Читать книгу Просто осязание - Группа авторов - Страница 3

Соломон Аш был полон волнения. Сегодня пасхальная ночь, и впервые за семь лет ему было позволено не ложиться спать. В теплом мерцании свечей он смотрел, как его бабушка наполняет лишний стакан вина, который не соответствовал количеству гостей.

«Для кого этот стакан?» – спросил Соломон.

«Это для пророка Илии», – объяснил дядя.

«Он и правда появится и выпьет немного вина?»

«Конечно, – ответил дядя. – Ты просто следи: когда придет время, мы откроем дверь, чтобы впустить его».

Большая семья собралась за столом и прочитала Агаду, в которой рассказывалось об исходе евреев из египетского рабства во времена Моисея. Следуя учению Талмуда, они зачитали молитвы, выпили вино, обмакнули петрушку в соленую воду и разделили праздничную трапезу согласно традиции свободных людей античного мира. После трапезы они открыли входную дверь, чтобы принять пророка. Через мгновение Соломону, вдохновленному ожиданием и пасхальным ритуалом, показалось, что бокал немного опустел, будто пророк сделал глоток, прежде чем выскользнуть за дверь и направиться к другим еврейским семьям.

Рисунок 1.1. Соломон Аш, ученый и преподаватель в области социальной и гештальтпсихологии, автор знаменитых экспериментов, посвященных конформности

Соломон Аш эмигрировал со своей семьей в Нью-Йорк в возрасте тринадцати лет и выучил английский, читая романы Чарльза Диккенса. Став старше, он увлекся психологией, особенно социальной, и получил докторскую степень в этой области в 1932 году в Колумбийском университете (рисунок 1.1). Позже он приписал свой интерес к этой области знания своему детскому опыту в ту пасхальную ночь.

Как коллективная вера собравшихся за столом на праздник Песах могла заставить его поверить в нечто невозможное, вроде глотка вина пророком? Это был не просто академический вопрос. С ростом влияния Гитлера и нацизма в Европе Аша особенно интересовали два связанных с ним социально-политических вопроса, которые привлекали его внимание на протяжении всей карьеры: как социальное формирует наши убеждения перед лицом явно неприглядной реальности? И как быстро мы можем принимать решения о характере другого человека?

Он писал: «Мы смотрим на человека, и сразу в нас формируется определенное впечатление о нем. Одного взгляда, нескольких произнесенных слов достаточно, чтобы рассказать нам о большем. Мы знаем, что такие впечатления формируются с удивительной быстротой и легкостью. Последующее наблюдение может обогатить или расстроить наше первое впечатление, но мы не способны предотвратить скорость нашей реакции, равно как и избежать восприятия определенного визуального объекта или прослушивания мелодии».

Аш хотел знать, существуют ли основополагающие принципы, которые руководят этим быстрым формированием впечатлений человека. В конце концов, все, с кем мы сталкиваемся, обладают множеством разнообразных характерных черт: чувством юмора, вежливостью, энергичностью, серьезностью… Каким образом воспринимаемые нами черты соединяются в восприятии, создавая общее впечатление о человеке и позволяя нам экстраполировать и прогнозировать его поведение в различных обстоятельствах? Каждая отдельная характеристика объединяется в единое целое, чтобы сформировать наше восприятие, или одна конкретная характеристика или их небольшая группа доминируют в нашем общем впечатлении?

В 1943 году, в разгар Второй мировой войны, Аш разработал эксперимент для решения этих вопросов. Он набирал добровольцев, в основном молодых женщин, что было естественно в военные годы, студентов курсов психологии разных университетов Нью-Йорка. «Я сообщу вам ряд характеристик, присущих конкретному человеку, – сказал он одной из испытуемых групп. – Пожалуйста, внимательно выслушайте их и постарайтесь составить впечатление об этом человеке. Позже вам будет предложено написать его краткую характеристику в нескольких предложениях. Я буду читать список медленно, но только один раз: умный… умелый… трудолюбивый… холодный… решительный… практичный… осторожный». Вторая группа услышала тот же список с одним изменением: «теплый» вместо «холодного».

Ответ от человека, услышавшего характеристику «холодный», гласил: «Очень амбициозный и талантливый человек, который не позволил бы кому-либо или чему-либо встать на его пути к цели. Своенравный. Он полон решимости не сдаваться, что бы ни случилось». Ответ «теплой» группы, напротив, был другим: «Человек со сложившимися взглядами, готовый убеждать других, искренний в споре и стремящийся, чтобы его позиция оказалась доминирующей». Испытуемых также попросили уточнить их впечатление, выбрав одно из двух противоположных качеств, таких как: щедрый / жадный, общительный / замкнутый, гуманный / безжалостный, сильный / слабый, надежный / не обязательный, недобросовестный / честный – и описать «холодных» и «теплых» людей.

