Читать книгу Уголовное дело Фрэнсиса Гэри Пауэрса - Виктор Злобин, В. А. Злобин, Группа авторов - Страница 4

Вылет пилота Пауэрса, в ходе которого он впоследствии будет сбит, состоялся 1 мая 1960 года с аэродрома Пешавара в Пакистане.

Самолет U-2 (серийный № 360), на котором предстояло лететь Пауэрсу, предварительно был переправлен с базы Инджирлик в Турции, где дислоцировался отряд «10–10», на аэродром Пешавара в Пакистане, с которого планировался вылет.

Каких-либо опознавательных знаков, позволяющих определить принадлежность и назначение, на борту самолета не имелось.

В ходе операции предстояло пролететь через половину СССР, но Пауэрс, по его собственным воспоминаниям, был успокоен словами полковника Шелтона, готовившего его к полету. Шелтон напомнил, что советские перехватчики на такую высоту не поднимаются, зенитно-ракетные комплексы также не рассчитаны на поражение подобных целей, а значит, нет причины для волнений.

Планируемый маршрут полета Пауэрса с обозначением места на карте, где разведывательный самолет U-2 был уничтожен средствами ПВО

Установлено, что Пауэрс имел задание по окончании своего полета совершить посадку на военно-авиационной базе в Будё в Норвегии, которая и ранее использовалась разведывательным подразделением «10–10».

Высота полета составляла 20 000 метров, а маршрут полета был проложен через Сталинабад (Душанбе) – Аральское море – Челябинск – Свердловск (Екатеринбург) – Киров – Архангельск – Кандалакша и Мурманск. Полет должен был продолжаться около 9 часов, а протяженность маршрута 3800 миль, из них 2900 миль над территорией СССР.

На следствии Пауэрс по этому поводу дал показания, что, если бы не хватило горючего, чтобы лететь на Мурманск по намеченному пути, предполагалось, что он мог, не долетая до города Кандалакши, повернуть влево и лететь через Финляндию на Норвегию, на аэродром Будё.

Инструкции, данные Пауэрсу, предусматривали также возможность в случае необходимости произвести посадку на аэродроме в Финляндии или Швеции. В ходе допросов Пауэрс по этому поводу объяснил, что он мог произвести посадку на аэродроме Соданкюля (Финляндия). Он также пояснил, что его начальник, полковник Шелтон, предупредил, что этот аэродром плохой и им можно воспользоваться только в случае крайней необходимости, однако это все-таки лучше, чем садиться где-либо на советской территории.

Пауэрс пишет, что 1 мая 1960 года в полет его провожал полковник Шелтон:

«– Хотите взять серебряный доллар? – спросил Шелтон.

До сих пор я не хотел. Но этот полет особый. И я не совсем был уверен в самолете.

– Если что-нибудь случится, – еще раньше спросил я офицера разведки, – могу я использовать иглу в качестве оружия?

Он не видел причин, почему бы этого не сделать. Один укол – и смерть наступит почти мгновенно. Как оружие игла должна быть весьма эффективна.

– Ок, – ответил я.

Шелтон бросил мне серебряный доллар, и я сунул его вкарман летного костюма.

Хотя с тех пор прошло более, чем достаточно времени, я до сих пор не понимаю, почему в тот раз я решил взять этот доллар. Может быть, то было предчувствие?»

1 мая 1960 года в 5 часов 20 минут утра Пауэрс поднялся вкабину самолета, но приказ о вылете задерживался.

Наконец появился полковник Шелтон и объяснил причину задержки: ждали разрешения Белого дома. Как утверждает Пауэрс, такое случилось впервые. Обычно о санкции президента сообщалось задолго до полета. Пауэрсу предстояло лететь без радиосвязи с землей, поэтому в воздухе для навигации можно было рассчитывать только на секстант. Однако, поскольку все расчеты делались исходя из времени вылета в 6 часов утра, секстант становился бесполезным. Пауэрс был уверен, что полет отменят, как вдруг в 6 час. 20 мин. поступил сигнал: «взлет разрешен». Пилот сразу же запустил двигатель и взлетел.

