Читать книгу Восточный фронт адмирала Колчака - С. В. Волков, Группа авторов - Страница 3

Крушение Поволжского фронта не было неожиданностью для уфимского командования, и потому там не наблюдалось какой-либо растерянности. Опасность для Уфы раньше была со стороны Мен-зелинска и устья Белой, так как красные после занятия Казани устремились частью сил на Ижевско-Воткинское направление, а частью по нижней Каме, принудив нашу речную флотилию зайти в реку Белую. Теперь эта опасность увеличивалась.

Нужно сказать, что в Уфимском районе с самого начала восстания на Волге настроение вообще было тверже, чем в Самаре, так как помимо городского населения, давшего значительное число добровольцев, отозвалась и часть сельского татарского населения, а также часть населения Урала.

Уфа, после освобождения, своими добровольческими частями самостоятельно выполнила задачу по очистке района от большевиков и довольно успешно боролась с появившимися на севере отрядами. Единственно, что не удалось Уфе, это отрезать отступление красных из Оренбургского района под начальством Блюхера, который провел отряд около 2000 человек недалеко от Уфы и выбрался после на Кунгур.

В Уфе был объявлен тоже призыв по мобилизации и формировался корпус. Формирование задерживалось недостатком снабжения и к моменту оставления Самары не могло быть закончено; «корпус» не представлял корпуса, а был лишь его скелетом; все же это было удачнее формирований в районе Самары именно потому, что население относилось сочувственно к борьбе с большевиками.

К моменту отхода из Самары и Симбирска Уфимская группа имела задачей обеспечение Уфимского района с севера, со стороны устья Белой, и не могла выделить сил для помощи на Симбирском или Самарском направлениях. На направлении Уфа – Бугульма – Симбирск находился Каппель³ с самарскими и симбирскими частями, к которым присоединились позже через Чистополь с большими трудностями и казанские. Чехи с Симбирского направления были скоро выведены. На направлении Уфа – Самара были чехи и начавший формироваться батальон Учредительного собрания с конным дивизионом; они должны были задерживать красных у Бугуруслана.

После оставления нами Казани открывалось направление на Оренбург, который сразу не мог выдвинуть значительных сил для обеспечения себя со стороны Самары. Я настоял на посылке сызранских частей, кроме Оренбургского казачьего полка. Частям, отступавшим к Оренбургу, приказано было задерживать красных у Бузулука, но они скоро отошли несколько дальше; Оренбург остался не связанным железной дорогой с Уфой, и вообще связь с ним была затруднительна.

Значение удержания нами Уфы для Оренбурга было очевидным, а потому в Уфимский район Дутов⁴ направил оренбургские казачьи части, принявшие затем участие во всех боях за Уфу. Будь эти части в Самаре, Самарский район не был бы оставлен так быстро. Уральские казаки оказались как бы изолированными в своей борьбе и кое-как начали налаживать снабжение из Омска. Сибирская армия⁵ в это время вела активные бои севернее Екатеринбурга, который считался надежно обеспеченным.

Что делалось в глубокой Сибири в отношении формирований, какие задачи поставило новое правительство в создании силы, в какой срок, как выполняются задачи – нам было неизвестно. Знали только о мобилизации. Пополняли ли мобилизованные действовавшие отряды или формировались какие-то новые, точно было неизвестно; знали, что в Челябинске генерал Ханжин⁶ формировал корпус из двух дивизий и двух кадровых бригад. Летом имелись сведения, что формирование к осени будет закончено, а несколько позже, что формирование задерживается недостатком одежды и вооружения.

В смысле политики и после избрания Директории Уфа не ушла от нее совершенно; Комитет Учредительного собрания из Самары перебрался в Уфу, а затем в Екатеринбург; в Уфе остался «Совет управляющих ведомствами территории Учредительного собрания» с уполномоченным правительства Знаменским во главе. Комитет действовал как местная краевая власть с широкими правами. Из Екатеринбурга члены Учредительного собрания скоро были насильно удалены и часть из них с Черновым во главе привезена чехами в Уфу-

Вскоре после оставления Самары и прибытия в Уфу штаба Поволжской группы⁷, переименованного в штаб Самарской группы, командующим этой группой был назначен генерал Войцеховский⁸, работавший до этого времени на Екатеринбургском направлении, а генерал Чечек⁹ уехал во Владивосток. Начальником 1-й Чешской дивизии должен был быть полковник Швец, но он застрелился в Бе-либее. Ясных причин не установлено, но самоубийство можно приписать развалу чехов, а 1-го полка в частности, так как полковник Швец тяжело переносил перемену настроений, сильно отразившихся и на взаимоотношениях. Начальником 1-й Чешской дивизии был назначен полковник Воженилек, работавший под Самарой на Николаевском направлении. Назначение генерала Войцеховского в Уфу безусловно сыграло большую роль в смысле выигрыша времени; оборона затянулась.

