной польско-украинской археологической группы в местах массовых расстрелов во Владимире-Волынском на Украине. В Интернете мне удалось отыскать отчёт польского археолога и изучить его. Было невозможно не признать важность сделанных там открытий для любого объективного понимания вопроса о Катыни. Нарушив своё обещание никогда ничего не писать о Катыни (кроме собственной Интернет-страницы), я приступил к интенсивному изучению материалов.

Оказалось, что есть журнал, готовый опубликовать мою статью, и в августе 2013 года она вышла из печати. Стало ясно: если не предать её широкой огласке, само открытие и его значение для нашего понимания Катыни, в сущности, канут в неизвестность. Поэтому я распечатал несколько сотен копий своей статьи и на протяжении полутора лет рассылал её по всему миру. Через 18 месяцев ссылка на неё появилась и на моей Интернет-странице.

Называлась статья так: ««Официальная» версия Катынского расстрела опровергнута? Находки на месте германских массовых казней на Украине».3

При подготовке статьи к публикации мой очень внимательный редактор поинтересовался: «Почему знак вопроса?» Как только статья вышла из печати, несколько человек задали тот же самый вопрос. Подобающего ответа у меня не было. По правде говоря, я и сам не знал его – кроме того, что «так полагается». Сразу после публикации я сосредоточился на рассылке копий, проведении другого исследования и написании ещё одной книги. Когда её опубликовали, я продолжил свои научно-исторические работы и сел за написание ещё двух книг. Время было крайне напряжённым.

Но вопросительный знак не давал мне покоя! Зачем я поставил его? Наконец, мне стало ясно: до конца я всё ещё не убеждён, что «официальная» версия Катыни действительно опровергнута. Сколь бы много мне ни удалось узнать о Катыни – а узнать мне посчастливилось больше, чем основной массе специалистов по советской истории, – самому себе пришлось сознаться, что знаний мне всё-таки не хватает.

Столкнувшись с тайной, детектив берётся её разгадать. Если речь идёт о преступлении – а Катынь справедливо расценивают как массовое преступление, – всё равно, кто виновен. Детектив подходит к раскрытию преступления объективно, ради самого раскрытия, то есть чтобы удовлетворить собственный интерес. В «Алом кольце» Шерлок Холмс и д-р Ватсон тоже обменялись мнениями на сей счёт:

– Это искусство ради искусства. Ватсон, вы, полагаю, когда занимались врачебной практикой обнаруживали, что изучаете случаи, не думая о гонораре?

– Для своего образования, Холмс.

– Образование никогда не прерывается, Ватсон. Образование – это последовательность уроков, и самый серьёзный поджидает вас под конец. Случай самый поучительный. Он не принесёт ни денег, ни признания, и только хочется разложить всё по полочкам.

Слова Холмса – то есть Конан Дойля – точно выражают мои глубочайшие побудительные мотивы для проведения исследований и написания книги. Что «не принесёт ни денег, ни признания». Напротив, можно с уверенностью сказать: нападать и клеветать на меня будут те, кто в ужасе посмотрит правде в лицо и обнаружит нечто отличное от того, что им хотелось бы увидеть. Желательно, однако, «разложить всё по полочкам» – и разгадать тайну.

Но чтобы приступить к её разгадыванию, необходимо разобраться, какие доказательства относятся к делу. А в случае с Катынью образовалась гора материалов, которые часто принимают за доказательства. Холмс и здесь приходит на помощь:

Это один из тех случаев, когда искусство логически мыслить требуется, скорее, для просеивания деталей, нежели для получения новых доказательств.

Трагедия так необычна, столь всеобъемлюща и связана с судьбами множества людей настолько, что приходится испытывать неудобства от обилия предположений, догадок и гипотез («Серебряный»).

Мария Конникова разъясняет:

Иными словами, поначалу бывает слишком много информации, слишком много деталей чтобы, отделяя критически важное от второстепенного, можно было всё связать в какое-то понятное целое. Когда вместе нагромождается такое обилие фактов, задача осложняется ещё больше. У вас накапливается огромное число ваших собственных наблюдений и данных, но также ещё большее количество потенциально неверной информации от людей, которые, возможно, не наблюдали так вдумчиво, как вы сами.4

Именно с такой ситуацией мы сталкиваемся в случае с Катынью.