Ф. Г. Пауэрс в высотно-компенсирующем костюме и гермошлеме на фоне самолета U-2

Пауэрс придерживался курса и вел самолет в соответствии с маршрутом. Важные для командования объекты были отмечены на его карте красным карандашом. Пролетая над ними, он нажимал на рычаг, включавший специальное разведывательное оборудование – фотокамеру, разработанную компанией Perkin-Elmer. Она была способна с высоты в 20 с лишним километров снять полосу шириной 150 километров и длиной в 300 километров, причем на снимке были различимы объекты размером меньше метра.

О том, как был уничтожен самолет U-2, пилотируемый Пауэрсом, он написал в своей книге «Операция "Перелет"»:

«После поворота мне нужно было записать время, высоту, скорость, температуру выхлопных газов и показания приборов о работе двигателя. Я записывал все это, когда внезапно всамолет что-то глухо ударило, его резко рвануло вперед и огромная вспышка осветила кабину и небо. Время настигло нас.

Отброшенный на сиденье, я сказал: "Боже мой, вот оно". Казалось, что оранжевое пламя пылает уже несколько минут, хотя в действительности прошло, вероятно, всего лишь несколько секунд. И все же у меня было достаточно времени, чтобы понять, что взрыв произошел не в самолете, а судя по толчку, по-видимому, где-то позади него.

Инстинктивно левой рукой я схватил дроссель и, держа руку на штурвале, проверил показания приборов. Все показания были в норме. Двигатель работал нормально. Правое крыло начало опускаться. Я повернул штурвал, и оно выпрямилось. Прекрасно. Теперь начал медленно опускаться нос самолета. Нужная в данном случае корректировка – это оттянуть штурвал. Я тянул, но нос продолжал опускаться. Либо оборвалась тяга, либо отвалился хвост самолета. И тут я понял, что самолет потерял управление.

Когда нос опускался, самолет бешено затрясло. Я решил, что оба крыла отвалились. То, что осталось от самолета, вошло в штопор в перевернутом виде – нос к небу, хвост вниз, к земле. Все, что я мог видеть, – это голубое небо и штопор, штопор. Я включил аварийную систему подачи кислорода. Несколько раньше – в то время я этого не почувствовал – мой костюм надулся, это означало падение давления в кабине. Теперь костюм сжимал меня; сила тяжести толкала меня вперед – от сиденья к носу.

Открыв предохранительные щитки, я дотронулся до тумблеров подрывного механизма, подержал над ними руки, затем передумал, решил сначала посмотреть, смогу ли я воспользоваться катапультируемым сиденьем. В нормальных условиях для катапультирования остается только узкий просвет. А если бы я использовал катапульту сейчас, когда меня бросило вперед, металлические направляющие фонаря отрезали бы мне обе ноги. Я попытался поджать ноги, но не смог. Таща обеими руками одну ногу, я изловчился поставить пятку вскобу сиденья. Затем я сделал то же самое с другой ногой. Но тело мое все еще оставалось за пределами сиденья, и я не мог снова сесть. Посмотрев вверх на направляющие фонаря, я понял, что, если катапультируюсь в этом положении, обе ноги будут отрезаны примерно на три дюйма выше колен.

«Рабочее место» пилота самолета U-2

Я не хотел лишиться ног, но, если это был единственный способ выбраться из самолета…

До сих пор я не чувствовал страха… Теперь я понял, что нахожусь на грани паники. "Возьми себя в руки и подумай". Эти слова вспомнились мне. Один мой приятель рассказал, что, встретившись с трудностями при попытке покинуть самолет, он заставил себя прекратить бесполезные усилия и подумать, как выпутаться из этого затруднительного положения. Я пытался думать и внезапно понял: катапультируемое сиденье не единственный способ оставить самолет. Я мог вылезти из него! Ухватившись за это решение, я забыл про другое.