После анализа ответов и применения специальных статистических критериев стало ясно, что различие между «теплым» и «холодным» было весьма значительным. Человек, которого описали как «теплого», чаще всего оценивался также как щедрый, общительный и гуманный, в то время как «холодного» человека считали жадным, замкнутым и суровым. Однако «теплый» человек не был оценен как более надежный, сильный или честный, что указывало на то, что дескриптор «теплый» не привел к общему положительному сдвигу во впечатлении. Скорее, восприятие кого-то как «теплого» указывает на определенную совокупность черт: готовность помочь, дружелюбие и, самое главное, надежность. Проще говоря, «теплые» люди не идентифицируются как угроза.

Последующие эксперименты и наблюдения за пределами лаборатории, проведенные Ашем и многими другими исследователями, показали, что характеристика теплый / холодный является самой сильной составляющей первого впечатления от человека, второй по влиянию была характеристика компетентный / некомпетентный. Это касалось не только оценки личностей, но также и групповых стереотипов при оценке многих стран и культур.

Почему мы так естественно реагируем на языковую метафору «теплого» человека? Вполне вероятно, что эта метафора имеет глубокие биологические корни. Мы часто используем понятия, знакомые по нашему чувственному опыту, для построения абстрактных психологических концепций. Как в нашей индивидуальной жизни, так и в ходе эволюции человека физическое ощущение тепла ассоциировалось с безопасностью, доверием и отсутствием угрозы, в основном благодаря опыту прикосновений матери.

Модель формирования впечатлений Аша предполагает очевидный вопрос: как соотносятся физическое и метафорическое тепло? Разве у взрослых простое тактильное ощущение тепла на коже вызывает чувство «тепла» по отношению к другому человеку? Чтобы исследовать этот вопрос, Лоуренс Уильямс и Джон Барг из университета Колорадо и Йельского университета провели эксперимент.

Секретарь, не знакомая с целью исследования, встречала испытуемых в вестибюле. В руках она держала чашку кофе, планшет и два блокнота. Затем, пока они поднимались на лифте в лабораторию, она просила каждого из представителей контрольной группы подержать свою чашку с кофе, пока записывала их анкеты в блокнот, прикрепленный к планшету. Затем забирала чашку обратно и провожала испытуемых к экспериментаторам. В некоторых случаях в чашке был горячий кофе, а в некоторых – кофе со льдом. В лаборатории испытуемым сразу же выдавали анкету для оценки личности, подобную той, которая использовалась в оригинальном исследовании Аша в 1943 году, но без теплых / холодных терминов (например, человек А был описан как умный, умелый, трудолюбивый, решительный, практичный и осторожный). После чего их попросили оценить этого вымышленного человека по десяти признакам, используя ранее описанный метод противоположностей (гуманный / жестокий, лживый / честный и т. д.).

Экспериментаторы обнаружили, что испытуемые, державшие чашку с горячим кофе, воспринимали условного человека значительно теплее (гуманнее, заслуживающим доверия, дружелюбным), чем те, кто держал чашку кофе со льдом. Занятно, что недолгий контакт кожи рук с физическим теплом действительно способствовал установлению тепла межличностного.

Влияет ли именно ощущение тепла при случайном тактильном контакте на наше впечатление о незнакомом человеке или это последствия касания в целом? Могут ли другие ощущения кожи подсознательно влиять на наши впечатления о людях и ситуациях?

Джон Барг, Джошуа Акерман и Кристофер Ночера, руководствуясь богатыми тактильными метафорами, к примеру, «весомые аргументы», «тяжелый случай», «гладкие переговоры» и «упорный оппонент», намеревались проверить эту гипотезу. Вначале они попросили случайных прохожих оценить кандидата на работу, просмотрев закрепленное резюме на легком или тяжелом планшете (340 г против 2041 г, последний весит как ноутбук среднего размера).

Опрашиваемые с тяжелым планшетом оценили кандидата в целом значительно лучше и проявили больший интерес. Тактильный опыт взаимодействия с тяжелым планшетом подсознательно заставлял испытуемых наделять соискателя большей работоспособностью и серьезными намерениями. Важно отметить, что тяжелый планшет не влиял на подсознательные впечатления о человеке в целом: например, на вероятность того, сложно ли будет кандидату влиться в новый рабочий коллектив.

