Читать книгу Страна вечного лета - Ханну Райаниеми - Страница 4

Когда Рэйчел вернулась в комнату, майор Аллен вспыхнул, резко отвернулся и поставил маленькую аптечку и бутылку спиртного на стол рядом с разряженным дуэльным пистолетом Кулагина.

– Майор, не могли бы вы оставить нас ненадолго и позаботиться о том, чтобы нас никто не беспокоил? – спросила Рэйчел.

Майор пораженно уставился на нее, но быстро отвернулся.

– Это неподобающе! – заявил он. – Особенно после спектакля, который вы там устроили. Я вызову машину, миссис Мур. Уже поздно.

Рэйчел вздохнула. Даже если теоретически она и могла бы заставить себя попытаться соблазнить Кулагина, с такими-то мокрыми растрепанными волосами, в практичном нижнем белье и толстом банном халате длиной почти до пят из нее вряд ли выйдет Мата Хари.

– Майор, неподобающе воображать всякие непристойности. Оставить порядочного мужчину и замужнюю женщину на час наедине? Уверена, на службе ее величеству вы совершали и менее благовидные поступки.

– Умоляю, – сказал по-русски Кулагин с болезненной улыбкой. – Я пытаюсь не расхохотаться над этим олухом, но мне больно.

Рэйчел улыбнулась в ответ. Надо было напоить русского гораздо раньше. Она рассчитывала произвести на Кулагина впечатление своим профессионализмом, в то время как куда успешней была бы противоположная стратегия.

– Что он сказал? – спросил майор.

– Яков Михайлович благодарит вас за помощь и молчание, – сказала Рэйчел. – Давайте же, майор, здесь все профессионалы. Я только осмотрю его раны, и мы продолжим допрос. Ничего неподобающего. – Она понизила голос: – Если вам от этого полегчает, можете оставить мне свой травмат.

– Ну ладно, – расправил плечи майор. – Но в случае чего я доложу о любых грязных делишках.

Он вытащил маленький револьвер с четырьмя резиновыми пулями. Нелетальное оружие, которое иногда использовали в Секретной службе. Рэйчел стреляла из него несколько раз, но только на тренировках. Отдача у него была чудовищная.

Рэйчел сунула травмат в карман и прищурилась.

– Спасибо. Естественно, ваш долг включить в отчет все подробности. Как и мой. А в моем рапорте может появиться запись о том, что вы не остановили мистера Кулагина, когда он оскорбил молодого человека из высшего общества и набросился на него. Но вместо этого я могла бы подчеркнуть, что вы появились слишком поздно, чтобы это остановить, и немедленно вызвали меня. Интересно, что именно прочтет в отчете Вэ-Вэ?

Аллен пригладил усы.

– Доброй ночи вам обоим, – наконец произнес он.

С прямой, как палка, спиной он покинул номер. Как только дверь закрылась, Кулагин расхохотался.

* * *

Опустившись перед Кулагиным почти на колени, Рэйчел промыла его рану спиртом.

– Я вас недооценил, миссис Мур, – сказал по-английски Кулагин. – Вы смелы и честолюбивы. Теперь я это вижу. Вам, вероятно, непросто в этой стране, тем более в спецслужбе, в окружении мальчиков из Итона, которые… как это сказать?.. Предпочитают иметь друг друга в зад.

Она прижала намоченную в спирте салфетку к ране. Кулагин зажмурился.

– Не нужно грубить, Яков Михайлович.

– Грубость – черта нашей профессии, кругом дерьмо, мухи и секс, и не позволяйте жополюбам уверять вас, что это не так! В Советском Союзе вам было бы проще, миссис Мур. Там все мы товарищи, мужчины и женщины, варимся в одном дерьме. Но здесь все сложнее.

– Мне нравятся сложности. Иначе зачем мне латать хамоватого русского, который хотел подставить себя под пулю?

– Ха! – Кулагин поднял руку. – Я не пытался подставиться под пулю. – Он ощупал пальцами рану, и они покрылись тонкой пленкой крови. – Мне хотелось почувствовать себя живым!