Подтянувшись, но не очень далеко, потому что меня бросило не только вперед, но и вверх и лишь ремень сиденья удерживал меня внизу, я освободил фонарь. Он улетел.

Самолет все еще был в штопоре. Я взглянул на альтиметр. Он показывал меньше 34 тыс. футов. Самолет быстро терял высоту. Опять я подумал включить тумблер подрывного механизма, но решил прежде отстегнуться от сиденья. 70 секунд – это не так уж много.

Немедленно центробежная сила наполовину вытолкнула меня из самолета; при таком быстром движении я ударился о зеркало заднего обзора и обломил его. Я видел, как оно отлетело в сторону.

Это было последнее, что я видел, так как почти сразу мой лицевой щиток покрылся инеем. Что-то удерживало меня привязанным к самолету. Я не мог понять, что именно. Вдруг я вспомнил о кислородных шлангах: я забыл отъединить их.

Самолет все еще находился в штопоре. Я пытался залезть обратно в кабину, чтобы включить тумблеры подрывного механизма, но не смог: перегрузка была слишком велика. Наклонившись, я пытался нащупать тумблеры. Я знал, что они рядом, самое большое в шести дюймах от моей левой руки, но не смог просунут руку под козырек, чтобы добраться до них. Ничего не видя, я не имел представления, как быстро я падал, как был близок к земле…

Я подумал: нужно спасаться. Судорожно двигая ногами и извиваясь, я, должно быть, оборвал кислородные шланги, потому что внезапно оказался свободным – тело мое падало, плыло совершенно свободно. Это было приятное, веселое ощущение. Помню, мне пришло в голову тогда, что это даже лучше, чем купаться в бассейне.

По всей вероятности, я был в состоянии шока.

Падая, я подумал, что нужно дернуть вытяжную веревку парашюта, но тут резкий рывок подбросил меня вверх. Парашют раскрылся автоматически».

Не менее драматические события происходили на земле.

Сразу после пересечения границы СССР самолет Пауэрса заметили советские радиолокационные системы, установленные в Южном Таджикистане. Доложили командованию. Поступил приказ – сбивать нарушителя. Новейшие системы ПВО еще не успели до конца испытать, и потому на перехват отправили истребители МиГ-19 и Су-9.

1 мая 1960 года заместитель командира эскадрильи капитан Борис Айвазян и летчик старший лейтенант Сергей Сафронов на самолетах МиГ-19 несли боевое дежурство на военном аэродроме Большое Савино под Пермью.

В 7 часов 3 минуты они по сигналу боевой тревоги взлетели для выполнения боевого задания по перехвату самолета-шпиона.

В связи с подъемом в воздух истребителей-перехватчиков МиГ-19 и необходимостью расчистить небо от другой авиации, находившей в воздухе, по решению руководства страны был дан сигнал «Ковер». По нему все самолеты и вертолеты, не задействованные в операции по уничтожению нарушителя, должны были приземлиться на ближайшие аэродромы. Это должно было позволить радиолокационным станциям надежнее вести цель. Через 32 минуты после взлета самолеты МиГ-19, пилотируемые капитаном Айвазяном и старшим лейтенантом Сафроновым, приземлились в аэропорту Кольцово в Свердловске.