Группа Барга продолжила исследование метафорической связи материалов и ощущений на примере выражения: «У меня был трудный день». В новом эксперименте прохожих попросили собрать несложный пазл, причем одна группа получила головоломку, в которой кусочки с обратной стороны были покрыты наждачной бумагой, а другая группа – идентичную головоломку с гладкими кусочками. Затем испытуемым дали задание прочесть фрагмент текста, описывающий социальное взаимодействие в двусмысленной ситуации. Когда испытуемых попросили объяснить прочитанное, участники первой группы описали взаимодействие как «состязание» (по сравнению с «дружеским соревнованием» в другой группе). Так физический опыт контакта с грубой текстурой поменял оценку происходящего в отрывке, сделав его метафорически более «грубым».

Наконец, экспериментаторы провели подобное исследование взаимодействия с грубыми / мягкими предметами, замаскировав его под фокус. Прохожим демонстрировали магический трюк и предлагали разгадать, в чем его секрет. Сначала испытуемым дали изучить предметы, использовавшиеся для фокуса, якобы для подтверждения того, что он не был поддельным. Одним из предметов был платочек из мягкой ткани, другой был сделан из твердого шершавого дерева. После завершения фокуса испытуемым дали прочесть тот же отрывок с неоднозначной ситуацией, но на этот раз им сообщили, что взаимодействие происходило между работником и начальником. Когда их попросили оценить начальника, участники, взаимодействовавшие с деревянным блоком, были значительно более склонны оценивать его как жесткого и строгого, в соответствии с твердостью как метафорой для неподатливой неэмоциональной личности.

Хотя исследования случайных прикосновений у Барга были хорошо проработаны, а их результаты полезны и интересны, у них есть серьезные ограничения. Самое главное – они не фиксируют впечатления, возникающие в реальных ситуациях. Гарантирован ли успех первого свидания, если ваша спутница будет пить горячий кофе, а не холодную газировку? Эксперименты, основанные на опросах, требуют, чтобы подсознательно сформированные впечатления стали осознанными и явными, а ответы испытуемых должны соответствовать заранее определенным шкалам измерения экспериментаторов. Это неестественная ситуация. В повседневной жизни мы постоянно формируем впечатления о людях и ситуациях, но не составляем одновременно с этим ментальные контрольные списки, оценивая их по признакам «гуманности против беспощадности» или «дискуссии против аргумента». Вот почему важно исследовать социальные роли осязания в повседневном контексте.

Национальная баскетбольная ассоциация (NBA) с ее сложной социальной средой, четкими показателями командных и индивидуальных достижений, множеством ударов грудью, объятиями, приветствиями игроков – прекрасная лаборатория тактильных взаимодействий. Это понимание пришло к группе исследователей Калифорнийского университета в Беркли, состоящей из Майкла Крауса, Кэсси Хуанга и Дахера Келтнера. Они предположили, что, поскольку межличностное общение может способствовать доверию и сотрудничеству, усиление контактов товарищей по команде в начале сезона ведет к более слаженной игре и, как следствие, улучшению показателей по ходу соревнований.

Чтобы измерить это, Краус и его коллеги впервые посмотрели видеозаписи игр, в которых участвовали все тридцать команд НБА (294 игрока) в первые два месяца сезона 2008–09. Они оценили возникновение, тип и продолжительность празднований (удары кулаком, прыжки, касания грудью), следовавших за успешным броском игрока. Для этих игр исследователи также составили рейтинги, используя индекс поведения, основанного на сотрудничестве, в том числе общение с товарищами по команде, передачу мяча и блокировку, то есть поведение, демонстрировавшее зависимость от других игроков, иногда за счет собственной индивидуальной работы.

Рисунок 1.2. Межличностное прикосновение прогнозирует увеличение производительности в НБА

Чтобы измерить индивидуальную и командную производительность в течение сезона, они обратились к статистике НБА. Когда данные были обработаны и применены соответствующие статистические метрики, результат показал, что празднования во время игр в начале соревнований приводили к более высоким показателям на протяжении всего сезона как для отдельных игроков, так и для команд (рисунок 1.2).

Но что если лучшие игроки и команды просто забивают чаще и, следовательно, имеют больше поводов для празднования? Это изменило бы интерпретацию соотношения количества касаний и успешности команды. Чтобы проверить это, Краус и его коллеги применили статистическую коррекцию для сокращения общего количества набранных очков, но зависимость между касаниями и эффективностью по-прежнему наблюдалась как для команд, так и для отдельных игроков.

Наконец, когда были проанализированы показатели сотрудничества, выяснилось, что оно в значительной степени объясняет связь между прикосновением и общим повышением успешности выступлений. Хотя исследования такого типа не могут однозначно доказать причинно-следственную связь, найденные корреляции убедительно показывают, что, по крайней мере, в контексте профессионального баскетбола, быстрое прикосновение во время празднования повышает индивидуальные и групповые показатели и способствует сыгранности.