Надо сказать, что к этому времени чешский арьергард у Бугуруслана чуть ли не впервые получил удар от большевиков, которые устроили неожиданное нападение на них в вагонах, очевидно плохо охраняемых. Арьергард бросил вагоны и с потерями, спешно, частью по железной дороге, а частью кружными путями отошел почти к Белибею; стоило много труда заставить остановиться их у станции Абдулино и не обнажать совершенно направления. Чехи к этому времени почти требовали немедленного отступления и, когда им приказали сосредоточиться у Белибея, не желали свертывать от главной магистрали к городу Белибею. Даже такой отличный полк, как 1-й, и тот был в брожении, и только после смерти полковника Швеца, произведшей большое впечатление, вопрос о сосредоточении как будто разрешился благоприятно.

Уход в это время чехов поставил бы в скверное положение группу Каппеля, действовавшую севернее в районе Бугульма – река И к. Сменить же чехов было нечем, так как здесь из русских частей была только часть батальона Учредительного собрания да Самарский конный дивизион под начальством члена Комитета Учредительного собрания Фортунатова¹⁰. Сыровой¹¹ от Челябинска или, вернее, начальник штаба генерал Дитерихс¹² обещал присылку новых уральских частей в первых числах декабря. Нужно было удержать на фронте чешские части хотя бы до 1 декабря.

Генерал Чечек уже до некоторой степени потерял влияние на своих людей и не смог объединить все силы в этом районе, совершенно различные по природе. А кроме того, и политическая обстановка была весьма сложной. Генерал Войцеховский был начальником штаба 1-й Чешской дивизии еще в 1917 году; был затем командиром 3-го полка и командующим Екатеринбургской группой войск в месяцы первых наших успехов. Под его руководством было организовано выступление в Челябинске и освобожден Троицкий район. Он пользовался большой популярностью среди чехов и, получив назначение, добился переброски из-под Екатеринбурга в Уфу батальона и конной батареи. Кроме того, было обещано подчинение ему 1-го Польского полка под начальством опытного командира полковника Румша.

Сразу же по прибытии генерал Войцеховский поставил совершенно определенно вопрос об участии чехов в действиях против большевиков до 1 декабря; начальнику дивизии и всем прибывающим чешским командирам полков объявлялась предстоящая задача – о сосредоточении в Белибее с целью маневра – как дело решенное, которое никто изменить не может. И даже те командиры, которые пытались представить свое мнение о невозможности активных действий при существующем настроении, замолкали и уходили к себе, чтобы готовиться. Все это в отношении чешских частей. В остальном нужна была работа – использовать все, что возможно, для обороны.

Задача для уфимского командования была совершенно ясной: удерживать Уфу возможно дольше, чтобы дать возможность Уралу закончить работы по формированию и сосредоточить новые части в зависимости от обстановки. Удерживать активно, ибо оборона в Гражданской войне – гибель. Потеря Уфы была весьма чувствительной, особенно для Оренбургского района; решено держаться упорно, но все же местные власти были предупреждены о необходимости эвакуации всего нужного к половине декабря.

Генерал Войцеховский был встречен в Уфе русскими сначала не особенно доверчиво, но скоро все знали, что в порученном ему деле он действительный, предусмотрительный хозяин, не упустит случая для удара по большевикам и не позволит никому вмешиваться в военное дело. Хозяйственную сторону, вопросы снабжения, он поручил начальнику штаба, а сам занялся вопросами оперативными. Учет сил, обстановку на фронте во всех деталях, вопросы связи и прочее он знал хорошо; малейшие изменения докладывались ему днем и ночью немедленно; использование всяких возможностей для ударов, использование личных свойств разнородных войск и их начальников не требовало каких-либо докладов подчиненных. В свое время получалось письменное или словесное личное распоряжение, всегда совершенно определенное. Были жалобы войск лишь на постановку задач, часто трудных, иногда непосильных.