О дальнейших событиях капитан Борис Айвазян вспоминает: «В Свердловске самолеты срочно начали заправлять горючим. Быстрее наполнили баки истребителя Сергея. Как ведущий, я пересел в его машину в готовности взлететь по приказу на перехват противника. Однако взлет задержали на 1 час 8 минут. Позже выяснилось, что тогда была еще предпринята попытка сбить американского шпиона тараном нашего самолета. Этим самолетом случайно оказался высотный перехватчик Су-9, который капитан Игорь Ментюков перегонял с завода в часть. Машина эта была совершеннее МиГа-19, а главное – практический потолок у нее до 20 тысяч метров[3]. По потолку он вполне мог достать Локхид U-2, но к бою она не была готова, на борту отсутствовало вооружение, а летчик был без высотно-компенсирующего костюма, без которого он не мог безопасно катапультироваться после тарана. На командном пункте, видимо, точно определили высоту самолёта-незнакомца и поняли – достать его мог только Су-9. Ментюкову и поручили перехватить U-2 на подходе к Свердловску. По включенной рации я слышал переговоры между КП и летчиком. «Задача – уничтожить цель, таранить, – прозвучал голос штурмана наведения. Секунды молчания, а потом: – Приказал "Дракон" (фронтовой позывной генерала Евгения Савицкого тогда знал каждый летчик). Не знаю, звонил ли сам Савицкий или приказ подкрепили его именем, но я понял: летчик обречен, он шел на верную смерть. Таранить на такой высоте без высотно-компенсирующего костюма, без кислородной маски. У него не было бы никаких шансов спастись. Видимо, иного выхода у командования на тот момент не было. Капитан Игорь Ментюков уже шел на таран американского самолета, когда заработали ракетные зенитчики. Пилот едва успел выйти из зоны огня. Он не смог справиться с поставленной задачей. Как на скорости 2 тысячи км/час протаранишь с такими перегрузками?»

Капитан Игорь Ментюков в беседе с журналистом рассказывал: «Таран всегда опасен, а в моем положении – верная гибель. Вся загвоздка в том, что к боевому вылету я не готовился. Взлетел без ракет, а авиационных пушек на Су-9 нет. К тому же на мне не было и высотно-компенсирующего костюма, гермошлема. Во время перегонки самолетов это нам не требовалось. На высоте 20000–21000 метров меня в случае катапультирования разорвало бы, как воздушный шарик, на кусочки…

Истребитель второго поколения МиГ-19. Первый советский серийный сверхзвуковой истребитель

Всепогодный истребитель-перехватчик Су-9. Государственные испытания самолета начались в конце 1959 года и продолжались до весны 1960 года. До конца 1960-х годов Су-9 оставался самым скоростным и высотным боевым самолетом в СССР

Иду в направлении Челябинска минут 17, а на связь никто не выходит. Подумал уже, направили и забыли. Но тут в наушниках раздалось: "Как меня слышите?" "Нормально", – отвечаю. "Следуйте этим курсом". Чуть позже: "Топливо выработал в баках?" Говорю: "Нет еще". Однако тут же последовала команда: "Бросай баки: пойдешь на таран". Сбросил баки. Команда: "Форсаж". Включил форсаж, развернул самолет на 120 градусов и разогнал его до скорости M=1,9, а может, до М=2,0. Меня начали выводить на 20-километровую высоту.

Прошло несколько минут, сообщают: "До цели 25 километров". Включил прицел, а экран в помехах[4]. Вот незадача. После старта работал нормально, а тут… Говорю: "Прицел забит помехами, применяю визуальное обнаружение". Но и здесь сложности. У U-2 скорость 750–780 км/час, а у меня – две с лишним. Словом, не вижу цели, хоть убей. Когда до цели осталось километров 12, мне сообщили, что она начала разворот. Уже потом узнал – в этот момент она пропадает на экране РЛС. Делаю разворот за самолетом-нарушителем. Мне сообщают, что я обгоняю цель на расстоянии 8 километров, проскакиваю ее. Генерал Вовк кричит мне: "Выключай форсаж: сбавляй скорость!" "Нельзя выключать", – я тоже вскипел, поняв, что на КП не знали, как использовать и наводить Су-9. "Выключай, это приказ", – передал еще раз генерал. Чертыхнулся и выключил. И тут новый приказ: "Уходи из зоны, по вам работают!"