– Долго вы не проживете, если не дадите мне как следует промыть рану, – сурово заявила Рэйчел.

Теперь она плеснула спирт прямо на рану, и Кулагин содрогнулся всем телом.

– Какая напрасная трата ресурсов, – сказал он. – Давайте лучше вместе выпьем. За мужчин и женщин, и за живых.

– Нет, Яков Михайлович, вместе пить мы не будем.

– Что?!

Лицо Кулагина побагровело от ярости. Он попытался встать.

Рэйчел схватила его за плечи и толкнула вниз. Он плюхнулся обратно на диван, не в силах сопротивляться удивлению и силе тяжести. Рэйчел вряд ли сдвинула бы с места громадную тушу борца без их помощи.

– У нас был договор, – напомнила Рэйчел. – В обмен на ценную для разведки информацию мы снабдим вас новыми документами, жильем и средствами на жизнь или, если предпочитаете, Билетом на безболезненное перемещение в Страну вечного лета. Что вам неясно?

– Я скучал, – рявкнул он. – Тот идиот-юнец меня оскорбил. Я ответил. К нашей сделке это не имеет отношения.

– Как раз таки имеет. Сделку вы заключили с нами, а не с нашими коллегами с Той стороны. Вот почему вам еще не выдали Билет. Если бы вас застрелили, вы были бы для нас потеряны, и, как любой безбилетный призрак, через день угасли бы. Вы этого хотели? Или вы так уверены в своей меткости?

Она поднялась, налила Кулагину бренди из бара и протянула ему стакан. Его рука так сильно дрожала, что часть янтарной жидкости выплеснулась на колени. Оставшееся Кулагин проглотил залпом.

– Видите? – сказала Рэйчел. – Не представляю, каким образом вы рассчитывали в него попасть.

Кулагин разразился похожим на лай смехом.

– Попасть, промахнуться – какая разница? Нужно просто быть настоящим мужиком.

Рэйчел вернулась к бару и снова наполнила его стакан, потом достала из аптечки иглу и хирургическую нитку.

– Так, а теперь не шевелитесь. Будет больно.

Она свела белые складки его кожи вместе и начала зашивать рану. Прежде чем пойти на службу в Зимнее управление, она работала медсестрой, и пальцы помнили нужные движения. Кулагин поморщился и снова выпил.

– Жестокая вы женщина, миссис Мур, – проговорил он между глотками.

– Как скажете, Яков Михайлович. – Рэйчел сделала последний стежок, подтянула нить и обрезала ее крохотными ножничками из аптечки. Потом она отложила медикаменты в сторону и открыла ящик стола.

Записывающее оборудование размещалось в фальшивом ящике, установленном прежде, чем в номере поселился Кулагин, – старомодный магнитофон в тяжелом металлическом корпусе. У них имелось и более современное оборудование с кристаллами Целльнера, напрямую передающее информацию дозорным-призракам, но интендант не разрешал использовать его в операциях, о которых не следовало знать Летнему управлению.

Рэйчел отщелкнула крышку и вытащила ленту. Потом села в кожаное кресло напротив Кулагина, положила руки на колени и твердо посмотрела на него.

– Теперь здесь только мы двое, Яков Михайлович, – сказала она. – Никаких заметок и записей, никаких призраков. Только два живых человека, кровь и бренди.

Кулагин больше не выглядел пьяным. Темные глаза горели холодным огнем.

– Вы нас проверяли, – сказала Рэйчел, – хотели понять, насколько сильно мы хотим получить то, что вы можете предложить. Но вы зашли слишком далеко. Начальство собирается посадить вас на корабль и отправить в Америку. Вы этого хотите? Мы способны защитить вас от бывших коллег куда лучше, чем янки, и вы это знаете. Вот почему вы первым делом обратились к нам. Я могу вам помочь, Яков Михайлович, но только если вы поможете мне.

Кулагин подался вперед, упершись руками в колени.