В смысле увеличения сил он не стал на ту точку зрения, которая была в тылу, в Челябинске и Омске. Там говорили о формировании батальона Учредительного собрания, русско-чешского полка и конного дивизиона под начальством члена Учредительного собрания, эсера Б. К. Фортунатова, как о чем-то преступном, направленном во вред делу. Там довольно презрительно отозвались о Народной армии, несмотря на работу на Волге Каппеля; там признавали за единственную силу, способную что-либо сделать, новые дивизии, формируемые в тылу, под защитой Народной армии.

Фронт требовал использования всего, что брало винтовку, независимо от партийной окраски; сформированные в тылу части были еще где-то далеко, и мы в них по опыту не так верили, как в создававшие. Там не было командного состава, требуемого особыми условиями Гражданской войны. И Войцеховским было дано разрешение на формирование русско-чешского полка, так как это обещало приток добровольцев. Все части были одинаково ценными и ценимыми. В отношении гражданской власти (Совета управляющих ведомствами из членов бывшего Комуча и представителя чешского Национального Совета) генерал Войцеховский поставил себя совершенно независимо; никто из подчиненной ему группы не имеет права распоряжаться без него, без его разрешения; он же исполняет лишь приказы главнокомандующего фронтом.

Весь октябрь после оставления Самары прошел в мелких боях; в первых числах ноября группа полковника Каппеля была оттеснена красными за реку И к и вела бои на линии примерно Белибея. Полковник Каппель задерживался, переходя в короткие контрудары, но противник был сильнее его. К этому времени красные части уже действовали в новых соединениях – дивизиях.

В распоряжение полковника Каппеля был послан только что сформированный 1-й Польский полк, прибывший броневик англичан и, сколько помнится, небольшая часть оренбургских казаков. Чехи сосредоточились в Белибее, имея авангард впереди у Абдулина. Немедленно по сосредоточении чехов было решено нанести удар красным, наступавшим от Бугульмы, с одновременными действиями вдоль Бугульминской железной дороги и от Белибея.

В десятых числах ноября генерал Войцеховский оставил часть своих сил в распоряжении начальника 1-й Чешской дивизии для обеспечения Самарского направления у Абдулина, а сам взял непосредственное руководство маневренной группой из семи чешских батальонов в районе Белибея. Маневр должен быть таков: полковник Каппель активно обороняется в центре на железной дороге и выделяет часть своих сил для удара в левый фланг красных с обходом их с севера. Сам генерал Войцеховский сосредоточивал чешские части в гористой местности (Верхне-Троицкий завод близ Белибея) и бил частью сил прямо в правый фланг красных, а частью сил выходил им в тыл в направлении на Бугульму. Маневр блестяще удался. Продолжался он дня четыре (все действия между 13 и 10 ноября). Красные втянулись в ловушку, ничего не зная об угрозе с юга со стороны Белибея; обойденные на обоих флангах, после упорных боев в центре, бежали, бросая пулеметы, и выбрались в сторону Бугульмы лишь благодаря условиям местности и тому, что район маневра для наших сил оказался слишком велик. Много позже мне пришлось читать разбор этого маневра в Красном военном журнале; неудача объяснялась превосходством сил белых. На самом деле это было не так. Чешские части в последний раз дрались отлично; ударному батальону в одной из деревень ночью пришлось пустить в ход ручные гранаты. Все распоряжения выполнялись точно и хорошо.

После большого успеха требовалось доконать противника – гнать его и не давать устроиться в Бугульме. Но тут-то чехи и заявили, что они согласились на наступательную операцию, выполнили ее добросовестно, а в дальнейшие действия ввязываться не желают и просят сменить их. В последние дни боев настали резкие холода, и некоторые чешские части начали страдать от холода, так как были легко одеты. Пришлось отказаться от использования в полной мере успеха боя. По опыту прежних боев нам было известно, что красные, оставленные в покое, залечат свои раны недели в две, и значит, около 1 декабря надо ожидать нового наступления. Чехи после этой операции были не защитники фронта, и поэтому началась отправка эшелонов в тыл по очереди, установленной генералом Войцеховским.