Кричу: "Вижу". В воздухе к тому времени появились сполохи взрывов, одна вспышка чуть впереди по курсу, вторая справа. Работали зенитные ракетчики…

Разворачиваюсь, ухожу из зоны огня, а затем спрашиваю о местонахождении цели. Мне с КП: "Цель сзади". Предпринимаю новый разворот, но чувствую, что падаю. Шел ведь без форсажа, не заметил, как скорость понизилась до 300 км/ час. Свалился на 15 тысяч метров. А с КП снова поступает команда: "Включай форсаж". Зло опять взяло, кричу: "Надо знать, как ина каких скоростях он включается". Разогнал самолет до 450 километров, пробую включить форсаж, хотя он включается при 550 километрах. В это время загорается лампочка аварийный остаток топлива. Становится ясно – наведение сорвалось. Дают указание – тяните до Кольцова».

Когда у капитана Ментюкова на самолете СУ-9 начало заканчиваться горючее, на перехват поднялись МиГи-19 капитана Айвазяна и старшего лейтенанта Сафронова.

Ведущим в паре был капитан Айвазян, ведомым – старший лейтенант Сафронов.

Одновременно самолет U-2 начали атаковать зенитно-ракетные войска, расположенные вокруг Свердловска.

На вооружение ПВО незадолго до этого поступили новые зенитные комплексы класса «земля – воздух» ЗРК С-75, которые были способны поражать цели на высотах, используемых разведывательными самолетами U-2.

О существовании у СССР этого зенитного комплекса на момент полета Пауэрса американцам известно не было[5].

Первая же выпущенная зенитчиками по самолету-нарушителю ракета ЗРК С-75 настигла цель, попав в заднюю часть самолета.

Зенитно-ракетный комплекс (ЗРК) С-75

Но командир, возглавлявший боевой расчет 2-го дивизиона 57-й зенитной ракетной бригады, промедлил с докладом. В связи с этим перед летчиками-истребителями Борисом Айвазяном и Сергеем Сафроновым стояла прежняя задача – при обнаружении атаковать противника. Даже после уничтожения американского самолета-разведчика на КП полка, а также на КП армии ПВО считали, что он по-прежнему продолжает полет. В зенитном ракетном дивизионе, которым командовал майор В. Шугаев, восприняли появившуюся отметку от истребителей МиГ-19 как вражескую цель, которая снизилась до 11 тысяч метров. Доложили на КП, оттуда пришло распоряжение на открытие огня.

Для поражения цели было выпущено еще несколько ракет зенитно-ракетных комплексов (ЗРК) С-75.

Самолет старшего лейтенанта Сафронова был подбит и упал в 10 километрах от аэродрома. После поражения самолета Сергею Сафронову удалось катапультироваться, но, спускаясь на парашюте, он погиб от полученных ранений.

Место поражения средствами ПВО самолета U-2, а также самолета МиГ-19, пилотируемого старшим лейтенантом Сафроновым

Всего в тот день было выпущено семь ракет. Первая из них лишила самолет-нарушитель U-2 хвостового оперения, врезультате чего тот стал, кувыркаясь, падать с 20-километровой высоты. Когда неуправляемый самолет достиг высоты 10 километров, он вошел в зону поражения другого ракетного дивизиона. Был получен приказ обстрелять U-2 еще раз – требовалась гарантия в поражении. Здесь самолет-шпион настигли еще три ракеты. Остальные три ракеты были выпущены по самолетам-истребителям МиГ-19.

В это время на очередном вираже капитан Айвазян передал старшему лейтенанту Сафонову команду о том, что если за две-три минуты вражеский самолет не будет обнаружен, то необходимо идти на посадку.

Однако старший лейтенант Сафронов не отозвался, связь с «ведомым» оборвалась. «Ведущий» пары капитан Айвазян увидел в небе необычное облачко, однако ничего не заподозрил и резко спикировал вниз, тем самым сумев вывести свой самолет из зоны действия ПВО.