– Думаете, я здесь из страха, миссис Мур? Испугался, что большой и грозный НКВД шлепнет меня, если схватит? Думаю, прежде чем начать разговор, нам стоит узнать друг друга получше. Гораздо лучше.

Ну здрасте. Рэйчел закатила глаза.

– Я замужняя женщина, Яков Михайлович.

– Ага! Вы подумали о сексе! И снова недопонимание. Секс – это инструмент. В нашей ленинской школе есть загородная секция, там мужчины и женщины учатся пользоваться этим инструментом. Но к пониманию он не приводит. А я хочу вас понять, миссис Мур. Чтобы рассказывать секреты, которые нас всю жизнь учили хранить, нужно доверие. С обеих сторон.

Кулагин медленно поднялся и налил еще бренди, теперь в два стакана, один он протянул Рэйчел.

– Я же сказала, что не буду с вами пить.

– Малая цена за мои секреты, вам так не кажется? Вот что я предлагаю. Мы выпьем. Я задам вопросы. Не о вашей стране, а о вас. Вы ответите. Если я сочту ответы стоящими, то кое-что расскажу взамен. Что скажете?

Еще одна проверка. Неужели Кулагин и впрямь считает ее новичком, который раскроет себя и даст ему преимущество?

Она с осторожностью приняла стакан.

– Ха! Значит, решено, – сказал Кулагин.

Они чокнулись и выпили. От крепкого бренди Рэйчел закашлялась. Оно обожгло желудок.

Кулагин снова сел.

– Скажите, миссис Мур, что заставляет вас чувствовать себя живой? Что придает жизни смысл?

Она нахмурилась, обхватив стакан обеими руками.

– Служба, наверное. Служить чему-то большему, чем я сама. Защищать других. Приносить пользу.

– Чувствовать себя нужной?

– Возможно.

– А ваш муж, он понимает эти ваши потребности?

Рэйчел поколебалась.

– Он понимает, что такое долг.

– А что такое в вашей стране долг жены?

Рэйчел прикусила щеку.

– Давайте продолжим игру, прошу вас, – настаивал Кулагин. – Долг жены – это…

– Любить мужа. Преданно его поддерживать. Рожать детей.

– У вас есть дети, миссис Мур?

– Нет.

Слова выскользнули слишком легко. Само собой, она проработала легенду прикрытия – бывшая школьная учительница, поступившая в разведку благодаря связям мужа. Почему она не придумала миссис Мур детей, хоть целый выводок?

Русский с любопытством ее разглядывал.

– Жаль. Многим дети придают жизни смысл. Падающие звездочки. Как это называли ваши великие мыслители Хинтон и Тэйт? Состоящее из света четвертое измерение, ана, откуда происходят души, падают в наш грубый материальный мир и пускают в нем корни. Кое-то считает, что дети некоторое время хранят этот свет, а потом он гаснет, и они превращаются в нас. А мы ищем наш свет повсюду. Где ваш?

– Я же вам сказала. У меня нет детей. Моя задача – беречь чужих.

– Не знаю, верю ли я вам, миссис Мур.

Рэйчел задумалась. Кулагин – профессионал. Он почует плохо состряпанную легенду. Единственный выход – добавить каплю правды.

– У меня был ребенок, Яков Михайлович, – медленно произнесла она. – Он умер.

– Очень жаль это слышать. Вы разговариваете с ним по эктофону?

– Нет. Он не родился.

– Вот оно что. Лучше так, чем уйти в другую жизнь сиротой.

Рэйчел не ответила. Кулагин тоже помолчал. Потом кивнул сам себе, встал, плеснул обоим еще бренди из бара и опять сел.