Чехи уходили, а новых сил не было. Уральцы (6-я дивизия¹³) еще не приходили; их обещали к 1 декабря, но они запаздывали. Приходилось оставить Самарское направление на конный дивизион Фортунатова, батальон Учредительного собрания и посылать только что сформировавшийся в несколько рот русско-чешский полк. В начале декабря начали прибывать новые уральские части – два полка 6-й Уральской дивизии. Увы, это не была дивизия, это была только часть ее, и притом, по нашей оценке, малобоеспособная; офицерский состав, начиная от командиров полков, был призван по мобилизации и имел все грехи мобилизованных, и главный из них – осторожность в обращении с мобилизованными солдатами, несмотря на строгие уставы. Эта осторожность сказалась и в подготовленности.

Кроме того, условия Гражданской войны в это время года требовали особых приемов для успеха. Выпал глубокий снег, начались морозы, бои стали сводиться к боям за жилье, и успех имел тот, кто был подвижнее и настойчивее. Люди прибыли без валенок, что совсем не позволяло выжидать противника. Кажется, один из полков этой дивизии был сначала послан в Бирск, так как противник угрожал Уфе с севера через этот пункт, а другой пошел на смену чехам в район Белибея, позже оба полка соединились. Чехи ушли. На фронте остались лишь русские части, английский броневик, польский полк и так называемый русско-чешский полк, в сущности русский, так как в нем были только офицеры чехи.

В первых числах декабря красные, оправившись после операции в ноябре, стали настойчиво нажимать как на Бирск, так и на Бугульминское направление. На Самарском направлении тоже началось оживление. Нужно иметь в виду, что во второй половине ноября красные снова захватили Ижевский завод и имели возможность надавить на Уфу с севера особенно сильно. Этот нажим был чувствителен особенно, так как при успехе принуждал бросать и Бугульминское, и Самарское направления.

В ноябре и декабре в районе Бирска и севернее шли ожесточенные бои с переменным успехом, кончившиеся перед оставлением Уфы занятием красными Бирска. Декабрь месяц для групп, действовавших на Бугульминском и Самарском направлениях, был временем ежедневных боев за деревни, которые часто переходили из рук в руки. На Самарском направлении молодые уральские части не выдержали хорошо экзамена, и здесь пришлось опираться на прежние части – учредиловцев и русско-чешский полк, которые были слабы по численности.

Полковнику Каппелю пришлось смотреть и на юг; в первой половине декабря он два раза бил красных маневром; один раз, когда красные заняли Белибей, он оставил на своем участке часть сил и в жестокие морозы ударил польским полком на красных. Они бежали и дали некоторое время передышки на этом направлении. Выбив красных из Белибея, ему пришлось проделывать такой же маневр на север, так как оставленные им на участке части подались назад. Так шли бои в первой половине декабря, когда в тылу переваривались последствия Омского переворота в пользу адмирала Колчака; когда новая власть окончательно разделывалась с учредилов-цами, а те частью уходили в подполье, частью же начинали сговоры с большевиками.

Переворот в Омске был полной неожиданностью в Уфе; там в это время находился прибывший на несколько дней член Директории и Верховный главнокомандующий генерал Болдырев¹⁴. Как уже раньше упоминалось, части Народной армии, дравшиеся на Волге, отнеслись к избранию правительства «всея России» равнодушно. До переворота Директория ни в чем не проявила своей работы и судьба ее мало кого интересовала. В отношении армии деятельность новой власти проявилась только в некоторых производствах и во введении ношения погон. Между прочим, в Уфе было много против этой меры – даже генерал Войцеховский. Недостатки новой власти за ежедневной фронтовой работой не обсуждались. Поэтому на фронте просто удивились в первые дни перевороту. Даже ярые противники эсеров говорили: «Нашли время!» Помнится даже разговор по телеграфу с только что произведенным в генералы Каппелем, тот на сообщенную новость сказал что-то вроде, «что все это хорошо, но лучше бы прислали что-нибудь из тыла на фронт. А тут в своей среде еще могут быть недоразумения».