Борис Айвазян впоследствии вспоминал: «Нас подвели вплотную к району падения самолета-шпиона, и мы вошли врадиус действия дивизиона ПВО Шугаева. С этого времени мы стали восприниматься как цель, ведь зенитчики считали, что все наши самолеты по команде "Ковер" находятся на аэродромах. Кроме этого, не сработал ответчик "свой-чужой", так как коды были не сменены. Нам дали команду: "Немедленная посадка, заправка и взлет". Я дал команду Сергею: "Оттягивайся, будем садиться по прямой". Опять команда: "Снижайтесь". Я отвечаю, что снижаемся. Вторая команда такая лихорадочная, что я уже на интуитивном уровне среагировал: перевернулся вертикально вниз до 2 километров и с большой перегрузкой вывел самолет из пике только на метрах трехстах. Это меня и спасло. А вообще мы должны были услышать другую команду: "Стена". Это значит – входишь в зону поражения ракетного комплекса. Тогда действуешь более энергично. Я не могу сказать, видел ли Сафронов выпущенную по нему ракету, но слышал, как он ответил на приказ: "Снижайтесь" – "Снижаюсь"… В какой-то мере помог опыт, но больше – случайность. Необычное облачко вселило тревогу, однако не предположение о том, что загорелся самолёт Сергея. Не было для этого причин. От чего он может загореться? А резко спикировал потому, что привычка сказалась. Во время учебных полетов месяцев шесть выполнял роль "цели", меня перехватывали товарищи по полку. Чаще просили подольше подержаться на высоте. Садиться порой приходилось почти с пустыми баками, все время увеличивая угол падения. В тот раз я так и решил приземлиться, применив наработанный прием. "Захватить", видимо, ракетчикам было меня трудно – резкое пикирование есть резкое пикирование».

Обломки самолета старшего лейтенанта Сафронова упали в районе города Дегтярска в 40 километрах от Свердловска.

Старший лейтенант Сергей Сафронов погиб при исполнении боевого задания

Командующий истребительной авиацией ПВО СССР генерал Евгений Савицкий (фронтовой позывной «Дракон»)

Со слов сотрудника местной милиции Николая Гималаева, бывшего на месте падения, в 30–50 метрах от обломков самолета в кресле с нераскрытым парашютом находилось мертвое тело летчика. Вскоре прилетел вертолет. Из него вышли генерал-майор, два полковника и семь солдат. Солдаты переложили тело летчика на носилки и загрузили в вертолет[6].