Холмс приходит к выводу:

Трудность в том, как отделить фактическую подоснову – абсолютный неоспоримый факт – от рассуждений теоретиков и репортёров. Затем, утвердившись на такой прочной основе, наша задача – понять, какие следуют выводы и каковы узловые моменты, вокруг которых разворачивается вся тайна.

Выходит, здесь представлено хорошее, ёмкое описание метода, пригодного и для исторических изысканий. В случае с Катынью «слишком много информации, слишком много деталей».

Ещё большая проблема состоит в том, что очень немногие из изучающих Катынь лишены предвзятости. Для самих себя они определили, что «официальная» версия верна, что СССР повинен в расстрелах польских военнопленных, и никаких сомнений в том быть не может. Больше того, порочной им кажется сама постановка вопроса. Но отношение к проблеме Катыни как к тайне, подразумевает, что решение ещё не определено окончательно и на все времена, и, таким образом, было бы нечестно исключать возможность непричастности к ней советских властей. Такой подход препятствовал объективному изучению Катыни.

Поэтому я взялся разгадывать тайну Катыни скорее для самоутверждения, чем по какой-то иной причине – «для своего образования, Холмс». Смогу ли я в деле употребить свои принципы? Способен ли я объективно подойти к столь важной теме?

Буду ли я с особой подозрительностью смотреть на все факты, которые подтверждают мои предвзятые идеи, и в то же время – не жалеть места для истолкования доказательств, которые им противоречат? В моём случае, смогу ли я раскрыть правду, даже если состоять она будет в том, что Советы – те самые коммунисты, которым я симпатизировал ещё со времён войны во Вьетнаме, – окажутся виновными?

Во время дебатов в октябре 2012 года я признался, что в течение многих лет исследовал предполагаемые «преступления Сталина» и до сих пор не нашёл ни одного. В то время я был неопределившимся, всё ещё колеблющимся в своём отношении к Катыни. Но если того потребуют доказательства, смогу ли я прийти к выводу, что Сталин и советское руководство повинны в уничтожении польских военнопленных, как гласит «официальная» версия?

Да, смогу. Меня гораздо больше интересует сама тайна, нежели её разгадка. Кроме того, лучше добиться объективности от самого себя, чем струсить, после чего либо принять более сильную сторону (и своим нечестным поступком снискать одобрение), либо убеждать непопулярную сторону отказаться от предвзятости и предрассудков, осознавая, по крайней мере, внутренне, что правде страшно взглянуть в глаза.

Я согласен с историком Джеффри Робертсом:

За последние 15 лет или около того огромное количество новых материалов о Сталине … из российских архивов оказалось в [нашем] распоряжении. Должен внести ясность: как историк я твёрдо намерен говорить правду о прошлом, какими неудобными или неприятными были бы выводы. …Не думаю, что существует дилемма: просто говорите правду так, как вы её видите.5

* * *

Вывод, вытекающий из моего исследования, сводится к тому, что в массовых убийствах, известных как Катынский расстрел, повинна Германия, а не Советский Союз. К такому же заключению пришли и некоторые российские исследователи, а среди них Сергей Стрыгин, Владислав Швед, Валентин Сахаров, Елена Прудникова и Иван Чигирин.

Однако я не стал следовать методу, каким пользовались все они. Вместо него я избрал путь, который избрал бы опытный детектив-ищейка. Сыщик, которому безразлично, кто виновен, и чья единственная цель – установить истину и поведать о ней окружающим, – а там будь, что будет!

Человеку малознакомому с историей изучения Каты-ни может показаться, что здесь, как отмечала Конникова, «слишком много информации, слишком много деталей чтобы, отделяя критически важное от второстепенного, всё можно было связать в какое-то понятное целое». Попробуйте представить библиотеку, наполненную книгами и статьями только на катынскую тему!

Но к тому времени на изучение Катыни у меня ушли годы. Было известно: в этом деле лишь несколько документов образует круг первоисточников, обладающих доказательной силой. Когда я начал методично сортировать, классифицировать и изучать доказательства, выяснилось, что весьма малое их количество подтверждает либо «официальную» версию с обвинениями в преступлении советских властей, либо противоположную ей – возлагающую вину на нацистскую Германию. При ещё более тщательном рассмотрении мне вдруг стало понятно: подлинных доказательств ещё меньше – фактически, каких-то их крупиц – причём именно таких доказательств, которые невозможно сфальсифицировать, сфабриковать чтобы отдать предпочтение той или иной версии.