Для нас, находившихся в Уфе, первый вопрос был: надо не допустить на фронте никакой агитации, надо удержать все части на фронте. В этих целях генерал Войцеховский заявил Совету управляющих ведомствами требование не посылать никаких воззваний и не отдавать никаких приказаний помимо него. Не исполнившие будут арестовываться независимо от того, кто будет отдавать приказания. Кажется, был издан приказ. Совет управляющих ведомствами как бы подчинился этим требованиям, но пытался, конечно, разъяснить войскам «Учредительного собрания» происшедшее в своем духе. Кроме того, чехи в это время еще не ушли и была попытка произвести нажим через чехов, то есть представителя Национального Совета доктора Влассака. Попытка не увенчалась успехом, так как генералом Войцеховским было заявлено, что он исполняет указания только главнокомандующего, а чешские войска, пока они в районе Уфы, только командующего группой.

Вскоре появилось знаменитое обращение Омска ко всем, всем через головы даже старших начальников об аресте учредиловцев, где бы они ни оказались. Это приказание в Уфе войскам передано не было – как вносившее раздор, а также не было сразу и исполнено. Ни Директории, ни учредиловцев никто не жалел, но боялись осложнений на фронте. В то же время из Омска получались запросы, что делают войска «Учредительного собрания», особенно Б.К. Фортунатов с конницей. Отвечали, что они на фронте продолжают нести боевую работу и никаких попыток уйти с фронта не имеют. Не верили и переспрашивали, ибо в Омске, по-видимому, об этом раздувались невероятные сведения.

Между тем положение, конечно, было ненормальным. Появилась новая власть, поддержанная большинством русских войск, требовавшая немедленного устранения всяких враждебных группировок; такая группировка была и в Уфе. Она не имела силы и авторитета, но все же считала себя краевой властью, не складывала оружия и взывала. В Уфе находились чехи; генерал Войцеховский был на службе чехов и просил указаний Сырового. Тот заявил о невмешательстве и их не давал, очевидно под влиянием Национального Совета. В конце концов, не получая указаний, генерал Войцеховский, кажется, заявил, что просит освободить его от чешской службы с тем, чтобы получить возможность действовать иначе. Все это разрешилось прибытием из Челябинска эшелона 41-го Уральского полка со специальной миссией арестовать всех членов Учредительного собрания, бывших в Уфе. Те, предупрежденные кем-то об опасности, большею частью скрылись. Охрана Комуча поискам не противодействовала, чехи тоже. Часть членов Учредительного собрания укрыли чехи. Так кончилась эта борьба явно, но началась тайная работа эсеров против адмирала Колчака.

Мы не отдавали, по-моему, полного отчета в последствиях происходящего – не думалось, что ушедшие и даже скрывшиеся эсеры начнут взрывать новую власть. В то же время мы видели, что новой власти будет трудно работать в среде разных сепаратистских стремлений: через Уфу проходили телеграммы оренбургские. Из них мы видели, что атаман Семенов¹⁵ имеет что-то против адмирала Колчака и не желает подчиняться. Атаман Дутов убеждал его не вносить рознь.

В середине декабря, после ежедневных боев, наш фронт медленно приближался к Уфе. Мы считали, что не позже 20 декабря придется оставить Уфу. Тут имела значение и угроза с севера, а также ежедневные постепенные отходы. Решено было дать еще один бой красным с переходом в наступление, а затем действовать в зависимости от результатов. Для выполнения этого решения собрали все, что могли. К этому времени в Уфу прибыл 47-й полк 12-й Уральской дивизии¹⁶, которая должна была позже прибыть на фронт вся. В Уфе находилась только что прибывшая французская батарея из колониальных войск. Стояли жестокие морозы; прибывшие люди 47-го полка были без теплых вещей, а французы мерзли, несмотря на шубы, теплую обувь и теплые шапки.

Операция эта была разыграна у Чишмы и не увенчалась успехом; наступление противника было несколько задержано, но чувствительного удара нанести не удалось. 47-й Уральский полк понес значительные потери обмороженными, так как, участвуя в бою первый раз, довольно долго лежал на снегу. Обвиняли Каппеля, что тот неправильно его использовал, но, вернее, виновата была неподготовленность командного состава к боям зимой. Позже в составе дивизии этот полк научился драться зимой и неоднократно заставлял красных мерзнуть на снегу под своим огнем. Французы не принесли никакой пользы, так как артиллерии вообще-то было достаточно, а в этих боях она не могла быть использована, так как в эти дни стояла морозная мгла. Каппель скоро просил освободить его от этой артиллерии, так как она требовала больших забот о ней, а пользы не приносила.