Лейтенант Борис Базаров вспоминал, что он проходил службу в дивизионе, которым командовал майор Воронов: «Дежурное звено вылетело, но у них потолок 12–14 километров, сзадачей: вдруг Пауэрс будет где-то маневрировать, и в этот момент, естественно, его можно, как говорится, уничтожить. Но самое главное, что с командного пункта центрального (у нас здесь непосредственно) маршал Савицкий приказал начальнику авиации 4-й отдельной армии все силы приложить, чтобы уничтожить только авиацией. Вы понимаете, шла борьба, кто самый главный в родах войск. Но когда он поднял пару МиГ-19, он не доложил на командный пункт нашего полка, что поднято два МиГ-19 на перехват… U-2 Пауэрса хорошо читается на радарах. Ракетчики прицеливаются. Стрелять готовятся сразу несколько дивизионов. Внезапно изображение на мониторах путает все карты. За все время операции о поднятых в небо МиГах им так ине сообщат… Так сказали, что приказ цель уничтожить, поскольку неоднократно с командного пункта доложили: своих самолетов нет. И что интересно: когда на планшете идет цель, понятно, что одна, и вдруг ни с того ни с сего появилась вторая цель почти на такой же высоте. Уже две цели… "Товарищ лейтенант, боевая тревога!" Думаю: "В такой праздник боевая тревога? Ничего не перепутал? Может, учебно-боевая?" – "Нет, боевая". И вот, понимаете, такое состояние, думаю: "Война, не война. Если цель – противник до Свердловска, а как же там впереди Москва? То есть напряжение было, конечно, нервное… Игорю Ментюкову на Су-9 не удается добраться до Пауэрса из-за несовершенных систем наведения. Он никак не может обнаружить самолет противника. Но приказ идти на таран надо выполнять… С-75 "Двина" теперь стоит в музее ПВО. Давно снята с вооружения, но в 1960-м система еще почти никому в полку не знакома. Оборудование установили всего несколько месяцев назад. Уральские ракетчики еще ни разу не стреляли, тем более в условиях боевой тревоги. По направлению к целям из дивизиона Воронова смогла взлететь только третья по счету ракета… Он растерялся сам, опыта-то нет, и снова звонит, то есть докладывает: "Прошу еще раз уточнить". Но когда он замешкался, это только его неопытность, самолет уже пошел на разворот в обратную сторону, на Челябинск, то есть он задачу свою выполнил, пошел на разворот, чтобы уйти. И уже на развороте, как говорится, поджилки тряслись – самолет уходит, а задачу он не выполняет. Дает команду "Пуск"… Однако в эти минуты стрельбу ведут несколько дивизионов. Цели на планшете у ракетчиков сразу четыре – два МиГа, Су-9 и самолет-шпион. И все идентифицируются как враги… Он очень маленький. Здесь движется так развертка, а отметки о цели – это будут небольшие точки. Вот наземный радиозапросчик, который позволяет определить цель, свой или чужой. То есть отсюда посылается сигнал, а там есть приемник. Если сигналы совпадают, то возле цели появляется дужка. Если этой дужки нет, цель – противник. Но так как экран очень маленький, а цели находятся рядом, если будет два ответчика, то все эти отметки сольются в одну и будет одно пятно… Для тарана Ментюкову на Су-9 нужно обойти самолет противника, сделать разворот. Но вдруг он получает приказ садиться. Уже на аэродроме узнает: самолет-шпион сбит. Иностранный разведчик остается жив. Однако в то утро был сбит МиГ старшего лейтенанта Сергея Сафронова. Это станет известно только спустя десятилетия. Второму МиГу удалось увернуться от ракет».

Стартовый расчет ЗРК С-75 состоял из четырех человек – командира, водителя ТЗМ и двух номеров

Первыми советскими людьми, кому довелось пообщаться с Пауэрсом, были жители близлежащей деревни Поварня.

Как вспоминает Пауэрс, «один из мужчин погасил мой парашют, а другой помог мне встать на ноги. Вскоре к ним подошли двое приехавшие на машине. Мне помогли снять парашютные ремни и шлем. У меня болела голова и в ушах после быстрого спуска звенело… Не зная русского языка, я не понимал, что они спрашивают, и не мог ответить. Настроены они, по-видимому, были доброжелательно и вместе с тем проявляли любопытство… Поскольку я продолжал молчать, недоумение окружающих, как я заметил, стало переходить в подозрительность. Двое мужчин – один слева, другой справа – отвели меня к машине. Один из сопровождающих заметил пистолет, пристегнутый поверх летного костюма, забрал его. Я не пытался помешать ему. К тому времени вокруг меня собралось больше пятидесяти человек. Машина была небольшая. Погрузив парашют и мешок со снаряжением в багажник, сопровождающие знаком предложили мне сесть рядом с шофером. Человек, взявший пистолет, протиснулся справа от меня…»

Местные жители дали Пауэрсу воду и сигареты («…они выглядели заботливыми и любопытными»).

Впоследствии в ходе судебного заседания на вопрос председательствующего об обстоятельствах его задержания Пауэрс ответит: «Я хочу выразить свою благодарность за помощь, которая была оказана мне всеми этими людьми в тот день. Это первая возможность поблагодарить их, которая мне представилась. И я рад сделать это».

Жителями деревни Пауэрс был доставлен в местное отделение милиции, и в тот же день его отвезли в Свердловск, а затем, в сопровождении сотрудников КГБ, он на самолете был отправлен в Москву, на Лубянку.