– В России было много сирот после революции. Мы называем их bezprizorniki. Они охотились на крыс и другую мелкую живность. Интересные создания. Такие невинные и такие жестокие. В какой-то степени все мы похожи на них, мальчиков и девочек, чья мечта о мире без родителей сбылась. Нет никаких правил, нужно только разрушить прежний мир и построить на его месте новый. Нет ничего помимо нашей собственной воли. Это великолепно. Даже смерть стала инструментом для создания нового советского человека. Однажды я сидел в петроградском кафе и подписывал десятки смертных приговоров, придумывая разные способы, чтобы выбрать имена. Буквы из алфавита. Имена одноклассников. А затем просто вытаскивал листки в случайном порядке. Меня прервал поэт, настоящий поэт, не чета сегодняшнему юнцу, и обвинил в тирании. Я застрелил его из револьвера.

Кулагин стиснул толстые пальцы. Лицо озарилось зловещим удовольствием. И Рэйчел порадовалась травмату в кармане.

– Позже я об этом пожалел. Его стихи были хороши. Наверное, потому я и не пристрелил сегодня юного Шоу-Асквита. Даже дрянные поэты прикасаются к чему-то, что нам неподвластно, с нашими-то играми и ложью. В том кафе никто не смел меня прерывать. Понимаете? Не было никого, кто мог бы меня судить. Ни матери. Ни морали. Ни Бога. Пока в двадцать пятом году мы не создали Его.

По телу Рэйчел пробежал холодок. Вопреки всем усилиям, разведка очень мало знала об источнике мощнейшего интеллекта, который руководил экономикой Советского Союза с точностью машины и безжалостно раскрывал всех внедренных в ОГПУ агентов.

– Богостроители, – сказала Рэйчел.

– Красин, Термен, Малевич и Богданов, эти идиоты, – продолжил Кулагин. – Ха! Они решили, что советским людям нужен Бог, и сделали электрического. И теперь повсюду у нас стоят мавзолеи – его глаза, присматривающие за всем вокруг. Он даже более строгий отец, чем был когда-то царь. А когда мы умираем, то становимся Им. Такая награда мне и причиталась. Я слишком хорошо служил нашему блистательному Отцу. Комитет по бессмертию приказал мне вернуться домой и пройти Процедуру Термена, чтобы слить мою жалкую душу с душой Владимира Ильича Ленина. Величайшая честь.

Кулагин вздохнул.

– И что мне было делать, миссис Мур? Я предпочел стать беспризорником, сиротой без отца и матери. И вот я здесь.

Рэйчел уставилась на него. Она представила, как перестает быть собой и вливается в советский супермозг, будто капля дождя в темный океан. Она поежилась.

– И к чему тогда эти взрывы ярости и игры? – спросила она. – Почему вы не сказали моему начальству то же самое? Зачем рисковать погибнуть на дуэли, не имея Билета?

– Хотел посмотреть, сумеете ли вы меня уберечь. И стало очевидно, что нет. Просто кучка школьников. Я решил дать Шоу-Асквиту себя убить и покончить с этим. Думал, это будет… как бы это выразиться? Поэтическое правосудие. Ох, не удивляйтесь вы так. Я знаю, что вы говорите о смерти без Билета. Лишь немногие возвращаются, чтобы поговорить с семьей или возлюбленными, и даже они быстро угасают. Думаю, вы слишком скоро поверили вашим возрожденцам. А если Билет вынуждает души блуждать? Предпочитаю сам увидеть, куда уведет меня смерть. Если там есть земля без родителей, я ее найду.

– Тогда почему вы еще здесь? – спросила Рэйчел.

Лучше его развеселить. Он явно безумен. Она пожалела, что отослала Аллена. Она медленно опустила руку в карман халата и нащупала травмат.

– А вы, миссис Мур, встали на пути между мной и пулей. И потому я хочу сделать вам подарок перед уходом. Но я должен быть уверен.

Кулагин поднялся, поставил стакан и подошел к Рэйчел, нависнув над ней. С черными стежками на боку и бледными сосками его грудь и живот выглядели как порнографическое лицо с кривобокой ухмылкой. Рэйчел схватила травмат, но ствол застрял в уголке кармана.

Кулагин ударил ее. Перед глазами заплясали черные точки. Он схватил ее за правое запястье и вывернул руку. От жуткой боли в локте она выронила оружие.