После нерешительных результатов этой операции было решено: задерживать противника насколько возможно и подготовиться к обороне фронта уже за Уфой приблизительно на линии ст. Иглино. Для обеспечения Оренбурга с севера в район Табынска отправлялась часть оренбургских казаков. На севере из района Бирска войска должны были отходить частью на восток в район Байки, частью на юго-восток, для обеспечения правого фланга войск, назначенных в район Иглина. В последних числах декабря Уфа был оставлена.

Оборона участка за Уфой была возложена на остатки 6-й Уральской дивизии, прибывшие два полка 12-й дивизии и 41-й полк 11-й дивизии¹⁷, под начальством командующего 12-й Уральской дивизией полковника Бангерского¹⁸. Правый фланг обеспечивался отрядом Молчанова¹⁹, выделенного от Бирска. Части генерала Каппеля должны были пройти в тыл для укомплектования; вслед за ними должен быть отправлен к своему Уфимскому корпусу отряд Молчанова. Дальнейшее продвижение противника на Урале от Уфы должны были сдерживать мобилизованные уральские части и оренбургские казаки.

Ко времени оставления Уфы сказалась организация нового военного центра в Омске. Адмирал Колчак принял верховное командование. Из войск, действовавших на Уфимском направлении, была образована Западная армия²⁰ с генералом Ханжиным во главе. В армию входили 2-й Уфимский корпус²¹, 3-й²² и 6-й²³ Уральские корпуса, около двух бригад оренбургских казаков. Правда, что в это время корпуса были корпусами только по названию; корпусами они стали более-менее только к весне, и, кроме того, они не были еще сосредоточены в своем районе. Части генерала Каппеля командование Западной армией хотело сначала свести в полк, но затем после длинных разговоров решено было их развернуть тоже в корпус.

Здесь следует отметить, что, несмотря на 7 месяцев героической борьбы на фронте частей генерала Каппеля, в Челябинске у нового командования, создавшего под прикрытием их свои полки, было какое-то странное к ним отношение. Заслуги их почти не ценились, а говорилось, что их надо подтянуть; офицеров, работавших в Самаре, почему-то считали эсерами; как будто лучше было бы, если бы в Самаре никто не выступал на борьбу или сразу бы заспорили о приемлемости той или иной власти. Все это потому, что новые уральские формирования, до выхода их на фронт, внешне производили хорошее, даже блестящее впечатление, походя на старую армию. Позже пришлось воспользоваться частями того же генерала Каппеля, «учре-диловцами», для приведения в порядок некоторых из этих челябинских формирований.

На участке за Уфой сначала были только один 41-й полк 11-й Уральской дивизии, два полка 12-й Уральской дивизии 6-го корпуса и два полка 6-й Уральской дивизии 3-го корпуса. Временно приказано было объединить все части командиру 6-го Уральского корпуса. Правый фланг по-прежнему обеспечивался отрядами Молчанова из состава 2-го Уфимского корпуса. Генерал Войцеховский получил отпуск, штаб Самарской группы расформировался; мне предложено было быть начальником штаба 6-го корпуса.

Оставление Уфы имело большое значение для Оренбурга, который открывался для действий с севера через Стерлитамак. В смысле дальнейших действий в тылу у нас был Урал с трудными проходами через него зимой и, значит, как будто удобный для обороны; но для успеха обороны вообще, а в Гражданскую войну в особенности, нужен больше всего хороший дух в войсках и активность. Дух у мобилизованных был не крепок; надо было укрепить его. Для активности местные условия были не совсем благоприятны.

Потеря Уфы на общем нашем Восточном фронте была вознаграждена взятием Сибирской армией Перми с громадным количеством запасов и пленных. Большой успех как бы покрывал неудачу; Сибирская армия ликовала. Забывалось, что надо бить врага в наиболее чувствительном для него месте. Осень и часть зимы 1918 года в Уфе вспоминается теперь как время нашей дружной работы всех войсковых частей, независимо от их партийной окраски, по удержанию фронта. Большая заслуга в этом принадлежит генералу Войцеховскому. Уфа продержалась гораздо дольше, чем мы ожидали в октябре по обстановке и у нас, и у противника.