Но для тех, кто не играет в НБА, какие социальные функции обеспечиваются межличностным контактом? Всегда ли социальный контакт направлен на укрепление доверия и сотрудничества? Чтобы приблизиться к решению этого вопроса, можно изучить некоторых из наших ближайших двоюродных братьев-приматов – бабуинов, шимпанзе, бонобо и мартышек. Эти виды живут большими социальными группами и имеют множество глаз и ушей, направленных по периметру их территории, чтобы обнаружить приближающуюся опасность и защитить себя от хищников. Их численность также обеспечивает силу, поскольку, хотя взрослый леопард почти всегда может одержать победу в схватке с одним павианом, группы бабуинов загоняют леопардов на дерево и даже иногда убивают их. Многие из этих крупных социальных единиц расположены в местах с легким доступом к еде. Стабильность, обеспеченная низким риском пострадать от хищника и большим количеством пищи, дает павианам много свободного времени для участия в сложной социальной жизни.

Например, Робин Данбар сообщает, что бабуины гелады, живущие в высокогорьях Эфиопии, проводят до двадцати процентов времени в уходе за своими кожей и мехом (груминг). Это огромные затраты времени на заботу о себе. Хотя уход за шерстью полезен для удаления мертвой кожи, паразитов, спутанных волосков и кусочков растительного материала, время, которое бабуины гелада (и многие другие виды приматов) посвящают этой задаче, далеко не пропорционально пользе для здоровья от чистой кожи и меха. Основная причина такого внимательного ухода за собой социальная, а не дерматологическая (рисунок 1.3).

Рисунок 1.3. Социальный груминг у приматов

Приматы гелады живут большими группами, численность которых обычно составляет от ста до четырехсот особей, но в каждой из них есть более мелкие социальные единицы: гаремы, состоящие из четырех или пяти самок, их молодого потомства и одного самца. Когда молодые приматы гелады достигают половой зрелости, самцы гарема отправляют их в холостяцкую группу. Самки же остаются, гарантируя, что социальным ядром гарема будет родственная группа женских особей: матери, сестры, двоюродные сестры и тети. Эти женские гаремы образуют сплоченную и долговременную коалицию, которая укрепляется и поддерживается благодаря постоянной заботе. Сестринская солидарность проявляется несколькими способами, но особенно когда члену группы угрожает властный самец. Племенной самец в гареме должен постоянно контролировать своих самок, чтобы они не спаривались с другими молодыми самцами холостяцких групп, которые всегда слоняются поблизости. Помимо отпугивания холостяков, самец часто пытается запугать заблудшую самку своего гарема с помощью демонстрации силы и угрозы (тяжело дыша и скрежеща зубами). В этот момент ее родственники мчатся на помощь. Но в женской группе не все отношения одинаковы, и некоторые узы более прочны, чем другие: во внутренних конфликтах самки объединяются с наиболее близкой и ухаживающей напарницей.

В этих социальных группах приматов ухаживание имеет такой же социальный смысл, как и выбор друзей за обеденным столом для учеников старших классов. Матери ухаживают за своим потомством; спаривающиеся партнеры ухаживают друг за другом; друзья за друзьями, как в мужских, так и женских парах. И, как и у человеческих подростков, приматы с более высоким статусом получают больше внимания, нежели уделяют. Преданность создается и укрепляется посредством ухаживаний, поэтому члены группы с большей вероятностью придут на помощь одной из своих, когда с ней столкнется другая особь в гареме, или в более крупной группе, или даже хищник. Записывающее и воспроизводящее оборудование показало, что шимпанзе и макаки с большей вероятностью отвечают на сигнал бедствия (тем самым подвергая себя опасности), когда этот сигнал поступил от особи, за которой они недавно ухаживали.

Молодой самец шимпанзе или павиана может попытаться заслужить благосклонность более сильного самца, ухаживая за ним или заключив альянс на основе ухаживаний с другим молодым самцом, чтобы попытаться свергнуть главного племенного самца. Если попытка переворота окончится успехом, ему выгодно показать характерный жест свергнутому главарю, чтобы уменьшить вероятность нападения в попытке вернуть свой прежний статус. Если он умен, то сможет даже заставить бывшего короля стать союзником в борьбе с другими самцами во время переходного периода. Если свергнутый король считает, что не может восстановить свой статус, ему также выгодно примириться, поскольку он хотел бы остаться в группе и защитить свою последнюю партию потомства, даже если дни его власти остались позади.