Руки Кулагина сомкнулись на ее шее, сдавливая трахею.

– Как-то раз в Ташкенте я задушил женщину, – сказал он. – Она вцепилась в мои руки и боролась до самого конца. У нее ведь был ребенок, вот в чем дело.

Рэйчел схватила его запястья и попыталась разжать пальцы, но у русского была железная хватка. Горло у нее горело.

– Я хочу знать, за что вы сражаетесь на самом деле, миссис Мур.

Рэйчел попыталась что-то сказать, выплюнуть слова. Ее пальцы проехались по боку Кулагина. По нити и неровным стежкам.

– Так за что? Расскажите.

Он ослабил хватку, так что Рэйчел сумела судорожно вдохнуть.

– За свободу, сволочь, – сказала Рэйчел.

Он снова надавил сильнее. Поле зрения заполонили черные точки.

– За чью свободу?

Ее пальцы нащупали узелок на нитке.

– Свою.

Как только слово сорвалось с ее губ, она со всей силы дернула. Нить впилась ей в пальцы и оторвала Кулагину лоскут кожи. Капли крови брызнули Рэйчел в лицо, как сок из взорвавшейся сосиски.

Кулагин взвыл от боли. Рэйчел рванула вперед, врезав ему в живот плечом. Он отшатнулся, споткнулся о кофейный столик и рухнул на пол. Рэйчел потянулась за дуэльным пистолетом, но ее зрение заволокло черным туманом. Когда оно прояснилось, оружие было в руках Кулагина и нацелено на нее.

– Прекрасная работа, – сказал Кулагин.

Он засмеялся, привстав с пола и левой рукой зажимая рваную рану. Между пальцами стекала кровь.

– Ох, как же больно. Отличная работа!

Смех сменился приступом кашля. Рука Кулагина дрогнула, но прежде чем Рэйчел успела шевельнуться, к нему вернулась прежняя твердость.

– Прошу прощения за причиненные неудобства, но мне нужно было убедиться. Я способен отличить правду, когда ее слышу. Так что я сделаю вам подарок, миссис Мур, обоюдоострый подарок. В последние два года я вел агента по кличке Феликс, главу отдела в вашем Летнем управлении. Хороший парень, слегка наивный, верит в великую цель – больше меня, благословенная душа.

Рэйчел попыталась ответить, но горло словно сжали тиски.

– Вижу, вы мне не верите. Что ж, подробности вас убедят. Феликс – это Питер Блум.

– Блум, – просипела Рэйчел.

Она некоторое время служила с ним вместе, прежде чем он ушел в мир иной. Из младотурков, хотя и менее привлекательный, чем остальные – маленький и пухлый, со страстными глазами и чувственными губами. Тихий, вежливый, немного отстраненный. Конечно же, его повысили раньше ее, хотя она и имела на десять лет больше опыта.

Кулагин снова закашлялся. Он лежал в растекающейся бордовой луже.

– Дорогой Питер и был той курицей, несущей золотые яйца, за которую меня хотели наградить. Теперь он ваш.

Голова у Рэйчел пошла кругом. Как будто вместе с кровью Кулагина утекает и весь смысл окружающего мира.

– Даже если я вам поверю, – прошептала она, – что мне с этим делать?

– Вы меня не слушали, – ответил Кулагин. – Никто вам не скажет, что делать. Прощайте, миссис Мур.

И в один миг, как будто снова опрокидывает стакан с бренди, он сунул дуло пистолета в рот и спустил курок.

Выстрел прозвучал как пощечина, оглушил ее и ослепил. Когда зрение прояснилось, Рэйчел не могла заставить себя посмотреть на изуродованное лицо Кулагина.

Она вылетела из номера и захлопнула за собой дверь.

– Нужен… Нужен врач! – заорала она во всю глотку, вырывая слова из саднящего горла. – Позовите врача!

Потом она осела на пол. В голове пульсировало имя, алое, зловещее и невозможное, как кулагинская кровь на ковре.

Питер Блум.