Следовательно, в будущем исследовании мне предстоит сосредоточиться на тех немногих частичках того, что обозначено мною как «неопровержимые свидетельства» – т.е. таких доказательствах, которые невозможно оспорить или развенчать (их интерпретация дело другое). А вам, уважаемый читатель, предстоит решать: столь уж ясны и однозначны выделенные мной крупинки свидетельств и насколько грамотно и точно их истолкование, каким кажется оно мне.

Моя книга для тех, кто изучает историю и кто хочет знать правду, даже если она приведёт к «крушению иллюзий» – заставит побороть собственные заблуждения, свои предвзятые идеи – и позволит думать иначе. Завершив исследование и написав книгу, мне тоже пришлось изменить своё мнение. В вопросе о Катыни я перестал быть неопределившимся.

Легко предугадать: те, кто построил свою профессиональную карьеру на «официальной» версии Катынского расстрела, конечно же, отвергнут выводы моего исследования. Они отвергнут их не потому, что представленный в книге метод или анализ доказательств ошибочны, а по заранее известным причинам – они предвзяты, категорически пристрастны в пользу мнения, что виновна именно советская сторона. Никакое число доказательств не заставит их передумать. Ясно, что моя книга написана не для них.

В Соединённых Штатах присяжный – ещё до того как его привлекут к работе в судебной коллегии – получает инструкции, что решение о виновности или невиновности должно выносится строго исходя из имеющихся доказательств, а не на основе какой-то предвзятой идеи, информации, полученной вне зала суда, или собственных предубеждений. Историкам должно действовать таким же образом. К сожалению, очень немногие из изучавших Катынь, могут честно признаться, что придерживались такого важного принципа.

Но моя книга может не понравиться и тем из исследователей, которые убеждены, что СССР не причастен к расстрелам в Катыни, но думают, что доказать советскую невиновность можно средствами, которые, как мне кажется, не приведут к желаемому результату – к примеру, с помощью доказательств фальсификации «Закрытого пакета № 1» на основе внутреннего анализа документа. Полемика противников подлинности «Закрытого пакета №1» и их оппонентов длится многие годы. Полагаю, что такие диспуты бесплодны, и собираюсь высказать ряд соображений на сей счёт далее.

К разгадке катынской тайны необходимо подойти иначе. Уверен: нужно использовать метод, избранный мною. Что, возможно, покажется высокомерным по отношению к тем историкам и писателям, которые годами придерживались совершенно иного – и, на мой взгляд, ошибочного – подхода к проблеме Катыни.

Работая над книгой, я не ждал похвалы ни с чьей стороны. Зато заранее мог предвидеть ещё более резкие нападки со стороны приверженцев «официальной» точки зрения. В конце концов, им не нужна правда. Им безразличны даже сами польские военнопленные, убитые в Катыни! В противном случае они были бы рады узнать, кто настоящие преступники, подлинные массовые убийцы.

Их интересует другое: разнюхать, как можно использовать теорию советской вины за Катынь для оправдания своих собственных политических, исторических и культурных проектов. Несмотря на сотни миллионов долларов, мемориалы, конференции, книги, статьи, учебные материалы и всевозможную идеологическую обработку ни польское, ни российское правительства, ни преданные им фаланги исследователей, учёных и политиков не заботят жертвы Катыни. Всё, что их действительно волнует, – это собственные политические устремления.

Можно было заявить, что мне, дескать, небезразличны судьбы погибших в Катыни, и в подтверждение своих слов продемонстрировать это единственным доступным мне законным способом: разгадав тайну и установив виновную сторону. Но таких заявлений я делать не собираюсь. Тайна Катыни заинтриговала меня, и на протяжении многих лет не поддавалась разгадке. Личный интерес, а не забота о жертвах как таковых, – вот что побудило меня к исследовательской работе и написанию книги.

Конечно, определить после многих лет виновную сторону и «закрыть дело» равнозначно тому, чтобы отдать дань уважения жертвам убийства. Однако со временем друзья и родственники тех, кто погиб в Катыни, уйдут со сцены, как и все мы. Останется само историческое событие. Теперь мы знаем, что произошло, а чего не было, кто виновен, а кто нет. Это останется потомкам. Именно последующим поколениям – а не политическим целям дня вчерашнего или даже сегодняшнего – послужит раскрытие правды о Катыни.